Отец Жозеф и осада Ла-Рошели
Отец Жозеф и осада Ла-Рошели
При словах «осада Ла-Рошели» сразу же вспоминается Александр Дюма-отец. В самом деле, кто не помнит совет, благополучно разрешивших эпопею с подвесками, д’Артаньяна, Атоса, Портоса и Арамиса в бастионе Сен-Жерве? А происки коварного Ришелье? Но, как ни странно, почти никто не знает подробностей самой осады и степени участия в ней «серого преосвященства».
Между тем, история осады этого протестантского города не менее интересна, чем приключения четверки отважных мушкетеров: здесь были и предательство, и ненависть, и глупость, и интриги, и самопожертвование. При ближайшем рассмотрении герцог Бекингем предстает не галантным кавалером, а тщеславным и воинствующим глупцом, в свою очередь Ришелье — умелым администратором и полководцем. Подавляющее интеллектуальное преимущество Ришелье делает его чрезвычайно успешным политиком. Недаром на пушках, которые громят оплот гугенотов Ла-Рошель, выгравировано: «Правит сила разума».
Истоки конфликта теряются во тьме Варфоломеевской ночи, разделившей Францию на два непримиримых лагеря — католиков и протестантов. Началась эпоха долгих и кровопролитных религиозных войн, захвативших царствования Карла IX, Франциска III и Генриха III. Конец братоубийственной войне положил только Великий Беарнец — Генрих IV, который издал Нантский эдикт, согласно которому протестанты получали несколько городов на территории Франции и имели право содержать свои войска. После убийства короля религиозным фанатиком Равальяком хрупкое перемирие между религиозными партиями в одночасье рухнуло. Теперь кальвинисты стали «пятой колонной» в государстве, они получали поддержку от Испании и Англии, которые были заинтересованы в ослаблении Франции. Получилось, что протестантские религиозные общины образовали государство в государстве.
В начале 1611 г. в Сомюре собрались лидеры протестантов. На конференции главным был вопрос, что делать дальше? Партия «осторожных» во главе с любимцем Генриха IV — Дюплесси-Морнэ — считала, что необходимо признать новую власть и сотрудничать с королем. «Непримиримые» под руководством герцога Анри де Рогана выступали за прямой конфликт с государством.
В 1616 г. Беарн, маленькое королевство, населенное преимущественно протестантами, был провозглашен личным владением короля Людовика XIII и, таким образом, потерял свою независимость. Совет Беарна, состоящий сплошь из «непримиримых», отказался ратифицировать это решение. В 1620 г. Людовик вошел в Беарн с 20-тысячным войском, разогнал Совет, а на его месте создал парламент, состоящий сплошь из католиков. Протестанты посчитали это нарушением Нантского эдикта и начали военные действия. Вскоре запылал Лангедок, а потом восстала и Ла-Рошель.
В апреле 1621 г. Людовик XIII подошел к протестантским крепостям Сомюр и Ту ар, которые сдались без сопротивления. Армия двинулась дальше, город Сен-Жан д’Анжели оказал королевским войскам сопротивление, но через две недели был взят. За неповиновение король лишил город привилегий и приказал разрушить его стены. Вскоре Людовик подошел к Монтобану, который так же отказался открыть ворота. Началась осада, которая была прервана из-за эпидемии в королевской армии. Войска поспешно покинули окрестности города.
Вследствие этого Роган остался хозяином Лангедока. Он устроил свою штаб-квартиру в крепости Андюз, откуда управлял всем краем. Герцог Субиз, ближайший сподвижник Рогана, обосновался в Ла-Рошели — оплоте протестантов на атлантическом побережье, откуда протестантские отряды несколько раз совершали грабительские походы к городам Пуату. Такое положение вещей не устраивало короля Людовика. Королевская армия выбила протестантов из Гиени, захватив все принадлежавшие им города. У стен Монпелье «непримиримые» пошли на переговоры — согласно решению ассамблеи король обязал протестантов срыть все укрепления своих городов и даровал им амнистию.
Но мир, заключенный в Монпелье, оказался лишь передышкой. В 1624 г. Королевский совет, в который вошел новый первый министр Франции кардинал де Ришелье постановил захватить Кастр в Лангедоке и остров Рэ, находившийся на выходе из гавани Ла-Рошели.
Отряд герцога де Субиза, пытавшийся помешать королевским войскам под командованием Жана де Сен-Бонне, маркиза де Ту ар а высадиться на острове, был разбит наголову. 15 сентября 1625 г. французский гарнизон занял крепость Сен-Мартен-ля-Рэ, захватил острова Рэ и Олерон. Французскому флоту под командованием герцога Монморанси удалось захватить несколько кораблей протестантов, но герцог Субиз сумел бежать в Англию.
Англичане, уже давно поддерживавшие протестантов, решили открыто вмешаться в конфликт. Этому поспособствовал французский губернатор Гиени, герцог д’Эпернон, который захватил в Бордо британский торговый флот с годовым запасом кларета (красное полусладкое вино) на борту. В ответ разъяренный Карл I приказал арестовать все французские корабли, многие из которых были захвачены в Ла-Манше.
Англия вступает в войну. В начале 1627 г. Англия объявила себя защитницей французских протестантов. В марте началась подготовка экспедиции в Ла-Рошель, которую возглавил любимец короля Карла I — герцог Бекингем. Планировалось выбить французский гарнизон с островов Рэ и Олерон, деблокировать Ла-Рошель и захватить плацдарм на побережье Франции. Герцог Субиз принимал активнейшее участие в разработке операции.
27 июня 1627 г. армада из 15 кораблей и 50 транспортов покинула Портсмут и отправилась к Ла-Рошели. Главой экспедиции был назначен герцог Бекингем, в состав военной эскадры входили «Триумф»(флагман), «Рипалс», «Вэнгард», «Виктори», «Рейнбоу», «Уорспайт», «Нонсач», «Эспиранс», «Лайон» и шесть малых судов. На торговые судна было загружено 8000 солдат. Около Дюнкерка к отряду присоединилась голландская эскадра из 10 кораблей. По замыслу Бекингема, отряд должен был выгрузить войска в Ла-Рошели и проследовать в Бордо, где все еще стоял арестованный флот торговых судов, но этим планам не суждено было осуществиться. Мэр Ла-Рошели, Жан Гиттон, не дал англичанам высадить войска в городе, сообщив, что поддержит их только тогда, когда те возьмут Рэ и Олерон.
Утром, 20 июля 1627 г. флот Бекингема появился у острова Рэ. В цитадели Сен-Мартен-ля-Рэ занял оборону гарнизон из 1000 солдат и 12 орудий под командованием маркиза Туара. Солдаты были рассредоточены между двумя бастионами — собственно Сен-Мартен и Ля-Пре, последний еще не был готов к осаде, на нем велись строительные работы.
21 июля англичане обстреляли бастионы и высадили 2000 человек на восточной части острова, расположенной ближе всего к Ла-Рошели. Туара, обладавший слишком малыми силами, не смог предотвратить десант. Шесть дней кровопролитных боев заставили Туара сосредоточить оставшиеся войска (800 человек) в Сен-Мартене, отдав остальной остров противнику. В Ля-Пре заперся небольшой отряд французов из 30 человек. На один день стороны заключили перемирие, чтобы похоронить убитых, среди них был и родной брат Туара. Гарнизон на острове оказался блокированным как с суши, так и с моря, практически без провизии и боеприпасов. В отчаянной попытке получить помощь от короля французский генерал отправил вплавь через пролив трех добровольцев, которые должны были добраться до лагеря французской армии, подошедшей к Ла-Рошели, и сообщить о бедственном положении гарнизона. Доплыл лишь один, остальные были либо убиты, либо взяты в плен.
Старая гавань Ла-Рошели
Ришелье, извещенный о том, что Туара еще держится, срочно снарядил небольшой отряд из 15 пинасов с продовольствием, тринадцати из них 7 сентября удалось прорваться к бастиону с помощью высокого прилива. Англичане, совсем не ожидавшие таких действий, не смогли помещать французам. Тем временем осаждающие выгрузили пушки и установили батареи напротив Сен-Мартена. Большой ошибкой Бекингема стало то, что он вначале запретил своим подчиненным рыть траншеи, усмотрев в этом трусость, из-за чего от пуль французских солдат погибло много англичан.
12 сентября к герцогу прибыло подкрепление из Англии — 1500 ирландцев под командованием Ральфа Бинглея. В конце концов, решили снять с кораблей дополнительно 500 матросов и общими силами атаковать форт Ля-Пре, однако почему-то приказ был отменен. А ведь в этот момент в Ля-Пре находилось всего лишь 30 французских солдат. У англичан начались проблемы с продовольствием — из-за сезона штормов суда с припасами не могли выйти из портов.
7 октября французы решили еще раз послать подкрепление и провизию на остров. В этот раз англичане смогли перехватить их и захватить 10 мелких судов из 35. Ришелье и маршал Шомберг, прибывшие в расположение французской армии под Ла-Рошелью, понимали, что Туара вряд ли продержится до конца года, поэтому у них созрел хитрый план — перебросить с Олерона 6000 солдат и 300 кавалеристов при 6 пушках на остров Рэ и ударить по англичанам с тыла.
Узнавшие об этих планах британцы не на шутку испугались — на военном совете все требовали уйти обратно в Англию, объясняя это тем, что помощь из Портсмута и Амстердама так и не вышла. Утром, 6 ноября Бекингем решил предпринять генеральный штурм Сен-Мартена. 3000 солдат и 700 матросов пошли на приступ, у Туара было около 1200 человек, из которых 600 — ветераны осады. Солдаты герцога смело преодолели простреливаемое пространство и ринулись к стенам форта, держа в руках лестницы, но они оказались очень короткими. Растерявшиеся войска сгрудились около стен, расстреливаемые со всех сторон бойцами Туара. Потеряв около 500 человек, британцы побежали.
Ночью 8 ноября Шомберг с 3000 солдат высадился на севере острова Рэ. К своему величайшему удивлению он обнаружил, что англичане покидают остров и атаковал их отходящие части. Потери войск Бекингема составили, как писал Александр Дюма в «Трех мушкетерах», «более 2000 солдат, среди которых 5 подполковников, 3 полковника, 250 капитанов, 20 родовитых дворян, 4 мортиры и 60 флагов, которые были привезены в Париж Клодом де Сен-Симоном и с гордостью повешены в сводах собора Парижской Богоматери» (повешены были, конечно, флаги, а не англичане). Сообщая эти данные, великий романист был абсолютно точен.
Блокада. Военные действия между силами короля и Ла-Рошелью открылись в сентябре 1627 г. Месяц спустя к Ла-Рошели из Парижа со свежими войсками прибыл король. Вместе с ним приехал Ришелье, получивший чин «генерала армии короля при Ла-Рошели и в окружающих провинциях», облаченный в кардинальский пурпур, но в панцире и в шляпе с плюмажем, а за ним босиком пришел и отец Жозеф. Ла-Рошель была слишком хорошо укреплена, чтобы взять ее штурмом, и королевская армия, рассчитывая на долгую осаду, стала лагерем в окрестных солончаках.
Королевская армия — 30 тысяч человек при 48 орудиях под номинальным командованием брата короля Гастона Орлеанского (фактическое командование осуществлял герцог Ангулем-ский) — охватила Ла-Рошель плотным кольцом из 11 деревянных башен и 18 редутов. По плану королевского архитектора Метезо было решено отрезать Ла-Рошель от моря. Поперек гавани, вне досягаемости от городских орудий, начали строить полуторакилометровую дамбу из булыжников, скальной породы, старых кораблей. На дамбе на прикрепленных плавающих платформах стояли пушки. По плану дамба должна была иметь один небольшой, но хорошо защищенный вход, способный пропустить только малоразмерные суда. Для постройки дамбы было привлечено 4000 парижских рабочих, которым посулили большое вознаграждение. К январю сооружение было построено, и Ла-Рошель оказалась отрезанной от моря.
Отец разведки. Кардинал Ришелье был главным руководителем осады, а главная задача руководителя — умело подбирать кадры. Первый министр привлек к осаде маршалов Луи де Марийака, Бассомпьера, Шомберга. Ришелье требовал максимально эффективного управления войсками и вспомогательными отрядами, на места администраторов и квартирмейстеров он, пользуясь своей церковной властью, широко привлекал способных священнослужителей.
Яркий пример — отец Жозеф. Деятельность капуцина в течение долгих месяцев осады была обширной и многосторонней. Во-первых — и эта обязанность безусловно была ему ближе остальных — он отвечал за моральное, духовное, а в известной степени и за физическое состояние армии. В его распоряжении находился целый отряд капуцинов, которым он не оставлял ни одной праздной минуты. В войсках служились мессы, читались проповеди, принимались исповеди. Вместе с хирургами монахи устраивали госпитали и пеклись о нуждах больных и раненых. Они шли в самую гущу сражений, то работая санитарами, то напутствуя умирающих. Их храбрость и благочестие производили сильное впечатление. Проповеди таких людей охотно слушали даже солдаты. По мнению современников, результаты просто поражали: никто еще не видел и не слышал о такой благовоспитанной армии.
Но все же миссионерская работа в войсках составляла не самую главную из обязанностей отца Жозефа. Он оставался правой рукой кардинала. Приходилось обсуждать международные дела, требовавшие особой тонкости в период междоусобного конфликта, принимать решения, составлять депеши, противоборствовать придворным интригам, мирить ссорящихся вельмож. Спрос на бесконечную ловкость монаха в обращении со знатью никогда не ослабевал. Но такого рода делами он занимался еще с тех пор, как Ришелье пришел к власти. В Ла-Рошели он взял на себя — или получил — и новые обязанности. Так, он участвовал в военных советах и высказывал мнения по вопросам стратегии и тактики. Одаренный воображением и остроумием, он неизменно предлагал самые блестящие планы. Иногда их пытались осуществить, но часто плохая работа штабистов приводила к провалу.
Сведениями его снабжали главным образом шпионы во вражеском лагере, ведь и здесь, как и в Париже, монах возглавлял секретную службу Ришелье. Он наладил эффективнейшую разведывательную систему, с помощью которой он знал малейшие подробности жизни в осажденной крепости.
Впрочем, не только там. Католические монахи активно действовали на фронтах «тайной войны», причем отнюдь не все католические священнослужители состояли на тайной службе у святого престола. Совсем не обязательно. Многие из них прекрасно совмещали служение Богу и европейским политикам, как, например, отец Жозеф. Как писал один из итальянских дипломатов, «говорят, что когда кардинал Ришелье хочет провернуть какое-нибудь дельце (чтобы не сказать обман), он всегда использует людей благочестивых и набожных». Эти слова были сказаны итальянцем, когда он по служебным делам столкнулся с отцом Жозефом.
Надо сказать, у него, в отличие от светских лиц, которые могли оперировать лишь с трудом контролируемой дворянской вольницей, было преимущество в том, что монахи в силу специфики своего образа жизни были идеально дисциплинированны. Благодаря разветвленной сети монахов-капуцинов отец Жозеф фактически создал высококлассную профессиональную разведку в Европе. Монахи, действующие как разведчики, на самом деле позволяли ему иметь постоянную конфиденциальную информацию из различных конфликтных зон, при этом в тайне от других.
Кстати сказать, к услугам монахов-дипломатов прибегали на Западе уже давно, причем не только папы римские, но и светские государи. В частности, их направляли как послов и одновременно миссионеров в нехристианские страны. В XII веке папа и французский король Людовик IX Святой посылали свои миссии к монголам в надежде обратить их в христианство и заключить союз против мусульман. Монахов-дипломатов использовали во второй половине XV века правители Испании Фердинанд и Изабелла. Лишенные дворянских понятий о чести и воспитанные в духе смирения и повиновения, монахи, как кажется, обладали особой способностью проникать в души и убеждать.
Орден же капуцинов, как и орден иезуитов (но иезуиты, в отличие от капуцинов, не внушали кардиналу доверия, поскольку были слишком сильным независимым орденом, ориентировавшимся на главного врага Франции — Испанию), для того и создавался, чтобы вести борьбу с протестантизмом — прежде всего силой внушения, убеждения. Главным объектом их деятельности были сильные мира сего, облеченные властью.
Ришелье, конечно, хорошо знал об этих способностях монахов и, что важно, — он мог в полной мере надеяться на верность духовных лиц, тогда как дворяне, особенно знать, постоянно интриговали против него. Поэтому он весьма широко использовал представителей церкви на государственной службе. Епископам он даже поручал управление войсками. На дипломатическую службу привлекались и другие капуцины, не только отец Жозеф.
Собственную службу осведомителей Жозеф стал создавать еще задолго до того, как вообще зашла речь о его участии в политике. Целая сеть корреспондентов держала его в курсе событий во всех частях королевства (служба эта была настолько эффективной, что перед походом на Беарн он мог в точности описать королю, что творится во всех гугенотских цитаделях, и Францией он не ограничивался).
Непревзойденная осведомленность в международных делах, сделавшая его таким полезным для кардинала, была результатом той же частной разведывательной деятельности. Сбор всевозможной информации, предпочтительно по негласным и лишь ему доступным каналам, превратился у отца Жозефа в настоящую страсть.
На удовлетворение этой страсти уходила большая часть его времени и энергии; а может быть, перспектива удовлетворять ее полнее, чем когда-либо прежде, как раз и послужила для него одной из приманок при вступлении на путь политики.
«Праздное любопытство», как выразились бы теологи, входило, наверное, в число наживок, которыми воспользовался сатана, чтобы отдалить его от Бога. От алчности к чисто мирским сведениям отца Жозефа предостерегал не только его собственный наставник, но и все великие мистики средних веков и Нового времени. Все они твердили ему, что новости — одно из главных отвлечений, отлучающих сознание от реальности. Поэтому начинающему созерцателю необходимо самоотречение по отношению к любопытству точно так же, как по отношению ко всем прочим вожделениям или умственной распущенности. Отец Жозеф пренебрег единодушным советом всех мистиков — и это странно.
Чем он оправдывался в собственных глазах? Отчасти, безусловно, уверенностью в том, что сумеет отказаться от своей разведывательной деятельности. Отчасти, возможно, уверенностью (родившейся от сознания своих огромных дарований), что у него не меньшее призвание к политике, чем к проповеди и наставничеству. Много лет назад, когда Иезекили шагал по Франции, «уловляя души» для Бога, Тенеброзо-Кавернозо уже предчувствовал, что тоже сможет творить Божью волю, и готовился к еще неясным задачам, скрытно и методично собирая информацию. Теперь, при посредстве Ришелье, задача была определена — и оказалась хуже ада. Хуже ада, хотя и в согласии с Божьей волей; хуже ада, хотя у капуцина был настоящий дар не только к более светолюбивым формам политики, но и к тайному, закулисному делу шпионства и организации пятых колонн.
«В предприятиях Ришелье, — пишет Фанье, — измена почти всегда либо дополняла открытое применение силы, либо делала его излишним». И дальше он приводит ряд примеров того, как отец Жозеф в качестве главы секретной службы деньгами или почестями покупал то полезные сведения, то услугу, то прямую измену. И снова возникает вопрос, как же ему удавалось оправдаться в собственных глазах. «Францисканский монах, верный слуга церкви, спасительницы душ, он, пуская в ход все свои таланты, все приманки Люцифера, Маммоны и Велиала, заставлял своих братьев-христиан губить душу ложью, клятвопреступлением, предательством. Исполняя свой, как ему казалось, политический долг, он творил те самые дела сатаны, от которых отрекся, вступая в Церковь». Католических тайных агентов и изменников-гугенотов отец Жозеф принимал в своей штаб-квартире. Они являлись по ночам, незаметно проскальзывая сквозь стражу осажденных. Монах засиживался с ними заполночь, выслушивал донесения, давал инструкции. Наградив их и отпустив, он ложился спать. Еще до рассвета он поднимался и час или два простаивал на коленях в молитве. Было видно, что он изнурен и недоедает, но, невзирая на уговоры кардинала, отец Жозеф неуклонно следовал своим курсом.
Ла-Рошель побеждена. С продовольствием в городе становилось все хуже, люди медленно умирали с голоду. Лошади, кошки, собаки — все было убито и съедено; снизилось даже поголовье крыс. Из великолепной серебряной посуды старая герцогиня де Роган ела мышей и пила бульон, приготовленный из конской сбруи. Бедняки варили башмаки и кожаные шляпы. Но город, руководимый неукротимым мэром Жаном Гиттоном, не сдавался.
Через тайных агентов отец Жозеф подрывал боевой дух осажденных. Печатались, переправлялись в город и распространялись пропагандистские афиши. В них изобличалась тирания мэра и его пособников — тирания вдвойне отвратительная, ибо она, во-первых, нарушала старинную конституцию Ла-Рошели и, во-вторых, могла привести лишь к истощению королевского милосердия и страшным карам для всех обитателей города — как виновных, так и невинных. Другие листовки обвиняли богачей в спекуляции и припрятывании продовольствия. Пропаганда возымела действие. Было устроено несколько покушений. Нескольких человек, заподозренных в спекуляции, линчевала толпа, из города выбралось множество дезертиров в надежде на пищу, прощение и жизнь, в надежде тщетной — всех, кто попал в руки осаждающим, сразу же повесили.
Жан Гиттон решил выпустить из крепости женщин, стариков и детей, чтобы они не испытывали больше мук осады. Королевские войска не разрешили им покинуть кольцо окружения, поэтому они бродили между противоборствующими сторонами, побираясь и постепенно умирая от случайных пуль и голода.
12 марта 1628 г. была предпринята попытка сделать пролом в крепостной стене у ворот Порт-Мобек, через которые в осажденный город проходили лодки с солью. Пять тысяч человек были готовы после подрыва ринуться на штурм, но группа подрывников заблудилась в темноте и приступ был отложен. Это склонило Ришелье и маршалов к тому, что ла-рошельцам лучше «подохнуть с голода, а не от пуль».
В начале мая к городу подошел английский флот из более чем ста судов, но все его действия ограничились перестрелкой с батареями дамбы. Ничего не добившись англичане ушли домой. Протестанты возлагали большие надежды на новый флот, который готовил к выходу Бекингем, но 23 августа герцог был убит Джоном Фелтоном. Тем не менее,
28 сентября к Ла-Рошели подошел английский отряд из 114 кораблей, который завязал перестрелку с дамбой. Боевые действия продолжались до 4 октября, когда разразился шторм, и англичане отступили. К этому времени Ла-Рошель уже полностью исчерпала средства к обороне, от голода и обстрелов умерло не менее 13 тысяч горожан. И 28 октября 1628 г. город сложил оружие, протестанты согласились на безоговорочную капитуляцию. В момент сдачи в городе находилось не более 150 солдат, способных носить оружие, и всего 5400 жителей из 28 тысяч.
По статьям соглашения, заключенного с горожанами, Ла-Рошель немедленно объявили центром новой католической епархии, и отцу Жозефу, в признание его заслуг во время осады, король предложил честь стать первым епископом города. Капуцин ее отклонил. Ничто, сказал он, не заставит его снять рясу святого Франциска и отказаться от благословенного устава нищенства и смирения. Однако он был глубоко признателен королю за его доброту и в знак благодарности написал сочинение, которое назвал «Победоносный король: посвящается королеве-матери». Этот образчик восторженной риторики завершался рассуждениями о том, что ныне, после падения Ла-Рошели, его величество свободен обратить оружие против другого врага святой церкви — против турка. На одиннадцатом году Тридцатилетней войны это были, как прекрасно понимал отец Жозеф, не более чем прекраснодушные мечтания.
Крепостные стены города должны были быть срыты. Но после утверждения королевской власти в Ла-Рошели Ришелье отменил уничтожение стен. «Нам еще не раз понадобятся крепкие стены этого города», — убеждал кардинал Людовика XIII.
Падение протестантов. В тот момент, когда Ришелье осаждал Ла-Рошель, в Лангедоке войска принца Конде сражались с Анри де Роганом. В сентябре 1628 г. Роган, терпящий одно поражение за другим, начал тайные переговоры с Испанией о помощи. В результате с молниеносной быстротой возникла антифранцузская лига в составе Англии, Испании, Савойи и Лотарингии. Однако быстрое падение Ла-Рошели помешало этому конгломерату начать активные боевые действия против Людовика XIII. 1 ноября король торжественно вошел в покоренную Ла-Рошель,10 ноября, убедившись, что осада закончилась поражением протестантов, уплыл домой английский флот. 20 мая 1629 г. был подписан мир с Англией.
14 мая Людовик XIII осадил Прива, первую крепость гугенотов в Лангедоке. 19-го туда прибыл Ришелье, а 21-го крепость капитулировала. Далее шли Юзес, Кастр, Ним, Монтобан. Видя, что дело проиграно, герцог де Роган согласился начать переговоры о мире. 28 июня в Але был подписан эдикт о примирении. Он предусматривал всеобщую амнистию, но все укрепления и стены должны были быть разрушены жителями за их счет, в города возвращались католические миссии. Роган получил 300 тысяч ливров в возмещение ущерба, но был отправлен в ссылку.
Королевская власть на территории Франции упрочилась усилиями первого министра и его верной тени. Руководитель секретной службы кардинала капуцин Жозеф дю Трамбле недаром с торжеством писал Ришелье, что падение гугенотской твердыни позволит французскому королю приобрести «с большим правом, чем кому-либо, роль арбитра христианского мира».
Взятие Ла-Рошели являлось мерой, направленной не на вовлечение Франции в вековой конфликт, а, напротив, на извлечение ею — точнее, монархией — максимальных выгод из этого конфликта. Добиваясь консолидации королевской власти и с этой целью ликвидировав политическую автономию гугенотов, Ришелье одновременно активно поддерживал протестантский лагерь против императора в Тридцатилетней войне. Именно Ришелье принадлежат знаменитые слова: «Различие религиозных верований может создавать раскол на том свете, но не на этом».
В вопросах религиозной политики отец Жозеф считал, что истинная вера, принятая под давлением, не спасет ни единой души, и потому был против принудительных обращений. Он полагал, что распространять истинную веру должны миссионеры, а не солдаты. Однако порою, чтобы добиться вожделенного обращения, он прибегал к средствам, которые чисто духовными не назовешь. Например, осенью 1625 г., когда после победы под Ла-Роше-лью король пошел походом на протестантскую зону Южной Франции, отец Жозеф участвовал в походе и отвечал за обращение еретиков. Он сосредоточился прежде всего на аристократах и других видных лицах города или края. По его расчету (не всегда верному, как показали события), их переход в католичество увлек бы за собой простой народ.
Добиваясь этих ключевых обращений, он использовал обычное духовное оружие — красноречие, доводы, назидательные примеры благочестивой жизни, но в случае нужды прибегал и к иным, более мирским формам убеждения — сулил выплаты из королевской казны, пенсии, почести, должности.
Практичные протестантские вельможи заключали выгодные сделки. Ни один дворянин, возмущались они, ни один честный человек не переменит религиозных убеждений за жалкие шесть тысяч ливров в год. Но если бы преподобный отец поднял сумму до десяти, вот тогда, может быть… Сходились на восьми, и со всеми традиционными обрядами и церемониями церковь принимала в свои объятия очередную заблудшую овцу.