1. После полоцкого взятья…

Первые дни, последовавшие за капитуляцией Полоцка 15 февраля, не были спокойными. Желая избавить себя от неприятных неожиданностей, на всякий случай 16 февраля Иван Грозный отрядил «под литовские люди за Бобыничи на реку на Чернице, на бор, где сказали литовских людей, голову князя Олександра княж Иванова сына Вяземского с теми людьми, которые с ним (согласно первоначальной росписи, под началом князя Александра было 154 сына боярских. – В. Я.⁴¹⁶), а наказал ему про тех литовских людей доведотися дополна, есть ли в тех местех литовские люди, или нет».

Задачу, поставленную перед князем, он выполнил сполна. Со своими людьми он совершил поиск к Черному бору и взял нескольких пленников⁴¹⁷. На допросе они показали, что действительно здесь был наивысший гетман со своими людьми, но как только «к ним пришла весть, что царь и великий князь Полтеск взял, а царевы и великого князя многие люди идут на литовских людей, а стоят московские люди в Бобыничах, и виленской воевода с товарыщи со всеми людми с речки с Черницы назад побежали, а одново дни бежали верст с тритцать, да и рухледи метали много». О поспешном отступлении гетмана сообщил и перебежчик-полочанин, прежде служивший Баркулабу Корсаку⁴¹⁸.

Отправкой разведки и ограничилась активность русского войска на виленском направлении после взятия Полоцка. Почему Иван Грозный остановился на полпути? Ведь, казалось бы, после блестящей победы, настоящего блицкрига, выкованного усилиями русских пушкарей и стрельцов, можно было развивать наступление дальше. Фактически дорога к литовской столице была открыта, и на пути победоносного царского войска, практически не понесшего потерь при осаде⁴¹⁹, не было никого, что и кто мог бы помешать если не захватить, то, по крайней мере, повторить успехи времен Стародубской войны, когда русские загоны опустошили окрестности Вильно. С точки зрения Наполеона, отказ Ивана Грозного развить достигнутый успех и подписать мир в столице неприятеля однозначно выглядит роковой ошибкой.

Именно так и полагала А.Л. Хорошкевич⁴²⁰. Однако цель и задачи войны в XVI в. отличались от тех, что характерны были для войн Нового и в особенности Новейшего времени. По нашему твердому убеждению, Иван Грозный отнюдь не ставил перед собой цель сокрушить политическую субъектность Литвы (это с успехом проделают в 1569 г. поляки в Люблине). И мы не уверены в том, что Иван всерьез желал отнять у Сигизмунда «наследие Ярослава» именно в том размере, в каком его требовали московские дипломаты на переговорах с литовцами. Нанести поражение своему виленскому «брату», ослабить Великое княжество Литовское, отнять у него часть его владений и затем долго «вживлять» эту часть в политическую ткань Русского государства, но не более того. На большее у Москвы не было ни желания, ни возможностей.

Встав на эту точку зрения, и действия Ивана Грозного после 15 февраля 1563 г. обретают смысл. Действительно, если, как отмечал А.И. Филюшкин, со взятием Полоцка «стратегический замысел Ивана Грозного и русского командования был полностью выполнен, все цели достигнуты. Полоцк взят, Россия претендовала на весь Полоцкий повет, то есть успешно реализовывался «смоленский сценарий 1514 г. или чуть более поздний и менее масштабный «себежский сценарий»⁴²¹, и какой тогда смысл в наступлении на Вильно? Удар и без того был нанесен сильный (даже слишком сильный, как показали дальнейшие события), необходимый моральный эффект был достигнут – теперь нужно было заняться освоением Полоцка и ждать мирной инициативы со стороны литовского «брата». А в том, что он последует, в русской ставке, судя по всему, не сомневались, тем более что неформальные контакты между русским боярами и литовским панами продолжались.

Стоит заметить, что А.Н. Янушкевич вполне резонно отмечал, что пауза в боевых действиях была нужна обеим сторонам. Для Вильно столь быстрое падение Полоцка и наглядная демонстрация военной мощи Русского государства (нерешительная кампания 1562 г. никак не давала поводов для того, чтобы ожидать именно такого исхода зимней кампании 1562/63 г.) стало шоком. Сигизмунду и панам рады, внезапно понявшим, что у них нет ни надежного верного союзника в лице крымского «царя», ни боеспособной армии, способной взять реванш за февральское унижение, до зарезу нужна была передышка. Перевести дух, собраться с силами, выгнать шляхту из ее маетностей на «службу земскую», накопить грошей, набрать новые конные и пешие наемные роты и отправить очередную партию «поминок» к «перекопскому царю» – тут без перемирия никак не обойтись.

Москве также было необходима пауза в войне. Да, был одержан серьезнейший успех, фактически предопределивший ее исход. Однако он достался дорогой ценой. Хотя потери русского войска за все время ведения осады были минимальны, однако полоцкая рать, по образному выражению В.О. Ключевского, «заела казну». Если проведение Ливонского похода 1577 г. обошлось, по нашим подсчетам, казне Ивана Грозного минимум в 350–400 тыс. тогдашних рублей⁴²², то Полоцкий поход, превосходивший Ливонский по размаху по меньшей мере вдвое, легко мог поглотить и миллион, и больше рублей. И когда историк Дж. Вуд, рассказывая о французском военном деле времен Религиозных войн, писал, что в то время «финансовый и административный аппарат Французского государства все еще был не способен обеспечивать растущие вооруженные силы, необходимые для ведения боевых действий в ходе продолжительных кампаний в течение длительного времени (выделено нами. – В. Л.)…»⁴²³, то эти слова в полной мере могут быть отнесены и к России времен Ивана Грозного.

Само собой, и уставшее войско нуждалось в отдыхе – один только марш по заснеженным дорогам чего стоил, да и осада с ее трудами недешево обошлась ратным людям. Ратникам нужно было пополнить свои запасы, откормить коней, починить оружие и амуницию, не говоря уже о том, что нужно было хотя бы на время вернуться домой с тем, чтобы доставить в свои дома взятую мечом добычу. В противном случае войско начало бы таять само собой, и все усилия остановить самовольный отъезд тех же детей боярских со своими послужильцами от войска оказались бы неэффективными – да и особенности устройства государственной машины Русского государства были таковы, что она могла более или менее успешно работать при условии содействия со стороны «земли», тех же служилых «корпораций»-городов, составлявших ядро русского воинства в ту пору. Злоупотреблять лояльностью детей боярских и их готовностью «умереть с коня» ради государева дела могло обойтись себе дороже, и в царской «ставке» об этом не забывали. Так что и с этой стороны пауза в боевых действиях была отнюдь не лишней.

Но не только чрезмерное напряжение всех сил и ресурсов Русского государства в Полоцкой кампании и даже не приближающаяся весна с ее оттепелями и распутицей диктовали необходимость временного прекращения военных действий. Завоевать Полоцк – это даже не полдела. Удержать его в руках – эта задача была, пожалуй, посложнее. И для решения этой задачи пауза Ивану была так же необходима, как и Сигизмунду для организации реванша. Решать ее царь и его бояре начали уже 15 февраля 1563 г., когда обговаривались условия капитуляции Полоцка и его перехода под высокую руку московского государя.

«Переваривание» Полоцка на первых порах шло по двум направлениям. Прежде всего нужно было привести в порядок городские укрепления и восстановить обороноспособность государевой «отчины» на случай попытки литовского реванша. 18 февраля 1563 г. Иван Грозный объявил роспись воевод и голов, которым надлежало остаться после ухода войска по домам на «годование». Вся полнота ответственности за дальнейшее развитие событий в городе и его округе ложилась на плечи воеводы князя П.И. Шуйского, помощниками у которого должны были стать князья В.С. и П.С. Серебряные, И.В. Шереметев Меньшой и ряд других воевод. Сыну боярскому Петру Зайцеву и дьяку Борису Щекину было поручено «город делати»⁴²⁴.

Из текста наказа, данного П. Зайцеву и Б. Щекину, и в особенности из текста же другого наказа, который получил первый русский воевода Полоцка князь П.И. Шуйский⁴²⁵, следует, что после завоевания Полоцк в значительной степени утратил свой статус довольно крупного экономического центра в Подвинье. В Москве рассматривали его в первую очередь как «государеву крепость», русский форпост, выдвинутый далеко вперед, в глубину литовской территории, центр своего рода «укрепленного района». Впрочем, стоит ли этому удивляться? Со взятием Полоцка Москва установила контроль лишь над частью Двинского речного пути, тогда как начало его и конец остались в ведении литовских властей. Чтобы Западная Двина стала подобием Волги, Ивану Грозному надлежало бы взять Витебск и Ригу, однако ставил ли русский царь столь масштабную задачу? Складывается впечатление, что к началу 1560-х гг., после неудачи с «крымским» «проектом», Иван Грозный, обжегшись на молоке, стал дуть на воду и отнюдь не стремился ставить перед собой заведомо недостижимые задачи. И когда после взятия Полоцка добрые рижские бюргеры вступили в переписку с русскими властями в Ливонии относительно того, что они готовы отдаться под покровительство московского государя и не надо их «мордовать» и добывать мечом, а потом даже предложили Ивану помощь в виде 500 всадников (Reiter) или ссуду в 20 тыс. талеров (что вызвало чрезвычайное беспокойство со стороны Сигизмунда), то царь промолчал в ответ⁴²⁶.

Другое дело, что со взятием Полоцка виленскому «брату» Ивана Грозного был нанесен серьезный ущерб, а Москва получила в свое распоряжение территорию, которую нужно было хозяйственно освоить и использовать ее ресурсы для дальнейшего противостояния с ослабевшим после этого кровопускания Великим княжеством Литовским. Принцип «ВеГ lum se ipsum aleat» здесь сработал в полной мере. Анализируя результаты политики «правительства» Ивана Грозного по отношению к Полочанщине во 2-й половине 1560-х гг., прежде всего результаты земельных раздач служилым людям разных чинов, В.Ю. Ермак отмечала, что «политика, проводимая на новоприсоединенных землях, носила охранительный характер: она обеспечивала удержание завоеванных территорий под властью Москвы, обеспечивала защищенность приграничных земель на стратегически важных границах»⁴²⁷. А в результате «перебора людишек» и земельных раздач «земли Полоцкого повета с проживавшим на них населением были закреплены за Россией, – продолжала исследовательница, – стали ее органической частью и включились в сложный процесс империостроительства»⁴²⁸.

С «перебором людишек» в Полоцке после его взятия войсками Ивана Грозного и установления здесь новой власти связан ряд острых дискуссионных вопросов. В современной национально ориентированной белорусской историографии принято акцентировать внимание на тех ужасах войны, которыми сопровождалось взятие Полоцка русскими войсками (изрядно, впрочем, преувеличенных в пропагандистской литературе времен Полоцкой войны⁴²⁹, наводнившей тогда Германию и прилегающие к ней страны)⁴³⁰. Этой тенденции придерживались и некоторые отечественные историки⁴³¹.

Безусловно, определенные эксцессы (регулярно упоминаемое убийство татарами пяти монахов-бернардинцев или казнь по приказу Ивана Грозного нескольких полоцких евреев, отказавшихся принять крещение) в ходе занятия капитулировавшего Полоцка русскими войсками и их вассалами вполне могли иметь место – однако для того времени такие инциденты в порядке вещей⁴³². А.Н. Янушкевич, довольно жестко настроенный по отношению к действиям Ивана Грозного в первые дни после взятия Полоцка, отмечал, что «сведения о массовых убийствах полоцких мещан и шляхты, так характерных для позднейших западных памфлетов (выделено нами. – В. П.) и хроник (которые также не являются документом, а отражают субъективный взгляд автора хроники на описываемое им событие. – В. П.), скорее всего, являются недостоверными», поскольку, «имея четкую антимосковскую направленность, они имели целью увеличить эффект от описаний ужасов правления Ивана Грозного»⁴³³. И если уж на то дело пошло, то не литовцам и не полякам было говорить о нарушении слова, данного Иваном Грозным полочанам, и о «безмерной лютости и необычайном тиранстве» после Тарваста, Стародуба и судьбы оршанских пленников 1514 г.⁴³⁴

Одним словом, приводимые то здесь, то там сведения о том, что-де из Полоцка было то ли «депортировано» в Московию, то ли перебито 40, 50 или даже 60 тыс. жителей⁴³⁵, носят абсолютно мифологичный характер и представляют собой слухи и продукт пропагандистской войны. Вместе с тем не подлежит сомнению, что подозреваемая в неблагонадежности полоцкая элита была «выведена» из города и отправлена на поселение в московские города⁴³⁶. Полностью или частично состоялся этот «вывод»? Что-либо определенное сказать по этому поводу сложно, однако уже сейчас можно предположить, что нешляхетская часть полоцкой верхушки выселена была не целиком. Во всяком случае, в наказе Ивана Грозного новоназначенному полоцкому воеводе князю И.И. Шуйскому упоминаются полоцкие бурмистры Петр Федяев и Тихон Антушков (и они же есть в материалах ревизии 1552 г.)⁴³⁷, с которыми должен был советоваться и вести судопроизводство полоцкий воевода (кстати, судя по всему, Иван Грозный оставил в действии местные правовые обычаи, в том числе и пресловутое «магдебургское право», пожалованное Полоцку во времена оны великими литовским князьями⁴³⁸).