3. Птенцы Большого Гнезда (1212–1214 гг.)

Ты ж, страстотерпец,

проси всемогущего Бога

за потомство свое,

и за родичей,

и за Русскую землю —

миру мир даровать.

Повесть об убиении Андрея Боголюбского

День 29 июня 1174 г. выдался знойным, солнце с утра палило нещадно. Но к вечеру изнуряющая жара ушла, с реки потянуло холодком, и гридни, стоявшие на каменных стенах и башнях Боголюбского замка, вздохнули с облегчением. Когда же на землю опустилась ночь, то воины просто прошли в караульное помещение, где и дремали до самого утра. Один за другим гасли огни в замковых помещениях, и лишь в хоромах знатного боярина Петра тускло светилось окно.

В просторной горнице было тесно, поскольку набилось туда два десятка человек. Рассевшись на лавках, гости распивали боярские меды, а сам хозяин, дородный и осанистый, важно расхаживал вдоль стены. Говорили вполголоса, опасаясь лишних ушей, поскольку дело замыслили злое – убийство князя Андрея Юрьевича, прозванного Боголюбским.

Еще днем прибежал к боярину Петру его шурин Яким Кучкович и поведал о том, что князь Андрей казнил у Якима брата. А были Кучковичи не просто ближними людьми у Андрея Юрьевича, они приходились ему родственниками, поскольку женат был великий князь на их сестре Улите. И вот теперь Боголюбский отправил на смерть одного из своих родичей. Отношения братьев Кучковичей с Андреем изначально были непростые, поскольку его отец Юрий Долгорукий в свое время расправился с их родителем боярином Степаном Кучкой. Трудно сказать, женился Андрей на дочери казненного боярина вопреки воле Долгорукого или же как-то согласовал с ним этот вопрос, но своих новых родственников Андрей Юрьевич всячески жаловал и продвигал. Братья ходили у князя в милостниках, причем Яким пользовался у Андрея большим доверием: «был у князя Яким, слуга, которому он доверял»[15] (Повесть об убиении Андрея Боголюбского. С. 329). Однако именно его летописец называет главным инициатором убийства князя: «и вселися сотона в Якима зловерного, якоже и в Июду Скариотьскаго на христа, убииством»[16].

В летописях содержится информация о том, что именно Кучковичи в немалой степени посодействовали тому, что Андрей закрепился в Суздальской земле вопреки воле отца: «Приде из Киева смереныи и христолюбивыи на великое княжение в град Володимирь князь великыи Андреи Юрьевичь без отчя повелениа, егоже лестию подъяша Кучковичи»[17]. Трудно сказать, «лестию» или нет, сподвигли Кучковичи своего родственника перебраться в Залессье, но несомненным фактом является то, что это пошло на благо Суздальской земле. Потому что именно при Андрее Боголюбском начался небывалый подъем Владимиро-Суздальского княжества. Что в свою очередь принесло немалые барыши и братьям Кучковичам, которые были представителями местного боярства.

Андрей Боголюбский

Худ. В. Верещагин

Такая идиллия не могла продолжаться долго, поскольку интересы князя вступили в противоречие с интересами крупных землевладельцев. Проводя жесткую политику в отношении бояр, Боголюбский опирался на лично преданных ему людей, выходцев из незнатных слоев общества. Но, тем не менее, до поры до времени Кучковичи поддерживали своего могущественного родственника. Однако казнь одного из братьев разрушила этот союз. Мало того, она насмерть перепугала всех приближенных Андрея. Мы не знаем, за что был казнен один из братьев Кучковичей, но, как следует из текста письменных источников, многие из ближайшего княжеского окружения пришли к выводу, что и они скоро отправятся на плаху: «Сегодня его казнил, а завтра – нас, так промыслим о князе этом!» (Повесть об убиении Андрея Боголюбского, с. 329). Именно страх за свою жизнь и сплотил заговорщиков.

О том, что убийцы Боголюбского были в большинстве своем людьми, зависимыми от князя и его выдвиженцами, свидетельствует статья Новгородской летописи «А се князи русские»: «Убиша в Володимире князя Андрея свои милостьници»[18]. В числе заговорщиков помимо бояр Якима и Петра летописи так же упоминают ключника Анбала-ясина[19] и некого Ефрема Моизича. Численность убийц, по словам летописцев, была 20 человек. Трудно сказать, догадывался Андрей о заговоре или нет. «Повесть об убиении Андрея Боголюбского» приводит информацию о том, что князь знал о готовящемся на него покушении, однако никаких мер для его предотвращения предпринимать не стал, а покорно подставил голову под меч. На мой взгляд, данное свидетельство было вписано задним числом для усиления религиозного подтекста «Повести», поскольку то, что мы знаем о характере Андрея, явно не соответствует поведению князя в сложившейся ситуации. Если бы Боголюбскому стало известно о том, что его хотят убить, то заговорщики в тот же день расстались бы со своими головами. Даже если исходить из того, что Андрей Юрьевич не располагал подтвержденной информацией, он однозначно бы принял меры предосторожности и усилил свою охрану. Но ничего этого сделано не было, и князя застали врасплох.

Гости боярина Петра продолжали посиделки в горнице, поглощая хозяйские меды в огромном количестве. Все уже было решено, и пора было вершить задуманное, но заговорщиков удерживал страх. Потому и пили, чтобы набраться храбрости. Наконец Петру надоела эта пьянка, и он стал выпроваживать сотоварищей в оружейную гридницу. Заговорщики разобрали мечи и копья, некоторые натянули на себя кольчуги. После этого толпа убийц вышла на улицу и направилась через замковый двор в княжеские хоромы. Двое гридней, мирно дремавшие у входа в лестничную башню, даже не успели сообразить, что происходит, и исколотые копьями повалились на землю[20]. Поднявшись по каменным ступеням лестницы, заговорщики двинулись к опочивальне Андрея. Полумрак, царивший в коридоре, разгонялся тусклым светом факелов, которые несли убийцы.

Смерть Великого Князя Андрея Боголюбского

Рис. А. Земцов, грав. Ю. Шюблер

Яким поднял руку, и все остановились. Боярин подошел к двери, прислушался и затем осторожно постучал. «Господин мой! Господин мой…»И князь отозвался: «Кто здесь?» – тот же сказал: «Прокопий…», но в сомненье князь произнес: «О, малый, ты не Прокопий!» (Повесть об убиении Андрея Боголюбского, с. 331). Видя, что обманом проникнуть в опочивальню не получилось, Яким распорядился ломать дверь. Заговорщики дружно навалились, и сорванная с петель дверь рухнула на пол.

Андрей Боголюбский был искусен в ратном деле, оружием владел превосходно и в битвах всегда был впереди своих дружинников. Не раз и не два приближенные укоряли его за излишнюю горячность на поле боя. Осознав, что за дверью толпятся убийцы, князь не испугался, а бросился к мечу, который по легенде принадлежал его предку, святому князю Борису. Однако оружия под рукой не оказалось, поскольку ключник Анбал выкрал его еще с вечера. В этот момент в княжескую спальню ворвались заговорщики и двое из них сразу же бросились на Боголюбского.

Но Андрей не собирался покорно ждать смерти. Ударом кулака он сбил одного из нападавших с ног, и тот, звеня кольчугой, покатился по полу прямо под ноги своих товарищей. Убийцы, не разобравшись в темноте, что же произошло, приняли упавшего за князя и принялись с остервенением колоть соратника копьями и мечами. Тем временем, Андрей Юрьевич схватился со вторым убийцей и практический одолел его, когда остальные заговорщики разобрались, что к чему. Не обращая внимания на корчившегося на полу от боли товарища, они накинулись на князя.

Боголюбский дрался как затравленный зверь. Он раскидал убийц и бросился к двери, но ему снова преградили путь. Истекающего кровью князя кололи копьями, рубили мечами и наконец загнали в угол. «О, горе вам, бесчестные, зачем уподобились вы Горясеру[21]? Какое вам зло я нанес? Если кровь мою прольете на земле, пусть Бог отомстит вам за мой хлеб!» – из последних сил крикнул Андрей и повалился на пол. К этому времени хмель уже выветрился из голов заговорщиков и их снова охватил страх. Подхватив своего израненного товарища, они поспешили покинуть место преступления.

Но великий князь был еще жив. Андрей очнулся практически сразу же после ухода убийц. Кровь текла из многочисленных ран, но князь нашел в себе силы подняться и стал пробираться к выходу из дворца. Дойдя до лестницы, Боголюбский прижался к каменной стене и стал осторожно спускаться вниз, оставляя за собой кровавый след. Когда князь добрался до первого этажа, силы оставили его и он медленно опустился на пол. Стиснув зубы, Андрей Юрьевич заполз за лестничный столб, но терпеть больше не было сил, и князь громко закричал от боли.

На его беду, убийцы ушли недалеко. Услышав крики, они бросились назад, вошли в опочивальню и к своему ужасу не обнаружили тела великого князя. И тогда один из них сказал: «Стоя там, я видел в окно князя, как шел он с крыльца вниз». И воскликнули все: «Ищите его!» Заговорщиков снова охватил страх, и они с криками «Теперь мы погибли! Скорее ищите его!» бросились на поиски Андрея. Освещая факелами путь, они по кровавому следу спустились вниз по лестнице и за каменным столбом нашли Боголюбского. Великий князь совершенно ослабел от многочисленных ран и потери крови, и когда убийцы к нему приблизились, смог только перекреститься. Боярин Петр поднял меч, князь попытался прикрыться правой рукой, и она, отрубленная, упала на каменные плиты пола. В это время остальные убийцы стали тыкать в неподвижное тело копьями и мечами, добивая Андрея. Последними его словами были: «Господи, в руки Тебе предаю душу мою» (Повесть об убиении Андрея Боголюбского, с. 331). После чего князь умер.

Убийцы бросились грабить княжеское добро, хватали золото, драгоценности, затем погрузили набитые добычей узлы на лошадей и отправили по своим домам. В суматохе заговорщики убили Андреева любимца Прокопия, после чего стали собирать воинов для похода на стольный Владимир.

Суздальская земля погрузилась в пучину кровавой смуты и междоусобиц…

* * *

Великий князь Всеволод Юрьевич, по прозвищу Большое Гнездо, младший брат Андрея Боголюбского, знал, что такое борьба за власть, видел, что бывает, когда кровные родичи с мечами в руках идут друг против друга. Из той круговерти интриг и войн, которые последовали за смертью его старшего брата, Всеволод вышел победителем. Но победа далась дорогой ценой. В битвах на Болоховом поле и реке Липице он победил своих племянников Мстислава и Ярополка. Глеб Рязанский пришел им на помощь, приведя под стены стольного Владимира половецкую орду, которая выжгла и опустошила окрестные земли. Тогда тысячи русских людей были либо порублены, либо угнаны в полон. В битве на реке Колокше Всеволод окончательно разгромил племянников и их союзников. Убийц своего брата молодой князь повелел посадить в деревянные короба и утопить в Поганом озере. Глеб Рязанский сгинул во владимирском порубе, а Мстислав с Ярополком были переданы палачу и ослеплены. Поэтому кому как не Всеволоду Юрьевичу было знать о том, к чему может привести ссора между ближайшими родственниками, когда они начнут делить власть.

Всеволод Большое Гнездо

Худ. В. Верещагин

И тем не менее именно Всеволод Большое Гнездо своими действиями спровоцировал жесточайшую междоусобную войну, которая разразилась после его смерти во Владимирском княжестве. Словно и не получил он в молодости горький урок. За ошибку великого князя большой кровью заплатила Суздальская земля…

* * *

Владимиро-Суздальского князя Всеволода III недаром прозвали Большим Гнездом. У Всеволода Юрьевича было восемь сыновей и четыре дочери. Правда, Борис и Глеб умерли еще в детском возрасте, однако остались Константин, Георгий, Ярослав, Владимир, Святослав и Иван. Как отца такое большое количество сыновей не могло не радовать Всеволода, но как правителя не могло не тревожить. Великий князь понимал, что рано или поздно ему придется делить Суздальскую землю между сыновьями и единое княжество раздробится на несколько уделов. И тогда рухнет главное дело всей жизни Всеволода, собиравшего в один кулак Северо-Восточную Русь. Поэтому, великий князь решил наделить сыновей волостями за счет соседей.

Наиболее ярко такой подход Всеволода к делу проявился на примере его сына Ярослава. В 1201 году владимирский князь отправляет Ярослава княжить в Переяславль-Южный, родовую вотчину суздальских Мономашичей. Ярославу тогда было всего 10 лет, но уже в 1203 году он принимает участие в походе Романа Мстиславича и Рюрика Ростиславича против половцев. В 1206 году в Юго-Западной Руси набирает обороты княжеская междоусобица за наследство Романа Галицкого. Невольно в нее оказывается вовлечен и Ярослав. Согласно Лаврентьевской летописи, венгерский король и местное боярство пожелали видеть князем в Галиче сына могущественного Всеволода и сделали Ярославу соответствующее предложение. Две недели они прождали его у стен Галича, а затем в город въехал Владимир Игоревич, на три дня опередивший своего конкурента. Владимир был сыном князя Игоря, прославившегося своим поражением от половцев на реке Каяле. Что же касается Ярослава, то он хоть и «гнал из Переяславля к Галичу», как сообщает Лаврентьевская летопись, но свой шанс упустил. Однако рейд на Галич для Ярослава даром не прошел, поскольку в 1206 году его выгнал из Переяславля-Южного черниговский князь Всеволод Чермный: «Уезжай из Переяславля к отцу своему в Суздаль, а Галича под моей братией не ищи; если же не уйдешь добром, пойду на тебя ратью» (Лаврентьевская летопись, с. 364). Ярослав был вынужден покинуть город, а в Переяславле-Южном стал княжить сын Чермного, Михаил. Вполне возможно, что именно с этого момента и возненавидел Ярослав лютой ненавистью Михаила Всеволодовича, который станет его злейшим врагом. Впрочем, черниговским князьям их наглость дорого обойдется, поскольку Всеволод Большое Гнездо начнет против них войну. Противостояние завершится в 1211 году, когда Всеволод Чермный вернет Переяславль-Южный, а свою дочь Агафью выдаст замуж за сына Всеволода Юрьевича Георгия. Тем не менее Ярослав останется без удела.

Но Всеволод Большое Гнездо был упрям и решил облагодетельствовать сына за счет рязанских соседей. Отстранив в Рязани от власти местную княжескую династию, Всеволод посадил в городе Ярослава. Но и здесь не задалось. Рязанцы стали плести козни против силой навязанного нового князя, а затем и вовсе выступили против него с оружием в руках. Как следствие, Ярослав вернулся во Владимир-Суздальский, а Рязань была сожжена дотла. Произошло это в 1208 году. Видя, что наделить сыновей уделами за границами Суздальской земли не получается, Всеволод скрепя сердце решил разделить между ними княжество.

Еще в 1207 году великий князь выделил своему старшему сыну Константину город Ростов «и придал к Ростову 5 иных городов» (Лаврентьевская летопись, с. 370). Как показали дальнейшие события, это оказалось серьезной ошибкой. Дело в том, что местное ростовское боярство, которое Всеволод усмирил в начале своего правления, никогда не оставляло надежды на реванш. Ростовская знать вполне обоснованно считала, что их город старше стольного Владимира, поэтому косо поглядывала в сторону новой столицы Суздальской земли. Перенести центр власти из Владимира в Ростов было мечтой ростовской элиты. И когда в городе оказался Константин, местные бояре и церковные иерархи стали исподволь обрабатывать молодого человека, щедро обогащая его своими ценностями. Константин легко поддался этому внушению, хотя нельзя исключать и того, что его взгляд на ситуацию и раньше полностью совпадал с позицией ростовцев. Просто теперь мысли Константина получили реальное подтверждение.

Но, согласившись с мнением ростовской элиты, Константин неминуемо вступал в конфликт с отцом. Всеволод Юрьевич искренне ненавидел ростовское боярство, которое неизменно поддерживало его противников в борьбе за власть, развернувшуюся после убийства Андрея Боголюбского. Одержав победу, Всеволод жестоко покарал ростовскую аристократию, казнив наиболее видных ее представителей. В городе это запомнили, но поделать ничего не могли, поскольку противостоять новому великому князю в открытой борьбе было уже невозможно. Поэтому только и осталось ростовским боярам копить злость на победителя да вспоминать старые славные времена. И ждать удобного случая, когда можно будет все вернуть назад. Как показалось отцам города, с приездом молодого княжича такой удачный момент наступил.

* * *

Гром грянул в 1211 году, когда великий князь почувствовал себя худо и решил сделать необходимые распоряжения на случай смерти. Всеволод отправил в Ростов гонца, который объявил Константину, что отец велит прибыть в стольный Владимир. Великий князь хотел, чтобы его наследник постепенно перекладывал на свои плечи бремя власти и чтобы поданные начали привыкать к новому правителю. Здесь явно просматривается желание Всеволода Юрьевича сделать так, чтобы бразды правления перешли к его старшему сыну без смуты и крови. В этом случае Ростов как второй город княжества доставался Георгию. Но того, что случилось дальше, не мог предвидеть никто.

Константин отказался ехать к отцу в столицу и, по свидетельству летописца, уведомил великого князя, что «хотя взяти Володимерь к Ростову» (Московский летописный свод конца XV века, т. 25, с. 108). Вот так, ни больше ни меньше. Мало того, Константин проигнорировал и второй вызов к родителю: «не иде к отцю своему, но хотяше Володимиря к Ростову» (Московский летописный свод конца XV века, т. 25, с. 108). Если называть вещи своими именами, то Константин обнаглел. В то время на Руси отцы-правители еще не карали жестоко сыновей за ослушание, это в Византии можно было лишиться головы за подобную дерзость. Или до конца своих дней оказаться за решеткой. Были варианты у базилевсов. Но в Русской земле до этого еще не доросли. Вполне возможно, Константин посчитал, что статус наследника поможет ему избежать неприятностей. Если так, то он просчитался.

Не будем упрощать ситуацию, а посмотрим, какие были у наследника резоны так поступить. Да, бубнили ростовские церковные иерархи о славе и древности Ростова Великого. Да, могли местные бояре сподвигнуть Константина на неповиновение Всеволоду. Но не это было главное. Беда была в том, что Константин оказался достойным учеником своего отца. Княжич накрепко усвоил уроки Всеволода о том, насколько пагубно бывает дробление единого княжества на уделы. Поэтому нет ничего удивительного в том, что Константин сделал закономерный вывод: если сохранить под одной властью стольный Владимир и Ростов, то основное ядро великокняжеских земель удастся сохранить. Именно на эти два города опиралась военная мощь Суздальской земли. И даже если против него объединятся все братья, то Константин, располагая ресурсами Владимира и Ростова, сможет подавить их выступление. Но это одна сторона дела, сугубо государственная.

У медали была и оборотная сторона, которая касалась личных интересов ростовского князя. Дело в том, что Константин думал не только о пользе для Суздальской земли, но и о благополучии для себя и своих потомков. Он просто хотел оставить Ростов за своими сыновьями и превратить его в родовой удел Константиновичей. И это не выдумка, данный факт четко зафиксирован в «Летописце Переславля Суздальского»: «хоте в Ростове посадити сына своего Василька, а сам хоче сести в Володимери, а Гюрге рече: „Ты сяди в Суждали“» (т. 41, с. 130). Основания, чтобы так поступить, были у ростовского князя достаточно вескими. Потому что на данный момент ситуация складывалась таким образом: если Константин уходит из Ростова и становится великим князем, то Ростов отходит Георгию. В случае смерти Константина его брат становится великим князем владимирским, сохраняя при этом за собой и ростовский стол. Когда же Георгий отойдет в мир иной, то в стольном Владимире будет княжить следующий Всеволодович, а за сыновьями Георгия Ростов так и останется. Мощь Суздальской земли при таком раскладе значительно усилится, и все будет сделано по совести и справедливости. За одним исключением – дети Константина останутся без богатого удела.

Поэтому можно говорить о том, что, когда Константин потребовал себе Владимир и Ростов, то у него смешались в кучу интересы государственные и личные. Он вполне обоснованно считал, что под рукой великого князя должно быть достаточно сил, чтобы поддерживать порядок в Суздальской земле. Но при этом хотел и сам отхватить кусок пирога от наследия Всеволода Большое Гнездо. И как сын по отношению к отцу вел себя очень дерзко. В Московском летописном своде XV века, из которого мы узнаем о конфликте между Всеволодом и его наследником, есть информация о том, что после того, как Константин отклонил оба приглашения отца в стольный Владимир, в Ростове произошел большой пожар.

В Лаврентьевской летописи сообщается, что это бедствие случилось 15 мая, и в это время Константин находился в столице: «Константин же христолюбивый благоверный князь, сын Всеволода, был тогда во Владимире у отца» (с. 373). И уезжает он в Ростов только после того, как узнает о случившейся беде: «скоро приехал в Ростов». Ни о каком недопонимании между отцом и сыном пока речи нет. На мой взгляд, скорее всего, этот пожар, случился до того, как Всеволод объявил свою волю. В противном случае получается, что кто-то из двух летописцев слукавил. А так все становится логичным и объяснимым.

Свою версию развития событий приводит и В. Н. Татищев: «Константин тогда весьма болен был и, не могши сам к отцу ехать, послал к нему с прошением, чтоб не имел на него гнева за то, что он по крайней своей невозможности не может к нему приехать. И написал к нему о том весьма покорное прошение такими словами: „Отец предрагоценный и любезный, я покорно благодарствую, чем меня изволишь наделять, и прошу не возомнить на меня, чтоб я якобы тем вашим определением был недоволен. Только прошу не возбранить мне, сыну твоему, слово донести. Поскольку ты возлюбил меня, как старшего твоего сына, и хочешь меня на место свое старейшиною учинить, я пребуду по воле твоей. Но прошу, если честность твоя изволит, дать мне Ростов, как старейший град и престол во всей Белой Руси, и к тому Владимир. Или повелишь мне быть во Владимире, а Ростов ко Владимиру. И если тебе не противно, то прошу не презреть моления моего, я же, как скоро возможно, сам к вам поклон отдать буду“» (с. 641).

Что мы можем узнать из этого сообщения? Во-первых, то, что причиной неявки Константина к отцу была болезнь. Беда в том, что, если бы ростовский князь был тяжело болен, то Всеволод наверняка знал бы об этом и не стал посылать приглашение сыну второй раз. А узнать о том, что в действительности происходит с Константином, для великого князя было проще простого. Всеволод Большое Гнездо был одним из самых коварных и циничных правителей своего времени, и можно не сомневаться, что отец знал о том, что же в действительности происходит в ростовских княжеских хоромах. Поэтому и последовал новый вызов в столицу.

Второй момент. О таких важнейших делах, как перераспределение уделов, Константин буднично сообщает в письме. Как будто был уверен, что отец изначально оценит его мудрость и с радостью исполнит все капризы. Не факт, что и личная встреча, где Константин изложил бы Всеволоду все свои доводы и аргументы, дала бы положительный результат. Получается, что сын сознательно провоцировал отца. Но если исходить из того, что за молодым князем стояло местное боярство, то все понятно и логично.

Обратим внимание еще на такой момент. В Московском летописном своде конца XV века конкретно указано на то, что Константин «хотяше Володимиря к Ростову» (т. 25, с. 108), а не наоборот. Намерения Константина обозначены очень четко: «После смерти великого князя Всеволода Константин не захотел княжить во Владимире, но пожелал жить близ чудотворцев и церкви пречистой Богородицы в Ростове. Поэтому и захотел присоединить он Владимир к Ростову, а не Ростов к Владимиру, и замыслил, чтоб здесь был стол великокняжеский; но не допустила этого пречистая Богородица»[22] (Из Тверской летописи). Скорее всего, Татищев просто домыслил, когда говорил о том, что Константин был согласен на то, чтобы, при условии сохранения за ним двух важнейших городов Суздальской земли, столица осталась бы во Владимире. Однозначно, что ростовская элита ему бы это просто не позволила сделать.

Вполне вероятно, именно здесь возникла та дилемма, которую Всеволод так и не смог разрешить. Ни владимирское боярство, ни духовенство, ни купечество, ни простые жители города никогда бы не согласились на то, чтобы потерять статус столицы и оказаться в подчиненном положении у Ростова. Это былая такая грозная сила, с которой был вынужден считаться даже князь. Поэтому Всеволод Большое Гнездо принял решение, которое показалось ему самым наилучшим. Оставив за Константином Ростов, он объявил своим наследником Георгия: «Князь же великы Всеволод созва всех бояр своих с городов и с волостей, епископа Иоанна, и игумены, и попы, и купце, и дворяны и вси люди, и да сыну своему Юрью Володимерь по собе, и води всех к кресту, и целоваша вси людие на Юрьи; приказа же ему и братью свою» (Московский летописный свод конца XV века, т. 25, с. 108). В «Летописце Переславля Суздальского» есть существенное дополнение о том, как Всеволод перед смертью наделил сыновей уделами: «большему Константину Ростов, а потом Гюргю Володимирь, а Ярославу Переяславль, Володимиру Гюргев, а меньшею Святослава и Иоанна вда Гюргю на руце, река: „Ты им буди в отца место“ (т. 41, с. 129). Два младших сына остались без уделов, и наделять их волостями должен был уже Георгий. Примечательно, что Переславль-Залесский Ярослав мог получить потому, что родился в этом городе, о чем содержится информация в „Летописце Переславля Суздальского“: „И тако седе Ярослав в Переяславли на столе, идеже родися“» (т. 41, с. 130).

Всеволод Большое Гнездо назначает своим наследником сына Георгия

Миниатюра Лицевого летописного свода XVI века

Столица признала Георгия, признали его старшинство и остальные братья, за исключением Константина. Всеволод поломал старый обычай, согласно которому власть переходит к старшему сыну, и этим создал прекрасный повод для грядущего кровопролития.

Константин не ожидал, что отец пойдет на столь радикальные меры. Шантажируя родителя, он увлекся и просто не до конца просчитал последствия своей авантюры. Еще больше Константина поразило то, что братья бесповоротно выполнили волю отца. Ладно, Георгий, ему удача сама пришла в руки, но остальные! Получалось, что, затеяв всю эту распрю с Всеволодом, Константин не приобрел ровным счетом ничего, зато потерял право на великое княжение и испортил отношения с родственниками.

В. Н. Татищев очень лояльно относится к Константину и стремится его всячески оправдать, возлагая вину за конфликт на Всеволода и Георгия. Описывая ситуацию, которая сложилась после того, как великий князь назначил своим наследником Георгия, историк сообщает следующее: «Константин, уведав то, весьма опечалился и хотел идти к отцу, но из-за болезни не мог, а к тому же бояре опасались, чтоб его отец, призвав, не принудил оное его определение утвердить, и ехать ему не советовали» (с. 642). Рассказав очередную сказку о болезни ростовского князя, Василий Никитич сам же себя и опроверг, назвав истинных виновников конфликта. Судя по всему, эти самые люди и в прошлом противились поездкам Константина к отцу.

Летописец оставил очень интересное наблюдение о реакции Константина на события в стольном Владимире: «Константин же слышев то и вздвиже брви собе с гневом на братию свою, паче же на Георгиа» (Московский летописный свод конца XV века, т. 25, с. 108). Однако ростовский князь мог сколько угодно хмурить брови, в данной ситуации это не интересовало никого и вряд ли что могло изменить. Отец решения не поменяет, а после его смерти Георгий власть не отдаст. И здесь у Константина был выбор – либо начать борьбу за великое княжение и ввергнуть Суздальскую землю в кровавую междоусобицу, либо смириться с существующим положением дел и всю жизнь оставаться на вторых ролях. Хотя с детства он привык считать себя везде первым. Но самое обидное было в том, что в эту ловушку Константин загнал себя сам. Воистину горе от ума!

Понимал ли Всеволод, что сотворил и чем все это может закончиться? Трудно сказать. Но одно можно утверждать наверняка – именно его мягкотелость в отношении Константина, и привела к жесточайшей усобице, перед которой померкла собственная борьба за великокняжеский стол. Не обязательно было предпринимать жестокие меры против личности Константина лишая старшего сына жизни или свободы. Достаточно было просто отстранить его власти. Так, как это сделает в отношении своего старшего сына внук Всеволода, Александр Невский.

Когда Василий посмеет выступить против отца, то Александр скрутит непокорного первенца в бараний рог, лишит всех прав на великое княжение и отправит жить в захолустье. Василий Александрович просто исчезнет из политической жизни Суздальской земли, как будто его и не было. Когда речь шла о благе страны, то Александру Ярославичу было абсолютно все равно, кто перед ним – друг или родственник. Если это было необходимо для дела, то князь был очень жесток, мог приказать и вздернуть повыше, и руки отрубить и глаза выколоть.

Всеволоду надо было лишить Константина удела за неповиновение отцу и великому князю. В этом случае страна не узнала бы ужасов братоубийственной войны, никогда бы не случился кошмар Липицы, а тысячи русских людей остались бы живыми.

* * *

Всеволод Большое Гнездо умер 13 апреля 1212 года и был погребен в Успенском соборе стольного Владимира. На похоронах присутствовали все сыновья, за исключением Константина, что и было зафиксировано в «Летописце Переславля Суздальского» (т. 41, с. 129), старший сын по-прежнему сидел в своем Ростове и гневно хмурил брови. Великим князем стал Георгий. Если кто-то и ожидал, что сразу же начнется смута, то он ошибся. Константин активности не проявлял, зато против Георгия начали выступать другие братья. Первым начал мутить воду Святослав: «Тогда же разгневався Святослав на Гюргя и бежа от него в Ростов к болшему брату Костянтину, и поведа ему вся бывшаа в граде Володимери» (Летописец Переславля Суздальского, т. 41, с. 129). Святослав не просто убежал, он выдал все планы великого князя. Можно предположить, что причиной скандала стал вопрос о вотчине, которой младшего брата должен был наделить Георгий. Впрочем, как указано в «Летописце Переславля Суздальского», непокорство новому великому князю стал проявлять и другой брат, Владимир, княживший в Юрьеве-Польском.

Согласно тексту «Летописца», в сложившейся ситуации Георгий обратился к брату Ярославу: «Брате Ярославе, аще поидеть на мя Костянтин или Володимир, буди ты с мною в помощь мне, пакы ли на тя поидеть, то аз по тобе в помощь буду». Ярослав ответил просто: «Велми брате, тако буди» (т. 41, с. 129). Очевидно, в Ростове начали перекраивать карту Суздальской земли, и Ярослав об этом знал. Потому и пошел на союз со старшим братом.

Великий князь Георгий Всеволодович

Изображение на фреске Архангельского собора Московского Кремля

Обычно о правителе судят по его делам. Первое, что сделал Георгий, став великим князем, так это собрал своих братьев, бояр и поставил перед ними вопрос о дальнейшей судьбе рязанских князей. В 1207 году Всеволод Большое Гнездо обманом заманил их в ловушку и захватил в плен. Пленников доставили в стольный Владимир, и там кого засадили в темницу, а кого бросили в поруб. В Рязань же Всеволод Юрьевич отправил своего сына Ярослава, а когда тот не смог справиться с недовольством рязанцев, вообще стал управлять соседним княжеством через наместника. И вот теперь, пять лет спустя, Георгий решил восстановить справедливость. По его приказу рязанских князей освободили из неволи и отправили по родовым уделам. В Лаврентьевской летописи говорится о том, что Георгий выпустил из заключения не только князей, но и рязанского епископа Арсения, а также «и всех людей рязанских» (Лаврентьевская летопись, с. 415). Ведь Всеволод не просто заточил в темницу элиту Рязанской земли, он ещё вывел из княжества и переселил в свои земли массу простого народа. Теперь же Георгий отпустил их всех на волю. «Того же лета Гюрги Всеволодовичь высажа ис погреба князи рязанстии и дружину их: седоша бо лет 6, а Роман ту и умре. Гюрги же одарив их золотом, и серебром, и коньми, и дружину их так же одари, утвердився с ним крестным целованием, пусти их всвояси» (Летописец Переславля Суздальского, т. 41, с. 130).

Этот поступок характеризует великого князя с самой лучшей стороны. У него были свои представления о том, что такое хорошо и что такое плохо, исходя из этих понятий он и действовал. Как покажет время, рязанские князья очень хорошо понимали, кому обязаны своей свободой, и в дальнейшем они всегда будут надежными союзниками Георгия. Поэтому говорить о том, что во время нашествия Батыя великий князь не помог рязанцам только потому, что считал их ослабление делом для себя выгодным, возможным не представляется. Ведь при желании мог просто сгноить их всех в заключении, и никто бы ему слова не сказал. Сгинул же при Всеволоде во владимирской темнице рязанский князь Глеб Ростиславич. Но Георгий поступил так, как ему подсказывала совесть.

Между тем зашевелился у себя в Ростове Константин: «А Костянтин нача рать замышляти на Георгиа, хотя под ним взяти Володимерь» (т. 25, с. 109). «Летописец Переславля Суздальского» освещает ход событий более подробно: «Слышав Костянтин, оже отец мертв, а Гюрги седить в Володимери на отни столе, и рече: „То сему ли подобаеть сидети на отни столе, меншему, а не мне болшему?“ И нача сбирате воя с братом Святославом на Гюргя». Мы видим, что в данном случае инициатором войны выступает именно Константин. Мало того, он отвергает и мирные инициативы Георгия, который соглашался уйти из стольного Владимира, но взамен требовал Ростов. Однако Константина одолела жадность, помноженная на государственную целесообразность. Вспомним, информацию, которая содержится в «Летописце Переславля Суздальского»: «Костянтин же не хоте сего, но хоте в Ростове посадити сына своего Василька, а сам хоче сести в Володимири, а Гюрге рече: „Ты сяди в Суждали“» (т. 41, с. 130).

Вот и все. Маски сброшены, и цена вопроса стала понятной. На стольный Владимир Константин смотрит как на переходящее красное знамя, а за своим родом стремится удержать богатый ростовский удел. И при этом его абсолютно не интересует, как на такой расклад посмотрят Ярослав и Георгий. А они посмотрели очень плохо, потому что ничем иным нельзя больше объяснить жесткую ответную реакцию Георгия, который вместе с братьями Ярославом, Владимиром и Иваном повел рать на Ростов.

В этот поход Георгий повел владимирский большой полк, а также суздальскую и великокняжескую дружины. Под его стягом шли гридни из Стародуба, Москвы и Переславля-Залесского. Сила достаточно грозная и способная смирить гордыню Константина. У старшего Всеволодовича не было возможности встретить родственников на рубеже своего княжества, а потому он решил дать бой, опираясь на мощные укрепления Ростова. Но до битвы не дошло. Согласно летописным свидетельствам, братья замирились, целовали друг другу крест, после чего разошлись по своим уделам. Трудно сказать, о чем они договорились: на мой взгляд, речь могла идти только о том, что Константин не будет продолжать борьбу за великокняжеский стол. Иначе Георгию не было никакого смысла уводить полки от Ростова.

В следующем, 1213 году противостояние вспыхнуло с новой силой. В этот раз усобицу спровоцировал Владимир Всеволодович, перебежавший от Георгия к Константину. Как и в случае со Святославом, мы не знаем, в чем была суть конфликта между братьями. Но теперь в Суздальской земле образовались две княжеские коалиции: с одной стороны – Константин, Святослав и Владимир, с другой – Георгий, Ярослав и Иван. Константин дал младшему брату войска, и Владимир захватил сначала Волок Ламский, а затем Москву, где и укрепился.

Ответ не заставил себя долго ждать, Георгий, Ярослав и Иван снова собрали полки и выступили в поход. Только не на Москву, как надеялись их противники, а прямо на Ростов, где находилось решение проблемы. Очевидно, что Константин был не готов к такому повороту событий. Да, он мог бы дать братьям сражение под Ростовом, но твердой уверенности в победе у него не было. С другой стороны, и Георгий видел, что дело может закончиться большой кровью, которую он очень не хотел проливать. Поэтому стороны в очередной раз решили договориться по-хорошему. Согласно Лаврентьевской летописи, великий князь с братьями ушли от Ростова, «утвердив ряд с Константином». Старший брат снова пообещал не претендовать на великое княжение, а младший сделал вид, что ему поверил. Но, тем не менее, разошлись без боя, по-хорошему.

Это привело к новой расстановке сил в Суздальской земле. За всеми этими событиями внимательно наблюдал еще один Всеволодович, Святослав. Он держал сторону Константина, но когда увидел, что дело приобретает затяжной оборот, крепко задумался. Все закончилось тем, что «Святослав иде от Костянтина к Юрьеви брату своему в Володимерь», как записано в Московском летописном своде XV века (т. 25, с. 109). Георгий этим воспользовался, принял брата с честью и дал ему в вотчину бывший удел брата Владимира – Юрьев-Польской.

Ситуация опять изменилась не в пользу Константина, поскольку против него снова объединились все братья, за исключением Владимира, но тот окопался в Москве и до поры до времени никуда не высовывался. Противостояние между Константином и Георгием пока еще не привело к кровопролитию, но это могло произойти в любой момент.

* * *

Гроза разразилась в том же 1213 году. В Московском летописном своде XV века о начале нового витка усобицы сказано так: «Начать Костянтин опять рать замышляти на братию» (т. 25, с. 110). Обратим внимание, что и в первом, и во втором случае инициатором вооруженного противостояния называется именно Константин. Получается, что из-за собственной недальновидности он вступил в конфликт с отцом, лишился великого княжения, а когда Всеволод умер, то решил поправить свои дела. Выглядит это, мягко говоря, некрасиво, а сам Константин производит крайне негативное впечатление. Для него на первом месте всегда собственное Я, а все остальное вторично. Если надо предать близкого человека, то он это сделает, не задумываясь, лишь бы ему лично от этого была польза.

Георгий же ведет себя совершенно иначе, действует по совести и справедливости и недаром со временем получит полную поддержку от младших братьев. Между тем говорить же о том, что в данный момент князь Георгий мог уступить великое княжение Константину добровольно, не приходится. Потому что дело было уже не конкретно в князьях, а в противостоянии боярского Ростова и стольного Владимира. И если бы Георгий сейчас вдруг решил уступить Константину, то владимирское боярство при полной поддержке общины столицы провозгласило бы великим князем либо Ярослава, либо любого кого другого из сыновей Всеволода. Но только не Константина, за которым стояла ростовская знать. Это был замкнутый круг, из которого не было выхода. Вот что сотворил старый князь Всеволод своими неразумными действиями в последние годы жизни.

Слухи о том, что Константин готовит рать для похода на Владимир, дошли и до Георгия. Великий князь стал собирать полки, а также позвал на помощь братьев Ярослава, Святослава, Ивана и князя Давыда Муромского. Но пока шла подготовка к походу, великий князь получил весть о том, что ратники Константина захватили Кострому. Причем не просто вступили в город и разграбили, а, согласно летописи, «пожже ю всю, а люди изимаша» (Московский летописный свод конца XV века, с. 110). Проще говоря, город спалили дотла, а всех жителей захватили в плен и увели на территорию Ростовского княжества. И опять Константин показывает себя с самой отвратительной стороны. Он уже воюют не конкретно с Георгием и братьями, а с простыми людьми, которые не имеют никакого отношения к его ущемленным амбициям. С военной точки зрения, захват Костромы не давал ему никаких преимуществ, поскольку в городе не было ни князя, ни дружины. Поэтому данный рейд можно расценивать только как очередную попытку навредить Георгию. Однако Константин добился прямо противоположного эффекта.

Ростовский князь забыл простую евангельскую истину: «взявшие меч, мечом погибнут». Он просто не подумал о том, что сотворенное им зло к нему же и вернется. В стольном Владимире отнеслись бы с полным пониманием к тому, чтобы разорил Константин волости новгородские, смоленские или рязанские. Но зачем обращать в дым и пепел собственную страну? Это было выше понимания владимирской элиты и еще больше отвратило жителей Владимира-Суздальского от Константина.

Великокняжеская рать выступила в поход. Константин снова не рискнул отойти от своей столицы и дал бой на ближних подступах к городу, в двух верстах от Ростова на реке Ишне. По приказу князя ростовские полки перекрыли все броды через реку. «И тако начяша Ярославля дружина и Гюргева битися о реку Ишьню, бе бо грязь велми, и про се бо нелзе поити Гюргю и Ярославу к граду Ростову. И ту убиша Ивана Радославичя» (Летописец Переславля Суздальского, т. 41, с. 130). Трудно сказать, кто такой Иван Радославич: скорее всего, он был воеводой у Георгия или Ярослава. Попытка прорыва через реку не удалась, но, тем не менее, после сражения враждующие рати в течение четырех недель стояли друг против друга.

Золотые ворота и земляные валы Владимира-Суздальского

Фото автора

Некоторая информация о противостоянии на реке Ишне сохранилась в Тверской летописи. Героем этого сражения оказался знаменитый ростовский воевода Александр Попович, которого некоторые исследователи отождествляют с былинным богатырем Алешей. Согласно летописным свидетельствам, для войска Георгия была «река Ишна как крепкая стена». Получается, что в этот момент война приняла затяжной и позиционный характер. Далее летописец восторженно сообщает о подвигах Александра Поповича: «Тогда Александр вышел из города и перебил многих людей великого князя Юрия. А кости их собраны в большие могилы, которые и ныне есть на реке Ишне, а также по другую сторону реки Усии: ведь с князем Юрием много пришло людей. А другие перебиты были Александром под Угодичами, на реке Узе, потому что богатыри Александра, делая вылазки с различных сторон, обороняли молитвами пречистой Богородицы город Ростов. Так великий князь Юрий многократно приходил во владения брата, но возвращался посрамленный» (Из Тверской летописи).

Впрочем, не все было столь гладко для Константина, как пытается представить тверской летописец. Князь Георгий часть своих войск распустил жечь и грабить ростовскую землю, а Константин этому помешать не смог: «и многа села пожгоша около Ростова» (Московский летописный свод XV века, с. 110). Та война, которую развязал Константин, теперь пришла на его земли. Суздальцы «много пакости сотвориша, села пожогшя, скот поимашя, жито пасошя» (Летописец Переславля Суздальского, т. 41, с. 130). В это время, воспользовавшись тем, что полки Георгия и Ярослава стояли на реке Ишне, активизировался их брат Владимир.

Ответ. Боевая сцена XII века

Рис. Н. Каразин, грав. Шюблер

Во главе дружины и московского ополчения он пошел в поход на город Дмитров, принадлежащий Ярославу. Однако в городе своевременно узнали о том, что на них идет вражеская рать, и приготовились к обороне. Жители не стали мелочиться и быстро сожгли вокруг Дмитрова посад, тем самым сразу обозначив всю серьезность своих намерений. Владимир этим был сильно обескуражен, а когда защитники сделали вылазку и потрепали его войска, то окончательно запаниковал. Летописец пишет: «Тогда же хотешя и Владимира застрелити» (Летописец Переславля Суздальского, т. 41, с. 131). Это окончательно переполнило чашу терпения князя, и он со своим полком обратился в бегство. Но беды Владимира на этом не закончились, поскольку «Дмитровци же вышедше из города, избишя зад дружины его» (Летописец Переславля Суздальского, т. 41, с. 131). Горе-воевода бежал до самой Москвы, где и затворился накрепко.

Наконец стоявшим на Ишне князьям удалось договориться. Есть большая вероятность того, что в сложившейся ситуации с мирными инициативами выступил именно ростовский князь. Георгию с братьями терять было нечего, поскольку их полки и дружины находились на вражеской земле. Зато для Константина каждый лишний день нахождения неприятеля на землях ростовского княжества оборачивался колоссальными убытками. Его владения жгли и грабили, а остановить этот погром не было никакой возможности, кроме как заключить мир. Поэтому и пришлось Константину снова договариваться с братьями. Летописцы опять ничего не сообщают об условиях, на которых был заключен мир. Просто констатируют факт, что Всеволодовичи в очередной раз целовали крест.

Мы можем только предположить, каким могло быть одно из условий мирного соглашения. Возможно, Георгий дожал Константина, и тот обязался не поддерживать брата Владимира, находившегося в Москве. Если бы сражение на реке Ишне завершилось в пользу ростовского князя, он бы никогда не пошел на такой шаг. А так получилось, что младший брат стал разменной монетой в большой политической игре старших братьев. Об этом свидетельствует тот факт, что, замирившись с Константином, Георгий сразу же повел полки на Москву. Мало того, он попросил у старшего брата помощи против Владимира, и получил ее! Для князя ростовского московский князь был отработанным материалом, и он не собирался из-за него осложнять отношения с Георгием и Ярославом. Суздальские и ростовские полки подошли к Москве.

У Владимира не было никакого шанса на успешный исход осады. Но и Георгию не хотелось доводить дело до кровопролития, и он послал к Владимиру доверенного человека со словами: «Еди ко мне, не боися, аз убо тебе не снем, ты мне еси брат свои» (Летописец Переславля Суздальского, т. 41, с. 131). Московский князь не стал упорствовать и сложил оружие. Георгий в свою очередь не стал свирепствовать, а просто снова отобрал у брата земли: «и сведоша его с Москвы» (Никоновская летопись, т. 10, с. 66). Но совсем удела лишать не стал, а отправил Владимира на княжение в Переяславль-Южный, родовую вотчину суздальских Мономашичей. Как говорится, с глаз долой.

В дальнейшей борьбе между Георгием и Константином князь Владимир уже не играл никакой роли. Впрочем, и в Переяславле-Южном у него не задалось, хотя начал он там княжить весьма неплохо. Осмотревшись на новом месте, Владимир решил укрепить свое положение в Южной Руси с помощью династического брака и женился на дочери черниговского князя Глеба Святославича. Казалось, что все для него складывается как нельзя лучше, но тут как на грех случился половецкий набег.

Князь Владимир сел на коня и во главе дружины ринулся навстречу степнякам. Ему удалось перехватить половцев на переправе. Завязался упорный бой, но кочевники перешли реку в другом месте и обошли переяславскую дружину. Поражение русских было сокрушительным: «князя Владимера Всеволодовичя руками яша, и Дмитрея и Ивана, славных богатырей, убиша, и много боар и воевод побиша» (Никоновская летопись, т. 10, с. 69). Захватив большой полон, орда ушла в степь. Так Владимир оказался в половецком стане пленником, а Переяславль-Южный остался без князя.

Усобица между Константином и Георгием на некоторое время затихла. В следующем, 1214 году Ярослав Всеволодович женился на дочери новгородского князя Мстислава Удатного: «Ведена бысть Ростислава из Новагорода, дщи Мьстиславля Мьстиславичя, за Ярослава, сына великого князя Всеволода» (Летописец Переславля Суздальского, т. 41, с. 131). На следующий год Ярослава позвали на княжение новгородцы, и он отправился на берега Волхова. На тот момент в Суздальской земле никто и предположить не мог, к каким трагическим последствиям это приведет.