2. Крестоносцы (1201–1202 гг.)

Просто ради дела Христова и только для проповеди прибыл он в Ливонию.

Генрих Латвийский

Большое зло очень часто начинается с малой ошибки, и данная история не стала исключением. В конце XII века объявился в Ливонии некий католический священник Мейнард из ордена Блаженного Августина. Служитель церкви был полон решимости нести слово Божие язычникам ливам, однако проблема заключалась в том, что эти племена находились в зависимости от Полоцка и платили ему дань. Мейнард обратился к полоцкому князю Владимиру за разрешением проповедовать истинную веру и получил его. Что и было засвидетельствовано в «Хронике Генриха Латвийского»: «Получив позволение, а вместе и дары от короля полоцкого, Владимира (Woldemaro de Ploceke), которому ливы, еще язычники, платили дань, названный священник смело приступил Божьему делу, начал проповедовать ливам и строить церковь в деревне Икесколе (Ykeskola)[14]» (стр. 71). Казалось бы, какая безделица, и стоит ли на нее вообще обращать внимание, но именно это разрешение полоцкого князя привело к тому, что началось многовековое противостояние Руси и крестоносцев.

В 1185 году в поселении Икескола проповедник распорядился возвести укрепление, для чего привезли каменотесов с острова Готланд, а на следующий год там была построена каменная церковь. Одновременно был возведен и замок Гольм. Крещение местного населения шло у Мейнарда с переменным успехом. Ливы то периодически расхищали его имущество, а людей избивали, то убегали в леса от неистового проповедника. И, тем не менее, за свои неустанные труды на благо католической церкви Мейнард был посвящен в епископы. А вскоре у него появился и верный последователь, монах-цистерцианец Теодорих из Турайды. Процесс крещения язычников продолжился, но шел очень медленно, и тогда «кое-кто из тевтонов, датчан, норманнов и других обещали, если будет нужно, привести войско» (Генрих Латвийский, с. 74). Призвав на помощь шведов, епископ все же сделал один набег на земли непокорных ливов, однако шведский военачальник вместо того, чтобы крестить язычников, взял с них дань и уплыл домой. Епископ возмущен, швед доволен.

В 1196 году Мейнард умер и его преемником стал аббат Бертольд. Однако у него не было того авторитета, как у его предшественника, и скоро дело дошло до вооруженных столкновений с ливами. Во время одной из стычек Бертольд был убит. Снова встал вопрос о преемнике. Было очевидно, что в сложившейся ситуации в Ливонии требуется не подвижник, а человек храбрый, умный, жестокий и решительный. И вскоре такой кандидат был найден. Это был бременский каноник Альберт Буксгевден, который в 1198 году был посвящен в епископы. В 1199 году он занялся набором войск для крестового похода против ливов. То, чем раньше занимались в Ливонии Мейнард и Бертольд, казалось теперь сущей мелочью.

Серьезные дела начались в 1200 году, когда в устье Западной Двины высадились германские крестоносцы во главе с епископом Альбертом. В следующем году они основали город Ригу, которая стала немецким плацдармом для завоевания Прибалтики. В 1202 году, для увеличения боевого потенциала немецких переселенцев и колонистов, при прямом покровительстве Альберта был основан Орден Братьев Христова рыцарства, или, как его еще называли, Орден меченосцев. Название «меченосцы» произошло от эмблемы ордена, на которой был изображен под красным крестом вертикально стоящий меч. Рыцари носили ее на белых плащах, она же красовалась и на их щитах. Основателем Ордена был Теодорих из Турайды, первый заместитель епископа. В 1202 году он становится настоятелем цистерцианского монастыря в крепости Дюнамюнде, построенной в устье Западной Двины и защищавшей Ригу со стороны моря.

Новый рыцарский орден до поры до времени подчинялся непосредственно рижскому епископу. Меченосцы получили от Папы Римского устав тамплиеров, а первым их магистром стал Винно фон Рорбах: «В это же время брат Теодорих, предвидя вероломство ливов и боясь, что иначе нельзя будет противостоять массе язычников, для увеличения числа верующих и сохранения церкви среди неверных учредил некое братство рыцарей христовых, которому господин папа Иннокентий дал устав храмовников и знак для ношения на одежде – меч и крест, велев быть в подчинении своему епископу» (Генрих Латвийский, с. 82). В 1207 году была достигнута принципиальная договоренность между епископом Рижским и руководством ордена о том, что из захваченных земель 1/3 остаются под властью братьев-рыцарей, а остальные отходят епископам Рижскому, Дерптскому и Эзельскому. Уже само это положение подразумевало, что без дела меченосцы сидеть не будут, а понесут слово Божие всем окрестным племенам и народам. В те места, куда смогут дотянуться длинные руки католических прелатов.

Боевая организация нового ордена ничем существенным не отличалась от той, которая была принята в военно-монашеских организациях тамплиеров, госпитальеров и тевтонцев. Главной ударной силой меченосцев была тяжелая конница, костяк которой составляли братья-рыцари. Защитное снаряжение рыцаря было традиционным: длинная кольчужная рубаха с капюшоном, кольчужные чулки с металлическими наколенниками и горшковидный шлем, украшенный фигурами представителей животного мира. Вооружение, как того требовал устав, было без украшений, прочным и удобным. Состояло оно из пики, длинного меча, кинжала, булавы или боевого топора. Поверх доспехов надевалась белая мантия с эмблемой ордена, а завершал снаряжение рыцаря треугольный щит. В распоряжении меченосца было также три лошади: одна – для боя, а остальные – для перевозки снаряжения. Рыцаря сопровождали двое оруженосцев.

Помимо собственно братьев-рыцарей, под знаменем ордена сражались и служащие братья. Это были выходцы из незнатных слоев населения, которые в силу своего происхождения не могли занимать высокие командные должности. Хотя они так же принимали монашеские обеты и имели те же права, что и рыцари. Оружие и снаряжение служащих братьев ничем не отличались от рыцарского, хотя одежда и была более скромной, коричневого или серого цвета, с нашитой эмблемой ордена. Сражаться они могли как в пешем строю, так и в конном, используя те же тактические приемы, что и их благородные собратья, поскольку выучка была практически одинакова. И еще один немаловажный момент: в качестве служащих братьев на стороне ордена воевали немало арбалетчиков и лучников, роль которых особенно возрастала во время обороны и штурма городов и замков. Мастерство стрелков ценилось необычайно высоко, поскольку требовало длительной подготовки и обучения. Не случайно командованию ордена иногда приходилось нанимать за плату целые отряды лучников и арбалетчиков.

Армия крестоносцев

Миниатюра XIII века

Пешее войско под знамена крестоносцев выставляли племена, проживающие на землях, покоренных католиками. Так же в пехоте служили выходцы из городских низов и представители деревенской бедноты Германии, откликнувшиеся на призыв борьбы с язычниками. В поисках лучшей доли эти люди по морю и по суше отправлялись в Ливонию, где предлагали свои услуги меченосцам и военачальникам епископа. Вооружение таких воинов было достаточно пестрым и разнообразным, в орден они не вступали и монашества не принимали.

Начиная с 1202 года, используя такой инструмент, как Орден меченосцев, епископ Альберт развил очень бурную деятельность по обращению ливонских племен в католическую веру. Шло расширение территорий Рижского епископства, что в конечном итоге привело к тому, что, в 1205 году крестоносцы появились на границах Полоцкого княжества.

* * *

Первыми, кто столкнулся на Руси с германскими крестоносцами, были полоцкие князья. Не Псков и Новгород, а именно Полоцк оказался первой жертвой крестоносной агрессии. Эта страница нашей истории не является достаточно известной, и поэтому на ней стоит остановиться более подробно.

Понаблюдав за действиями крестоносцев, полоцкий князь Владимир, когда-то давший Мейнарду разрешение на проповедь в землях ливов, пришел к выводу, что теперь «божьи дворяне» представляют для него опасность. Немцы действовали на зависимых от Полоцка землях, и этот факт не мог не тревожить Владимира. Вполне возможно, что начались перебои с данью, которую ему раньше выплачивали местные племена. Поэтому в 1203 году он решил всем напомнить, кто в Ливонии хозяин, и во главе дружины выступил в поход против ливов. Своей главной целью он выбрал замки Икескола и Гольм.

Русские неожиданно появились под стенами Икесколы и взяли крепость в осаду. Бывшие в крепости ливы растерялись совершенно, и, не имея возможности оказать сопротивление, откупились от князя деньгами. И здесь Владимир совершил первую ошибку: вместо того, чтобы занять замок и оставить там гарнизон, укрепив таким образом порубежье с крестоносцами, он повел войска на Гольм. Князя обуяла жажда стяжательства: кроме денег, он и слышать ни о чем не хотел. Примечательно, что в 1205 году братья-рыцари будут действовать совсем иначе и просто захватят замок.

Епископ Альберт, узнав о набеге, быстро сориентировался в ситуации и отправил в Гольм отряд орденских арбалетчиков. Не перепуганные ливы, а профессиональные воины расположились по периметру стен, и когда полоцкая дружина подошла к замку, германские стрелки открыли по ней стрельбу. Один за другим падали на землю подстреленные кони, боевой порядок русских нарушился, ряды смешались, и князь приказал уходить прочь от крепости. Арбалетчики проявили высочайшее мастерство, поскольку били исключительно по коням, не желая убивать гридней Владимира: «они переранили у него множество коней и обратили в бегство русских, не решившихся под обстрелом переправиться через Двину» (Генрих Латвийский, с. 85). Рижскому епископу не был нужен военный конфликт с Полоцком, и, скорее всего, арбалетчики действовали в соответствии с его инструкциями. Что же касается Владимира, то вряд ли данное предприятие можно занести ему в актив.

Одновременно крестоносцы подверглись атаке со стороны князя Всеволода, правившего в княжестве Герцике (Ерсика). Герцике был столицей русского удельного княжества в долине Западной Двины, а его князь находился в вассальной зависимости от Полоцка. И хотя от крестоносцев земли Герцике прикрывало Кукейносское княжество, тем не менее, Всеволод тоже решил внести свою скромную лепту в борьбу с католиками. О том, что его вклад в сопротивление германской агрессии в данный момент оказался невелик, нам сообщил Генрих Латвийский: «Король Герцике (Gercike), подойдя к Риге с литовцами, угнал скот горожан, бывший на пастбищах, захватил двух священников, Иоанна из Вехты и Вольхарда из Гарпштедта (Harpenstede), рубивших с пилигримами лес у Древней Горы, а Теодориха Брудегама, погнавшегося за ним с горожанами, убил» (с. 85). Как видим, у западнорусских князей желание побороться с крестоносцами постоянно вступало в противоречие с материальными интересами. Владимир Полоцкий позарился на деньги ливов из Икесколы и провалил удачно начавшуюся операцию по захвату замка, а Всеволод просто решил увеличить поголовье рогатого скота на своих землях. Таким образом, своими действиями князья никаких стратегических задач не решили, зато вызвали немалое раздражение в Риге.

Но был еще один человек, которому в противостоянии между Русью и католиками в Прибалтике суждено было сыграть едва ли не решающую роль. Это был князь Вячеслав Борисович, или, как его еще называли, Вячко. Происходил он из династии полоцких князей, а уделом его было Кукейносское княжество. Город Кукейнос (русское название Куконос) стоял на правом берегу Западной Двины, в том месте, где в нее впадает речка Кокна. Жил Вячко так, как и положено было удельному князю, – собирал дани и оброки с подвластных земель, творил суд и расправу над подданными, а когда случался набег, рубился в порубежных схватках с литовцами. Будучи человеком православным, ходил по праздникам и воскресеньям в церковь, где творил молитвы и грехи замаливал, а когда наступало время отдохнуть от дел государственных, то проводил время на охоте или на веселом пиру с дружиной верной. Словом, жил так, как и десятки других таких же мелких князей того времени, ничем из их массы не выделяясь. И даже не подозревал о том, что скоро этой спокойной и размеренной жизни придет конец, а его имя навсегда войдет в историю.

Живя на самой границе с крестоносцами, Вячко внимательно наблюдал за тем, как не по дням, а по часам растет их могущество. И что самое главное, он был бессилен в одиночку что-либо здесь изменить. Князь не мог противостоять этой напасти, как не мог помешать и росту немецкого влияния в регионе, который раньше находился в сфере влияния Полоцкого княжества. Ресурсы Кукейноса были ничтожно малы, а князь Владимир, у которого был неплохой шанс вмешаться в развитие событий и остановить немецкую экспансию в самом ее начале, проявил удивительную политическую близорукость и беспечность, чем епископ Алберт и воспользовался на все сто процентов.

По достоинству оценив поход Владимира против Икесколы и Гольма и понимая, что с этого момента он предоставлен сам себе, Вячко решил действовать самостоятельно. На помощь сюзерена из Полоцка он уже не рассчитывал, и поэтому в 1205 году отправился в Ригу: «Когда король Вячко из Кукенойса услышал, что пришли таким большим отрядом латинские пилигримы и поселились по соседству всего в трех милях от него, он, добыв через гонца пропуск от епископа, отправился к нему на корабле вниз по реке. После рукопожатий и взаимных приветствий он тут же заключил с тевтонами прочный мир, который, впрочем, недолго продолжался. По заключении мира, простившись со всеми, он радостно возвратился к себе» (Генрих Латвийский, стр. 92).

Радость князя понять было можно. Присутствие столь напористого и агрессивного соседа, как орден меченосцев, вселяло в него тревогу, поскольку в случае большого конфликта с католиками он не надеялся на чью-либо помощь. Теперь же аппетиты рыцарей сдерживались договором с Альбертом, и это пока Вячко устраивало. С другой стороны, князь очень внимательно присматривался к тому, что же собственно происходит на землях соседа. И то, что он там увидел, произвело впечатление на Вячко.

Дело в том, что крестоносцы старались не допускать нападений на подвластные им племена ливов и всегда выступали на защиту своих подданных. Набеги литовцев и эстов на свои земли братья-рыцари пресекали самым жесточайшим образом. Ответные карательные походы не заставляли себя долго ждать, а потому местное население вскоре стало смотреть на немцев как на своих защитников. Было о чем подумать князю Кукейноса. Натиск литовцев на его владения становился с каждым годом все сильнее, а позиции Полоцка в регионе слабели день ото дня. И если так пойдет дальше, то недалек тот день, когда Кукейнос со всех сторон будет окружен врагами и раздавлен. Без могущественного союзника было не обойтись. Поэтому взор Вячко и обратился в сторону Риги, сам ход событий подсказывал такое решение. Дело оставалось за малым – дождаться епископа Альберта, который отбыл в Германию набирать новых крестоносцев, и при личной встрече прозондировать почву насчет дальнейшего взаимовыгодного сотрудничества.

Здесь на политической арене снова возник Владимир Полоцкий. Рижский епископ решил, что необходимо все же как-то урегулировать отношения с соседом во избежание дальнейших инцидентов, и отправил в Полоцк посольство. Но, помимо посольских функций, люди епископа должны были осмотреться в Полоцке и попробовать разузнать о дальнейших намерениях князя. Аббат Теодорих, на которого были возложены эти функции, отправился ко двору Владимира. Однако посольство изначально не задалось, поскольку по пути в Полоцк на аббата и его спутников напали литовцы и ограбили. Забрали и боевого коня с комплектом вооружения, которого епископ Альберт передал в дар русскому князю.

Когда Теодерих появился в Полоцке, то, к своему удивлению, он обнаружил там посланцев ливов, которые были присланы племенными старейшинами для того, чтобы «склонить короля к изгнанию тевтонов из Ливонии» (Генрих Латвийский, с. 94). Мало того, полоцкий князь уже принял решение воевать с орденом и распорядился готовить суда и вязать плоты, чтобы по течению Западной Двины быстро сплавить свои войска до Риги. Однако Теодориху о дальнейших планах князя пока ничего не было известно. Но тут Владимир поступил очень неразумно. Назначив послам епископа аудиенцию, он не придумал ничего умнее, как пригласить на нее и ливов. Что он хотел этим показать, сказать трудно, возможно, просто хотел нагнать на германцев страху. Однако добился прямо противоположного результата.

Во время переговоров произошел скандал, инициаторами которого выступили именно посланцы ливов. Люди епископа сказали, что «пришли ради мира и дружбы, а в это время ливы наоборот заявили, что тевтоны и не хотят и не соблюдают мира. Речь их полна была проклятий и желчи, а короля они больше подстрекали начать войну, чем заключить мир» (Генрих Латвийский, с. 95). Только теперь до Владимира дошло, какую же глупость он совершил, сведя под одной крышей ливов и германцев, и не желая, чтобы его намерения относительно войны стали очевидны, поспешно выпроводил Теодориха. Аббату было велено сидеть на подворье и ждать следующего вызова к князю. Однако Теодорих почуял неладное. Он подкупил одного из княжеских приближенных (возможно деньги на это были переданы из Риги), который и выложил немцу все планы Владимира. К епископу помчался тайный гонец, известивший Альберта о грядущей опасности. В результате многие крестоносцы, которые уже были готовы вернуться в Германию, остались в Риге. Примечательно, что вместе с ними хотел уехать по делам и епископ, но ввиду серьезности положения был вынужден остаться. Уникальный шанс выбить «Божьих дворян» из Ливонии был упущен.

Узнав, что его план по захвату Риги рухнул, Владимир стал действовать иначе. Он решил взять на себя роль третейского судьи в конфликте между ливами и католиками. Выпроводив Теодориха обратно в Ригу, он отправил вместе с ним и своих людей, которые должны были на месте разобраться в ситуации. Послы прибыли в Кукейнос, откуда отправили приглашение епископу на встречу у реки Воги, куда должны были прийти и старейшины ливов. Однако переговоры закончились ничем, поскольку каждая из сторон осталась при своем мнении.

Обстановка продолжала накаляться, и вскоре последовал взрыв. Центром восстания ливов против католиков стал замок Гольм, который в 1203 году не сумел захватить полоцкий князь. В Риге быстро отреагировали на возникшую угрозу и бросили против повстанцев все наличные силы. В сражении под стенами замка ливы потерпели поражение, многие пали на поле боя или утонули в реке во время бегства. Кому повезло, те сумели укрыться за стенами Гольма. Но крестоносцы не дали ливам ни малейшего шанса на победу. Из Риги прибыли отряды арбалетчиков с метательными машинами, и падение замка стало лишь вопросом времени. После жесточайшей бомбардировки в Гольме были разбиты стены и башни, начались пожары, а защитники понесли большие потери. Восставшие были вынуждены сдаться. Впрочем, заняв Гольм, братья-рыцари не стали там свирепствовать, чтобы окончательно не озлобить местное население, а лишь арестовали всех старейшин. Сначала их отправили в рижскую тюрьму, а затем вывезли в Германию, где, по замыслу епископа, они должны были усвоить местные законы и обычаи.

Альберт прекрасно понимал, что те силы, которыми он располагает в Прибалтике, незначительны. На это указывал и Генрих Латвийский, когда, подводя итоги сражения за Гольм, отметил: «Все славное, что до этого времени произошло в Ливонии, Бог совершил не мужеством многих, а руками немногих» (с. 100). Именно этот факт и оказывал решающее влияние на политику Альберта в отношении ливов. Будучи умным человеком, епископ Риги прекрасно понимал, что без поддержки местного населения шансы германцев удержаться в Ливонии невелики. Поэтому и старался действовать аккуратно. Однако распорядился «занять вышеназванный замок Гольм,чтобы ливы впредь не могли сопротивляться там христианам, зовя на помощь русских и язычников» (Генрих Латвийский, с. 100). Как видим, крестоносцы прекрасно понимали, кто может спутать им все карты в большой прибалтийской игре. Очень точно охарактеризовал политику епископа в Ливонии Н. М. Карамзин: «Но Альберт говорил как Христианин, а действовал как Политик: умножал число воинов, строил крепости, хотел и духовного и мирского господства» (с. 432).

Окончание первоначального русского владычества в прибалтийском крае в XIII столетии

По книге Фр. фон Кейсслера

А что же Владимир Полоцкий, что он сделал и как воспользовался столь выгодной ситуацией? Как это ни печально, но полоцкий князь даже палец о палец не ударил, чтобы оказать помощь восставшим ливам. То ли не успел, а может, и не собирался. Поэтому еще один политический и стратегический просчет князя Владимира налицо. По большому счету, его политика в отношении крестоносцев вызывает массу вопросов, поскольку она была крайне непоследовательна и противоречива. Это лишний раз подтверждается тем, что поход на Ригу князь предпринял только на следующий год после восстания ливов. Тогда, когда замок Гольм крестоносцы уже превратили в свой опорный пункт.

В 1206 году, подстрекаемый ливами, Владимир начал наступление в Ливонии. От лазутчиков он знал о том, что гарнизон в Риге невелик, а епископ уехал в Германию. Проблема была в том, что теперь ему было очень трудно рассчитывать на поддержку ливов, чей военный потенциал был подорван прошлогодним поражением от крестоносцев. Но полоцкий князь это прекрасно понимал и потому собрал очень большое войско, «со всех концов своего королевства, а также от соседних королей, своих друзей» (Генрих Латвийский, с. 102). Полки выступили на Ригу, часть ратников шла по суше, а остальные на судах и плотах спускались по Западной Двине.

По замыслу Владимира, сначала планировалась овладеть замками Икескола и Гольм, которые прикрывали дорогу на Ригу. Что лишний раз показывает нераспорядительность русского князя и предусмотрительность немецкого епископа. Потому что, пока в замках не было гарнизонов крестоносцев, их можно было без проблем захватить. Да и шанс, как мы помним, у князя был. Теперь же ситуация изменилась и приходилось большой кровью платить за прошлые ошибки.

Первые потери русские понесли у Икесколы, когда войска высаживались на берег. Крестоносцы метко били со стен из баллист и катапульт, вели массированную стрельбу из арбалетов, и Владимир, оценив силу сопротивления, решил обойти замок. Главный удар обрушился на Гольм. Узнав о приближении полоцких полков, часть ливов из окрестных селений укрылись в лесах, остальные бросились в замок под защиту немецкого гарнизона. Факт сам по себе весьма знаменательный и наглядно свидетельствующий о том, что Владимир упустил время для открытой войны с крестоносцами.

Русская рать обложила Гольм плотным кольцом, и воины отправились по окрестным лесам для заготовки дров и бревен, поскольку князь решил поджечь деревянные укрепления замка. Под стены выдвинулись лучники и открыли меткую стрельбу по стенам, переранив многих защитников. Ответ не заставил себя долго ждать, орденские баллистарии и арбалетчики вступили с княжескими лучниками в перестрелку, нанося врагу значительный урон. Баллисты били достаточно далеко и поражали не только стрелков под стенами, но и тех ратников, которые находились в лесу. Тогда Владимир отправил гонцов к ливам, прося у них поддержки. Здесь и сказался тот раскол, который произошел среди местного населения в отношении крестоносцев. Одни племена прислали своих людей, другие старейшины вообще не посчитали нужным ответить князю на его призыв. Прибывших ливов Владимир отправил на заготовку дров, а все свои войска стянул к Гольму. Не защищенные доспехами, ливы несли большие потери, но деревянная гора под стенами замка продолжала расти.

Во время этой осады в полной мере проявилась неумение русских осаждать крепости. Обычно князья и воеводы захватывали вражеские города либо внезапным нападением (изгоном), либо с помощью длительной блокады (обложением). Однако в данной ситуации ни один из вариантов не подходил, поскольку внезапного нападения не получилось, а на длительную осаду не было времени, Владимир опасался возвращения епископа с новыми отрядами крестоносцев из Германии. Тем не менее сражение за Гельм затянулось и продолжалось одиннадцать дней. И это при том, что собственно германцев в замке было лишь 20 человек. Основную массу защитников составляли ливы, но они были крайне ненадежны, и крестоносцам приходилось все время быть начеку, наблюдая как за врагами, так и за своими вынужденными союзниками. Вполне вероятно, что если б осада продлилась чуть дольше, то осажденные в замке ливы перешли бы на сторону русских и открыли им ворота.

Генрих Латвийский объективно указал как на сильные, так и на слабые стороны военного дела у противника: «Русские с своей стороны, не знавшие применения баллисты, но опытные в стрельбе из лука, бились много дней и ранили многих на валах» (с. 103). Действительно, не только княжеские дружинники прекрасно стреляли из лука, но и простые ратники, среди которых было немало охотников. Так же в «Ливонской хронике» рассказывается о неудачной попытке Владимира применить осадную технику: «Устроили русские и небольшую метательную машину, по образцу тевтонских, но, не зная искусства метать камни, ранили многих у себя, попадая в тыл» (с. 103). Дело застопорилось, поскольку Гольм быстро взять не удалось, а идти на Ригу, оставляя в тылу вражеский замок, князь не хотел.

Между тем в Риге царила паника, поскольку епископ был в отъезде, гарнизон невелик, а укрепления города не достроены. Вся надежда была на чудо, и оно произошло. Князя стали одолевать сомнения относительно продолжения осады Гольма, и вполне вероятно, что он решил оставить замок в покое и идти на Ригу. По крайней мере, об этом сообщает Генрих Латвийский. Однако причина, почему он от этого намерения отказался, вызывает определенные сомнения: «Между тем к королю вернулись некоторые ливы-разведчики и сказали, что все поля и дороги вокруг Риги полны мелкими железными трехзубыми гвоздями; они показали королю несколько этих гвоздей и говорили, что такими шипами тяжко исколоты повсюду и ноги их коней и собственные их бока и спины. Испугавшись этого, король не пошел на Ригу, и спас Господь надеявшихся на него» (с. 103). В это же время дежурившие вдоль побережья ливы доложили Владимиру, что в море появились неизвестные корабли.

На мой взгляд, истинной причиной, почему полоцкий князь не пошел на оплот германского могущества в Ливонии, является именно появление в море неизвестных кораблей. Владимир был не настолько храбр, чтобы пойти на риск в игре, где ставки были очень высоки. Не исключено, что и корабли, и сказка о железных шипах, усыпавших поля под Ригой, явились не более чем дезинформацией. Но как бы там ни было, а русские сняли осаду Гольма и ушли в Полоцк. Все труды князя по сбору большой рати пошли прахом, гора родила мышь. Так бездарно закончилась еще одна попытка Владимира Полоцкого выдворить из Ливонии крестоносцев.

Что же касается немцев, то они, «оставшись здравы и невредимы, благословляли Бога, который и на этот раз руками немногих защитил свою церковь от неприятеля» (Генрих Латвийский, с. 104).

* * *

Мы не знаем, принимал ли участие князь Вячко в походе Владимира Полоцкого на Ригу. Если исходить из того, как развивались события дальше, скорее всего, что нет. У Вячко уже были возможности оценить полоцкого князя как стратега и как политика, поэтому на его счет он не обольщался. Соответственно, нет ничего удивительного в том, что в июне 1207 года Вячко отправился в Ригу на встречу с епископом Альбертом. «Когда король Кукейноса Вячко услышал о прибытии епископа и пилигримов, он вместе со своими людьми вышел им навстречу и по прибытии в Ригу был принят всеми с почетом.Проведя в самой дружественной обстановке в доме епископа много дней, он наконец попросил епископа помочь ему против нападений литовцев, предлагая за это половину своей земли и своего замка. Это было принято, епископ почтил короля многими дарами, обещал ему помощь людьми и оружием, и король с радостью вернулся домой» (Генрих Латвийский, с. 107).

Вполне возможно, что особой радости Вячко по данному поводу не испытывал, поскольку все его действия были продиктованы исключительно насущной необходимостью. В любом другом случае он на этот союз никогда бы не пошел. Однако князь даже в кошмарном сне не мог увидеть тех последствий, к которым приведет договор с германцами.

Как очень часто бывает, все началось с бытовой ссоры между двумя соседями, которая постепенно переросла в вооруженный конфликт. Разразился он весной 1208 года между князем Вячко и его соседом, рыцарем Даниилом из Леневардена, но что характерно, о причинах, которые конфликт породили, сведения в источниках отсутствуют. Генрих Латвийский объясняет их довольно туманно: «Этот король причинял много неприятностей людям Даниила и, несмотря на неоднократные увещевания, не переставал их беспокоить» (с. 114). Что это были за неприятности и какое беспокойство князь доставлял рыцарю, можно только гадать. На мой взгляд, это могли быть обычные пограничные конфликты: кто и где охотился, кто, где рыбу ловил, кто чьи поля вытоптал. Возможно, уводили друг у друга скот и еще как-то пакостили по мелочам. Но Вячко, недавно заключивший союз с епископом Альбертом, никакого подвоха с этой стороны не ожидал. За что в итоге и поплатился.

Генрих Латвийский оставил подробный рассказ о случившемся: «Однажды ночью слуги Даниила поднялись вместе с ним самим и быстро двинулись к замку короля. Придя на рассвете, они нашли спящими людей в замке,а стражу на валу мало бдительной. Взойдя неожиданно на вал, они захватили главное укрепление; отступавших в замок русских, как христиан, не решились убивать, но угрозив им мечами, одних обратили в бегство, других взяли в плен и связали. В том числе захватили и связали самого короля, а все имущество, бывшее в замке, снесли в одно место и тщательно охраняли. Позвали господина своего Даниила, бывшего поблизости» (с. 114).

Прежде всего стоит особо отметить невероятное разгильдяйство княжеских дружинников, о котором даже ливонский хронист счел необходимым упомянуть! Кукейнос – город порубежный, и если с немцами мир, то это не значит, что не нападут литовцы. Хотя не исключено, что на границе с Литвой дозоры были, а на немецкой границе отсутствовали. Можно даже предположить, что накануне в городе был праздник со всеми вытекающими из этого последствиями. А крестоносцы очень любили нападать на русских во время церковных праздников, с этим мы в дальнейшем не раз столкнемся. Немцы напали, как снег на голову, и пока гарнизон Кукейноса протирал глаза да тряс взлохмаченными с похмелья головами, все было кончено. Доверчивость князя вышла ему боком, и, свято уверовав в свою неприкосновенность со стороны немцев, он не принял никаких мер предосторожности. В итоге оказался застигнут врасплох. И если в этот раз все более или менее обошлось, то в дальнейшем подобная вера в порядочность крестоносцев обернется трагедией не только для князя, но и для многих тысяч людей. Но таков был Вячко – будучи порядочным человеком, он и от других ожидал того же. Как видим, ни к чему хорошему это не привело. Связанного по рукам и ногам князя бросили в телегу и увезли в Леневарден, где заковали в цепи и посадили в подвал. Кукейнос разграбили.

Вполне вероятно, что рыцарь Даниил горел желанием прикончить Вячко прямо на месте, но просто не знал, как посмотрит на это самоуправство епископ. А вызывать неудовольствие могущественного сюзерена крестоносцу очень не хотелось. Пришлось обо всем докладывать в Ригу, и оттуда последовал грозный окрик – освободить Вячко. «Епископ вместе со всеми своими был очень огорчен и не одобрил сделанного, велел вернуть короля в его замок и возвратить ему все имущество, затем, пригласив короля к себе, с почетом принял его, подарил ему коней и много пар драгоценной одежды; во время праздника Пасхи самым ласковым образом угощал его и всех его людей и, усыпив всякую вражду между ним и Даниилом, с радостью отпустил его домой» (Генрих Латвийский, с. 114). Теперь уже приходилось радоваться епископу, поскольку глупый и недалекий рыцарь Даниил едва не испортил всю его хитроумную комбинацию. Используя Вячко в качестве вассала и союзника, Альберт готовился к проповеди католичества в русских землях, постепенно увеличивая число своих миссионеров на территории Полоцкого княжества. А так…

Тем не менее, епископ поспешил выполнить свое давнее обещание и отправил вместе с князем Кукейноса 20 человек для усиления гарнизона. На первый взгляд, это очень мало, но, с другой стороны, мы помним, как два десятка крестоносцев удержали замок Гольм во время его осады многочисленной ратью Владимира Полоцкого. К тому же в распоряжение Вячко были отправлены настоящие профессионалы, среди которых были рыцари и баллистарии – воины, умеющие обращаться с метательными машинами. Так же прибыли каменщики, которые должны были начать перестаивать укрепления Кукейноса. Мало того, епископ оплатил все расходы, связанные с этой экспедицией, а также снабдил своих людей продовольствием и всем необходимым. После этого он засобирался в Германию. У многих крестоносцев уже закончился обет, и они собирались вернуться по домам, и епископу требовалось пополнять Христово воинство новыми пилигримами.

Но если Альберт думал, что уладил дело с князем Кукейноса, то он глубоко заблуждался. Дело в том, что из подземелья замка Леневарден мир видится несколько иначе, чем из окна терема в Кукейносе. Пока закованный в цепи Вячко сидел в темнице у рыцаря Даниила, ему было о чем подумать. Благо времени было много. И князь понял одну простую истину, на которую раньше не обращал внимания: если рыцари Христовы куда-либо приходили, то приходили навсегда, поскольку выгнать католиков обратно было просто невозможно. Совсем в другом свете предстали перед Вячко и его договор с епископом Альбертом, и то, зачем в Кукейносе появились крестоносцы. Он ясно осознал все последствия своего неразумного шага.

Был еще один момент, который сыграл ключевую роль в дальнейших событиях. Даниил, который по княжескому разумению был не более чем псом на поводке у епископа, смертельно оскорбил природного русского князя и не понес за это никакой кары. По мнению Вячко, Альберт должен был либо жестоко наказать наглеца сам либо выдать его голову князю Кукейноса. А не заниматься ерундой в виде попыток примирения двух смертельных врагов, поскольку такие оскорбления смываются только кровью. Епископ показал свое двуличие, и Вячко не собирался его прощать. План мести, созревший в голове князя, был вполне осуществим, и Вячко решил его воплотить в жизнь сразу же по возвращении в Кукейнос.

Будучи твердо уверен в том, что Альберт отбыл в Германию, а в Риге нет достаточного количества войск, Вячко бросил вызов католикам. Стоя на башне Кукейноса, он внимательно следил за перемещавшимися по городу германцами. Часть из них были заняты на строительных работах, а другие просто маялись от безделья, слоняясь вокруг крепостных стен и подремывая на травке. В это время княжеские гридни с обнаженными мечами выскользнули из городских ворот и набросилась на крестоносцев. Те из немцев, что долбили во рву камень для постройки замка, даже не успели схватиться за мечи и щиты, сваленные в кучу у подножия крепостной стены, безоружных строителей дружинники изрубили за одну минуту. Остальные люди епископа успели вооружиться, но не успели облачиться в доспехи, а потому не устояли против закованных в броню русских воинов. Однако их сопротивление позволило убежать из Кукейноса трем немцам, направившихся прямиком в Ригу. Трупы убитых крестоносцев пустили по течению реки, а в Полоцк помчался гонец Вячко звать полоцкого князя в поход на Ригу, где сейчас нет ни епископа, ни большого гарнизона.

Князь Владимир это предложение оценил и в кои веки, проявив решительность, велел объявить о сборе полков по всему княжеству, а сам стал спешно готовить дружину. Но здесь как гром среди ясного неба пришла весть о том, что Альберт никуда не уплыл, поскольку его задержали ветра. Узнав о том, что произошло в Кукейносе, епископ обратился к тем пилигримам, которые хотели отплыть в Германию, и 300 бойцов сразу же откликнулись на его призыв. Все рыцари, которые были рассеяны по Ливонии, спешно вернулись в Ригу, а Альберт раскошелился и навербовал наемников. Когда же к этой армии присоединились отряды ливов со своими старейшинами, епископ решил, что этих сил будет вполне достаточно, чтобы покарать Вячко, и выступил в поход.

Узнав о том, какие силы против него идут, князь Кукейноса понял, что проиграл. Вестей из Полоцка не было, а, зная Владимира, Вячко не был уверен, что, получив сведения о случившемся, он поспешит на помощь Кукейносу. Не имея ни малейшего шанса устоять против мощи крестоносцев, князь распорядился сжечь Кукейнос. Пламя, которое поднялось над городом, было грозным предупреждением всем князьям о том, что у границ Русской земли появился новый страшный враг. Враг напористый, дерзкий, отчаянно храбрый и умелый в ратном деле. Но мало кто тогда обратил на это внимание, и люди вскоре забыли о судьбе Кукейноса. На его пепелище по приказанию епископа был выстроен замок Кокенгузен.

На местное население, которое поддерживало Вячко, Алберт обрушил свою карающую длань: «Узнав о сожжении замка Кукенойс и бегстве русских, послали кое-кого преследовать их. Среди них Мейнард и некоторые другие из слуг епископа догнали беглецов, немало их нашли по лесам и болотам, а именно лэтигаллов и селов, данников короля, единомышленников и сотрудников его в измене и убийстве тевтонов, захватили и некоторых русских, взяли добычу и имущество их, а также отняли назад и кое-какое тевтонское оружие.Всех, кого нашли из числа виновных в единомыслии измене, предали по заслугам жестокой смерти и истребили изменников в той области» (Генрих Латвийский, с. 116).

Что же касается Вячко, то он на целых 15 лет исчезает со страниц как русских летописей, так и европейских хроник.

* * *

После падения Кукейноса наступила очередь княжества Герцике. В 1209 году в Риге был спешно собран военный совет, на котором Альберт выступил с пламенной речью на тему о том, «каким образом избавить молодую церковь от козней литовцев и русских» (Генрих Латвийский, с. 125). В этот раз епископ Риги сбросил с себя маску и называл вещи своими именами. Он заявил, что «Герцике всегда был ловушкой и как бы великим искусителем для всех, живших по этой стороне Двины, крещеных и некрещеных, а король Герцике всегда был враждебен рижанам, воюя с ними и не желая заключить мир» (Генрих Латвийский, с. 125). Говоря о войне, епископ подразумевал не полномасштабные боевые действия, а мелкие набеги со стороны русских. Мы помним, как Всеволод угнал у людей епископа скот, и вполне возможно, что князь и дальше действовал в том же духе.

Тем временем епископ продолжал ораторствовать: «Вспомнив все зло, причиненное королем Герцике, вместе с литовцами, городу Риге, ливам и лэттам, решили идти войной против врагов рода христианского. Ибо король Всеволод (Vissewalde) из Герцике всегда был врагом христианского рода, а более всего латинян. Он был женат на дочери одного из наиболее могущественных литовцев и, будучи, как зять его, для них почти своим, связанный с ними сверх того и дружбой, часто предводительствовал их войсками, облегчал им переправу через Двину и снабжал их съестными припасами, шли ли они на Руссию, Ливонию или Эстонию» (Генрих Латвийский, с. 125).

Рыцарь-крестоносец

Средневековое изображение

И действительно если Вячко мог рассчитывать только на поддержку Полоцка, то Всеволод поступил хитрее и заключил союз с литовцами. Этот союз был скреплен женитьбой князя на дочери Даугерута, которого Генрих Латвийский характеризует как «одного из наиболее могущественных литовцев». Но в данной ситуации не помог и союз с литовцами. Рижский епископ для войны против Всеволода мобилизовал все германские силы в Ливонии и собрал очень большое войско. Мало того, складывается впечатление, что поход епископа на Герцике застал князя врасплох. В свое время князь Вячко проспал рейд рыцаря Даниила, теперь на те же грабли наступил его коллега из Герцике. Очевидно, что история с захватом Кукейноса Всеволоду впрок не пошла, и он недооценил величину опасности, надвигавшейся с севера.

…Этим утром в Герцике не ждали нападения, город жил повседневной жизнью. Лишь на стенах и башнях прохаживались дозорные, поглядывая по сторонам. К распахнутым городским воротам тянулись крестьяне из окрестных сел, торопившиеся на базар. Внезапно над городом загудел набат, на стенах забегали ратники, а из ближайшего леса выплеснулась группа всадников и помчалась к городу. Все, кто шел и ехал в Герцике, ринулись к воротам. Стражники не успели закрыть тяжелые створки, как узкий проход под надвратной башней оказался запружен беглецами. Крестьянские телеги, застрявшие в воротах, окончательно заблокировали вход. Между тем конный отряд приближался, уже были видны красные кресты на белых плащах меченосцев. Ярко блестели под лучами солнца шлемы и кольчуги рыцарей, земля мерно гудела от ударов сотен копыт.

Крестоносцы врезались в толпу беглецов у ворот и принялись рубить их направо и налево, прорубаясь в город. С проездной башни было видно, как на помощь коннице из леса поспешили пешие воины. Меченосцы изрубили стражу, потоптали конями крестьян и прорвались в Герцике. Но тут примчался князь Всеволод с дружиной и атаковал братьев-рыцарей. Бой закипел с новой силой, гридни бились храбро и умело оттеснили крестоносцев обратно к воротам. Казалось, еще немного, и они выбьют врагов из города, но подоспели пешие воины епископа. Численный перевес неприятеля дало себе знать, и дружинники стали отступать. Пробившись к реке, они попрыгали в лодки и отчалили к противоположному берегу. Герцике пал.

Начался повальный грабеж. «Божьи дворяне» снимали с колоколен колокола, из церквей выносили иконы и прочее убранство, врывались в дома горожан и забирали все самое ценное. В плен попала жена Всеволода, была захвачена и княжеская казна. Всю ночь и весь следующий день крестоносцы свирепствовали в Герцике, а затем, когда грабить стало нечего, подожгли город и ушли в Ригу. Князь Всеволод увидел с противоположного берега реки пожар и с горечью произнес: «О Герцике, милый город! О наследие отцов моих! О нежданная гибель моего народа! Горе мне! Зачем я родился, чтобы видеть пожар моего города и уничтожение моего народа!» (Генрих Латвийский, с. 126).

Добыча, которую взяли меченосцы, была огромной, недаром Генрих Латвийский отметил, что, захватив Герцике, крестоносное воинство «в городе собрало по всем его углам большую добычу, захватило одежду, серебро и пурпур, много скота, а из церквей колокола, иконы (yconias), прочее убранство, деньги и много добра» (с. 126). Но самым главным трофеем братьев-рыцарей была жена Всеволода. Если бы не это, князь никогда не отправился бы в Ригу бить челом епископу и каяться в преступлениях против католиков, униженно умоляя отпустить супругу. Альберт благодушно выслушал Всеволода, заявил, что зла на него не держит, но для того, чтобы иметь им друг с другом крепкий мир, князь должен выполнить определенные условия. И мудрый епископ изрек следующее: «Если ты согласишься впредь избегать общения с язычниками, не будешь пытаться вместе с ними разрушить нашу церковь, не станешь вместе с литовцами разорять землю твоих русских христиан, если ты согласишься принести свое королевство в вечный дар церкви пресвятой Марии, так чтобы вновь получить его уже из наших рук, и вместе с нами наслаждаться постоянным миром и согласием, тогда только мы отдадим тебе королеву со всеми пленными и всегда будем верно оказывать тебе помощь» (Генрих Латвийский, с. 126). Проще говоря, Альберт потребовал от Всеволода стать его вассалом. И при этом открывать «все злые замыслы русских и литовцев» (Генрих Латвийский, с. 127).

У князя Герцике не было иного выхода, и он согласился на все условия епископа. Торжество Альберта было полным, поскольку малой кровью он подчинил себе еще одно русское княжество. Правда, в дальнейшем Всеволод старался вести себя независимо по отношению к Риге, но получалось это у него не всегда. При этом, используя родственные связи, он постоянно подстрекал литовцев к нападению на владения крестоносцев и по мере сил старался навредить католикам. Однако решающего значения это уже не имело.

* * *

Оставался Полоцк. Князь Владимир располагал значительно большими ресурсами, чем Кукейнос и Герцике вместе взятые, а потому и представлял для крестоносцев гораздо более серьезную угрозу. Особенно Альберта страшил возможный союз князя с враждебными католикам племенами: «Таким образом, ливонская церковь в то время, находясь посреди множества языческих племен, в соседстве русских, терпела немало бедствий, так как те все имели одно стремление – уничтожить ее» (Генрих Латвийский, с. 133). Но покончить с Владимиром, как с Вячко и Всеволодом, у епископа просто не хватало сил. Полоцкий князь проводил по отношению к германцам недружественную политику, не пропускал рижских купцов через свои земли и старался всячески напакостить агрессивному соседу. Поэтому в 1210 году епископ отправил к Владимиру посольство во главе с рыцарем-меченосцем Арнольдом. Полоцкий князь принял послов благожелательно, разрешил купцам из Риги свободный проход по своим землям и отправил в Ригу верного человека, чтобы тот обсудил с епископом условия соглашения.

В 1212 году произошла личная встреча полоцкого князя и епископа Альберта, которая имела судьбоносное значение для развития германской экспансии в Прибалтике. Инициатором ее был Владимир, который хотел поднять вопрос о дани ливов Полоцку и договориться о безопасном плавании купцов по Западной Двине. Епископ же хотел поговорить о совместной борьбе против литовцев. Вместе с ним увязался и изгнанный из Пскова князь Владимир Мстиславич, чья дочь была замужем за братом епископа. Альберт приютил родственника, оказав ему всяческий почет и уважение. С Владимиром Мстиславичем мы в дальнейшем еще не раз встретимся, поскольку в событиях, которые будут происходить в Прибалтике, он примет самое активное участие.

Вернемся к предстоящей встрече на высшем уровне. Примечательно, что епископ повел на эти переговоры рижское ополчение и рыцарскую конницу меченосцев, а Владимир – дружину и полоцкий полк. Ни о каком взаимном доверии речи не было. Переговоры назначили на нейтральной территории, в Герцике, поскольку, с одной стороны, Всеволод уже считался вассалом епископа, но, с другой стороны, он оставался русским князем. Владимир прибыл первым и успел ввести свои войска в город. Когда прибыл епископ, то договаривающиеся стороны встретились за чертой городских стен.

Разговор между князем и епископом получился очень примечательный. Генрих Латвийский достаточно подробно рассказал об этих переговорах, которые наглядно показали всю разницу в подходе русских и немцев к ситуации в Прибалтике. Это объясняет многое. И прежде всего то, почему одни вышли в этом противостоянии победителями, а другие потерпели поражение. Судите сами: «Король же, пытаясь то лаской, то суровостью с угрозами убедить епископа, просил его отказаться от крещения ливов и утверждал, что в его власти либо крестить рабов его ливов, либо оставить некрещеными. Ибо русские короли, покоряя оружием какой-либо народ, обыкновенно заботятся не об обращении его в христианскую веру, а о покорности в смысле уплаты податей и денег» (с. 152). Все! Как говорится, вот она, цена вопроса.

Епископу тоже было что сказать князю. Сначала он повел речь о духовном и сказал, что «больше надлежит повиноваться Богу, чем людям, больше царю небесному, чем земному, как Бог и сам велел в своем евангелии, сказав: „Идите, учите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святого духа“. После этого епископ перешел к делам земным: „он твердо заявил, что от начатого не отступит и делом проповеди, порученным ему верховным первосвященником, не может пренебречь“» (Генрих Латвийский, с. 152). Сравним слова епископа со словами князя. Крестоносцам нужны земли, люди и души этих людей. Что нужно русским, мы уже видели. Вопрос о том, кто победит в этой борьбе, отпадает сам собой.

Между тем Альберт продолжал развивать тему. Генрих Латвийский свидетельствует, что «против уплаты дани королю он не возражал, следуя сказанному господом в его евангелии: „Отдайте кесарю кесарево, а Божье Богу“, так как и сам епископ иногда платил за ливов королю эту дань, тогда как ливы, не желая служить двум господам, то есть русским и тевтонам, постоянно уговаривали епископа вовсе освободить их от ига русских» (с. 153).

Альберт просто блестяще перевернул все с ног на голову, сделав крайним в сложившейся ситуации полоцкого князя. Владимир пришел в бешенство, прервал переговоры и ускакал в Герцике. А затем стал выводить из города полки и выстраивать их на поле в боевой порядок. Вперед князь выдвинул лучников, конную дружину поставил на флангах, после чего велел трубить наступление. Но и епископ не растерялся, успев развернуть свои войска. Казалось, что битва неизбежна, однако к полоцкому князю прибыл Владимир Мстиславич в сопровождении католического священника и стал убеждать его не вступать в сражение с крестоносцами. Пугал, что «тевтоны, все люди сильные в своем вооружении и полные желания сразиться с русскими» (Генрих Латвийский, с. 153). Владимир, и так не отличавшийся решительностью, поддался на провокацию бывшего псковского князя и велел своему войску отступить. После чего переговоры возобновились.

То, что произошло дальше, не поддается логическому объяснению, потому что Владимир Полоцкий неожиданно без боя уступил епископу всю Ливонию и отказался от дани. Мы не знаем, почему так случилось, поскольку даже Генрих Латвийский не находит этому внятного объяснения. Из его рассказа следует, что князь и епископ «оставались некоторое время вместе, тщательно разбирая в переговорах все, что касалось мира. Наконец король, может быть, по Божьему внушению, предоставил господину епископу всю Ливонию безданно, чтобы укрепился между ними вечный мир, как против литовцев, так и против других язычников, а купцам был всегда открыт свободный путь по Двине» (с. 153). Генрих просто не может найти причин, по которым Владимир так позорно сдал русские позиции в Прибалтике, поэтому и рассуждает о «Божьем внушении». Возможно, что полоцкий князь, когда наступила пора действовать решительно, в очередной раз оробел, а епископ просто дожал своего малодушного противника. После чего Альберт вернулся в Ригу, а Владимир – в Полоцк.

Последствия этого преступного соглашения сказались очень быстро. В 1213 году Даугерут, тесть князя Всеволода из Герцике, понимая, что на помощь зятя и Полоцка ему теперь нечего рассчитывать, отправился в Новгород, где княжил Мстислав Удатный, и заключил с ним союз. Против кого он был направлен, пояснять не надо. Однако на обратном пути Даугерут попал в засаду меченосцев и был отведен в замок Венден. Проведя в заточении много дней, он там и погиб.

Теперь Всеволод оказался вообще без какой-либо поддержки, чем и решили воспользоваться его соседи-крестоносцы. На следующий год «божьи дворяне» атаковали Герцике. Окопавшись в захваченном Кукейносе, братья-рыцари вплотную приблизились к границам владений Всеволода и теперь следили за каждым его шагом. Князя упрекали в том, что он как вассал не является на поклон к епископу, а также что вместе с литовцами плетет козни против католиков. Меченосцы из Кукейноса Мейнард, Иордан и Иоанн постоянно требовали от Всеволода каких-то объяснений, но он только отмахивался от них, как от надоедливых мух. Негоже русскому князю давать отчет в делах своих неизвестно кому. Единственное, что требовалось от Всеволода в данной ситуации, так это проявить элементарную осторожность – усилить дозоры и вести дальнюю разведку. Ведь у него уже был горький опыт внезапных вражеских нападений. Однако ничего этого сделано не было, и расплата наступила незамедлительно.

В отличие от рыцаря Даниила, который не согласовывал с епископом свои действия относительно князя Вячко, троица из Кукейноса доложила о своих замыслах Альберту и получила его благословение. После чего со своими людьми и подневольными ливами выступила на Герцике. Шли тайком, не желая обнаруживать себя раньше времени. Поймав в окрестностях города одного из горожан, они подвели его ночью к воротам крепости и заставили вступить в переговоры со стражей. И пока охранники вели диалог, крестоносцы в другом месте незаметно вскарабкались на стены и овладели укреплениями. На рассвете они спустились в город, где устроили организованный грабеж. Захватив множество пленных и богатых трофеев, «божьи дворяне» вернулись в Кукейнос.

Складывается впечатление, что Всеволода в это время в Герцике не было. Иначе бы Генрих Латвийский обязательно о князе упомянул. Да и гарнизон действовал бы по-другому, если бы Всеволод находился в городе. Ведь когда те же самые Мейнард, Иордан и Иоанн из Кукейноса решили в этом же году повторить свой набег на Герцике, а Всеволод оказался в городе, то для братьев-рыцарей все закончилось очень печально. Своевременно узнав о том, что против него выступили крестоносцы, князь попросил помощи у литовцев и приготовил незваным гостям ловушку. Всеволод решил Герцике не защищать, а атаковать братьев-рыцарей на обратном пути, когда они будут возвращаться, нагруженные добычей. Враги приманку проглотили и, разграбив беззащитный город, потянулись в Кукейнос.

Повезло тем, которые плыли на корабле по Западной Двине, поскольку они без приключений добрались до своего замка. Зато не повезло крестоносцам, которые двигались по суше. Они были атакованы превосходящими силами литовцев и все перебиты. В том числе и зачинщики похода – Мейнард, Иордан и Иоанн. Епископ огорчился, но, судя по всему, не стал больше связываться с князем Герцике. Возможно, что в этот раз братья-рыцари не ставили Альберта в известность о своих намерениях, и служитель церкви мог посчитать, что это Бог их покарал за жадность. По крайней мере, Всеволод продолжал спокойно править в Герцике и последний раз упоминался в «Ливонской хронике» в 1225 году, когда присутствовал на встрече с папским легатом.

* * *

Совсем иначе сложилась судьба Владимира Полоцкого. В 1215 году к нему прибыло посольство эстов и предложило начать совместные боевые действия против крестоносцев. Русские полки должны были осадить Ригу, а эсты – ударить по союзным германцам ливам и заблокировать замок Динамюнде. Непонятно, почему именно теперь Владимир воспылал духом ратным, но приготовления к походу были воистину грандиозными, ибо князь отправил гонцов с просьбой о помощи к литовцам и на Русь. По свидетельству Генриха Латвийского, он «созвал большое войско из русских и литовцев» (с. 159). Трудно сказать, на сколько бы времени хватило решимости Владимира воевать с Альбертом, мы знаем, что обычно ее хватало ненадолго. Но тем не менее.

Однако случилось то, чего никто не ожидал. Когда конные дружины были готовы выступить из города, а пешая рать начинала грузиться на суда, на берегу реки появился князь Владимир. Заревели боевые трубы, запели рожки, гридни подняли повыше стяги, приветствуя правителя. Полоцкий князь направился к ладье, но, не доходя до сходней, резко остановился, а затем упал на землю. Подбежавшие бояре и воеводы увидели, что князь мертв. Что послужило причиной его смерти, неизвестно. Может быть, узнав о приготовлениях князя к войне, подсуетился епископ и через своих людей посодействовал смерти Владимира. Уж очень он вовремя умер. А может быть, просто подвело здоровье, и князь скоропостижно скончался. Но как бы там ни было, поход на Ригу не состоялся, «а войско его все рассеялось и вернулось в свою землю» (Генрих Латвийский, с. 179).

О том, что происходило после смерти Владимира в Полоцке и кто там стал княжить, информации не сохранилось. Возможно, что это были представители боковых ветвей полоцкой династии. Достоверно известно лишь то, что через какое-то время город был захвачен смоленскими князьями. При этом в летописи упоминается, что к моменту захвата Полоцка, там правили князья Борис и Глеб: «В лето 6730 (1222). А Ярославици, смолняне взяле Полтеск, генваря в 17, при князе Борисе и Глебе» (Новгородская I летопись младшего извода). Правда, В. Н. Татищев называет другую дату, 1219 год: «Князь смоленский, войдя в согласие с Ярославом переяславльским, ходил на Полоцкую область при князях полоцких Борисе и Глебе и взял их 2 города и много области их повоевал» (с. 686). На мой взгляд, это расхождение не принципиально. Главным является то, что первую фазу битвы за Прибалтику русские князья безнадежно проиграли германцам. Но что самое главное, никаких выводов из этого сделано не будет, и уже другие люди повторят ошибки Владимира Полоцкого и Всеволода из Герцике. Зато князю Вячко выпадет шанс еще раз обнажить свой меч против крестоносцев.