§3. Пуританское движение в начале 1570-х-1604 гг. в современных дискуссиях британских историков
Одной из центральных проблем в исследовании английского пуританизма времени правления королевы Елизаветы (1558–1603) является изучение пресвитерианской стадии пуританского движения в Англии во 70-е гг. XVI — начале XVII в. Исследовательские усилия сосредоточивались во второй половине XX в. на дальнейшем изучении содержания пресвитерианского движения, его характера, целей. Историки обращаются к анализу ключевых эпизодов в деятельности пресвитериан на основе материалов источников с учётом трудов работавших ранее историков.
Исследователи обращали внимание на то, что пропаганда пресвитерианского строя церковного управления, которую пуритане начали в 1570-е гг., представляла собой прямую атаку на епископальный строй англиканской церкви. Одну из причин этого историки склонны усматривать в идейном влиянии Реформации. Р. О'Дей отмечает, что начало Реформации ослабило социальный статус духовенства, поставило под сомнение необходимость сохранения привилегированного положения епископата{1811}. П. Коллинсон указывает на влияние идей Томаса Кранмера и Мартина Буцера: Кранмер определял епископов лишь как должностных лиц, осуществлявших властные полномочия над низшими разрядами духовенства, Буцер настаивал, что ни один епископ не может принимать решения без совета с остальным духовенством. Жан Кальвин вообще отождествлял должность и ранг епископа и священника, но делал определённую уступку, признавая давнюю традицию подчинения одних священников другим ради порядка в церкви. Такие идеи укоренялись и среди англичан. Историками признано, что наибольшее влияние на пуритан в понимании роли епископов оказал преемник Кальвина в Женеве Теодор Беза. Среди англиканских епископов бытовало мнение, что пресвитерианская система церковного устройства, которая, как предполагалось, могла повысить образовательный уровень священников, улучшить дисциплину в церкви, внушалась английским пуританам Безой как средство установить контроль из Женевы над церковью Англии. П. Коллинсон считает, что характерное для пресвитериан требование ужесточения дисциплины в общине во второй половине 1560-х гг. стали выдвигать также и сепаратисты. Но пресвитерианство отличалось от будущего сепаратистского конгрегационализма тем, что возвышало священника и руководство общины над остальными её членами, давая возможность влиятельным и состоятельным лицам играть в делах общины ведущую роль{1812}.
В Англии пресвитерианская система впервые получила учёного защитника в лице Томаса Картрайта (1535–1603). Самой обстоятельной работой о нём долгие годы остаётся книга А.Ф. Скотта Пирсона «Томас Картрайт и пуританизм при Елизавете, 1535–1603», опубликованная ещё в 1925 г. и переизданная в 1966 г.{1813}.
В 1570 г. Картрайт выступил в Кембриджском университете с лекциями на основе толкования Деяний и Посланий апостолов, в которых утверждал, что должности архиепископов и епископов должны быть отменены, а вместо них следует ввести должности епископов и диаконов. Епископ должен иметь лишь духовные функции, а диакон — заботиться о бедных. Управление церковью должно было перейти в ведение священников и пресвитерия. Священники должны были стать выборными и прикрепляться для служения к определённой общине{1814}.
Х.К. Портер показал, что поддержка, оказанная Картрайту среди студентов и преподавателей, была значительной, и от деятельности его сторонников в Кембриджском университете сохранились документальные свидетельства{1815}.
Противниками Картрайта выступили главы колледжей Кембриджа. Из-за содержания лекций Картрайту отказали в присвоении степени доктора богословия, и, предположительно, по этой причине он приобрёл отрицательное отношение к академическим степеням, которое стал впоследствии высказывать. Его оппоненты пытались объяснять происхождение развязанного им спора беспокойными и неуживчивыми чертами его личности. Картрайт был вытеснен из университета с помощью университетских статутов, согласно которым, если профессор исповедовал неугодные взгляды, его могли принудить к раскаянию, при отказе лишить должности. По оценке исследователей, травлей в полном смысле слова такое обращение назвать нельзя, но лицам, публично высказывавшим неортодоксальные религиозные взгляды, путь к занятию должностей в университетах и в церкви был закрыт. Историки придают большое значение идеям, высказанным Картрайтом в его лекциях о церковном устройстве, так как они примерно на два десятилетия определили цель пуританского движения. Картрайт сделал обсуждение вопросов церковного устройства отличительной чертой пресвитерианского движения, а пуританское движение под влиянием его идей вступило в пресвитерианскую стадию{1816}.
Д. Мак-Каллок называет начало 1570-х гг. «временем надежд для пуритан после разочарований середины 1560-х гг.»{1817}, так как в Англии усилилось давление на католиков из-за издания папской буллы об отлучении Елизаветы, выпущенной в феврале 1570 г. При существовавшей необходимости ограничить деятельность католиков власти не хотели чрезмерно отталкивать пуритан. Среди епископов были лица, не желавшие противодействовать пуританизму, а в 1570 г. архиепископом Йоркским, возглавив северную церковную провинцию, стал симпатизировавший пуританам Эдмунд Гриндел, в дальнейшем способствовавший распространению пуританизма на севере страны. Созданный после подавления католического восстания 1569 г. Совет Севера возглавил также симпатизировавший пуританам Генри Гастингс, третий граф Хантингдон{1818}.
Наряду с выдвижением планов пресвитерианского переустройства англиканской церкви, как характерную черту деятельности 1гуритан в начале 1570-х гг. исследователи выделяют их стремление заинтересовать своими планами более широкий круг светских лиц и попытаться реализовать свои проекты при помощи палаты общин{1819}. Установив социальный статус тех депутатов парламента, которые выступали на заседаниях с пуританскими требованиями и предлагали отвечавшие интересам пуритан законопроекты, историки приходят к выводу, что это мало проясняет вопрос о социальной природе пуританизма, так как его приверженцев они находят среди представителей разных социальных групп, но К. Хилл склонялся к мнению, что пуританизм привлекал внимание формировавшихся буржуазных элементов в обществе{1820}.
В 1572 г., как показали историки, пуритане пытались провести план пресвитерианского переустройства церкви Англии через парламент. В законопроекте, представленном в нижней палате в мае 1572 г., утверждалось, что, хотя молитвенник и приемлем в основных пунктах доктрины, некоторые обряды и церемонии были введены в него в 1559 г. только потому, что тогда люди ещё были «ослеплены предрассудками». Поэтому предлагалось применять закон о единообразии 1559 г. в полной мере только против католиков, а священники в англиканской церкви могли бы с согласия епископа опускать не устраивавшую их часть службы. Если бы законопроект был принят, как считал Дж. Нил, пуритане начали бы подзывать церковь изнутри. После третьего чтения дальнейшее обсуждение билля заблокировала королева. По оценке историков, это демонстрирует как значительность позиций сторонников пуритан в нижней палате парламента, так и то, что палата общин в целом не была настолько привержена пуританизму, чтобы продвигать этот законопроект любой ценой и выступать против воли королевы{1821}.
Как отмечают исследователи, только после провала этого законопроекта пуритане решили вступить в резкую полемику с церковными властями и опубликовали получившие широкую известность первое и второе «Предостережения парламенту», которые были переизданы в начале XX в. У.Х. Фрером и С.Э. Дугласом{1822}. Проблемы, связанные с авторством и содержанием «Предостережений», обсуждаются в большинстве работ, рассматривающих историю пуританского движения в XVI — начале XVII вв.
Большинство историков придерживаются мнения, что авторами первого «Предостережения парламенту» были Джон Филд и Томас Уилкокс — новые лидеры пуритан, проявившие себя на пресвитерианской стадии движения{1823}. В ноябре 1572 г. появилось второе «Предостережение парламенту». До начала XX в. были попытки приписать его авторство Томасу Картрайту, но его биограф А. Ф. Скотт Пирсон опроверг это и предположил, что авторами были известные пуритане Кристофер Гудмэн или Энтони Джилби{1824}, к чему и склонилось большинство, хотя есть исключения — Д.Дж. Макджинн всё же считает автором Т. Картрайта{1825}.
П. Коллинсон характеризует «Предостережения парламенту» как «самый резкий документ из всех прежде опубликованных одной партией протестантов против другой в Англии», который даже вызвал нечто вроде раскола в пуританском движении, поскольку «большинство старых лидеров сразу отгородились от такого экстремизма, так что мы явно видим начало нового движения, а не трансформацию старого»{1826}.
Во втором «Предостережении» пуритане перешли от критики существовавшего церковного строя к изложению своего проекта реорганизации церкви, предложив, по оценке историков, введение в Англии женевской системы церковного управления, не оставлявшей места ни для епископов, ни для монарха как главы церкви, и предполагавшей, что представители светской власти тоже должны действовать в соответствии с волей пресвитерианского руководства. Пресвитериане в такой степени настаивали на строгом соблюдении церковной дисциплины, что применительно к ним в 1570–80-е гг. стал употребляться термин «дисциплинаристы» (“disciplinarians”) как синоним для обозначения пуритан пресвитерианского толка{1827}.
В среде английских пресвитериан, наряду с Томасом Картрайтом, роль ещё одного руководящего идеолога, как отмечают, играл Уолтер Траверс{1828}, который подготовил и в 1573–1574 гг. опубликовал на латинском и английском языках трактат «Полное и откровенное изложение церковной дисциплины со слов Бога». Пресвитерианский строй церкви Траверс определял как аристократию — управление нескольких лучших в общине, при котором решающую роль играла верхушка должностных лиц. Они избирались общиной пожизненно, но после этого принимали управленческие решения, прежде всего, сами. В связи с этим исследователи оспаривают мнение о том, что строй кальвинистских пресвитерианских общин можно считать демократическим{1829}.
Историки пытались установить, где получила образование большая часть известных пуритан. Из пуританских проповедников, учителей, приходских священников, фигурирующих как действующие лица в событиях 1570–1590 годов, 42 человека учились в Оксфорде и 228 — в Кембридже. Оксфорд изучен хуже в отношении распространения в нём пуританизма. Кембридж дал большее число пуритан, но оксфордские питомцы были более радикальными (например, идеологи и руководители пресвитериан Филд и Уилкокс), хотя университетские пуритане чаще всего не были радикалами. Университеты, как считают историки, способствовали превращению пуританизма в национальное явление, поскольку их выпускники распространяли пуританские идеи по стране{1830}.
Ещё одним примечательным событием 1570-х гг., по сей день привлекающим внимание историков, была полемика между Картрайтом и будущим архиепископом Кентерберийским Джоном Уитгифтом, в которой нашли отражение позиции пуританской партии и установленной церкви по всем важнейшим спорным вопросам. Апологеты англиканства не сомневались в том, что Уитгифт «нанес сокрушительный удар приверженцам пресвитерианства во главе с Картрайтом»{1831}. Прежде всего, Уитгифт подверг сомнению тезис пуритан, согласно которому предлагаемая ими форма управления церковью в точности основывалась на Св. Писании, и даже подобрал подходящие цитаты из несомненного авторитета для пуритан — Кальвина: «Мы знаем, что каждая церковь имеет свободу вводить и назначать такую форму правления, которая уместна и выгодна для неё, потому что Бог не предписал здесь ничего определённого». Уитгифт отстаивал позицию, согласно которой строй управления церковью — дело не принципа, а целесообразности, и решение по этому поводу принимается с учётом внутренних условий данного государства. Уитгифт находил в пресвитерианской системе существенные изъяны, препятствующие её введению в Англии — государстве с монархическим строем. Пресвитерианская система, обращал внимание Уитгифт, отнимала всю власть в церковных делах у монарха, потенциально стимулировала республиканизм, открывала путь к раздорам, дав власть многим людям. К тому же пресвитерианская консистория не смогла бы сама добиться послушания нарушителей закона, поскольку без помощи светской власти не смогла бы заставить их подчиняться{1832}.
Одним из уязвимых тезисов Картрайта была мысль о том, что судебный кодекс Моисея имеет значение для всех времен и народов. Буквализм Картрайта в трактовке Писания привёл к тому, что он высказывался за сохранение жестоких наказаний вплоть до смертной казни за богохульство, супружескую измену, ересь, которые требуются в Ветхом Завете. По словам Ч. Джорджа, «это был один из самых диких анахронизмов во взглядах Картрайта»{1833}. Д. Нью даже называет Картрайта «библейским тоталитаристом»{1834}. Р. Гривз обратил внимание на то, что Картрайт подверг сомнению даже необходимость празднования Пасхи, потому что оно сопровождалось гуляниями, потреблением спиртных напитков{1835}. В то же время в трактовке А.Ф. Скотта Пирсона Картрайт — лишь образец религиозной убежденности в том виде, какова она была в XVI в.{1836}
Относительно протестов пуритан против обрядов и церемоний Уитгифт заявлял, что, если какие-то церемонии оскорбляют совесть священника, нужно оставить должность и не идти против своих убеждений. Картрайт же заявлял, что человек не может покинуть то место, где ему нравится, но где есть некоторые порядки, которые его не устраивают. Напротив, долг священника — оставаться там, где он может принести пользу, а не оставлять поле для партии противника. По мнению Э. Роуза, во взглядах Картрайта «очевидно проявлялась политическая но характеру позиция, а не религиозные сомнения»{1837}. Исследователи указывают, что пуританский священник мог притвориться, что подчинился требованиям церковных властей и стал конформистом, на практике продолжая сохранять свои взгляды. П. Коллинсон считает, что роль фактора, сдерживавшего пресвитерианские наклонности у священников, сочувствовавших пуританизму, имело доходное место службы в приходе{1838}. Историки также высказывали мнение, что Уитгифт в доктрине был таким же кальвинистом, как и Картрайт, и не принимал лишь практических следствий кальвинизма в виде пресвитерианской системы, так что процесс размежевания позиций англикан и пуритан в 1570-е гг. еще только начинался{1839}.
Как отмечают историки, новым элементом в деятельности пуритан на рубеже 1570–80-х гг. стало использование в своих интересах соблюдения постов. В ходе Реформации католики пытались осуждать протестантов за то, что они якобы не постятся. Пуритане в Англии заявляли, что, напротив, именно они соблюдают посты в духе Нового Завета, соединяя их с публичной молитвой и проповедью. Пуритане осуждали католиков за то, что они свели посты, которые должны быть, прежде всего, поводами для молитвы и покаяния, к чисто внешним действиям но отказу от тех или иных деяний или от употребления каких-то продуктов{1840}.
Исследователи писали о существовании в церкви Англии второй половины XVI в. своего рода «епископальной анархии»: отсутствие согласованности в церковной политике на общенациональном уровне было её характерной чертой, поскольку англиканство находилось пока ещё в стадии становления, среди епископов были лица, симпатизировавшие умеренному пуританизму. В 1575–1583 гг. при архиепископе Кентерберийском Гринделе церковные власти не ограничивали распространение женевской Библии с кальвинистскими комментариями, и к тому же с 1578 г. в приложении к ней публиковался пересмотренный в пуританском направлении текст официального англиканского молитвенника. Пуритане просто опускали не нравившиеся им церемонии и пользовались такими молитвенниками для своих нужд в тех общинах, где их сторонники составляли большинство. Между 1578 и 1583 гг. вышло 16 изданий женевской версии Библии и ни одного официальной англиканской епископской Библии (Bishop's Bible) 1568 г. Были лишь отдельные случаи в приостановке исполнения полномочий и лишении прихода пуританских священников. По оценке историков, существовало своеобразное соглашение между пуританами и епископами: епископы не будут слишком обременять совесть пуританских проповедников, а они, в свою очередь, не будут тревожить мирное состояние церкви. В 1577–1583 гг., когда исполнение полномочий Гриндела было приостановлено, продолжался процесс распространения и укоренения пуританизма в стране. Система управления церковью из-за отстранения архиепископа была частично i расстроена, и некому было требовать от епископов единых стандартов в управлении церковью и обращении с пуританами. Светские власти во многих графствах сотрудничали с пуританами в создании у себя некоторого подобия пресвитерианской церковной дисциплины. Отнюдь не прекратились и «пророчества», несмотря на официальный запрет, с которым было связано приостановление королевой Елизаветой в исполнении своих полномочий архиепископа Гриндела. Некоторые «пророчества» приобретали фракционный дух — следствием преследований была радикализация пуританизма{1841}.
Пуритане на рубеже 1570–80-х гг. имели поддержку со стороны некоторых членов Тайного совета. Исследователи предполагают, что некоторые светские лица просто не хотели нового укрепления церкви в английском обществе, поскольку сильная церковь могла бы заявить свои права на возвращение имущества, ушедшего из церковной собственности с началом Реформации. В этом, очевидно, заключалась одна из причин сохранения в стране деятельности «пророчеств» при поддержке светских лиц, несмотря на запреты{1842}.
Л. Стоун собрал данные от 1580 г. о религиозной принадлежности пэров королевства: из 66 двадцать были католиками, десять были замечены в пуританских симпатиях, двенадцать поддерживали англиканскую церковь, остальные 24 пэра свои религиозные симпатии никак не проявляли и при обсуждении религиозных вопросов присоединялись к большинству. Л. Стоун считал, что существование религиозных диссидентов (и пуритан, и католиков) в это время в Англии связано с покровительством светских землевладельцев. Без их поддержки преследования властей могли бы искоренить нонконформистов и установить монолитную государственную церковь. Светские лица в таких случаях, по его мнению, действовали преимущественно под влиянием своих религиозных взглядов, Особенно наглядно влияние причин религиозного характера в поддержке светскими лицами религиозных нонконформистов видно в случае с католиками — никаких материальных выгод на этом пути светские лица снискать не могли, тем не менее, часть знати и джентри оказывали покровительство католикам и защищали их{1843}.
Относительно религиозной политики королевы Елизаветы, как считают исследователи, можно утверждать, что она контролировала церковно-административные назначения и не давала усилить свое влияние в церкви пуританам. Изменения в составе епископов на рубеже 1570–80-х гг. были неблагоприятными для пуританского движения: старые епископы из числа эмигрантов, более терпимо относившиеся к пуританам, уходили из жизни, на их место приходили духовные лица, или не симпатизировавшие пуританам, или изменившие отношение к ним в худшую строну из-за стремления продвинуться на административную должность в церкви{1844}.
Признаки наступления новой стадии в деятельности пресвитериан историки обнаруживают с 1582 г. К этому времени исследователи возводят начало существования пуританской организации с центром в Лондоне. Её координирующим секретарем был Джон Филд, державший в своих руках нити контактов с графствами. Эта организация функционировала как свободная федерация, состоявшая из местных организаций под названием «классы», которые были новой формой, сложившейся, очевидно, под влиянием «пророчеств». «Классы» были объединениями пуританского духовенства, действовавшими как синоды в пресвитерианских церквах. Они регулярно собирались и обсуждали текущие дела, прежде всего церковные, но высказывали своё мнение и относительно того, что входило в компетенцию светской власти, то есть пытались действовать, как пресвитерии{1845}.
Проблемой в изучении этой стадии развития пуританского движения является то, что «классы» действовали тайно от церковных властей и не стремились популяризировать своё существование, в отличие от «пророчеств». Полноценные материалы существуют только по одному из таких. «классов»{1846}. Центр их заседаний располагался в Дедгэме, городке в 50 милях от Кембриджа, в долине реки Стаур, на границе Лондонской и Нориджской епархий. Действовала организация в Дедгэме с 1582 по 1589 гг. В организации велись протоколы заседаний, подшивалась переписка, а собирались её члены раз в месяц по понедельникам. Число её участников за 7 лет колебалось от 20 до 13. Эти материалы, по словам П. Коллинсона — «наилучшая из документированных историй пресвитерианства на локальном уровне, причем характеризующая ситуацию изнутри этого сообщества»{1847}.
Образовательный уровень участников заседаний Дедгэмских «классов» был исключительно высоким — два члена организации (Чэпмен и Крик) были докторами богословия, один был членом совета колледжа в Оксфорде, ещё десять имели степень магистра. Половина членов организации имела приходы и испытывала давление церковных властей, остальные были лекторами и чувствовали себя свободнее. Организация не подчинялась никакому вышестоящему органу, принимаемые решения носили рекомендательный характер. Такие конференции, видимо, существовали по стране, хотя в остальных случаях известия фрагментарны. П. Коллинсон не сомневается, что «классы» существовали в западном Суффолке во главе с местным пуританским лидером Джоном Ньюстаббом. Они были связаны с Дедгэмом{1848}. Р. Мэннинг нашел «классы» в графстве Суссекс{1849}.
П. Коллинсон считает «классное движение» элитарным по характеру откликом наиболее образованной части пуританского духовенства на низкий образовательный уровень большинства духовных лиц. Организаторы «классного движения» даже перестали считать духовными лицами тех, кто не мог самостоятельно проповедовать{1850}.
Исследователи отмечают, что к началу 80-х гг. XVI в. внутри англиканской церкви стала складываться новая ситуация. Существование в течение нескольких десятилетий протестантской церкви Англии сформировало определённую церковную традицию в противовес постоянным требованиям новаций со стороны пуритан. Такие деятели, как архиепископ Кентерберийский Уитгифт (1583–1604) и его поколение, всю свою сознательную жизнь провели в англиканской церкви, в эмиграцию на континент не выезжали и не имели теплых воспоминаний о европейских реформированных церквах, так что именно их усилиями стало обретать опору церковное устройство во главе с монархом, и это ограничивало влияние пуританского движения{1851}.
Историки отмечают, что Уитгифт был серьёзным теоретиком и способным администратором, который начал проводить в отношении пуритан единую политику методичного натиска по возможности во всех епархиях, что сразу же спровоцировало в церкви кризис общенационального масштаба. Он выпустил распоряжения, требовавшие строгого соблюдения молитвенника 1559 г. и ношения предписанных для священника облачений, а, главное, все духовенство должно было подписаться под тремя статьями, специально подготовленными в качестве своего рода теста на конформизм: 1) королева признавалась главой церкви; 2) молитвенник, форма возведения в сан епископов, священников рассматривались как не содержащие ничего, противоречащего.Слову Божьему; 3) содержание 39 статей рассматривалось как полностью согласующееся с Писанием. Историки отмечали, что умеренные пуритане были озабочены этими новыми требованиями, а радикалы приняли вызов почти с удовольствием, предвкушая борьбу{1852}.
Тайный совет, в который поступали жалобы с мест на действия церковных властей от джентльменов из графств, пытался вызвать Уитгифта на свое заседание, чтобы он отчитался о своей деятельности — светские патроны пытались заботиться о назначаемых ими священниках. В предыдущие годы, когда был приостановлен в исполнении должности архиепископ Кентерберийский Гриндел, Тайный совет привык вмешиваться в религиозные дела. Уитгифт упрекал Тайный совет за поддержку нонконформистов и попросил его членов не ставить под сомнение действия церковных властей и не наносить ущерб авторитету архиепископа вызовом отчитаться перед светским органом власти. Из-за противодействия светских лиц Уитгифт в борьбе с пуританами стал опираться на ещё один существовавший в системе администрации орган — церковную комиссию при королеве, которая стала Судом Высокой комиссии по церковным делам (the Court of High Commission). Он был составлен из единомышленников Уитгифта, не подчинялся Тайному совету и был более эффективным орудием{1853}.
В среде пуритан наблюдались колебания относительно того, как вести себя в вопросе о подписи под тремя статьями. Переписка Уитгифта этого периода свидетельствует, что члены Тайного совета Уолсингем и Берли рекомендовали ему компромисс. Архиепископ согласился, что подпись священника под второй статьей о молитвеннике и форме возведения в сан епископов и священников может содержать различные оговорки, касавшиеся его религиозных сомнений. На этой основе был достигнут компромисс, так что число не подписавшихся под требованиями архиепископа священников в итоге выражалось единицами. Следует учитывать, однако, и то, что подпись под статьями не означала, что пуританский священник сразу оставит все свои наклонности. П. Коллинсон отмечает в связи с этим, что «неизвестно, кто кого перехитрил в 1584 г.», но для церковных властей выигрыш был в том, что единство церкви было сохранено. Действуя как опытный светский политик, Уитгифт отколол умеренных пуритан от радикалов, и такой способ действий, как считают исследователи, даже предопределил в будущем победу церковных властей над пуританским движением{1854}. Вместе с тем Уитгифт разрабатывал новые способы борьбы с пуританами, начав использовать в Суде Высокой комиссии анкету из 24 вопросов, которые задавались подозреваемым в пуританских наклонностях священникам — так называемую клятву ex officio mero. На все вопросы допрашиваемый должен был отвечать откровенно, отказ отвечать рассматривался как признание вины. Этот метод дал результаты, поскольку пуритане отказывались говорить неправду в ответах на вопросы, касавшиеся их религиозных убеждений, осуждая ложь в таких случаях, но, по условиям процедуры, отказ вменялся в вину и мог привести к лишению прихода. Уитгифт настаивал, что иные способы борьбы с пуританами не дают результатов{1855}.
В парламенте 1584/85 гг. пуритане предприняли ответную атаку на установленную церковь. По утверждениям специалистов, это была первая в истории парламента хорошо подготовленная на общенациональном уровне политическая кампания, где использовались подготовленные заранее сведения, действовали группы давления{1856}.
Пуритане подготовили данные по 17 графствам о том, каково было положение с исполнением служб и поведением священников. Были описаны 2537 приходов, в которых, по данным пуритан, только 472 священника могли проповедовать, 1773 не проповедовали, были зафиксированы 467 плюралитетов. Были описаны случаи профессиональной непригодности пасторов, но упомянуты и достоинства, если таковые имелись. Некоторые случаи были просто вопиющими и, по замыслу пуритан, должны были производить впечатление лучше всякой пропаганды: например, священник одного из приходов в Уорикшире был известен всем не своими профессиональными качествами духовного лица, а тем, что лучше всех в округе лечил ястребов. Эти переписи отражали невысокий профессиональный уровень тех священников, которые получили приходы в начале правления Елизаветы и даже, возможно, ранее. Представители церковной иерархии пытались представить эти данные как клевету. Пуританские переписи 1584–1585 гг. публиковались на основе рукописных копий из фонда Morrice MSS в библиотеке доктора Уильямса{1857}. Среди историков преобладает мнение, что сведения из переписей вполне заслуживают доверия{1858}, и, по крайней мере, громкие скандалы не были выдуманы или искажены{1859}.
Историки также показали, что на заседаниях парламента 1584/85 гг. выявилось и то, что не все пуритане придерживались планов пресвитерианского переустройства церкви, то есть, что пуританизм и пресвитерианство — не синонимы. Среди законопроектов, предлагавшихся пуританами, был один пресвитерианский, требовавший введения женевского молитвенника и системы церковного управления в англиканскую церковь без ликвидации епископального строя. Но в палате общин возобладало мнение, что рассматривать его не следует. Этот план выдвигала, прежде всего, лондонская организация пресвитериан во главе с Джоном Филдом, а джентри в графствах и священники из провинции не требовали таких радикальных изменений. Историки объясняют это тем, что введение пресвитерианской системы по полной программе, как осознавали депутаты нижней палаты, было чревато новым усилением духовенства: сами светские патроны могли стать объектом критики и цензуры нравов, а это не входило в их планы. Планы пресвитериан вошли в противоречие с интересами влиятельных светских лиц{1860}.
Пресвитерианство, как считает П. Лейк, давало перевес духовным лицам в отношениях со светскими, поскольку священники и меньшинство избранных, в кальвинистских понятиях, «истинных верующих», опираясь на пресвитерианские идеи, чувствовали себя в общине выше по статусу, чем большинство, не относившееся к числу тех, кого можно было рассматривать как избранных. В управлении пресвитерианской общиной создавался строй самоизбранных олигархических групп во главе со священником и выборными старостами, хотя эти полномочия руководство пресвитерианской общины получало от проголосовавших за них прихожан. Монарху в случае установления в церкви пресвитерианского строя, как считает П. Лейк, оставляли лишь право дальнейшего очищения церкви от остатков папизма и коррупции, но отказывали в праве повседневного руководства церковными делами{1861}.
В пресвитерианстве, полагают исследователи, сохранялись теоретические двусмысленности в толковании того, какими властными правами будет обладать собрание прихожан в приходской общине, а также в распределении властных полномочий между приходскими общинами и вышестоящими синодами. Было также совершенно неясно, каким образом в английских условиях монарх сможет воздействовать на пресвитерианскую церковь, которая превращалась фактически в автономную организацию, имевшую право религиозно-дисциплинарного воздействия на самого монарха и даже отлучения монарха от церкви. В 1570-е гг. Т. Беза выступил с притязанием, что пресвитерианство настолько близко сохраняло практику церковного управления, существовавшую в апостольские времена, что только и могло считаться единственной законной формой управления в христианской церкви. Ж. Кальвин никогда не выступал с подобными утверждениями и всегда соглашался с законностью епископального строя управления церковью. В английском пресвитерианстве стал проявляться своего рода «неоклерикализм» — стремление духовенства самостоятельно определять, что нужно в жизни светским лицам{1862}.
После заседаний парламента 1584/85 гг. руководство пресвитерианского движения по инициативе лондонской организации решает, несмотря на неудачи, начать процесс создания пресвитерианской церковной организации в стране. Первым шагом должна была стать подготовка документа, регламентирующего её устройство, что было поручено Уолтеру Траверсу, который назвал это документ «Книга Дисциплины». Пресвитерианские историки объясняли долгую выработку документа тем, что Траверс много времени тратил на полемику с Ричардом Хукером в церкви юридических корпораций, в которой он служил. Но установлено, что с марта 1586 г. Траверсу было запрещено там проповедовать за пуританские взгляды, так что П. Коллинсон считает причиной того, что «Книга Дисциплины» появилась лишь в 1587 г., отсутствие единодушной поддержки этого проекта среди пуритан — по его словам, «Траверс не писал бы книгу из 22 страниц в течение двух лет». «Книга Дисциплины», как выяснено, не встретила единодушной поддержки в лучше всего изученных Дедгэмских «классах».
Согласно «Книге Дисциплины», управление общиной строилось но женевскому образцу — создавался пресвитерий (консистория) с четырьмя степенями должностных лиц (пасторами, докторами, старостами, диаконами), которые принимали решения простым большинством. Роль общины в значительной мере была пассивна, но при отлучении от причастия, выборе или низложении священника всё предписывалось делать с её ведома и согласия. П. Коллинсон считает, что «это была гибкая система церковного устройства, которая по-разному могла быть истолкована добивающимся единоличной власти пастором, энергичной верхушкой общины, или замыслившими мятеж против руководства самими её членами». Для приспособления системы к английским условиям была разработана иерархическая система синодов пресвитерианской церкви. 12 общин составляли конференцию (классы). На этом уровне производилось возведение в сан. Двадцать четыре такие конференции составляли провинцию, посылая двух священников и двух старост на провинциальный синод, который созывался раз в полгода или чаще. Делегатами на национальный синод отправлялись по три священника и три старосты от каждой провинции. На этом высшем уровне обсуждались вопросы доктрины, дисциплины, церемоний. Решения органа вышестоящего уровня были обязательны для всех нижестоящих, хотя разрешалось посылать апелляции с уровня общины в адрес самой высшей инстанции. В этой системе не было места органам светской власти и монарху{1863}.
По признанию исследователей, пика активности пресвитерианское движение достигло в 1586–1589 гг. Пуритане тщательно подготовились к парламенту 1586/87 гг., во время заседаний которого в Лондоне, как предполагают, состоялся первый пресвитерианский национальный синод. В адрес парламента была направлена масса петиций с мест в поддержку реформы церковного управления, что было частью спланированной кампании по оказанию давления{1864}.
Один из узловых эпизодов в истории пресвитерианского движения — действия пресвитериан во время работы парламента 1586/87 гг. Как показали историки, усилия пуритан в парламенте опять свелись к попыткам представить законопроект о введении пресвитерианского строя в церковь Англии с прилагавшейся к нему «Книгой Дисциплины» Траверса. В очередной раз эти усилия заблокировала непосредственно королева Елизавета, прямо изъяв этот билль из парламента, а содержание билля раскрыл и истолковал для депутатов в своей речи в парламенте 4 марта 1587 г. Кристофер Хэттон — член Тайного совета, вскоре назначенный лордом-канцлером, который был противником пуритан.
Хэттон апеллировал, в первую очередь, к собственническим инстинктам депутатов парламента и утверждал, что пресвитерианская система потребует большого числа проповедников, на содержание которых не хватит наличных церковных средств, что приведет к изменению отношений собственности — потребуется возвращение того имущества и земель, которые после начала Реформации перешли от церкви к светским лицам. Установлено, что некоторых представителей светской знати, своих покровителей пресвитериане действительно соблазняли новым грабежом земель и имущества епископов. Но несколько влиятельных придворных (лорд-казначей Уильям Сесиль, фаворит Елизаветы граф Лестер, государственный секретарь Фрэнсис Уолсингем), испытывавшие симпатии к умеренному пуританизму, не были готовы поддерживать пресвитериан при отрицательном отношении к ним со стороны королевы. При всей организованности своих действий в парламенте просвитериане, как подчеркивают историки, не учли того, что большая часть светских лиц из числа наиболее значительных собственников не хотела восстановления церкви как влиятельного социального института, обладающего значительными материальными средствами{1865}.
Исследователи предпринимали усилия с целью выявить, в каких графствах пуританское движение было наиболее активным и где можно обнаружить свидетельства существования пресвитерианских «классов». Как выяснено, движение было наиболее активным в Лондоне, Эссексе, Суффолке, Норгемптоншире, Уорикшире. Сохранились следы активности в Девоншире и Корнуолле, Лестершире и Оксфордшире. Но даже в графствах, которые зарекомендовали себя как пуританские, сторонники пуританизма чаще всего не были равномерно распределены по их территории. Существует мнение, что руководство пресвитерианской организацией носило авторитарный характер, далеко не всегда учитывало интересы основной массы, а сама организация создавалась целенаправленно, а не вырастала из стремлений рядовых членов. Отчетливо пресвитерианский характер движению стремилась придать лондонская организация, но большинство «классов» так и не подписали «Книгу Дисциплины», рекомендуя своим членам уживаться с наличным церковным устройством, по всем важнейшим вопросам консультироваться с конференциями — фактически это было попыткой «устроить пресвитерий при епископате». Тех, кого совершенно не устраивал епископальный строй, было меньшинство. Материалы о развитии пресвитерианского движения конца 1580-х годов, как отмечают историки, сохранились в основном в форме допросов пуритан в Звездной палате в 1591 г.{1866}
1588 г. принес, по мнению исследователей, начало отступления пресвитерианского движения, к чему привело влияние ряда факторов. 26 марта этого года умер глава лондонской организации Джон Филд, которого сменил Уолтер Траверс, но его действия в качестве главы, по признанию историков, были менее активными и динамичными. Неблагоприятно повлиял на судьбу пресвитерианского движения также разгром испанской Армады. По мнению современников, ход событий демонстрировал явную Божью благосклонность к Англии, а это могло означать, что не так все плохо и в церкви Англии, как представляют дело пресвитериане. В 1588–1590 гг. умерли несколько придворных покровителей пуританизма (граф Лестер, Уолтер Майлдмэй, Фрэнсис Уолсингем и граф Уорик), и двумя достаточно влиятельными покровителями пуритан оставались лишь Фрэнсис Ноллис — член Тайного совета, и граф Хантингдон, возглавлявший Северный совет. Решающая же роль в придворных кругах к этому времени переходит к антипуританским силам — группировке Уитгифта-Хэттона, поддерживаемой группой англиканских богословов и юристов гражданского права, выражавших мнения и интересы королевы в религиозных делах{1867}.
Заметным явлением в пуританском движении конца 1580-х гг., привлекающим внимание исследователей, была публикация памфлетов, которые выходили под именем Мартина Марпрелата (“to mar prelates” — мучить прелатов). В памфлетах был подвергнут едкой критике епископальный строй церкви. В начале XX в. эти сочинения были собраны и переизданы под редакцией У. Пирса{1868}. Относительно авторства памфлетов нет однозначного мнения{1869}. Обычно в качестве их вероятных авторов приводят имена пуритан Джоба Трокмортона, Джона Пенри, или даже Томаса Картрайта. А.Л. Роуз считал, что памфлеты написаны в слишком секулярном стиле человеком, способным в юмористическом духе писать на религиозные темы, и делал вывод, что автором мог быть Майкл Хикс, секретарь Уильяма Сесиля, лорда Берли{1870}. Авторство трактатов, возможно, в какой-то степени было коллективным. Всего с октября 1588 г. по сентябрь 1589 г. вышло семь памфлетов{1871}.
Авторы памфлетов отрицали, что их целью является внесение в церковь демократического строя: «…управление церковью Христа — не народное управление. Оно монархическое в отношении главы церкви — Христа, аристократическое в лице старост, демократическое — в лице членов общины. Таково и управление королевством: монарх, аристократия в верхней палате парламента, народ в нижней палате»{1872}.
Исследователи высоко оценивают уровень прозы и сатиру в трактатах Мартина Марпрелата, отмечая не только их идейное содержание, но и литературные достоинства. Памфлеты широко распространились и пользовались популярностью, так что для полемики с ними церковные власти даже наняли профессиональных юмористов Нэша и Лили{1873}. Но многим умеренным пуританам не понравился стиль трактатов — слишком вольный и развязный, способный спровоцировать церковные власти на ответные репрессивные меры, что и последовало. Нападки в трактатах сосредоточились на тех, кто был наиболее активным противником пресвитериан в англиканской партии, причем авторы памфлетов пытались обличать ещё и человеческие пороки в лице представителей церковной администрации. Уитгифта авторы обвинили в гомосексуализме, приписав ему в любовники Эндрю Перна, главу колледжа Петерхауз в Кембридже, который подолгу жил у него в гостях в Ламбетском дворце и умер там же в 1586 г. — оба они были холостяками. Ричард Бэнкрофт был обвинён в том, что мошенничает при игре в карты{1874}. К. Хилл приводил в связи с этим слова Ф. Бэкона, который не был врагом пуритан, но его позиция была показательна для политически мыслящей английской элиты: «В последние годы, когда среди них (имеются в виду пресвитериане — В.Е.) появились и такие, которые утверждают, что согласие светских властей с их деятельностью вовсе не обязательно, когда они группируются в своих «классах» и собирают подписи, когда они опустились до таких низких средств, как дискредитация управления церковью публикацией нелепых пасквилей, когда они заставляют многих подданных сомневаться в принесении клятв, которые составляют один из фундаментов правосудия и в этой стране, и везде… стало ясно, что тут нет дел, связанных с совестью, а только фракция и раскол»{1875}.
Особенностью позиции Марпрелата было и то, что авторы памфлетов в общем беззлобно относились к прозвищу «пуританин». В этом историки видят начало изменения отношения пуритан к этому термину, который раньше однозначно трактовался ими как уничижительный и оскорбительный. Пуританских священников стали теперь называть ещё и «мартинистами». Публикация памфлетов не предотвратила упадка пресвитерианского движения в последующие годы, поскольку изменить строй управления церковью не удалось, но трактаты заняли определенное место не только в английской церковной истории, но и в английской литературе{1876}.
Историки отмечают также, что в конце 1580-х — 1590-е гг. церковь Англии через одного из приближённых архиепископа Уитгифта и лорда-канцлера Хэттона, Ричарда Бэнкрофта (1544–1610), каноника Вестминстерского аббатства, в последующем ставшего архиепископом Кентерберийским (1604–1610), повела пропагандистскую кампанию против пресвитериан, обвиняя их в преследовании корыстных материальных интересов при выдвижении своих планов церковного переустройства по женевскому образцу. Бэнкрофт в своих трактатах «Обзор притворной священной дисциплины» и «Опасные позиции и деятельность» обличал пуритан, говорил об их связи с определенными фракциями знати и джентри, мечтающими поживиться за счёт нового грабежа церкви. Остальное же имущество, заявлял Бэнкрофт, пуритане направят на содержание своих пресвитериев. П. Мак-Грат отмечал, что Бэнкрофт, по сути дела, первый стал публично говорить, что имеются и экономические мотивы в том, почему светские лица причисляют себя к пуританам: по его словам, «это было точное, хотя и не вполне справедливое определение двух лиц английского пуританизма»{1877}.
Большой вклад в полемику с пресвитерианами внесли также Ричард Козин со своим трудом «Апология судопроизводства и юрисдикции в церковной сфере», где он защищал клятву ex officio и церковные суды, Томас Бильсон и его книги «Вечное управление Христовой церкви» и «Краткое рассуждение, доказывающее божественность епископата», Мэтью Сатклифф, выступивший с «Трактатом о церковной дисциплине» и сочинением «Дополнительный ответ на одну клевету». Сатклифф показал шаткость утверждений о том, что пресвитерианский план церковного устройства опирается на Св. Писание, поскольку сами пресвитериане не имели о нём единого понятия и не могли договориться, и заявлял, что они «ставят монарха под власть группы клоунов и оборванцев, именующих себя церковными старостами». Непоследовательны были пуритане, на его взгляд, и в вопросе о плюралитетах в церкви, поскольку среди них были такие, кто сам занимал не один приход{1878}.
К рубежу 1580–90-х гг. исследователи относят первые заметные проявления взаимодействия пуритан и юристов, поскольку историки находили у них немало общего, прежде всего в том, что многие из тех и других принадлежали к формировавшемуся среднему классу Англии, и к тому же в начале XVII в. бывало, что пуританин и юрист объединялись в одном лице{1879}. Юристы уже поняли, что изменить церковное устройство легальным способом в соответствии с пуританскими планами вряд ли удастся, поэтому они лишь поднимали частные вопросы, пытаясь обнаружить слабые места в действиях церковных властей. В парламенте 1589 г. юристы обращали внимание на сомнительность применения против пуритан клятвы “ex officio mero”, которая принуждала человека свидетельствовать против себя, на случаи приостановки в служении и аресты пуританских священников, пытаясь трактовать приход как разновидность фригольда, что дало бы возможность рассматривать попытку лишить священника доходов от службы в приходе как незаконную. Все эти действия властей никакими законами прямо не предписывались — тут был простор для судебного состязания, но юристам не удалось добиться заметных результатов{1880}.
Ослабление и распад пресвитерианского движения историки датируют 1589–1590 гг. Зимой 1589–1590 гг. в Суде Высокой комиссии были допрошены десятки священников с целью выстроить насколько возможно более полную картину деятельности тайной организации пресвитериан, о которой власти имели уже некоторое представление. Большинство вызванных на допросы духовных лиц враждебно относились к намерениям преследователей, но были также исключения, так что удалось найти тех, кто мог выступить в качестве свидетелей. На основе их показаний был определён круг тех, кого можно было выводить на открытый суд, и была арестована группа пуританских священников из 9 человек, самым известным из которых был Томас Картрайт.
Материалы этого судебного процесса, который начался 13 мая 1591 г., сохранились в Государственном архиве Великобритании и являются одним из важных источников по истории деятельности организации пресвитериан. Власти пытались представить действия пуритан как государственное преступление. Утверждалось, что «Книга Дисциплины» и «классы», на которых она обсуждалась, представляют собой бунтовщическую попытку взять на себя власть в церковных делах, которая принадлежит королеве как главе церкви. Вменялось пуританам в вину и то, что они хотели создать свою церковь и исключали их неё тех, кто не подчинялся их «дисциплине»{1881}.
П. Коллинсон показал, что помогавшие пуританам юристы очень удачно построили ведение защиты, и она во многом удалась. Основным тезисом, который выдвинул защищавший пуритан Николас Фуллер, была мысль о том, что Генрих VIII с началом Реформации отменил старое каноническое право, которым регулировалось положение и устройство церкви, так как оно противоречило общему праву королевства Англии. Деятельность комиссии по выработке нового канонического права так и не была завершена, новое право нигде не сформулировано и не прошло законодательного утверждения, так что до сих пор не появилось правовой основы для существующей системы церковного управления. Поэтому пуритане, планируя создание отвечавшей их интересам системы церковного устройства, ничего не нарушали, поскольку они действовали в правовой и конституционной пустоте. Максимум того, что можно вменить в вину пуританам — это то, что они самочинно готовили законопроект о церковном устройстве в стране, но это не преступление — ведь совсем не обязательно всем сообщать о том, что кто-то занимается подготовкой законопроекта. Представленные же против пуритан показания свидетелей не отражали серьёзности обвинения, и создавалась натянутость в ходе судебного разбирательства{1882}.
В ходе обысков и арестов 1589–1590 гг. в руки церковных властей попала часть документов пресвитериан из архива Джона Филда, но большая часть документов осталась властям неизвестной. Некоторые из них в 1593 г. были опубликованы пуританами в Миддлбурге в Нидерландах{1883}. Это были главным образом переписи, характеризовавшие профессиональные качества священников англиканской церкви. Вторая часть этих переписей была опубликована А. Пилом только в начале XX в.{1884} Из имевшихся у обвинителей документов нельзя было построить обвинение в государственном преступлении.
В ноябре 1591 г. умер лорд-канцлер Хэттон, и современникам сразу стало ясно, откуда исходила главная инициатива в преследовании пуритан. Судебное разбирательство было приостановлено, в режиме содержания подсудимых начались послабления. К маю 1592 г. их освободили, а осенью этого года они разъехались но домам, подписавшись под заявлением, в котором обязались не оскорблять Её Величество частными собраниями для обсуждения религиозных дел и не умалять её прерогативу. По признанию историков пуританизма, суд над группой священников во главе с Картрайтом знаменует окончание определённой стадии развития пуританского движения как деятельности пресвитериан, направленной на изменение церковного устройства в Англии. После этого движение перестаёт быть движением в смысле организованной целенаправленной деятельности по реализации определенных планов, и пуритане обращаются в последнее десятилетие правления Елизаветы преимущественно к религиозно-моральным проблемам, а не к вопросам, связанным с церковным устройством{1885}.
В русле изучения пуританского движения во второй половине XVI — начале XVII в. лежат ещё две исследовательские проблемы, обсуждаемые современными историками пуританизма. Это вопросы, связанные с характеристикой сепаратизма, и распространением пуританизма по графствам Англии.
В 1560–70-е гг., как отмечают исследователи, одним из результатов распространения в Англии протестантских идей стало появление секты «фамилистов» («семья любви»). Представители этой секты были убеждены, что человек может испытать Боговоплощение в себе. При этом «фамилисты» могли заключать браки вне секты, оставляли деньги на общие благотворительные нужды, занимали различные общественные и государственные должности. Случаи наказаний, казни или эмиграции «фамилистов» неизвестны{1886}.
1580-е — начало 1590-х гг. были, наряду с выдвижением планов пресвитерианского устройства англиканской церкви, временем активизации сепаратистов, которые по-прежнему настаивали на необходимости отделения от установленной церкви по той причине, что она не поддается реформированию. В современной британской историографии многие историки рассматривают деятельность пуритан и сепаратистов как отдельные явления на основе того, что пуритане, говоря о сепаратистах, всегда от них отмежевывались, поскольку сепаратисты вышли из церкви, пуританизм же развивался внутри церкви. П. Коллинсон считает, что «сепаратисты, в чём-то напоминая континентальных анабаптистов, верили не в Реформацию, а в создание или восстановление совершенно отчуждённого, избранного христианского общества»{1887}.
Однако те из историков, которые специально занимаются изучением сепаратизма, склонны подчёркивать возможность перехода от радикального пуританизма в сепаратизм{1888}. Ч. Джордж рассматривал сепаратизм как логическое продолжение тенденции, содержавшейся в пуританизме, когда сторонники реформ стали отчаиваться в дальнейшей их возможности{1889}.
Исследователи обращают внимание на то, что сепаратисты использовали для подкрепления своих взглядов Новый Завет точно так же, как это делали пуритане, делая радикальные выводы из слов апостола Павла из Второго послания к Коринфянам: «И потому выйдите из среды их и отделитесь, говорит Господь, и не прикасайтесь к нечистому, и Я прииму вас» (2 Кор., 6:17){1890}. По словам У Халлера, секты и сепаратисты были продуктом «интоксикации народа Библией»{1891}. П. Мак-Грат считает, что значение сепаратизма заключалось в его влиянии на историю пуританизма в Америке, а в Англии сепаратизм дискредитировал английских пуритан — епископы даже обрадовались появлению этих радикалов, заявляя, что из пуританизма обязательно должно было вырасти нечто экстремистское по характеру{1892}.
Между позициями пуритан и сепаратистов, по мнению историков, были также переходные стадии — например, так называемые «не отделившиеся конгрегационалисты» (Non-Separatist Congregationalists), сформировавшиеся на рубеже XVI–XVII вв. По мнению представителей этой группы, если они искренне приходили на службу, они могли не обращать внимание на то, что на ней присутствуют и многие «невозрожденные». «Не отделившиеся конгрегационалисты» не хотели выходить из установленной церкви, потому что, в соответствии с церковными традициями, негативно относились к сектантству. Очевидно, существование таких групп следует признать особенностью пуританизма в Англии{1893}.
Сепаратисты, в свою очередь, резко отрицательно отзывались о пуританах, считая, что любой истинно верующий должен воспринять сепаратистскую логику. Они не могли допустить в общину никого из запятнавших себя недостойными действиями, или недостаточно твердого в вере, потому что такой член общины разложил бы и заразил аморализмом всех остальных. По словам П. Миллера, «такая группа экзальтированных личностей была самодостаточна и чувствовала себя компетентной, чтобы вести свои дела»{1894}. У Халлер, Д. Зарет и другие исследователи в качестве ещё одной черты сепаратизма отмечают заключение при вступлении в сепаратистскую общину её членами своеобразного договора (covenant), тоже подчеркивавшего особый статус данной общности. Некоторые сепаратисты вво дили также и свою форму крещения, что тоже отличало их от пуритан{1895}.
Всплеск сепаратизма на рубеже 70–80-х гг. XVI в. историки связывают с радикализацией настроений части пуритан, вызванной запрещением королевой Елизаветой «пророчеств». При анализе событий в сепаратистской среде в 1580–90-е гг. исследователи обращают внимание также на взгляды и деятельность Роберта Броуна (Browne) (1550? — 1633).
Броун был выпускником кембриджского колледжа Корпус, но он окончил университет без получения степени магистра. Он считал, что епископы не имеют права возводить в сан священников, заявляя, что их может избирать каждая община{1896}. Для взглядов Броуна были характерны хлесткие осуждающие формулировки в адрес церкви Англии, отличающие его от более мягких, хотя и критических, высказываний пуритан. Броун в начале 1580-х гг. заявлял, что «священники англиканской церкви только тогда станут настоящими, когда «все «немые собаки» (так радикальные пуритане и сепаратисты характеризовали священников, которые не могли проповедовать — В.Е.) будут повешены в церквах и публичных местах для предупреждения остальных»; обычная проповедь в церкви Англии, считал Броун, тоже имела свои недостатки, поскольку священники проповедовали, «заботясь только о том, чтобы продемонстрировать свои университетские степени», а рассуждения их непонятны народу{1897}.
Хотя в начале 1580-х гг. Броун не раз оказывался в тюрьме, он был дальним родственником ближайшего советника королевы Елизаветы Уильяма Сесиля, лорда Берли, и это спасало Броуна до такой степени, что в 1583 г. за распространение его сочинений были сожжены два человека, в то время как автор таких текстов, но словам Б.Р. Уайта, «ещё полвека смущал своим существованием церковные власти». Отказавшись в 1590-е гг. от своих взглядов, Броун был возведён в сан священника и назначен в приход в Норгемптоншире, но в последние годы жизни «стал превращаться в полусумасшедшего эксцентрика, бил жену, с 1616 по 1626 гг. был отлучен от причастия, а затем перед смертью во внезапном порыве ударил приходского констебля, был увезён в тюрьму в Норгемптон, где и скончался, похваляясь, что за свою жизнь побывал в 32 тюрьмах»{1898}.
В середине 80-х гг. XVI в. появились и другие пропагандисты сепаратистских идей, обвинявшие Броуна в двуличности и отступничестве: Джон Гринвуд (1560–1593) и Генри Барроу (1550–1593), настаивавшие на своей независимости от Броуна и его взглядов. Современники нарекли их броунистами, не видя сколько-нибудь существенных различий в их взглядах. Исследователи полагают также, что в Лондоне со времен правления Марии Тюдор существовала сепаратистская традиция, оживившаяся в ходе спора об облачениях и преследования пуритан в середине 1560-х гг.{1899}
Б. Р. Уайт показал, что новой идеей в сепаратизме было мнение Г. Барроу о том, что истинная церковь в виде общины может существовать и без священника, принимая новых членов в свои ряды, исключая недостойных, но таинства, по мнению Барроу, могли совершать только священники. Некоторые члены сепаратистских общин начинали уже выдвигать взгляды, что формальное священство не нужно, но большинство их ещё не поддерживало. Барроу и Гринвуд даже отвергали использование термина «светский»: если выдвинут принцип всеобщего священства, использование термина «светский» — фактически католическое утверждение. Сторонники Барроу также отказывались крестить своих детей в приходских церквах. Из церковных должностей, по мнению сепаратистов, Новый Завет подкреплял своим авторитетом только должности пасторов, учителей, управляющих старост, а также диаконов, организующих помощь бедным. Возводить в должность священника должны были старосты общины{1900}.
Церковные и светские власти рассматривали сепаратистов как большую опасность для церкви. Барроу и Гринвуд были арестованы в октябре 1587 г. После их ареста существование сепаратистских общин не прекратилось. С лондонскими сепаратистами был связан радикальный пуританин Джон Пенри, участвовавший в публикации трактатов Мартина Марпрелата, так что между радикальными пуританами и сепаратистами историки прослеживают личные контакты. В парламенте 1593 г. был принят законопроект под названием «Об удержании королевских подданных в должном повиновении», направленный против сепаратистов и сектантов, на основе которого Барроу, Гринвуд и Пенри были казнены. Сторонники пуритан в палате общин не одобрили эти действия, так как опасались казней за религиозные убеждения, к тому же отличая сепаратистов от еретиков{1901}.
К середине XX в. в изучении сепаратизма была проделана работа по публикации важнейших источников{1902}. Значение английской сепаратистской традиции исследователи видят в том, что она дала форму организации английским сектантам периода гражданской войны и оказала значительное влияние на религиозную историю Новой Англии, и в последующем на развитие протестантского сектантства в США. Историки показали, что сепаратисты в Англии стали основой двух сектантских направлений — общих баптистов (General Baptists) и партикулярных баптистов (Particular Baptists). Первые из них строго придерживались кальвинистского учения о предопределении, для вторых же была характерна трактовка этого тезиса в арминианском духе с допущением свободы воли{1903}.
Специалисты по истории пуританизма разрабатывают также вопрос о его распространении по территории Англии. Вторая половина XX в. характеризовалась расширением региональных исследований в церковной истории, разбором епархиальных архивов. Как отметил в 1983 г. У. Хант, «в прошедшие тридцать лет местная история перестала быть сферой деятельности эксцентричных викариев и превратилась в значительный раздел английской историографии»{1904}.
Наиболее заметными работами, рассматривающими состояние религиозности и распространение пуританизма на уровне графств и епархий, являются монографии М. Спаффорд о Кембриджшире{1905}, М. Джеймса о Дареме{1906}, П. Кларка о Кенте{1907}, У. Шейлза о Норгемптоншире{1908}, К. Хейга о Ланкашире{1909}, Р. К. Ричардсона о Честерской епархии{1910}, Р. Мэнннингао Суссексе{1911}, Р. Маршанта о Йоркшире{1912}. Обзор религиозной ситуации по регионам предпринимался и в обобщающих монографиях.
Районом наибольшего распространения пуританизма, вне всякого сомнения для исследователей, была Восточная Англия — самая густонаселённая, экономически развитая и подверженная идейным влияниям с европейского континента часть страны. Здесь находился Кембридж — академический центр пуританизма, и Дедгэм — центр лучше всего изученного «класса»{1913}. Как выявлено, в Норгемптоне в 1570–1572 гг. с согласия местных властей существовали лекторство и система управления церковными делами, напоминавшая пресвитерианскую: по четвергам после лекции мэр, городской совет с помощью проповедника и представителей епископа разбирали моральные проступки. В службах церемонии облачения, не устраивавшие пуритан, были исключены, использовался кальвинистский катехизис{1914}. В целом же в графстве Норгемптоншир ситуация была противоречивая. Среди джентри был распространён также католицизм: здесь жили семейства Трешемов и Гриффинов — это были одни из самых известных покровителей католиков в Англии. Активны выли в Норгемптоне и «классы», так что графство представляло собой Пример большой внутренней напряжённости в религиозных делах{1915}.
Характеризуя распространение пуританизма по территории Англии, Х.Г. Александер замечает, что, хотя проделана значительная работа, всё ещё невозможно заранее предсказывать, где были наибольшие возможности для распространения пуританизма. Это зависело от многих факторов — позиций местного епископа, доминирующего в округе магната-землевладельца, и даже способный пуританский священник мог оказать большое влияние на местное население. Но удается выявить некоторые закономерности — пуританизм лучше укоренялся в более крупных городах, в районах, где было распространено ткачество, в некоторых сплочённых коллективах — купеческих компаниях, на морских судах. Общепризнанным является лишь то, что приверженцы пуританизма были среди знати, джентри, третьего сословия, квалифицированных ремесленников, при этом для восприятия пуританизма был необходим определённый уровень образованности. Хуже всего поддавались влиянию пуританизма высшая знать, которой в большинстве своём чаще всего нет дела до религии как таковой, и низы общества — неграмотные, неквалифицированные ремесленники, которые чаще попадали под влияние сепаратизма. Пресвитерианство было главным образом движением в среде духовенства — среди светских лиц у него было немного сторонников{1916}.
В статье У. Шейлза «Некоторые проблемы управления новой епархией: епископ и пуритане в епархии Петерборо, 1560–1630» рассмотрены трудности в борьбе церковной администрации с пуританизмом. Из-за низкой доходности епархия Петерборо (графство Норгемптоншир, часть Кембриджшира и Лестершира) не привлекала способных управленцев в качестве кандидатов в епископы. У епископа было также мало прав патронажа — только пожалование бенефиция шести пребендариям для каноников в соборе, и право допуска священника в четырёх приходах, два из которых к концу XVI в. были потеряны в результате продажи и судебного разбирательства с Томасом Сесилем, вторым сыном лорда Берли. В 1563 г. епископ Скэмблер ещё одно право допуска священника в приход продал. В результате дошло до того, что епископ непосредственно контролировал выдвижение священника всего в двух (!) приходах своей епархии. Слабость епархиальной администрации привела к тому, что в течение без малого ста лет после основания епархии в 1541 г. здесь действовала энергичная и упорная пуританская группировка. Пуритане в епархии через систему родственных связей, а также контактов с близкими им по взглядам священниками стремились занять все возможные приходы, хотя и оставались тут «шумным меньшинством». Ни один из епископов в епархии не симпатизировал пуританам, но епархия Петерборо, несмотря на это, превратилась в один из пресловутых центров пуританизма благодаря организаторским способностям, миссионерскому рвению пуритан и поддержке пуритан влиятельными светскими лицами, так что на этом фоне стали особенно видны слабости установленной церкви. Почти в трети приходов епархии право выдвижения священника в приход принадлежало короне, но и в этих приходах к концу XVI в. всё чаще выдвигались священники с пуританскими наклонностями{1917}.
Преследования пуритан традиционным судебным порядком не могли уничтожить их влияние в епархии, и поэтому для подкрепления полномочий церковных судов в 1572 г. для епархий Петерборо и Линкольн была создана особая церковная комиссия, материалы о заседаниях которой сохранились за 1574–1579 гг. Эта комиссия имела право заключать в тюрьму, брать обязательства о надлежащем поведении, и сюда передавались дела упорствующих из церковных судов, но нет свидетельств, что эта комиссия смогла более эффективно бороться с пуританами. В результате этого, когда к началу XVII в. административный аппарат в управлении епархией был относительно урегулирован, пуританизм здесь уже укоренился — в некоторых приходах службы с пуританскими отклонениями шли в течение 40 лет, так что церковные суды могли лишь нанести ущерб своими преследованиями отдельным лицам, но не могли искоренить пуританизм как явление{1918}.
Значительными региональными исследованиями, посвященными графству Эссекс, являются книга У. Ханта «Пуританский момент. Приход революции в английское графство» (1983){1919} и работа К. Райтсона и Д. Левина «Бедность и набожность в английской деревне. Терлинг, 1525–1700» (1979){1920}. Эссекс, как показал У. Хант — одно из самых пуританских графств. Здесь действовали три «класса» — Дедгэм, Везерфилд и Молдон{1921}. Пуритане предпочитали в этом графстве, как пишет Хант, самоназвание «professors» (букв, «исповедующий религию»). Местные пуритане, если их не преследовали церковные власти, целенаправленной враждебности к епископальному строю церкви не проявляли. Влиятельные проповедники, которые могли воздействовать на прихожан, именовались у них “painful preachers”{1922}.
К. Райтсон и Д. Левин рассмотрели, как укоренялся в деревне пуританизм, и пришли к выводу, что сначала его восприняли представители верхних и средних слоев деревни, а затем подверглись воздействию и низшие слои{1923}. Они подчеркнули также агрессивность пуританизма как культурного уклада, поскольку пуритане повели наступление на пивные, на моральные проступки, на традиционный уклад народной жизни и её привычный ритм{1924}.
Н. Тайэк исследовал появившиеся в конце XVI в. специфически пуританские имена{1925}. Это явление обратило на себя внимание, удивило и насторожило многих современников, когда появились имена Реформация (Reformation), Дисциплина (Discipline), Господь близко (The-Lord-is-near) и т.п., что свидетельствовало о вызревании радикальной протестантской контркультуры. Источником для автора послужили главным образом приходские книги записи рождений. Н. Тайэк установил, что присвоение таких имен было распространено в Суссексе и Кенте в 1580–90-е гг. Главным инициатором присвоения таких имен, но его мнению, почти наверняка был пуританин Дадли Феннер, знакомый с Картрайтом, в начале 1580-х гг. занимавший должность викария в приходе Крэнбрук в графстве Кент. Н. Тайэк попытался картографировать приходы, где присваивались такие имена. Больше всего их оказалось в приходе Уорблтон (Суссекс), где между 1586 и 1596 гг. пуританские имена получили 93 ребенка. 124 других новорождённых получили обычные английские имена. 42 семьи в приходе последовательно использовали только пуританские имена, 58 семей не использовали их, 19 давали и те, и другие имена{1926}.
Н. Тайэк установил, что, кроме восточного Суссекса и Кента, такие имена были распространены вокруг Дейвентри в Норгемптоншире, и связано это было с пребыванием тут другого радикального пуританина, склонного к сепаратизму — Джона Пенри. Такие имена и их присвоение обсуждались в среде пуритан, но всеобщей поддержки эта практика не получила — использованию таких имен был присущ сепаратистский оттенок. Н. Тайэк также сделал вывод, что пуританские имена использовались лишь в сельских районах, и никогда не были популярны ни в Лондоне, ни в других крупных городах. После 1600 г. такие имена вышли из употребления, хотя и не полностью{1927}.
Н. Тайэк попытался решить на данном материале ещё одну важную исследовательскую задачу: установить какие-либо сведения об имущественном положении тех, кто давал пуританские имена По материалам завещаний он делает вывод, что в денежном выражении пуритане были примерно в два раза богаче тех, кто давал обычные имена, но они были хуже обеспечены землей. В грамотности между этими людьми нет различий — ни одно из завещаний жителей этих поселений не упоминает книги. Пуритане были обычно моложе но завещаниям и демонстрировали ещё одну интересную особенность они отрицательно относились к повышенным процентам и их взиманию, и вообще к тому, чтобы деньги давали прибыль любой ценой. Пуританская контркультура разделяла и семьи, и существующую культурную общность, но при этом она, по мнению Н. Тайэка, «определённо не была дружелюбной к экономическому индивидуализму». Этот вывод расходится с мнением о том, что пуритане отражали интересы формировавшейся буржуазии{1928}.
Разгром организованного пресвитерианского движения на рубеже 1580–1590 гг., как показали историки, привел к заметному изменению форм, в которых продолжал развиваться пуританизм. По словам Х.Г. Александера, в 1590-е гг. «воинственных пуритан было немного, но многие приходские священники продолжали опускать часть служб из молитвенника и не носили требуемых облачений. Сторонники пуритан из числа юристов критиковали церковные суды. Продолжали действовать конференции пуритан. Но всё это было умеренным церковным пуританизмом, направленным на реформы, а не на радикальные изменения»{1929}. Как писал К. Хилл, «в начале 1590-х гг. появился новый пуританизм, не нацеленный на пресвитерианскую систему церковной организации, а подчёркивающий значение проповеди, религиозных бесед и домашнего образования, соблюдения воскресного дня. Это был новый курс с целью достижения тех же результатов. Новая тактика была эффективной — это был более долгий путь, чем захват влияния при дворе через знатного покровителя, но более верный»{1930}. По мнению П. Коллинсона, «пуритане продолжали совершать свою незаметную революцию, которая со временем принесла в английском обществе такие результаты, о каких пресвитериане могли только мечтать». Но пуритане оказывались теперь всё более изолированными от жизни двора, и поддержка их коренилась главным образом в стране, по графствам{1931}.
По словам П. Мак-Грата, «агрессивный боевой дух прежних времён нашел теперь выход в пасторском, пиетистском пуританизме, где главными врагами были мир, человеческая плоть, а не архиепископы и епископы»{1932}. Главным жанром пуританской литературы стала проповедь, духовное наставление, указывающее путь к спасению. Проповедники тщательно препарировали внутреннее состояние души, отыскивая свидетельства избрания к спасению или гибели. Самым популярным пуританским проповедником этих лет был Уильям Перкинс — его труды и проповеди содержали диаграммы с наглядной демонстрацией путей спасения. В 1590–1640 гг. вышло более 200 изданий его сочинений{1933}.
Издание проповедей пуританских священников было настолько востребовано, что превратилось в конце XVI — начале XVII в., по словам Р.Т. Кендалла, в своего рода индустрию. Самыми популярными пуританскими проповедниками, наряду с Перкинсом, были Ричард Гринхэм, Генри «Сереброязычный» (Silver-Tongued) Смит, Ричард Роджерс, Артур Дент и ещё несколько человек, чьи проповеди выходили в начале XVII в. десятками изданий{1934}. Историки изучали также пуританские дневники, отметив как характерную черту их содержания то, что пуритане обычно считали себя группой избранных, а не членами единой церкви{1935}.
При этом пуританская организация, по мнению исследователей, в 1590-е гг. скорее «дремала», чем была полностью разгромлена{1936}. По мнению П. Коллинсона, анклавы пуританизма продолжали существовать даже в виде сохранявшихся собраний пуританского духовенства. Один такой центр находился у города Сент-Олбанса, неподалёку от Лондона, где находилось имение Бэконов Горхэмбери, под покровительством матери Энтони и Фрэнсиса Бэконов, леди Анны, предоставившей укрытие пуританским священникам. Сохранились также свидетельства о существовании «классов» в Норгемптоншире, Уорикшире, Девоншире, Корнуолле{1937}.
Существует мнение, что, несмотря на полемику церковной администрации с пресвитерианами, в конце XVI — начале XVII в. господствующей доктриной в церкви Англии был кальвинизм, который защищало руководство церкви. Показательным в этом отношении был спор о предопределении, активизировавшийся в 1595 г. в Кембридже, в ходе которого Питер Баро, профессор богословия, и один из его учеников, Уильям Бэррет, к которым примкнули Ланселот Эндрюс и Джон Оверолл, высказали мнение о спасении, расходящиеся с кальвинистской ортодоксией. Они отрицали безусловное предопределение к спасению одних и осуждение на гибель других, и сблизились с позицией Якоба Арминия (1560—1609) — нидерландского кальвиниста, который не соглашался с жесткой кальвинистской точкой зрения, в соответствии с которой избрание к спасению не зависит от воли и действий человека, и утверждал, что никто не может быть уверен в безусловном спасении, вера человека может быть потеряна, Христос же умер за всех людей, а не только за избранных{1938}.
В споре о предопределении дискуссионным было толкование слов апостола Павла: «уповаем на Бога живого, Который есть Спаситель всех человеков, а наипаче верных» (Первое Послание к Тимофею, 4:10){1939}. Такое высказывание могло быть использовано для отстаивания тезиса о спасении всех. Но У. Перкинс писал в связи с этим, что, если бы все были избранными, избрание к спасению потеряло бы всякий смысл. Кальвинисты пытались толковать это место, предполагая, например, что спасутся люди всех званий и положений. Распространено было и мнение Фомы Аквинского, что Бог желает, чтобы были спасены все, но это желание условное, не абсолютное, и спасение зависит от веры. Точка зрения Фомы Аквинского открывала для некоторых путь к тезису, что на спасение влияет воля и поведение человека, который впоследствии в споре с ортодоксальными кальвинистами стал отстаивать Арминий. Как отмечают исследователи, в кальвинизме наметилась даже противохристианская по своей сущности тенденция, выражавшаяся в том, что предвечное избрание Богом части людей к спасению затмевало искупительную жертву Христа{1940}.
Архиепископ Кентерберийский Уитгифт признал в 1595 г., что высказанные о предопределении мнения принадлежали к области спорных вопросов, но по итогам консультаций и совещаний с главами колледжей Кембриджа Уитгифт утвердил 20 ноября 1595 г. т.н. 9 Ламбетских статей, которые утверждали ортодоксальное кальвинистское «двойное предопределение» (одних к спасению, других к гибели) и тезис о том, что предопределение не зависит от человека, а только от воли Бога. Королева Елизавета критиковала архиепископа за то, что он вообще дал возможность разгореться этому спору, и не разрешила публикацию 9 статей{1941}.
Последней попыткой изменить строй управления церкви Англии действиями изнутри церковной организации историки пуританизма считают события, связанные с проведением конференции в Хэмптон Корте в январе 1604 г. с участием короля Якова I (1603–1625), епископов и пуритан. Конференция состоялась уже после смерти королевы Елизаветы, но именно она рассматривается в британской историографии как событие, ознаменовавшее окончание пуританского движения периода правления Елизаветы со всеми присущими ему особенностями. Пуритане испытывали большие надежды на изменения в религиозной политике в связи с восшествием на престол короля Якова I Стюарта (1603–1625), считая, что король, видевший в действии пресвитерианскую систему в Шотландии, неизбежно должен испытать её влияние. Но, как отмечают историки, Яков I во время ведения переговоров о наследовании английского престола стремился не оттолкнуть от себя ни одну религиозную партию среди англичан, включая католиков. При этом за время правления в Шотландии Яков I утвердился во мнении, что священники непременно должны быть способны самостоятельно проповедовать, не имел склонности к церемониям в службе. Ф. Бэкон рекомендовал Якову I, чтобы на всю страну было распространено действие института странствующих проповедников, но епископы с большим трудом уговорили Якова отказаться от проекта, поскольку это могло стать средством дальнейшего распространения пуританизма{1942}.
Как пишет П. Коллинсон, события после восшествия на престол Якова I показали, что пуританские организации в стране продолжали своё существование — пуритане смогли развернуть новую кампанию за продолжение Реформации в значительной степени теми же методами, что и в 1584–1589 годах, в тех же районах страны, частично во главе с теми же людьми, так что корни пуританизма, по его мнению, несмотря на преследования, не были даже серьёзно поколеблены, не говоря уже о подавлении{1943}.
Историки показали, что главной формой деятельности пуритан в этот период была подача петиций королю. Результатом этой петиционной кампании была подготовка, прежде всего, так называемой «Тысячной петиции» (The Millenary Petition). Исследователи отмечают, что в действительности неизвестно, сколько человек подписали её. Т. Фуллер в середине XVII в. называл цифру в 750 подписей, С.Р. Гардинер во второй половине XIX в. полагал, что подписей как таковых вообще не было — авторы и составители лишь получали письма поддержки{1944}. «Тысячная петиция» рассматривается историками как обобщённые требования умеренных пуритан{1945}. В ней говорилось о необходимости ограничения плюралитетов, о повышении жалованья тем священникам, которые способны самостоятельно проповедовать, путем объединения небольших приходов и возвращения в руки церкви прав взимания десятины там, где они оказались в руках светских лиц. Исследователи считают это первым отчётливым выдвижением пуританами экономических требований{1946}. При этом составители петиции предлагали провести конференцию между епископами и представителями пуритан, а в ходе конференции надеялись склонить монарха к возможности реализации выдвинутых ими предложении о проведении реформ в церкви{1947}. В оценке умеренного характера «Тысячной петиции» среди историков были разногласия — обращалось внимание на то, что «Тысячная петиция» содержала пункты, из которых, в сущности, можно было развернуть все характерные черты пресвитерианского церковного устройства (например, из требования о том, что никто не может быть отлучён от причастия без согласия священника в своей общине). Это могло быть причиной осуждения «Тысячной петиции» пуританами из университетов{1948}.
Среди исследователей истории пуританизма конца XIX — начала XX в. преобладало мнение, что конференция в Хэмптон Корте закончилась для пуритан совершенно неудачно{1949}. В 1961 г. статью, посвященную конференции, опубликовал М. Кертис, чем внёс заметный вклад в углубление понимания того, что произошло на конференции. М. Кертис подверг сомнению полностью неудачный для пуритан исход конференции и то, что это произошло лишь по вине короля, показав, что такие оценки появились на основе использования в качестве источника отчёта о конференции, составленного деканом Чичестера Уильямом Барлоу. Этот документ готовился под руководством епископа Лондонского, будущего архиепископа Кентерберийского Ричарда Банкрофта и имел своей целью изображение дела пуритан слабым и бесполезным. В нём были усилены разногласия между королём и пуританами, приглушены различия во мнениях между королём и епископами. Кертис же привлек в качестве источника также отчёт о конференции, составленный епископом Даремским Тоби Мэтью{1950}.
На конференции в Хэмптон Корте, которая проходила с 14 по 18 января 1604 г., пуритане в основном изложили требования, вошедшие в текст «Тысячной петиции». Они соглашались подписываться лишь под доктринальными статьями из 39 статей, а не под теми, которые касались обрядов и церемоний, хотели, чтобы был введен новый катехизис, предлагали возродить «пророчества» и предоставить право священникам осуществлять контроль за моральным обликом светских лиц. Епископы же не должны были преследовать нонконформистов до тех пор, пока король и парламент не примут решения по этим вопросам. Пуритане также предлагали включить Ламбетские статьи 1595 г. в текст англиканского символа веры с тем, чтобы усилить однозначность решения вопроса о предопределении. В то же время король не поддерживал планы по отмене использования крестного знамения в обряде крещения, отказывался сделать необязательным ношение стихаря, мотивируя это тем, что Св. Писание не считает эту практику незаконной, а пуритане не могут показать, где в Библии это запрещено{1951}.
В ходе конференции пуритане не требовали ликвидации епископального строя церкви и только предлагали, чтобы епископ осуществлял властные полномочия в епархии с несколькими священниками из числа приходского духовенства из числа «серьёзных и учёных пресвитеров», которые помогали бы ему в принятии решений. Пуритане совсем не имели в виду установление пресвитерианской системы, однако само упоминание слова «пресвитер» вызвало гнев короля. Этот эпизод много обсуждался в исторической литературе, демонстрируя, что Яков I ещё на шотландском опыте понял подрывные для монархической власти возможности пресвитерианской системы церковного управления. Исследователи цитировали высказанное королём мнение о том, что «где нет епископа, нет и короля», а «пресвитерианская система также согласуется с монархией, как чёрт с Богом», и особенно обращалось внимание на ещё одну оценку Яковом I последствий введения пресвитерианской системы: «тогда Джек и Том, Уилл и Дик соберутся и начнут в свое удовольствие критиковать меня, мой совет и все наши дела — встанет Уилл и скажет: «это должно делаться так», а йотом поднимется Дик и скажет: «нет, мы это будем делать вот так»{1952}.
М. Кертис отрицает, что выпад короля против упоминаний о пресвитерианстве означал полное отвержение требований пуритан, но склонен считать, что умеренность выступления пуритан на конференции нанесла им вред, поскольку король был готов на уступки. Есть основания полагать, что Яков I недооценил опасность пуританизма для государства и церкви по той причине, что прозвучавшие требования пуритан оказались умеренными. Сам король не занимал на конференции изначально чью-либо сторону, скорее, стремился, получив представление о состоянии дел в церкви, сформулировать собственное мнение и занять свою позицию{1953}.
Но требования пуритан на конференции в Хэмптон Корте, как утверждают М. Кертис и П. Мак-Грат, отнюдь не были полностью отвергнуты — напротив, целый ряд принятых по церковным вопросам решений прямо отражал ранее высказывавшиеся предложения пуритан. Предписывалось прекратить совершение крещения светскими людьми и повивальными бабками. В службе не должны были использоваться апокрифы — неканонические сочинения. При возведении в сан, приостановке исполнения обязанностей или лишении духовного сана епископы должны были действовать совместно с деканами, собранием каноников или при помощи нескольких авторитетных священников. Производить отлучение мог теперь только сам епископ, а не представители церковных судов. Способным к самостоятельной проповеди священникам должно было назначаться более высокое жалованье, должны были контролироваться плюралитеты. Все перечисленные меры отражали требования умеренных пуритан, так что исход конференции для пуритан был далёк от того, чтобы считаться полной неудачей. Далеко не все пуритане воспринимали такие условия внутри церкви как невозможные для них, и разочарование конференция принесла лишь радикальным пуританам{1954}.
М. Кертис замечает, что английские историки конца XIX — начала XX в. С.Р. Гардинер и Р.Г. Ашер были убеждены, что Яков I упустил имевшуюся у него возможность примирить пуритан с установленным строем церкви, и неудача конференции в Хэмптон Корте занимает своё место в череде событий, приведшей к катаклизмам гражданской войны. Кертис, однако, полагает, что события начала XVII в. ещё отнюдь не предвещали гражданской войны, и конференцию в Хэмптон Корте можно рассматривать как полную неудачу лишь в том случае, если знать, что произошло дальше, и под таким углом зрения выискивать первые признаки обострения ситуации. По мнению М. Кертиса, умеренные пуритане могли примириться с тем положением, которое сложилось в церкви Англии после конференции в Хэмптон Корте, и лишь обострение политической ситуации в Англии в 1630-е гг. привело к тому, что пуританизм сомкнулся с политической оппозицией Стюартам{1955}.
Историки отмечают, что к марту 1604 г. после конференции в Хэмптон Корте король Яков I определился в своём отношении к пуританам и решил, что сможет заставить их согласиться с существующим церковным устройством. В своей речи при открытии парламентской сессии 19 марта 1604 г. король, касаясь религиозной ситуации, отметил, что в стране существуют две группы подданных, остающиеся нонконформистами паписты и те, кого он назвал «скорее сектой, чем вероисповеданием, а именно пуритане или сторонники новаций (novelists)». По словам короля, «они не столько отличаются от нас в пунктах вероучения, сколько беспорядочной формой политики и стремлением к равенству; их недовольство нынешней системой управления и нетерпимость в отношении к любым верховным властям делают эту секту непереносимой в любом хорошо управляемом государстве»{1956}.
Одновременно с этой сессией парламента заседала и конвокация 1604 г., которая приняла решения, важные для дальнейшей истории церкви Англии. Чтобы заблокировать попытки сторонников пуритан действовать через парламент, конвокация приняла резолюцию, отрицающую за палатой общин право обсуждать религиозные вопросы иначе, чем с одобрения и под руководством епископов. Важнейшим же результатом конвокации 1604 г., как отмечают историки, было принятие Канонов англиканской церкви. Появился документ, чётко регламентирующий практику церкви. Это было и оружие против пуритан — по канонам можно было выявить, какая практика несовместима с членством в установленной церкви, что дало правовую базу в преследовании нонконформистов{1957}.
Историки пуританизма проанализировали также результаты кампании против пуритан, которую повёл их убеждённый противник Ричард Бэнкрофт, сменивший архиепископа Кентерберийского Джона Уитгифта после его смерти в конце февраля 1604 г. Всему духовенству под угрозой лишения прихода предлагалось подписаться под тремя статьями, одобряющими строй установленной церкви. Пуритане утверждали, что подписаться отказались около 300 священников{1958}, известный английский историк второй половины XIX в. СР. Гардинер считал, что таких священников было 60 человек, а к 1609 г. некоторые примирились с предъявлявшимися требованиями, в результате чего их осталось 49 человек{1959}. С. Бэббидж утверждал, что отказавшихся подписаться было не более 90.{1960} Примерно к этой цифре в итоге пришли современные исследователи — лишены прихода были, насколько удалось установить, от 73 до 83 священников-нонконформистов. Методичное давление властей на пуританских священников во время этой кампании сочеталось с благоразумием и избирательностью — лишенные приходов не были лучшими и наиболее известными из пуританских священников, а с лидерами обходились осторожно, так как они могли возглавить более массовое движение, будучи лично ущемлёнными{1961}.
Но результаты этой кампании были, по словам П. Коллинсона, «ограниченными и частично иллюзорными», поскольку пуританские священники могли подписаться под статьями и продолжать делать свое дело под защитой светских покровителей и в тех случаях, когда нетребовательным был местный епископ. При следующем архиепископе Кентерберийском Джордже Эбботе (1610–1633) в национальном масштабе не предпринималось широких преследований пуритан, так что жизнь пуританских священников была далека от нетерпимой{1962}.
Исследователи отмечают, что одним из следствий усиления преследований пуритан при Бэнкрофте стал в 1605–1606 гг. рост сепаратизма. Среди большинства пуритан в эти годы продолжалось изменение в понимании Реформации — она теперь воспринималась как совершенствование благочестия, морали, а не только как установление новых внешних форм управления церковью. Для радикально настроенных пуритан, стремившихся к переменам в церковной организации, после 1604 г. было два основных выхода — или сепаратизм, или «не отделившийся конгрегационализм», и оба пути, как считают исследователи, в будущем вели к индепендентству, проявившему себя в годы гражданской воины.
По мнению П. Коллинсона, после 1604 г. пуритане никогда не противостояли правительству как единая и сплочённая партия с одной согласованной программой очищения англиканской церкви: в английском протестантизме стал развиваться внутренний раскол. Дальнейшим выражением расхождения мнений по религиозным вопросам в английском протестантизме стало появление различных религиозных сект в годы гражданской войны. Потерпев неудачу как организованная форма давления на церковные и светские власти в его пресвитерианском варианте, пуританизм отнюдь не ослаб в своем воздействии на жизнь английского общества — распространение религиозной и моральной практики пуритан в различных социальных слоях продолжалось{1963}.
Одним из важнейших вопросов, касающихся итогов деятельности пуритан к началу XVII в., является оценка степени распространения пуританизма в английском обществе. Из-за нехватки материалов для выводов здесь трудно мыслить в категориях статистики, и есть простор для суждений с элементами умозрения, что и отразилось в существующих точках зрения на этот счёт среди британских историков. Определение численности пуритан обычно предпринимается в связи с определением численности католиков — изменения в этих обеих группах нонконформистов отражают динамику религиозных процессов в данный период. Лучше это удается в случае с католиками, так как по графствам предпринимались попытки осуществить их перепись, но и здесь в общенациональном масштабе сколько-нибудь точных данных нет. В определении числа пуритан интересная попытка решить этот вопрос была предпринята Р.Г. Ашером. Его данные, опубликованные ещё в 1910 г., при всей уязвимости его методики, продолжают обсуждаться. Рассуждавшие по этому поводу историки, однако, больше продвинулось в разборе нюансов позиции Ашера, чем в составлении какого-либо другого представления при решении этого вопроса.
Р.Г. Ашер в своей двухтомной работе «Реконструкция английской церкви»{1964} высказал мысль, что в начале XVII в. 75% населения Англии были совершенно равнодушны ко всем формам управления церковью и деталям церемоний. Из остальных 25%, Ашер определил долю последователей англиканской церкви в 18%, всех англичан-католиков, открыто признававшихся в своих убеждениях — в 5%, а пуритан — лишь в 2%. Историки полагают, что в таком подсчёте Ашер преувеличил число приверженцев англиканской церкви{1965}.
М. Кнэпиен, высказываясь по этому поводу, соглашался относительно позиции 75% англичан, но очень критично отзывался о двухпроцентной доле пуритан. По его мнению, из оставшихся 25% около 15% составляли пуритане, затем, в 1590-е годы, их численность несколько снизилась, но, тем не менее, на рубеже XVI–XVII вв. они всегда превосходили численность англикан{1966}.
При этом Р.Г. Ашер считал, что в начале XVII в. не было и десятка из числа людей глубокомыслящих, кто принимал бы во всем существовавший строй церкви, но несогласие в чём-то не превращало сразу этих людей в пуритан. Ашер сосчитал упоминаемых в различных источниках того времени пуританских священников, выявив 281 имя. 105 из них имели университетские степени бакалавра и магистра, а по-настоящему известными деятелями были чаще всего упоминаемые 50 человек{1967}. Проделывая последовательно такие редукционистские операции и выявляя ядро пуританского движения, Ашер в итоге заявлял, что оно чуть ли не сводится к деятельности этих 50 человек: о них мы читаем в исторических источниках, они писали трактаты, составляли планы действий и исполняли их, организовывали петиции и собирали под ними подписи{1968}.
Критикуя цифры, предлагаемые Р.Г. Ашером, историки во второй половине XX в. отмечали, что он привлекал для изучения лишь тех пуританских священников, которые фигурировали в официальных документах властей, прежде всего в материалах церковных судов, где им угрожали лишением прихода, но не включал в свои подсчёты тех, кто был по убеждениям пуританином, но не доводил дело до превращения в нонконформиста, чтобы не испытывать житейских проблем. Ашер считал лишь священников с бенефициями и не упоминал викариев, просто проповедников с лицензией, в то время как пуритан было особенно много в числе последних. К тому же некоторых священников в графствах из-за авторитета на местах в суд просто не вызывали. Явно противоречит недооценке распространённости пуританизма Ашером и то, что сторонники пуритан практически в каждом парламенте 1580–1620-х гг. выдвигали получавшие поддержку законопроекты. Пуритане с успехом собирали подписи под своими петициями. Большой интерес вызывали «пророчества», на которые собирались также светские лица. Все это «без натяжки свидетельствует о значительном влиянии пуританизма в обществе, хотя оно на основе изучения сохранившихся источников и невыразимо в точных цифрах{1969}.
Современные историки, в отличие от Р.Г. Ашера, не считают, что степень религиозного индифферентизма англичан на рубеже XVI–XVII вв. была так высока. Как считает П. Коллинсон, лишь около 20% населения страны было безразлично к религиозным вопросам, что отмечали пуритане. Посещение церквей в целом по стране было довольно небрежным, но в Лондоне и пригородах с конца XVI в. собиралось на службы столько прихожан, что им не хватало места. Иногда это происходило из-за небольших размеров церквей, поскольку в течение XVI в. численность населения в стране заметно выросла{1970}.
Некоторые историки английского протестантизма стремятся подчеркнуть, что при всей остроте противостояния нонконформистов и установленной церкви во второй половине XVI — начале XVII в. преобладающим качеством внутрицерковной жизни было согласие. Например, по мнению Чарльза и Кэтрин Джордж, «основным качеством истории английской церкви в 1570–1640 гг. была гармония. Институциональные рамки церкви был твёрдо установлены в виде довольно консервативной системы, но доктрина церкви была недвусмысленно протестантской… В церкви случались споры, главным образом относительно её строя, и, гораздо реже, по вопросам доктрины. Несмотря на искренние усилия церковных и светских властей, случались отделения от церкви… Многие историки, слишком погружённые в изучение катаклизма, который завершает период относительного спокойствия в церковных делах (имеется в виду гражданская война середины XVII в. — В.Е.), привносят в исследование такую степень интенсивности раскола, которая реально не существовала»{1971}. Они стремятся подчеркнуть, что в ходе английской истории первых десятилетий XVII в. не было предопределенности. Существовавшие к началу XVII в. религиозные течения в Англии действительно не дошли ещё в своем противостоянии до открытого конфликта, и, по мнению многих историков, острота будущего религиозно-политического противостояния середины XVII в. не просматривается из событий начала века. Но пуритане, как видно из анализа их мировоззрения, в структуре мироздания подчёркивали не гармонию, а конфликт, что и могло рано или поздно найти открытое выражение при благоприятствующих социальных условиях.
Современные британские историки сходятся в том, что признают пуританизм XVI — начала XVII в. явлением, прежде всего, религиозным. В понимании вопроса о связи пуританизма и Английской революции существующие позиции можно свести к тезису, согласно которому в формировании пуританизма важнейшую роль сыграли внутрирелигиозные потребности. Впоследствии сформировавшийся пуританизм смог укорениться в обществе по той причине, что отвечал определённым светским интересам, а накануне революции пуританизм был идейным знаменем оппозиции потому, что дал ей теоретическую базу, обосновывавшую возможность выступления против существующего порядка, и укрепил её в морально-психологическом отношении.