П. П. Лопатин Из военного дневника

П. П. Лопатин

Из военного дневника

В болотах топких до сих пор

Там, у деревни Мясной Бор,

И не во сне, а наяву

Я павших по ночам зову.

7 февраля 1942 г.

Раннее утро. Лес у Мясного Бора. Сижу на нижнем ярусе нар немецкой землянки. Рядом сидит радиотехник Евгений Лушин и строчит письмо в Москву.

После тяжелого ночного марша по заснеженной полевой дороге с большими выбоинами, ухабами, непрерывными объездами, наш 632-й артиллерийский полк с пушками на конной тяге, с повозками, достиг Мясного Бора. Трескучий мороз, ветер мешали движению. Обогреться в пути не было возможности — костры разводить запрещалось. Немецкие стервятники крутились в небе. Но бойцы держались мужественно. На ночь штаб полка и комсостав штабной батареи остановились в немецкой землянке с двумя ярусами нар и огромной печкой-бочкой из-под бензина. Отдохнули хорошо, отогрелись. Радиосвязь с командиром полка и штабами дивизионов имеется. Все занимаются своими личными делами: пишут письма близким, подшивают подворотнички.

— Эх, и храпанули, братцы, — подал голос лейтенант Федор Березин, — теперь можно двигаться дальше.

— Хорошо бы еще отдохнуть денек в этой землянке, — слезая с нар, проговорил Дьяченко.

— А кто будет бить фрицев, дядя, что ли? — спокойно пробормотал Иван Каракунов.

Все. Кончаю… Горим!..

9 февраля 1942 г., д. Ольховка

За двое суток полк совершил 80-километровый марш. Вот мы и достигли цели. Подразделения полка занимаются оборудованием огневых позиций и наблюдательных пунктов. Штаб разместился в лесу.

Безумно хочется спать, но я — оперативный дежурный по штабу. С обвязанной бинтами физиономией сижу в промерзшем блиндаже и при слабом свете электрической лампочки пишу эти строки.

День занимались отрывкой блиндажей и организацией связи. Начальник штаба майор Резчиков, справедливый и требовательный командир, «давал разнос» мне, как командиру взвода связи, и начальнику связи полка старшему лейтенанту Даниленко за медленную организацию связи с артдивизионами.

Будь проклята эта немецкая землянка у Мясного Бора, где мы попали в огненную ловушку. Если бы не старший сержант Ескин, начальник радиостанции, видимо, мы все сгорели бы живьем.

Вспыхнул порох (а его бойцы наносили много) около раскаленной печи. Мы оказались во власти всепожирающего пламени. Мы задыхались. Не могли открыть дверь, чтобы выбежать, так как она открывалась вовнутрь. Чувство полной безысходности захлестнуло наше сознание. В это время Ескин оказался на улице, выходил по своим надобностям. Увидев дым и огонь, он открыл дверь, и мы пулей выскочили из землянки, кашляя и чертыхаясь. Надев противогаз, Ескин выбросил наши вещи из землянки.

С обгоревшими лицами и руками 9 человек командного состава и 2 бойца были направлены на лечение в медико-санитарный батальон, а оттуда — в военный госпиталь г. Боровичи.

Я и лейтенант Федор Березин остались лечиться при санчасти полка.

Все. Время 2.00, иду запрашивать обстановку с дивизионов.

14 февраля 1942 г.

Мороз не ослабевает. Противник контратакует, вводя в бой танки. Но все его атаки успеха не имеют. Наши артиллеристы активно участвовали в отражении атак гитлеровцев. Как стало известно, смело и мужественно действовали батареи Селезнева и Запарованного, стоящие на прямой наводке.

Орудийные расчеты этих батарей точным огнем сожгли и подбили 11 танков, остальные бронированные громадины стали пятиться назад, огрызаясь огнем. Молодцы! Бей гадов! Потери этих батарей — 8 человек. Оба комбата легко ранены.

Как командир взвода я доволен работой связистов. В тяжелых условиях морозной зимы и нехватки телефонного кабеля они четко выполняют свои обязанности по обеспечению связью штаба и командира полка.

16 февраля 1942 г.

Сильный мороз. Продолжаются бои наших частей за овладение Ольховскими хуторами (около 50 отдельных дворов, раскинувшихся на левом берегу р. Кересть). Но успеха пока нет, фашистские головорезы отчаянно сопротивляются. Эти разбитые дома, как сказал по телефону начразведки полка старший лейтенант Шендрик, оказались крепким орешком. Для обороны немцы использовали подвалы домов. Каждый дом — опорный пункт и прикрыт минным полем, колючей проволокой и снежными валами, облитыми водой.

В полку мало снарядов. Телефонная связь работает устойчиво. Живем в блиндаже: комбат штабной батареи старший лейтенант Кривенко, Березин, Лушин и я. Кожа на носу и лбу слезает, но волосы почему-то еще не растут. Сильно хочется есть. Но ничего не поделаешь — необходимо терпеть, война.

18 февраля 1942 г.

Мороз не убывает. Деревья покрыты причудливой белой пеленой снега. На наш фронт прибыл представитель Ставки маршал К. Е. Ворошилов. Видно, примет меры по улучшению снабжения войск.

Был на наблюдательном пункте капитана Раздорского по вопросу проверки работы связи и инженерного оборудования НП. Раздорский, как крот, залез в землю, и только прямое попадание может оттуда его выжить. В дивизионе даже с огневыми позициями радиосвязь не применяется. Командир 1-й дивизии боится ее как огня. Доложил об этом начальнику штаба.

На обратном пути с телефонистом Александровым попали под минометный огонь. Неприятно лежать на снегу, почти на голой местности.

21 февраля 1942 г.

Штаб полка перешел в другое место, на 3 км севернее Ольховки, и разместился в густом лесу. Работы всем хватило при отрывке блиндажей. Противник — с трех сторон. Дорога беспрерывно обстреливается минометным огнем.

Да, гитлеровцы сильно укрепились в Ольховских хуторах. Над моей землянкой проходит шестовая телефонная линия, связывающая штаб армии с НП комдива. По указанию нашего комполка майора Квака подключил телефонный аппарат, чтобы быть в курсе обстановки. Удалось услышать следующий разговор генерала Клыкова с генералом Андреевым:

— Андреев! Говорит Клыков.

— Нет, это Семенов (комиссар дивизии).

— А где Андреев?!

— Он рядом, но не может говорить — заложило горло.

— Знаю я его горло. Передай ему: если завтра к исходу дня Ольховские хутора не будут взяты, то твоя и его голова будут висеть на сосне. Понял?!

— Все понял.

От Галины с мсб часто получаю письма. Пишет, что работы много. Каждый день поступает много раненых.

26 февраля 1942 г.

По распоряжению начальника штаба прибыл на НП полка. Блиндаж с тремя накатами, низким потолком и щель для наблюдения. У стереотрубы — старший лейтенант Володя Раевский, мой давний друг по войне. Увидев меня, оторвался от наблюдения, расцвел в улыбке:

— Давай, Паша, принимайся за дело, вместе будем воевать.

Майор Квак, небольшого роста, коренастый, всегда спокойный, рассудительный, сидел у планшета на скамеечке. Напротив — развернутая радиостанция с дежурным радистом Каминским.

Часто не бывает связи с дивизионами. От беспрерывных обстрелов телефонные линии рвало на куски. Телефонистам приходилось под разрывами снарядов и мин ползком исправлять телефонные линии. А с радиосвязью вообще дело плохо: боятся ее наши командиры. Телефонисты, разведчики, планшетисты располагаются в отдельной нише — землянке.

От Володи я узнал много подробностей о действиях противника, нашей пехоты и артиллеристов.

— Если бы дать настоящую артподготовку по этим хуторам, мы бы в один день очистили их от фашистской твари, — с сожалением говорит Володя. — Пехота непрерывно атакует, а толку нет. Несет большие потери. Да и укрепился фашист сильно: очень много дзотов и блиндажей, а впереди — снежный вал для пулеметов и автоматов.

Вчера отличился своим мастерством командир батареи старший лейтенант Александр Коваль, который точным огнем уничтожил две пулеметные точки противника и блиндаж с пехотой.

Итак, я назначен помощником начальника связи полка. По этому случаю с Володей Раевским употребили по 200 г «наркомовских». А все же противная штука эта водка, особенно когда разбавлена водой.

— Ничего, Паша, не кривись. А я бы еще сто пятьдесят хлопнул. Эх, как надоело торчать на одном месте….

Получил письмо от родителей. Живут плохо. Погиб на фронте мой земляк и напарник по учебе в ленинградском техникуме Миша Иванов. Жаль — боевым, веселым, общительным был человеком.

29 февраля 1942 г.

Сменили НП. Ужасный мороз и ветер. Два раза наш НП накрывался артогнем противника.

Полк получил новую задачу по поддержке стрелковых полков. Всю ночь занимался организацией связи с командирами дивизионов, которые сменили наблюдательные пункты. В полку недостает телефонных катушек и анодных батарей для радиостанций. Радиостанции 6-ПК — старые, с приемниками прямого усиления, и войти в связь, особенно ночью, очень тяжело. Эфир засорен, как мусорный ящик. Части дивизии атакуют Ольховские хутора с запада.

Враг оказывает упорное сопротивление, ведет непрерывный минометный обстрел наших позиций. Телефонные линии часто рвутся, а радиосвязь почти не используется: командиры боятся, не разрешают радистам входить в связь. Об этом доложил командиру полка. Вся нагрузка — на телефонистов.

Ночь. Я дежурю по НП. Передний край освещается мертвым сиянием немецких ракет, да кое-где слышен рокот пулеметов и треск автоматов. Расскажу об одном лишь эпизоде работы наших связистов, а они, эпизоды, случаются почти каждый день.

Прекратилась связь со 2-м дивизионом. На исправление линии вышли: сержант Мусадин Муртазов, смелый, серьезный, неразговорчивый командир отделения связи из Грузии, и его боец Алексей Сатанин, русоволосый крепыш, опытный, закаленный воин.

Схватив карабины, телефонный аппарат и кусок провода, они помчались по линии. Противник все время держит под обстрелом наш передний край и дороги. Вблизи НП капитана Попова снаряды ложились густо, вздыбливая серые кусты земли и снега.

Друзья от воронки к воронке, по проводу, ползли по почерневшему от взрывов снегу. Доползли до конца кабеля, а второго конца нет, надо искать.

В 5–6 м бухнуло несколько снарядов. Диким воем взвыли осколки, прорезая морозный воздух. Глухо вздрогнула промерзлая земля.

«Неужели ухлопает?» — мелькнула мысль у Сатанина. Сердце застучало, как мотор застрявшей в канаве полуторки. Он почувствовал, несмотря на сильный мороз, холодок между лопатками, пот застелил глаза. Подняв голову, увидел черные кусты разрывов и Муртазова, ползущего сзади и что-то кричащего ему, а что — он так и не понял из-за грохота взрывов.

Противный толовый запах затруднял дыхание. Наконец он услышал голос Муртазова: «Алеша, ползи правее, надо искать второй конец». А налет не прекращался. Сатанин рывком бросился к только что образовавшейся черной воронке и вкатился в нее. Подумал: «Надо переждать налет, как пить дать, ухлопает».

А снаряды бухали рядом. Визжали осколки с комьями земли, проносились над головой. Небо заволокло черным дымом.

— Надо идти, надо искать второй конец.

Пополз Сатанин вперед, забросив сползающий аппарат за спину. «Черт возьми, кровь… Все же задело». Только сейчас он почувствовал боль в левой руке. «Где же этот кончик?» Он метался то вправо, то влево, ища конец провода. Слышит обрадованный голос Муртазова:

— Алеша, ко мне! Я нашел конец.

Сатанин бросился к нему.

— Муса, я, кажется, ранен в руку…

Кровь просочилась через шинель. Муртазов отрезал кусок кабеля и сверху шинели закрутил проводом левую руку.

— Потерпи, «дома» забинтуем.

Подключил в линию аппарат. Есть связь с Поповым! Около 20 м провода было иссечено осколками. Муртазов сделал вставку, соединив концы запасным куском провода. Подключив аппарат, доложил на НП, что связь восстановлена.

Перебежками благополучно добрались обратно.

— Товарищ гвардии старший лейтенант, связь с Поповым восстановлена, — доложил мне Муртазов. — Сатанин ранен в руку.

— Молодцы, ребята, благодарю. Отдыхайте, а Сатанина — в санчасть.

Друзья с радостными лицами встречают и обнимают их.

— Муса, а тебе везет: ни пуля, ни снаряд тебя не берет, — шутит сержант Мензулов, его лучший друг.

— Немного пришлось понервничать: тяжелыми, гад, лупил, второй конец еле нашли.

04.25. Запросил обстановку с НП дивизионов и доложил командующему артиллерией дивизии.

7 марта 1942 г.

Морозный воздух, солнечно и сухо. Авиация противника хозяйничает на нашем участке. Сегодня исключительно сильный бой. После слабой артподготовки наша пехота пошла в атаку, но успеха нет. У нас нет танков и мало снарядов. Цепи атакующих прижимал к земле фланкирующий огонь пулеметов, минометов и артиллерии. В стрелковых ротах и батареях большой недостаток бойцов. Наши артбатареи бьют по отдельным огневым точкам и блиндажам. Фрицы, как черви, залезли в землю, и их приходится выкуривать снарядами. Наши артиллеристы, кажется, научились это делать неплохо. На НП прибыл начразведки неистовый старший лейтенант Шендрик. Он все время у стереотрубы и с телефонной трубкой: дает целеуказания командирам дивизионов на уничтожение огневых точек противника.

Прибыли из госпиталя наши обгоревшие: капитан Минченок, Каракунов, Лушин, Дьяченко и др. Лечились в Боровичах. По пути искали моих родителей в Окуловке, но они проживают в 20 км от нее — на ст. Боровенка.

Принят в кандидаты ВКП(б). Секретарь партбюро полка старший политрук Смирнов по телефону поздравил меня. Это воодушевляет еще лучше выполнять свои обязанности.

Радиосвязь работает плохо, командиры боятся ее, боятся, что немцы «засекут» и «накроют» артогнем. Чепуха это.

Послал домой 600 рублей. Мне зачем деньги? 1000 рублей внес на укрепление обороны.

19 марта 1942 г.

Долго не писал: не было возможности. Стало очень сыро. В блиндажах появилась вода. Валенки насквозь мокрые. Авиация противника проявляет активность. Бомбит Ольховку и другие участки наших позиций. По приказу командира полка вместе с рядовым Каминским прошли по всем наблюдательным пунктам командиров дивизионов с целью проверки связи в дивизионах. Кроме того, а это главное, надо было лично доказать некоторым командирам, что «радиобоязнь» вредна и беспочвенна. НП Раздорского расположен среди чахлых, перебитых осколками деревьев в 300 м от пехотных траншей. В присутствии начсвязи дивизиона лейтенанта Лютова хотел установить радиосвязь с командиром полка, но Раздорский категорически не разрешил этого делать.

При переходе на НП капитана Бориса Попова попали с Каминским под минометный налет. Спаслись в воронке.

Командир 3-го дивизиона капитан Куликов встретил радушно и радиосвязь приветствовал. У меня, говорит, радиосвязь с командирами батарей работает хорошо. Если пропадет телефонная связь, то веду огонь по радио. Яскевич старается (начальник связи дивизиона).

Анодных батарей нет. Некоторые радиостанции не работают. О результатах проверки доложил командиру полка.

23 марта 1942 г.

Был в штабе полка, где узнал, что враг перешел в наступление свежими силами, прорвал оборону соседней дивизии в 4 км западнее Мясного Бора и замкнул «коридор». Майор Резчиков приказал не говорить об этом бойцам. Кровопролитные бои не затихают ни днем, ни ночью. Наша дивизия перешла к обороне.

Начштаба отдал письменный приказ об обязательном применении радиосвязи в полку. Давно пора принять меры. С питанием плохо — 400 г хлеба в день.

24 марта 1942 г.

НП полка. Морозы заметно уменьшились. Серое хмурое утро и сырость. Командир редко выходит из своей землянки — болеет (что-то с печенью). Володя Раевский со своими разведчиками все время ведет наблюдение за передним краем противника.

— Эх, Паша, если бы нам побольше снарядов, мы бы давно взяли эти чертовы хутора, — с грустью произнес Володя.

Из штаба передали, что кольцо окружения в районе Мясного Бора прорвано и через узкий «коридор» под огнем противника началась доставка снарядов, продовольствия и фуража.

— Вот это радость, Паша, — просиял Володя. — Посильнее бы ударить по этим гадам. Я думаю, наше командование примет все меры для успеха прорыва обороны.

— Это было бы здорово: побыстрее освободить от блокады мой родной Ленинград.

А наши бойцы не унывают. Из их землянки доносится громкий разговор и смех. Удивляюсь, как они спокойно день за днем переносят этот холод, сырость блиндажа, невозможность обогреться, находясь все время в полусогнутом состоянии, а главное — нехватку еды. Эх, супчику бы сейчас горячего да хлеба побольше.

25 марта 1942 г.

Началась распутица. Противник ведет сильный огонь по участку нашего НП. Стреляют тяжелыми. Снаряды ложатся совсем близко от наших блиндажей и землянок. Наш блиндаж дрожит как подвешенная детская люлька. Только бы не прямое попадание.

— Володя, держи крепче свою трубу, — с насмешкой кричу я из темноты своего угла. А труба действительно закачалась, как маятник Фуко.

— Ты смотри за своей радиостанцией, — парировал Володя, — а то оставишь нас без связи.

Капитан Минченок назначен начальником штаба полка. Вот с таким начальником воевать можно: справедливый, спокойный, никогда не оскорбит.

Получил письмо от Гали. Пишет, что работы много: раненые поступают каждый день. Очень скучает. Чувство какой-то неясной тоски и легкой грусти охватило меня. Когда же мы встретимся?

1 апреля 1942 г.

Лес, Ольховка. Тает снег. Все землянки затопило. Я — оперативный дежурный по штабу. Сидим вдвоем с дежурным телефонистом Прокловым, пожилым солдатом, который годится мне в отцы. В землянке воды — почти по колено. Противник активен.

Полки сдерживают яростные контратаки фашистов. Каждый день поредевшим пехотным подразделениям приходится отражать по 3–4 контратаки.

Наши артбатареи стоят без снарядов. Дорога с тылом отрезана, ее размыло. Мы оказались в болоте. Снабжение — только по воздуху. Каждую ночь прилетают самолеты У-2, так называемые «кукурузники», сбрасывают боеприпасы, сухари, фураж для лошадей. Вот уже полгода наша 4-я гвардейская сд ведет бои по прорыву блокады Ленинграда.

Сегодня послушали по радио интересную речь т. Майского о необходимых факторах победы.

Написал письмо домой и Гале.

С питанием стало совсем плохо. Утром суп из крошек сухарей, вечером то же.

10 апреля 1942 г.

Прекрасный солнечный день. Построили шалаши, в них нары из тонких деревьев. Кругом болота. Нет ни одной дороги. Провожу занятия с радистами полка по правилам эксплуатации радиостанции, развертыванию антенн; изучаем «Наставления по радиослужбе Красной Армии».

От недоедания бойцы осунулись и похудели (240 г хлеба на день). Лушин проводит ремонт радиостанций, а их набралось много.

Брат Сергей пишет, что заканчивает военное танковое училище в г. Кунгуре на Урале, скоро — на фронт. Галя пишет часто. Вчера У-2 сбросили нам подарки от тружеников тыла. Спасибо им, не забывают нас, хотя мы знаем, что им тоже нелегко.

18 апреля 1942 г.

На переднем крае спокойно. Наши части прекратили все атаки. Снаряды и продукты перевозят с дивизионного обменного пункта (Мясной Бор) на лошадях вьючным способом. В лесу — мертвое безмолвие: ни одной птицы, ни одного зверька. Продолжаю занятия с радистами. Настроение бойцов бодрое, несмотря на трудности в питании. Некоторые от истощения опухли, но продолжают выполнять свои обязанности. Никто не хнычет и не жалуется. Очень помогает березовый сок. На ночь на деревья ставим банки (ранее выброшенные), а утром собираем сок. Повар варит хвою в батарейной кухне, получается неплохая настойка.

Чувствую, что сильно ослаб. Далеко двигаться не могу.

25 апреля 1942 г.

Даниленко — на НП. Радистов вчера распустил «по домам». Майор Резчиков от нас уходит; назначен командиром полка в другую дивизию. Жаль такого опытного командира, участвовавшего в боях под Ельней.

Сегодня помылись в «бане» (большой брезентовой палатке). Прошли санобработку всей нижней и верхней одежды. Все «танки» и «танкетки» были сожжены. Стало легче дышать, а то ночью вши не давали покоя.

От нехватки фуража большая часть лошадей в батареях пала от истощения, часть успели прирезать на мясо. Если лошадь падала, то бойцы с ножами налетали на нее и кромсали мясо.

Вчера произошел такой случай. В штабной батарее пала лошадь. Ветеринарный врач установил, что она больна сапом и употреблять мясо нельзя. Командир полка приказал комбату Бутылкину ночью закопать ее в лесу подальше от штаба. Закопали, а наутро оказалось, что от лошадки остались одни копыта с подковами. После и копыта были выварены, из них получился хороший суп, как говорили бойцы, только не хватало соли.

Узнав об этом, командир полка схватился за голову: это же ЧП на всю дивизию, это же отравление десятков бойцов! Дал накачку комбату. Но все обошлось благополучно — никто не заболел.

1 мая 1942 г.

Славный праздник весны встретили плохо. Выдали нам по 100 г сухарей на день и 100 г водки. Вместе с Даниленко, Лушиным и радистами выпили в нашем шалаше. Я быстро захмелел и еще больше захотел есть. Эх, если бы сейчас буханочку хлеба!

За это время сильно похудел и ослаб. Двигаться далеко не могу. Некоторые бойцы опухли от голода.

С рядовым Каминским ходили «на охоту». В небольшой речушке, протекающей недалеко от нас, глушили рыбу противотанковыми гранатами (использовали две штуки), но рыба не всплывала: видно, ее там не было. Огорченные и измученные, еле добрались до штаба. Непонятно, что же дальше будет с нами? Успехов никаких, топчемся на одном месте. Хорошо, что Галя не забывает, пишет. У нее, оказывается, никого нет из родных, отец и мать умерли. Радостно знать, что меня ждет такая необыкновенная девушка с красивыми глазами.

16 мая 1942 г.

Чувствуется приближение лета. После пасмурной дождливой погоды появилось солнце. Писать нет охоты и желания. Шендрик сказал, что был в Долине смерти для выбора маршрута возможного вывода частей нашей дивизии, саперы будут прокладывать гать из бревен; работа предстоит трудоемкая. Вот это радость! Скорее бы нам выйти из «мешка»…

17 мая 1942 г.

8.00. Ночью, миновав Новую Кересть, со всем штабом и штабной батареей двигаемся в тыл, к Мясному Бору. Удастся ли нам выбраться из этого «котла»?

На строительстве дороги к Мясному Бору от нашего полка работает большая команда бойцов от всех батарей под руководством лейтенанта Федора Березина, довоенного инженера-строителя.

Днем будем отдыхать. Двигаться дальше — только ночью: немецкие стервятники контролируют дорогу.

18 мая 1942 г.

16.00. Наступило настоящее лето. Отдыхали под деревьями, все малость замерзли: земля еще сырая и холодная.

С наступлением темноты будем двигаться дальше. 8-й гвардейский сп уже вышел к Мясному Бору. Наши артдивизионы с пушками и повозками расположились недалеко от нас.

20 мая 1942 г.

10.00. Наша группа командиров штаба с тремя радистами достигла совхоза «Красный ударник», сидим и отдыхаем; ждем прибытия штабной батареи.

Здесь встретили какой-то воинский склад. Узнав, что мы из окружения, накормили нас. Такого наваристого горячего супа мы не помним, когда и ели.

Наконец-то мы вырвались из этого чертового «мешка»! Сильно ноют ноги.

— Паша, ты все пишешь? — спросил меня Женя Лушин, лежа на траве. — Ты опиши, как мы шли через Долину смерти.

И я решил описать все, что видел, что перечувствовал.

…3.00. Хмурое дождливое небо. Начало рассветать, когда мы (весь штаб полка) подошли к опасному участку и начали движение по узкоколейной железной дороге. Впереди — начштаба капитан Минченок. Мы перебежками, по шпалам, ринулись вперед. С обеих сторон дороги визжат трассирующие пули. Их свет еще хорошо различим в посветлевшем тумане.

Нам нужно как можно быстрее преодолеть километровый опасный участок. Через каждые 25–30 м отдыхаем, лежим между шпалами, наблюдаем, как справа, метрах в ста, по построенной на днях дороге выводятся наши артбатареи.

Каждая батарея — целый поезд. Впереди трактор ЧТЗ, за ним пушки, прицепы для снарядов, повозки — целая вереница. Бойцы передвигаются, опираясь на палки. Кто вообще не может двигаться, сидят на повозках. Противник на звук тракторов бьет артиллерийско-минометным огнем. Мины падают где попало, рвутся в болоте, выбрасывая фонтаны грязи. А кругом огромные воронки от бомб и снарядов, масса воронок. С двух сторон бьют автоматы, пулеметы. «Хорошо, что болото, — подумал я, — снаряд и мина взрываются глубже, и поражение осколками уменьшается».

Слышу голос Минченка: «Вперед!» Бегу и чувствую, что задыхаюсь, ноги повинуются слабо. А мины все хлещут и хлещут вокруг нас, не переставая. «Неужели не проскочим? Неужели зацепит?» — сверлит мысль в затуманенном мозгу.

— Не отставать! — не своим голосом кричит Минченок, как лось прыгая по шпалам. А я не могу прыгать: у меня ноги заплетаются, мокрые полы шинели хлопают по голенищам сапог, мешают движению, да и противогаз с полевой сумкой сползают с плеча.

Наконец в 4.00 вбежали в густой лес. Разрывы снарядов и мин отчетливо доносились сзади. Грязные, испачканные болотной жижей, мы лежали на сухом месте под огромной елью и не могли отдышаться.

— Кажется, выбрались, — промолвил Даниленко.

— Хорошо, что не было бомбардировок, а то нам пришлось бы худо, благодарите дождь, — подал голос Лушин.

— Как там наши дивизионы? — продолжал Даниленко.

— Ну, хлопцы, дальше идите самостоятельно, — приказал Минченок, — через Мясной Бор, в совхоз «Красный ударник», и ждите полку деревни Костылево, — он поставил точку на карте Даниленко, — а я пойду встречать полк.

Да, это действительно была Долина смерти, как ее кто-то назвал. Нет ни одного целого дерева, торчат высокие пни, расщепленные осколками; все побито; валяются кверху колесами разбитые орудия, повозки, трупы солдат и лошадей. Кругом видны воронки от мин и снарядов.

Увиденное оставляет кошмарное, тяжелое впечатление. Преодолев эту «долину», в 4.15 пересекли железную дорогу Чудово — Новгород. Железнодорожное полотно разобрано.

В 5.00 прибыли в Мясной Бор. Это место было ключом нашего несостоявшегося прорыва на Ленинград. От этого Бора ничего не осталось: была деревня, сейчас — пустые развалины с грудами обгоревшего кирпича и камней.

За Мясным Бором мы вновь увидели немецкие землянки, в одной из которых горели 7 февраля. От этих землянок остались одни столбики.

… — Лопатин, довольно переводить бумагу. Пошли! — приказал мой начальник связи.

26 мая 1942 г.

В 23.00 прибыли в район ст. Гряды на Октябрьской железной дороге. Штаб разместился в березовой роще, впереди — поляна.

Полк полностью прибыл к месту сосредоточения для формирования. 4-я гвардейская сд выведена в резерв армии.

От деревни Костылево, через деревню Коломно, ночью, по понтонному мосту полк проехал через р. Волхов. Днем нельзя — фашистская авиация знает свое дело. Селищенские казармы разрушены до неузнаваемости. Александровская колония полностью сожжена и сровнялась с землей.

29 мая 1942 г.

Ст. Гряды. Прекрасная солнечная погода. Строим шалаши, так как делать блиндажи нельзя: грунт — сплошная вода и грязь. С 1 июня начинаются занятия с личным составом по боевой и политической подготовке.

Нас начали хорошо кормить. Но большинству бойцов питания не хватает, хотя получают все в полном объеме. Изголодались сильно. Одно плохо — комары не дают покоя, особенно ночью.

3 июня 1942 г.

Итак, началось лето. Вчера мы узнали, что Долина смерти снова перекрыта противником. Большинство частей и соединений 2-й ударной остались в «мешке». Тяжелые мысли не дают всем нам покоя: что будет с теми, кто остался там и держит оборону в окружении?

Неужели не будут приняты меры по освобождению армии? Наш 3-й гвардейский сп (командир — майор Слепко) так и остался там, под Ольховскими хуторами, не успел выйти.

Сегодня узнал: Галя Петровская погибла при налете авиации на мсб у Мясного Бора. Роятся мрачные мысли. В сердце пылает тоска о чем-то дорогом и утраченном, которое никогда не вернешь.

После г. Калинина (там проходило формирование дивизии после боев под Ельней), где мы случайно познакомились, виделись всего один раз на Ленинградском фронте у Ладожского озера.

В октябре 1941 г. с разрешения начальника штаба полка, проскакав на конях вместе с бойцом-разведчиком 20 км, побывал в мсб, где увиделся с Галей. Не могу забыть ее чистое, нежное лицо с милой улыбкой, лучившейся из темно-серых глаз и привлекающей своей мягкостью.

Все. Пойду с горя выпью положенные мне 100 г.

5 июня 1942 г.

Стало известно: отдельные части с боем прорывались через «горловину» у Мясного Бора. Это был героический прорыв истощенных бойцов. Слава вам!

После мы узнали, что воины 3-го гвардейского сп группами по 20–30 человек по болотам выходили из окружения. Многие бойцы пали не от пуль, а от истощения, много раненых осталось лежать и умирать в болотах. И могилами им стали окопы, воронки от бомб, болота и леса. И никто не знает, кто, когда и где похоронен…

П. П. Лопатин,

подполковник в отставке,

бывш. командир взвода связи 632-го ап 4-й гвардейской сд