Режим насилия и страха
Режим насилия и страха
Подготовка органами государственной безопасности партизанских отрядов и оперативных групп не могла не учитывать такой важный элемент, как оперативная обстановка на оккупированной территории, что в той или иной степени всегда влияло на характер борьбы чекистов в тылу врага, в том числе и агентурной работы. Механическое перенесение одних и тех же организационных форм и методов с одной оккупированной области в другую без правильного учета оперативной обстановки, которая сложилась к этому времени, было недопустимым, так как влекло за собой негативные последствия. Порой из—за некомпетентности летчиков оперативные группы ОМСБОН НКВД сбрасывались не в назначенные места, а иногда на территорию, контролируемую противником. Так погибла группа лейтенанта Виктора Шепеля, ошибочно сброшенная вместо Днепровских плавней в район дислокации одной их частей противника.[153] Без учета погодных условий был переправлен в тыл врага отряд ОМСБОН НКВД СССР «Решительный», который практически перестал существовать и впоследствии слился с отрядом «Славный».[154]
Под оперативной (в документах изучаемого периода — агентурной) обстановкой понималось положение страны, области, района, села с точки зрения возможности ведения агентурной разведывательной работы на данной территории, или, иначе говоря, совокупность условий и особенностей, благоприятствующих и не препятствующих деятельности агентурной разведки. Оперативная обстановка слагалась из элементов, характеризующих театр оперативных действий, и элементов, характеризующих противника. Поэтому при изучении оперативной обстановки все вопросы рассматривались с точки зрения возможности ведения агентурной разведки.
Каждая область, район, город или село в тылу гитлеровских войск имели свои специфические особенности (свою оперативную обстановку), зависящие от географических, экономических, военных, административных и прочих условий.
Оккупационный режим на территории СССР не был одинаков. Так, в прибалтийских республиках он был намного мягче, чем в Белоруссии, западных областях РСФСР и Украине.
Существенные изменения в оперативную обстановку внесло наличие на оккупированной советской территории националистических формирований. Они явились прислужниками разведывательных и карательных органов фашистской Германии. Они поставляли агентурные кадры для шпионско—диверсионной, террористической и иной подрывной деятельности против СССР. Так, с передовыми частями фашистских войск Государственную границу СССР перешли два отряда бендеровцев, насчитывавших более 400 одетых в немецкую форму боевиков. Они были вооружены и обучены в лагерях фашистской разведки. Гитлеровцы именовали их легионами «Роланд» и «Нахтигаль». Эти легионы входили в состав известных всему миру бранденбургских диверсионных частей.[155]
Активно сотрудничали с гестапо и другими разведывательными службами фашистской Германии белорусские буржуазные националисты. Немецко—фашистская разведка не жалела средств для борьбы с Советским государством. Такие деятели, как Акинчиц, Козловский, Ермаченко и другие одиозные фигуры, являлись основой для гитлеровского «нового порядка» в Белоруссии.
Значительную помощь спецслужбам Германии оказали литовские, латышские и эстонские националисты. Достаточное количество предателей было на службе у оккупантов из числа русских. РОА — наиболее выпуклая сторона этой проблемы.
Существенно менялась оперативная обстановка на оккупированной территории в зависимости от положения на фронтах. Так, в начальный период войны оккупанты чувствовали себя хозяевами на советской территории. Коренной перелом в Великой Отечественной войне внес существенные коррективы и в оперативную обстановку.
В районе железнодорожных и шоссейных магистралей, по которым шло снабжение немецких войск, обстановка была сложнее, так как коммуникации охранялись более тщательно, контроль по отношению к жителям намного ужесточался. Значительно легче было вести работу в районах, отдаленных от магистралей.
Чекистам необходимо было хорошо знать географию и топографию оккупированной области, состояние железнодорожных магистралей, шоссейных и проселочных дорог, какими путями и средствами можно проникнуть в район предстоящей агентурной работы и по каким дорогам вернуться обратно.
Линия фронта протянулась на несколько тысяч километров, и понятно, что на отдельных участках фронта сплошная оборонительная линия отсутствовала. Такие участки благоприятствовали проникновению оперативно—чекистских групп в оккупированные области. Обычно это происходило на стыке вражеских воинских соединений.
Глубина фронта фашистских армий обычно не превышала десяти километров. В этой полосе вслед за передовыми частями находились штабы и тылы передовых частей, штабы крупных соединений, части, уходящие с фронта на отдых, армейские резервы. Далее, в глубь оккупированных областей, воинские части, за исключением крупных населенных пунктов, встречались редко. Вдоль железных и шоссейных дорог располагались преимущественно резервные и охранные части противника.
На расстоянии 30–50 километров от магистралей, питающих фронт, войсковых частей почти не было. Изредка сюда заходили карательные отряды по борьбе с партизанами и отряды по изъятию продовольствия.
Административная деятельность фашистов на оккупированных территориях СССР являлась прямым продолжением военных действий. Для местного населения создавались такие условия, при которых исключалась всякая возможность общения с партизанами, помощь населения им и проникновение в населенные пункты нежелательных для оккупантов элементов.[156]
Гитлеровскими военными властями в прифронтовой полосе учреждались «запретные зоны», устанавливались щиты, на которых надписи предупреждали о запрете гражданским лицам появляться без сопровождения немецкого солдата. В закрытых зонах гражданскому населению выдавались временные удостоверения на 10–15 дней или пропуска.
Таким образом, наиболее сложной оперативная обстановка была в прифронтовых областях. При переброске оперативно—чекистской группы или партизанского отряда в тыл противника требовалось как можно быстрее преодолеть территорию (линию фронта и прифронтовые районы), где спецслужбы и карательные отряды противника были наиболее активны.
Административное управление в ближайшем тылу осуществлялось комендатурами или непосредственно командованием частей.
Как правило, оккупанты стремились расквартировывать свои войска небольшими подразделениями.
Заняв населенный пункт, фашисты без замедления назначали бургомистра или старосту. Их обязанности и полномочия обычно оповещались в приказах на русском языке. Приказ, как правило, гласил: «Все бургомистры и сельские старосты отвечают за полную безопасность своего района, главным образом, за безопасность дорог до соседних деревенских границ. Охрана днем и ночью производится назначенной местной стражей порядка, привлекаются к этому и другие местные жители. Отличительный знак стражей порядка — белая повязка на рукаве. За всякое партизанское нападение, случившееся в районе населенного пункта, жители последнего привлекаются к ответственности. При этом, в случае недосмотра местного населения, из него будет расстреляно не менее чем двойное число пострадавших при нападении немецких солдат. За всякое повреждение дорог; разрушение мостов, закладывание мин и т. п. будет расстреляно, в зависимости от серьезности случая, известное число, но не менее трех местных жителей. Тот, кто без разрешения бургомистра или сельского старосты дает убежище или питание посторонним или оказывает им какую—либо другую помощь, будет, безразлично, мужчина или женщина, повешен».[157]
В городах и крупных населенных пунктах верховная власть принадлежала военной комендатуре и отделениям гестапо, которые проводили свои мероприятия по восстановлению «порядка» через гражданское самоуправление, организованное в городскую управу, которую возглавлял городской голова.[158]
Городская управа имела в своей структуре отделы, а также полицейское управление, возглавляемое полицмейстером.
Городской голова и полицейское управление целиком подчинялись военной комендатуре и гестапо. Последние осуществляли руководство всей деятельностью городской управы.
На направлениях многочисленного продвижения немецких войск в городах, кроме военного, имелся гражданский комендант. Последний назначался из офицеров немецких войск и на его обязанностях лежало руководство деятельностью городского самоуправления. Военный же комендант в таких случаях занимался вопросами обеспечения передвигающихся войск.[159]
В отдельных пунктах с большим количеством промышленных объектов, железнодорожных мостов, баз и т. д. оккупантами организовывалась вспомогательная полиция, которая охраняла эти объекты.
Надзор за соблюдением порядка и очищения окружающей территории, таким образом, осуществлялся гражданским и военным комендантами, отделениями гестапо, полевой полицией, полицейскими управлениями городской управы, уголовно—сыскной полицией, которая состояла из немецких полицейских.
В функции полевой полиции входило: сбор с населения продуктов и вещей; поимка лиц, враждебно настроенных к оккупационному режиму; охрана военных объектов и заводов; сбор населения на работу.
Полицейский надзор осуществлялся через участковых надзирателей, квартальных, комендантов домов и управдомов.
В результате такой структуры гласная агентура доходила до колоссальных размеров и оказывала фашистам большую услугу по вылавливанию всех подозрительных лиц. Так, в г. Калинине агентура исчислялась в 1500–1600 человек, в Калуге 600–700 человек.[160] Если учесть еще агентуру гестапо, абвера, полицейских управлений, завербованную из местного населения, то эти цифры во много раз увеличивались.
Следует отметить, что такое количество осведомителей должно было полностью обеспечивать гитлеровские спецслужбы интересующей их информацией. Однако на деле это было не совсем так. Как правило, учет гласной агентуры гитлеровцами не велся. Бывали случаи, что осведомитель вербовался дважды, а то и трижды, недоумевая, почему он не был передан на связь своими предыдущими «хозяевами».[161]
В небольших городах, преимущественно с сельскохозяйственным уклоном, помимо городской управы фашистами организовывалась земская управа, которая осуществляла и проводила мероприятия германского командования в сельском хозяйстве.
Кадры городского самоуправления, полицейского управления, вспомогательной полиции, а также привлекаемые на службу в немецкие органы различные переводчики, секретари и т. д. набирались из местного населения, ставшего на путь предательства.
В городском самоуправлении и его руководстве основными кадрами явились в большинстве представители интеллигенции в лице учителей, агрономов и инженерно—технического персонала. В какой—то момент гитлеровцы пытались привлечь эту категорию населения к сотрудничеству и, видимо, неспроста подвергали допросам партизан из интеллигенции. Об этом свидетельствует суточный приказ № 17 по кавалерийской бригаде СС от 31 октября 1941 года: «Пленных партизан, производящих впечатление интеллигентных людей, сразу не следует расстреливать… их следует доставить в штаб бригады».[162]
В полицейские органы набирались преимущественно уголовники и люди, «обиженные» советской властью.
В деревнях власть оккупантов осуществлялась через старост, которыми назначали в некоторых—случаях председателей сельсоветов и колхозов. Это положение использовалось партизанами для насаждения своей агентуры в оккупационных административных органах.
Гитлеровцы активно привлекали кадры из числа жителей, которые в 1914–1918 годах были в плену в Германии. Документы свидетельствуют также о том, что определенная часть работников советского аппарата управления стала активно сотрудничать с оккупантами.
Значительные трудности для партизан представлял и паспортный режим, который на оккупированных территориях не имел единообразия. По Смоленской, Калининской, Московской областям Западного фронта немецкие власти приступили с 1 сентября 1941 года к выдаче удостоверений личности или документов на право проживания. Для их получения нужно было предоставить советский паспорт с пропиской в месте, где собираешься получить новые документы, и стандартную справку от коменданта дома о месте жительства. Документы представлялись в городскую управу, которая через 3–4 дня выдавала удостоверение личности и возвращала паспорт.
Удостоверения, выданные на проживание в нескольких населенных пунктах, считались недействительными. При отсутствии в паспорте прописки удостоверение не выдавалось.
В городах Калинин, Клин, Калуга за все время оккупации были действительны советские паспорта или профсоюзные билеты. Однако все жители подвергались регистрации.[163]
При отсутствии паспорта временные удостоверения выдавались по заявлению с указанием причин отсутствия паспорта или других документов, удостоверяющих личность. Особых препятствий в получении удостоверения личности не было. Наиболее уважительными причинами, объясняющими отсутствие советских документов, являлись заявления об утере военного билета и паспорта с целью уклонения от мобилизации, отборе документов органами НКВД или милиции при привлечении к ответственности и т. д.
Несмотря на установленную регистрацию и отметку в паспортах с пропиской, немцами при задержании подозрительных лиц считался наиболее верным документом советский паспорт со штампом прописки в том городе, где находился владелец паспорта.[164]
Отметки в паспортах о регистрации не были единообразными и проводились произвольно. Так, в г. Калинине на чистом листе паспорта просто писалось от руки, что «такой—то гражданин зарегистрирован в таком—то городе», при этом печать не ставилась. В г. Калуге на последнем листе паспорта писали две буквы от руки «ПП» (прописку прошел) и вензель. В городах Старица и Таруса никаких отметок не делалось.
Более жесткий режим был введен оккупантами на Украине, согласно которому каждый житель всех населенных пунктов обязан был иметь паспорт с немецкой печатью, а также оттиски пальцев с описанием примет владельца.
Жители села должны были иметь паспорт и справку от сельского старосты, удостоверяющие их личность и место жительства.
При передвижении из города в село для покупки продуктов питания необходимо было иметь специальный пропуск, в котором указывался маршрут следования и сроки годности пропуска.
Для передвижения из одного села в другое старостой выдавалась справка с указанием пункта следования данного лица и цель. Здесь же указывался точный срок, а также благонадежность предъявителя.
Движение местных жителей по улицам было разрешено в селах с 6.00 до 17.00 часов, в городах с 8.00 до 16.00. В остальные часы всех появившихся на улице без соответствующих документов немецкие патрули арестовывали, а то и расстреливали на месте.[165]
Доходило до того, что в некоторых оккупированных районах фашистский патруль мог без предупреждения открыть огонь на поражение по любому прохожему, если тот держал руки в карманах.[166]
На подступах к городам устанавливались посты, которые проверяли документы у проходящих лиц. Для ночлега в сельской местности нужно было получить разрешение у старосты, оставив у него до утра свои документы.[167]
В городах был установлен такой же порядок. Нуждающийся в ночлеге должен был явиться к бургомистру города или районной управы, после чего его направляли к квартальному полицейскому.
Фашисты, разыскивая партизан и тех, кто оказывал им помощь, устанавливали особо строгий контроль за недавно появившимися в данной местности учителями, агрономами, молодежью, евреями, лицами, владеющими иностранными языками, и иностранцами.[168]
По приказу командования немецких войск, к числу шпионов относили всех, кто ходил обросшим, одетым в ватник или в оборванную одежду, а также имеющих пугливый вид.[169]
Зачастую оккупантами издавались распоряжения задерживать всех, кто передвигался по населенным пунктам под предлогом поиска хлеба или другого продовольствия.
Несмотря на инструкцию немецкого верховного командования об аресте и соблюдении под стражей лиц, не проживающих в данной местности, это положение практически нигде не соблюдалось. Зачастую их просто отпускали, а наиболее подозрительных расстреливали.
Ходить группами в несколько человек было опасно, так как патрули, боясь партизан, могли открыть стрельбу издали.
Без предупреждения расстреливались лица, идущие вне дорог, появившиеся в ночное время в лесу или в расположении немецких частей.[170]
Однако, по оценкам советской разведки, несмотря на оккупационный режим, передвижение людей было возможным в любых направлениях. Для этого было нужно: не делать того, что запрещено оккупантами; иметь документы, удостоверяющие личность, и хорошо продуманную легенду; передвигаться пешком, в редких случаях на подводе, как исключение — железнодорожным транспортом; без документов передвигаться только вне дорог, ночью, избегая населенных пунктов; стараться проходить мосты и переправы в промежуток времени, когда местное население идет с базара или на базар; в городах избегать движения по главным улицам.[171]
При отсутствии документов рекомендовалось избегать больших населенных пунктов и ночевать в маленьких деревеньках или хуторах, где надзор полиции и властей был незначительным. Предписывалось в обход старост и квартальных напрямую обращаться к местным жителям, которые, в большинстве своем, предоставляли угол, не спрашивая документов.
Во всех случаях при ночлеге у местных жителей нужно было категорически избегать разговоров на политические или военные темы, чтобы не нарваться на вражескую агентуру.
В устройстве на ночлег очень выручал табак. Увидев курящего прохожего, хозяин часто сам звал его на ночлег и за табак мог даже хорошо накормить.[172]
Таким образом, инструкции, создаваемые на основе партизанской разведки, учитывали особенности административного оккупационного режима и давали четкие рекомендации органам госбезопасности и ГРУ при инструктажах забрасываемых оперативных групп для ведения разведывательно—диверсионной деятельности в тылу противника.