Парки, изгороди, ограды

Около 1460 года в знаменитом «Споре герольдов французской и английской армий» герольд Англии принимается расхваливать прекрасную охоту в своем королевстве: «Это восхитительное занятие, поскольку там много парков, полных крупной дичи, чудесных оленей, коз и ланей».

На это утверждение герольд Франции возражает: «Вот вопрос, господин герольд. Вы так замечательно восхваляете английские парки; прошу Вас, скажите мне, есть ли у Вас такие великолепные парки, как во Франции: как лесной парк в Бенине, как парк в Лезиньяне, парк в Эдене и некоторые другие [на полях манускрипта в этом месте добавлено: называются все парки Франции, огороженные стеной], огороженные, как укрепленные города, высокими стенами. И это парки для королей и для принцев. Правда, что у вас в Англии не меньше парков, но они все, кроме Виндзорского, огорожены только неглубоким рвом, изгородью или частоколом, так, как виноградники и пастбища во Франции; и в действительности это только деревенские парки. Не стоит их так сильно восхвалять».

Отрывок, конечно, полемический, но он по крайней мере дает некоторые ориентиры, позволяющие характеризовать ландшафт французских деревень в конце Средневековья. Преобладали, безусловно, области, где распаханные земли имели ненадежные границы в виде естественных преград, легко устраняемых или перемещаемых: ручьев, дорог, отдельных деревьев, камней, каких–либо неровностей рельефа. В судебном округе Санлиса в начале XVI века границу территории юрисдикции высшей судебной инстанции Кюньи обозначают последовательно идущие друг за другом местечко Воске де Фурш, большая липа, улочка, ров, источник, межевой столб у дороги и еще один межевой знак. Кроме того, везде, где был распространен режим права на земельные наделы, в определенное время сельскохозяйственного цикла, в основном после жатвы, приобретение частными лицами земли на некоторое время приостанавливалось. Вместе с тем многие крестьянские сообщества владели «общим имуществом», имели право коллективного пользования лугом, лесом, пашней. В деревне и за ее пределами существовали территории, считавшиеся общественными. Мы имеем в виду дороги (carreria publia, caminus publicus), источники, крупные реки или озера, пастбища, а также места, где шла торговля. Добавим, что трагическое сокращение населения в XIV и XV веках имело следствием увеличение площади необрабатываемых земель, des terres a ries, hermes et vague. Это привело к появлению недворянского землевладения, даже если восстановление сельского хозяйства, решительно предпринятое с начала 1450?х годов, должно было показать, что границы округов, сеньорий, приходов и фьефов не забыты и что «земельные воспоминания» с грехом пополам уцелели.

Право на земельные наделы сохраняется не только как режим господствующей частной собственности (или хозяйства), здесь прослеживается тенденция к отделению от других земельных участков, в том числе сданных в аренду. Таковы свидетельства, предоставляемые нам миниатюрами, чертежами планировок и изображениями в перспективе (по крайней мере начиная с XVI века), рассказами путешественников и, главное, бесчисленными практическими действиями. Здесь были вполне ощутимые ограды, живые изгороди, направлявшие работу замерщиков и землемеров и придававшие наглядную форму обследованиям специалистов, которым было поручено составить перепись земель и населения. Желая законодательно оформить свои владения, хозяин земли, независимо от титула или юридического статуса, стремился огородить пространство, особенно продуктивное и ценное, где частная жизнь его семьи могла бы проходить вдали от чужих глаз и где его склады, амбары, движимое имущество, орудия труда и скот были бы в полной безопасности. Нужно было защитить себя от чужаков и соседей, от диких животных, которых развелось в изобилии именно в конце Средневековья, а также от домашних животных, бродивших без присмотра. Перед сбором урожая сами поля обносили временными оградами. Между тем иногда круглые сутки их владельцы вели преследование нарушителей. Во Фландрии le bock de vylls[155] относит к правонарушениям создание бреши в деревенской ограде в период пахоты или сбора урожая. Земли Средневековья, таким образом, были одновременно юридически защищены и совершенно изолированы. Около 1460 года знатный чешский вельможа Лео фон Розмиталь, проезжая по Бретани, был поражен множеством невысоких каменных стен, les murgiers, окружающих поля: «Значит, крестьянам не надо следить за стадом, когда оно проходит <…> и стада не могут повредить земли соседей».

В таких областях, как Анжу, хозяйства были более компактными, более укрепленными и их легче было изолировать. «Все описания свидетельствуют об этом. Ограда не была результатом исключительно желания защиты; она означала вступление во владение; она была в некотором роде юридическим определением. Не случайно анжуйский обычай трактует ее как предмет собственности: “…очерченные дорогами, домены и фьефы образовывали картину, состоящую из пазлов, сливающихся в единое владение землями, лугами, равнинами и лесами» (Мишель ле Мене). Приведем один пример среди многих других. Постоялый двор и сдаваемое в аренду поместье Гран Торинье включали «два стоящих напротив дома под черепичными крышами, с каминами… фруктовый сад, соседствующий с большими старыми деревьями, земли, луга, пастбища, леса, подлески, кроличьи садки…», все это окружали рвы, изгороди и другие преграды.

В Бретани слово «парк» могло обозначать обширные домениальные территории с сохранившимися охотничьими угодьями, лесами, участками для отдыха, сельского хозяйства и разведения скота. Таковы «герцогский парк» около Морлекса, парки Ванна, Лесневена, Рюиса. Что касается парка в Шатолене, где выделяют малую и большую область, возможно, он соответствовал бывшим заповедным участкам фьефов (Жан Пьер Легей).

Напротив, в рамках системы открытых полей наделы, принадлежавшие одному и тому же крестьянину, обычно были разбросаны по территории, чередуясь с участками, занятыми жилыми постройками, невозделанными землями, или разделялись межой. Но в любом случае по мере приближения сельских поселений мы видим увеличение живых или искусственных изгородей из камня или дерева, окружающих виноградники или луга, конопляники или ивняки, небольшие сады или приусадебные участки, poupris или boille, casal или maine, обычные или фруктовые сады. Французы, говорит Брюнетто Латино, «лучше других народов умеют устраивать луга, фруктовые и яблоневые сады вокруг своего жилища».

На своем уровне светские и духовные феодалы равным образом стремились ради престижа, выгоды или для развлечения выкроить в своих доменах более скромные участки, чтобы подчеркнуть свое господство и утвердить право собственности. Лесничим (gruiers, verdiers) было поручено не пускать посторонних в их леса и следить за пользованием этим главным ресурсом, считавшимся особенно драгоценным. Временно или постоянно заповеданные участки леса благоприятствовали их сохранности и воспроизводству дичи. Замки состояли из двух дворов: верхнего, большого, и нижнего, последний имел более утилитарное, даже чисто сельскохозяйственное назначение. Не может быть дворянского жилища «без сада развлечений» (выражение относится к концу XV века). Это означает, что овощные культуры и плодовые деревья там были не главными. Закрытый фруктовый сад, hortus conclusus, был окружен стеной, иногда с бойницами, и украшен фонтаном. В саду находились беседки из виноградных лоз, павильоны, деревянные ограждения, он был ухожен и разделен на небольшие квадраты со скамейками и галереями. По литературным и художественным свидетельствам, это — идеальное место Для отдыха, веселья, песен, явной или тайной любви, споров и развлечений, но также символ девственности и невинности, образ утраченного рая, укрытый от волнений и опасностей, которые непрестанно нарушают покой внешнего мира (Элизабет Задура–Рио).

Датированный 1481 годом, «общий вид» женского монастыря Сен–Антуан–де-Шам, находившегося недалеко от Парижа, выполнен довольно примитивно, но в точном соответствии с реальным планом: мы видим расположенные сразу за оградой рощицу, несколько прудов, садки с живой рыбой, дворы, фруктовые деревья, сад и за ним нижний двор, окруженный сельскохозяйственными постройками.

Кристина Пизанская оставила нам рассказ о своем визите в 1400 году в знаменитый доминиканский монастырь Сен–Луи–де–Пуасси, где жила ее дочь–монахиня. Помещения этого монастыря, тем более знаменитые, что в них скрывалась в то время дочь Карла VI, были последовательно перечислены. Отметим пока, что осмотрены были даже дворы. Она восхищается их размерами, камнем, которым они вымощены: «Мы всюду побывали, / шли большими широкими дворами, / длиннее, чем русло канала, / куда ведут большие деревянные постройки. / Везде много красивых мостовых». Дальше находился сад, другой тихий рай, со всех сторон обнесенный высокими стенами, где росло более ста сорока фруктовых деревьев, и еще один красивый огороженный земельный участок, где резвились лани, зайцы, кролики, дикие козы и, наконец, стояли два садка, изобилующие рыбой.

Двор, сад, садок, пруд, парк: в конце Средневековья благородный замок должен был обладать всей этой цепочкой. Так это подчеркивается — не без зависти, не без насмешки — в памфлете «Вещий сон» («Le Songe veritable»[156]) при описании прекрасного замка Маркусси, перестроенного с большими издержками выскочкой первой величины Жаном Монтагю, дворецким (майордомом) Карла VI: «Это приятное и просторное место. / Здесь не осталось ничего прежнего. / Оно окружено стенами и водой».

Возведенный век спустя замок Гайон, гордое сооружение руанского архиепископа кардинала Жоржа д’Амбуаза, в то время главного советника Людовика XII, не сохранился. В этот раз описание, оставленное доном Антонио де Беатисом, капелланом и секретарем кардинала Луиса Арагонского, начинается с парка, два лье в окружности, обнесенного мощной и высокой стеной, за которой располагается сад замка. Парк тем более занимателен, что в нем чередуются лесистые и открытые участки, богатые разнообразной дичью; раскиданные по территории маленькие павильоны, безусловно, предназначены для привала во время охоты. Что касается сада, то он имеет квадратную форму и сам, в свою очередь, разделен на квадраты, по периметру которых идут деревянные решетки, покрашенные в зеленый цвет. Есть даже вольер и большая лужайка. Только восхитившись этими чудесами, посетитель проходит двумя галереями к входу в замок.

Королевские парки не имели нужды завидовать этим достижениям. Лесной парк Венсена, упомянутый, как мы отмечали, в «Споре герольдов армий», равным образом запечатлен и в хронике флорентийского посольства к Людовику XI (1461–1462), где его размер представлен не меньше чем четыре лье в окружности, и в почти современной поэме Антуана Астезана: «Великолепный лес, от которого, я думаю, замок получил свое название, чередующийся с лугами и широкими лесосеками, окружен сплошной стеной. Его обычно называют парком, он напоминает мне луг у замка Пави. Этот парк разделен на несколько частей, чтобы было где защититься от угрожающих клыков кабанов. Здесь есть пугливые лани, олени с большими рогами, быстрые зайцы и дикие козы. А кроликов иногда собирается до нескольких тысяч. К тому же этот лес способен предоставить все удовольствия охоты».