На пути к победе
После падения Капуи пошатнулось уважение и доверие союзников к Ганнибалу. Полибий (IX, 2–3) так характеризует обстановку: «Лишь только Капуя перешла в руки римлян, тотчас города заволновались, как и следовало ожидать, и только ждали случая или предлога, чтобы перейти на сторону римлян. Раздосадованный этим Ганнибал недоумевал, что делать». Он вынужден был ставить в общинах свои гарнизоны, чем ослаблял свое и без того малочисленное войско, или же удерживать их в повиновении беспощадными наказаниями за измену. Но каждая не слишком скомпрометировавшая себя община старалась вступить в римско-италийский союз на сколько-нибудь сносных условиях. Ганнибал понял, наконец, как силен Рим и как бессилен он, не способный защитить себя и тех союзников, которые искали у него помощи.
И все же римлянам требовались большие усилия, чтобы одерживать победы. Тяжесть войны ощущалась не только римлянами, но и италийцами. Опустошались поля, по которым двигалась армия Ганнибала, да и все племена были истощены наборами и гибелью войск. Война становилась затяжной.
Учитывая такое состояние государства и народа, сенат решил уменьшить свои и союзные войска на 210–209 годы (Лив., XXVI, 28). Воины, давно служившие в армии, были отпущены домой. Ливий сообщает, что сенат предписал консулам при наборе легионов в городе не брать воинов, которые служили в войсках Аппия Клавдия Пульхра, Квинта Фульвия Флакка (консулов 212 года) и Марка Валерия Левина (претора 214 года). Тем не менее недовольство плебеев, вызванное тяготами войны, росло. У римских граждан ничего не оставалось, кроме опустошенной земли, даже рабы были взяты по распоряжению правительства или выкуплены за ничтожную плату для службы в пехоте. Специально заседавший по вопросу о пополнении флота матросами сенат вынужден был признать, что жалобы народа совершенно обоснованны, но так как матросы и гребцы необходимы, все обязаны принять на себя их поставку (Лив., XXVI, 35). В Риме начались волнения. Задолженность по налогам (денежную и людьми) удалось погасить только тогда, когда часть ее уплаты сенаторы и всадническое сословие взяли на себя. Таким образом, государство получило гребцов и деньги на их жалование (Лив., XXIV, 36).
Рим вел войну благодаря неиссякаемости людских ресурсов. Его граждане и Лаций поставляли подраставшую молодежь. Испытав огромные трудности экономического, социального и политического характера, римский плебс остался верен государству на всем протяжении войны. Хотя на различных этапах он и выражал недовольство политикой нобилитета, борясь за наделение землей, это не могло толкнуть его на сторону врага отечества, несшего еще большее угнетение и уничтожение.
Противопоставив Ганнибалу значительно большую армию, римляне полностью овладели обстановкой. Карфагенский полководец не в силах был сохранить за собой все города, разделенные большими расстояниями. Он понимал, что предоставленные самим себе жители тотчас перейдут на сторону римлян (Полиб., IX, 26, 6–9). Его расчет на раскол единства италийских племен с Римом оправдался лишь на короткий срок. Испытав карфагенское владычество, они снова переходили на сторону Рима.
Италийцы были бы верны Ганнибалу, если бы он создал новую, свободную федерацию в противовес римской, основанной на неравенстве и порабощении. Его победы при таких условиях были бы прочны и поддержаны римскими союзниками. Ганнибал же обращался с ними как командующий враждебной армией, навязывая законы победителя.
Римский сенат вынес особое определение тем общинам, которые первоначально присоединились к пунийцам. Они должны быть свободными, но так как были захвачены неприятелем, то «никто из них не может быть ни гражданином римским, ни союзником латинского имени» (Лив., XXVI, 34, 7). Что же касается кампанцев, то почти по каждой фамилии приняли отдельные декреты (Лив., XXVI, 34, 2). Одних, поддерживающих Ганнибала, разорили, передав имущество к продаже с публичного торга, других заковали в цепи, чтобы впоследствии решить их участь. Страбон (V, 4, 13) пишет, что «когда римляне установили свое владычество над страной, они научили кампанцев уму-разуму, дав им много суровых уроков, и под конец даже разделили страну [Кампанию] между римскими поселенцами».
Часть кампанцев не могла примириться с поражением и продолжала мстить Риму — своему злейшему врагу. Им удалось даже поджечь город, и пожар опустошил Рим. Вскоре были найдены виновники преступления — ими оказались те кампанцы, чьих родных казнил римский консул Квинт Фульвий (Лив., XXVI, 27, 7).
Вскоре началась массовая конфискация земель у отпавших во время войны союзников. Огромные земельные участки, отобранные у луканов, апулийцев, бруттийцев и других племен, стали превращаться в государственное достояние — ager publicus.
Правители и знать италийских городов охотно поддерживали возросшую мощь Рима. Благодаря этой помощи он вернул город Салапию в Апулии и уничтожил там 500 нумидийских конников противника (Лив., XXVI, 38, 11). Их гибель была для Ганнибала чувствительнее, чем потеря Салапии. Карфагеняне утратили свое превосходство в коннице, и Ганнибал вынужден был отправиться в Бруттий. По дороге он узнал, что римский лагерь проконсула Гнея Фульвия Центумала, расположенный у Гердонии, не находится в боевой готовности. Пуниец без колебаний последовал к городу и занял боевую позицию, применив тактику Каннского сражения. Надежды полководца оправдались. Армия противника была разгромлена: вместе с Фульвием погибло 13 тыс. воинов (Лив., XXVI1, 1; Ann., Ганниб., 48). Жителей жестоко наказали за то, что они замышляли переход к римлянам. Их переселили в Метапонт и Фурии, город сожгли, а старейшин казнили за связь с римлянами.
Остатки бежавшей римской армии влились в армию Марцелла. Ганнибал же после неудачного сражения с Марцеллом пошел в Апулию, а оттуда в Тарент — важнейший опорный пункт карфагенян на юге Италии. К Таренту направлялась и римская армия Квинта Фабия Максима. В результате удачных для него вооруженных схваток, хитрости и помощи знатных бруттийцев, поддерживавших союз с Римом, Фабий овладел Тарентом (Полиб., VIII, 32–36; X, 1; Лив., XXVII, 15, 16; Плут., Фаб., 18, 7; Ann., Ганниб., 34, 2), жестоко расправился с жителями, захватил 30 тыс. рабов, 83 тыс. фунтов золота, много серебра. Вслед за Тарентом армия Квинта Фабия Максима вернула Риму много других городов и общин южных италийцев. Положение Ганнибала катастрофически ухудшилось.
Трудности войны наиболее ощущались латинскими союзниками — особой категорией союзников Рима. Постоянные наборы армии истощали их. Многие латины, призванные в армию, служили далеко за пределами Италии — в Сицилии и Испании. С усилением военных действий в Испании туда опять были посланы войска латинских союзников[92]. В Сицилию также были отправлены новые войска и флот, состоявшие большей частью из латинов и их союзников, расформированной армии проконсула Центумала, разбитого при Гердонии в 210 году (Лив., XXVII, 7, 9). Вторичная отправка в Сицилию[93] вызвала возмущение латинов и других союзников Рима. А в латинских колониях вспыхнул бунт (209 год). Причинами послужили истощение материальных ресурсов и людских резервов в результате поставок на протяжении десяти лет и жестокое отношение Рима к их воинам. Участь тех воинов, которые попадали в руки неприятеля, была завиднее судьбы находившихся в римской армии. Ганнибал без выкупа отпускал пленных по домам, а римляне отсылали союзников на службу вне Италии, которую правильнее можно назвать ссылкой. Восьмой год воины — участники Каннского сражения находились в Сицилии, и было неизвестно, сколько они еще там пробудут.
Трудности экономического и социального положения, неравенство в армии латинов и союзников привели к возмущению двенадцати латинских колоний (209 год). Через своих послов в Риме Ардеа, Непет, Сутрий, Альба, Карсеолы, Сора, Суесса, Цирцеи, Сетия, Калес, Нарниа, Интерамна (Лив., XXVII, 9, 7) отказали консулам в помощи, мотивируя это тем, что неоткуда взять ни денег, ни воинов. Консулы поразились такому заявлению — явной измене римскому народу. В сенате царил страх: ведь остальные союзники и колонии, по мнению сенатора, не замедлят поступить так же. Но большинство латинских поселений подтвердило свою преданность Риму и готовность поставить необходимое число воинов в сответствии с условиями договора, а если потребуется, то и больше. Это были Сигния, Норба, Сатикула, Фрегеллы, Луцерия, Венусия, Брундизий, Адрия, Фирм и Аримин; с другого морского берега — Понтия, Пест, Коза; поселения на внутренних землях — Беневет, Эзерния, Сполеций, Плацентия и Кремона. При поддержке этих колоний, сообщает Ливий (XXVII, 10, 7–9), устояло тогда господство римского народа.
Помощь, оказанная Риму восемнадцатью латинскими колониями, не послужила примером для их двенадцати колоний-соседей. Остатки союзных контингентов армии Фульвия Центумала были влиты в качестве пополнения в каннские штрафные легионы, давно находившиеся в Сицилии. Прибывшее к сосланным каннским воинам пополнение большей частью как раз состояло из представителей 12 колоний (Лив., XXVII, 7, 9, 1–5). Потери воинов в Гердонии в 210 году падали в основном тоже на эти колонии (Лив., XXVII, 1). Факты подтверждают справедливость заявления о трудностях отказавших в помощи римлянам колоний. Следует еще добавить, что недостаток у них мужчин-воинов объясняется тем, что двенадцать колоний, за исключением Калес, были расположены относительно недалеко от Рима, и многие мужчины мигрировали в город. Рим был политической и экономической столицей Италии и требовал в военное время много людей для военных ремесел и защиты города. Ворота его были открыты для любого латина, пожелавшего стать жителем Рима. При миграции в столицу или какую-нибудь другую часть Римской земли на постоянное жительство переселенец регистрировался при следующем цензе как римлянин{233}. В одной из двенадцати латинских колоний — Нарнии с окончанием войны (к 199 году) было так мало жителей, что она попросила у Рима (и получила от него) подкрепление на том основании, что число ее граждан оказалось ниже требуемого уровня (Лив., XXXII, 2).
Можно заключить, что только с окончанием второй Пунической войны римское правительство поняло, что отказ в помощи Риму двенадцати латинских колоний в 209 году был обоснованным. Т. Моммзен, К. Белох, А. Шервин-Уайт верно считают, что выступление этих колоний было протестом против ущемления их прав, но не изменой отечеству, т. е. Риму{234}. Т. Моммзен писал: «Полуотпадение упомянутых выше общин, конечно, не было изменой отечеству, а было вызвано недальновидностью и истощением сил: не подлежит сомнению, что те же самые города с отвращением отвергли бы союз с финикийцами. Но все-таки это был разрыв между римлянами и латинами, который не мог остаться без внимания…»{235}
Рим очень болезненно реагировал на неповиновение двенадцати колоний и строго наказал их. До этого выступления все они были свободны от налога и сами отвечали за денежное довольствие и содержание своих воинов{236}. С 204 года их обложили ежегодным налогом в количестве одного асса с тысячи ассов оцененного имущества (Лив., XXIX, 15, 9){237}. Их автономное управление и значение латинского гражданства пошло на убыль. Цензы, проводимые самостоятельно избранными чиновниками и по собственной форме, а также автономия цензора были сведены на нет. Отныне для этих колоний был введен специальный термин «двенадцать колоний» (Лив., XXIX, 15, 15; 37, 7). Цензы проводились только по римской форме и под надзором римских цензоров, цензовые списки передавались в Рим. Он же стал определять и уровень призыва и повышал его с оговоркой по мере надобности. Пешие и конные воины выбирались из самых богатых семейств и отправлялись на службу за пределы Италии (Лив., XXIX, 15, 6–7).
Как уже отмечалось, римляне успешно вели боевые действия не только в Италии, но и в Испании. Несмотря на временные поражения и гибель обоих Сципионов, избранный римскими воинами главнокомандующий Луций Марций сумел сохранить плацдарм в районе реки Эбро и вновь начать борьбу за Испанию. Театр военных действий на Пиренеях стал определяющим. Это видно из того, что даже во время стоянки Ганнибала у ворот Рима сенат отправил в Испанию легионы воинов. Вскоре в 211 году еще один легион из 12 тыс. римских граждан и союзников под командованием проконсула Гая Клавдия Нерона двинулся на Пиренейский полуостров. Благополучно прибыв в Испанию, Нерон принял командование над всеми войсками и сразу же начал успешные военные действия против карфагенян и иберов (Лив., XXVI, 17). Нерон был способным офицером, но из-за вспыльчивости и высокомерия не смог стать популярным среди воинов и местного населения. Не сумел он также возобновить давние связи с туземным населением и завести новые.
Верно оценив обстановку в Испании и узнав, что Карфаген отправляет туда новые подкрепления во главе с Гасдрубалом и Масиниссой, римский сенат решил дополнительно послать на испанский фронт новую армию и еще одного командующего с большими полномочиями.
Народ избрал 24-летнего, по Ливию (XXVI, 18), и 27-летнего, по Полибию (X, 6, 10), офицера Публия Сципиона, сына убитого в Испании полководца.
Отправка одного сверхукомплектованного легиона и казны состоялась в конце 210 года. Помощником молодого Сципиона был назначен претор Марк Силан, а командующим флотом Сципион сам определил легата Гнея Лэлия. Уже весной 209 года Сципион успешно повел военную операцию и штурмом взял Новый Карфаген (Полиб., X, 8, 1) — важнейший опорный пункт пунийцев в Испании. Вместе с карфагенской столицей было захвачено 18 военных кораблей, 63 транспортных корабля, много хлебных запасов, казна с 600 талантами, 10 тыс. свободных мужчин и заложников от всех иберов-союзников Карфагена (Полиб., X, 6—20; Лив., XXVI, 41–45; Ann., Ганниб., 20–22; Ороз., IV, 18, 1; Евтроп., III, 15). Всех граждан Нового Карфагена Сципион отпустил на свободу, а городу разрешил сохранить свое самоуправление. Молодых мужчин и здоровых рабов он отправил гребцами на корабли и на верфи Нового Карфагена (Лив., XXVI, 47, 9). Им была обещана свобода после окончания войны. Сципион также распорядился вернуть на родину всех заложников от испанских племен, которые находились в Новом Карфагене. Эти меры были предприняты с целью заручиться поддержкой местного населения, показать себя не завоевателем, а освободителем от карфагенского господства. Гуманное обхождение с пленниками, союзниками и местным населением позволило достигнуть цели: на сторону римлян перешли многие испанцы и Сципион смог пополнить свою армию. Весной 208 года он вступил в Андалузию, где при Бекуле произошла битва с пунической армией Гасдрубала Барки (Полиб., X, 38, 7—39, 9; Лив., XXVII, 18–19; Ann., Исп., 24–28). В результате Гасдрубал потерял убитыми 10 тыс. воинов и 12 тыс. было взято в плен. Соединив остатки своей армии с войсками Гасдрубала — сына Гискона — и Магона Барки, он ушел к Пиренеям, чтобы оттуда отправиться на помощь брату Ганнибалу в Италию. Сципион совершил непоправимую ошибку, выпустив Гасдрубала из Испании.
Успешно завершая войну на Пиренейском полуострове и в Сицилии, римляне продолжали борьбу с Ганнибалом на юге Италии. Главная задача Рима заключалась теперь в том, чтобы отрезать Ганнибала от моря. Для этого необходимо было овладеть всеми городами на юге. Римляне успешно осаждали населенные пункты Великой Греции. На помощь осаждающим Локры по требованию консулов была направлена часть гарнизона от Тарента. Ганнибал узнал об этом и послал к Локрам в засаду 3 тыс. всадников и 2 тыс. пехотинцев (208 год). Римляне, ничего не подозревая, попали в засаду, потеряв 2 тыс. убитыми и 1500 пленными (Лив., XXVII, 26). Вскоре после разгрома тарентинского отряда во время разведки погиб и консул Марцелл, а второй консул Криспин скончался от ран. Ганнибал смог не только освободить Локры от римской осады, но и удержал свои позиции на юге Италии.
Гасдрубал тем временем перешел Пиренеи и двигался в направлении Италии. Весной 207 года он беспрепятственно преодолел Альпы (Лив., XXVII, 39) тем же путем, что и Ганнибал. В Риме были очень озабочены тем, чтобы с переходом Альп Гасдрубал не увлек за собой цисальпинских галлов и этрусков. И те и другие с нетерпением ждали повода к восстанию (Лив., XXVII, 38, 6). Но Гасдрубал так быстро появился в Италии, что римляне не успели воспрепятствовать его продвижению. Сорокатысячная римская армия под командованием консула Марка Ливия двинулась на север, где 8 тыс. лигу-ров с оружием в руках готовы были тотчас присоединиться к врагу (Лив., XXVII, 39, 2).
Этруски, кельты и умбры с появлением Гасдрубала (207 год) оживились. Кельты приняли его дружелюбно, а некоторые общины Этрурии и Умбрии, изменив союзу с Римом, укрепили добровольцами пуническую армию (Полиб., XI, 1; Лив., XXVII, 39; XXVIII, 10, 5; Ann., Ганниб., 52).
У римлян в это время создалось очень тяжелое положение с новым набором армии. «Число молодых людей, из которых должен быть произведен набор, уменьшилось», — пишет Ливий (XXVII, 38). Чтобы выйти из затруднительного положения, консулы заставили приморские колонии, освобожденные законом от военной службы, поставить воинов. Так как Гасдрубал находился уже в Италии и мог соединиться с Ганнибалом, жалобы этих колоний на консулов были отклонены. Удовлетворили только права жителей Антия и Остии.
И вновь к оружию были призваны волонтеры. Их включили в два легиона (Лив., XXVII, 38, 10). Большую помощь в усилении армии оказал Публий Сципион — он прислал из Испании 8 тыс. галлов и иберов, 2 тыс. пеших воинов и тысячу всадников из своих легионов (Лив., XXVII, 38, 11). Из Сицилии прибыло еще около 3 тыс. стрелков и пращников.
Тревожная обстановка сложилась в Италии с появлением Гасдрубала. По сути дела, теперь нужно было вести две войны — с двумя «Ганнибалами». Гасдрубал был опытным полководцем, это он истребил римские легионы в Испании. Быстротой похода и успешным союзом с галльскими племенами он превзошел даже своего брата.
Ганнибал, находившийся в области луканов, понес большой урон от римского консула Клавдия Нерона — потери доходили до 8 тыс. убитыми и 700 пленными (По-либ., XI, 1; Лив., XXVII, 42, 7). Некогда непобедимый карфагенский полководец ушел в Апулию, но и здесь его настигли римляне и в сражении у Венусия уничтожили около 2 тыс. воинов. Ганнибал возвратился в Канусий. После таких больших потерь он уже не мог продолжать войну.
Гасдрубал же с помощью лигуров, галлов и этрусков осаждал Плацентию. Цель осады — устрашить другие города и этим склонить их к союзу. Но необходимо было спешить на помощь брату. Гасдрубал послал сообщение Ганнибалу, что идет на соединение с ним. Однако письмо было перехвачено римлянами, и, решительно изменив план военных действий, римский сенат направил второго консула — Клавдия Нерона в Галлию (Лив., XXVII, 44, 9) к находящемуся там с легионами консулу Марку Ливию.
Нерон с армией в 7 тыс. воинов скрытно от Ганнибала быстрым маршем устремился на север. Ганнибал был обманут: перед ним стояла горстка римлян, имитировавшая ушедшую к Метавру армию.
Ливий (XXVII, 45) описывает, как щедры были италийцы к римскому войску, шедшему из Апулии в Галлию. Население всех областей и общин выходило навстречу и предлагало все необходимое. Оно видело в римлянах свою надежду и защиту. Такая горячая поддержка не только римлян, но и италийцев укрепила уверенность воинов в победе. Их приподнятое настроение, высокий моральный дух способствовали хорошему началу предстоящей битвы, а соединение двух консульских армий было залогом победы над врагом. Гасдрубал вынужден был принять сражение у реки Метавр (207 год). Это его последняя битва: армия его была полностью уничтожена (56 тыс. человек убито, 5400 взято в плен), сам он погиб. Римляне потеряли 8 тыс. воинов (Полиб., XI, 1, 2—12; Лив., XXVII, 47–49; ср.: Ann., Ганниб., 52; Ороз., IV, 18, 9—14). «Побоище это могло только равняться с Каннским как гибелью всей армии, так и смертью главного вождя», — замечает Ливий (там же). Эта решающая победа на втором этапе войны восстановила общее доверие граждан и италийцев к государству и друг к другу. Италия освободилась от грозных опасностей, каким подвергался Рим после битвы при Каннах. И в Италии, и в Испании война уже окончательно близилась к завершению в пользу Рима.
Сражение при Метавре в 207 г. до н. э.
Весть о разгроме армии при Метавре и трагическая гибель брата, голову которого коварные римляне бросили в пунический лагерь, потрясла Ганнибала. В этом несчастье он предвидел не только собственную участь и участь своего семейства, но и судьбу отечества (Лив., XXVII, 51). Оставив Апулию, Луканию, город Метапонт, растерянный полководец с остатками своей армии, бежавшей от мести римлян, направился в самый крайний угол полуострова, в Бруттий. Там он надеялся получить помощь тех городов, которые были заняты его войском (Лив., XXVII, 51).
Итак, римское правительство опять стало полным хозяином Италии. Однако война не была окончена. Огромнейшая пуническая армия была собрана в Испании и весной 206 года главнокомандующие Гасдрубал — сын Гискона, Магон и Масинисса начали наступление на римские укрепления и на армию Сципиона. В сражении при Бекуле-Илипе[94] все три армии были разбиты (около 70 тыс. человек — Полиб., XI, 21–24; Лив., XXVIII, 12–13). Наголову разгромленная пуническая армия прекратила свое существование. Римляне вскоре заняли последнее владение карфагенян на территории Испании — Гадес. Так после 13-летней борьбы Испания перестала быть карфагенской провинцией и подчинилась Риму. Сципион смог даже отправиться в Ливию на переговоры с нумидийским царем Сифаксом. С Масиниссой он вел переговоры в Испании. Встречи с обоими нумидийскими царями были успешными: римляне заручились их поддержкой в случае высадки и перенесения войны в Африку.
В начале 206 года Римом была предпринята попытка восстановить сельское хозяйство в опустошенных центральных районах. Сенат дал указание консулам не продолжать военную кампанию до тех пор, пока они не обеспечат возвращение населения на прежние места жительства (Лив., XXVIII, 11). Не хватало рабов, постройки были разрушены или опустошены.
Опасность для Рима миновала, но до сих пор не внушали доверия галлы, частично этруски и умбры. В том же году Рим усилил свою армию в Этрурии. Проконсул Ливий укрепил легионы добровольцами, переданными ему пропретором Теренцием. В числе этих войск, призванных подавлять этрусков, было много рабов и заключенных (Лив., XXVIII, 10, 11–12). Введение в бой людей, которые ничего не теряли, но многое выигрывали, гарантировало исход дела и было надежнее, чем использование свободных граждан.
Проконсул Ливий остался со своими легионами в Этрурии. В 205 году сенат поручил ему расследовать, какие общины этрусков и умбров замышляли отделение от римлян и помогали Гасдрубалу людьми или другими средствами (Лив., XXVIII, 10, 4). Очевидно, положение в Этрурии было чрезвычайно серьезным, так как расследование длилось несколько лет. Чем оно закончилось, неизвестно, источники умалчивают об этом. Документы военного суда не были доступны историкам и никогда не публиковались, поэтому установилось мнение, что Этрурия на протяжении всей войны с Ганнибалом была лояльной Риму[95].
Острая борьба происходила в сенате в связи с решением Сципиона перенести военные действия в том же, 205, году в Африку. Возвратившись из Испании, Сципион не получил триумфа за удачно оконченную войну и по требованию сената должен был дать отчет о военной кампании. Сенат свячески стремился ограничить политическое влияние популярного полководца, но волей народа он все же был избран консулом и добился в сенате поддержки своего предложения о перенесении войны в Африку (Лив., XXVIII, 40). Против этой войны выступил бывший диктатор Фабий. Он требовал сначала разбить и изгнать Ганнибала из Италии и только после этого переправиться в Африку (Лив., XXVIII, 40–42; Энн., Анн., 370–372; Циц., Обяз., I, 84). Несогласие Фабия с планами Сципиона следует прежде всего рассматривать как длительную борьбу за власть между группировками Фабиев и Корнелиев. О противниках африканской экспедиции сообщает Аппиан (Лив., 7). Он пишет, что сторонники Фабия были за полное освобождение Италии от Ганнибала. Невозможно, по их мнению, было воевать в Африке, не освободив своей страны. Сторонники Сципиона исходили из того, что Карфаген будет вынужден сражаться на собственной территории и Ганнибала поэтому отзовут из Италии.
Хотя сторонники Фабия оказались в меньшинстве, помехи в организации африканской экспедиции были велики. Сципиону не разрешили набирать армию в Италии, не оказали ему и денежной помощи из государственной казны. Он должен был ограничиться добровольцами и финансировал экспедицию из своих средств и за счет займов у частных лиц (Лив., XXVIII, 45–46; Ann., Лив., 7). Расходы были в большинстве покрыты благодаря этрускам и умбро-сабельским племенам, чувствовавшим свою вину за помощь карфагенянам. Поддержали Сципиона и жители сицилийский городов. Многие этруски, по Ливию (XXVIII, 45, 13) поставляли все необходимое для снаряжения флота. «Народы Этрурии вызвались первые помочь консулу, каждый соразмерно со своими средствами». Цериты приготовили провиант для морских союзников, жители Популонии железо, тарквинийцы холстину для парусов, волатеранцы дали хлеб и корабельную смолу. Перузины, клузины и рузелланы обещали поставить строительное дерево для постройки судов и большое количество хлеба. Арретинцы превосходили всех. Они давали 120 тыс. мер пшеницы, по 3 тыс. щитов и шлемов, по 50 тыс. пик, копий, пращей и на 40 военных кораблей желобов и ручных мельниц; а также секиры, лопаты, стенные крюки. Кроме того, арретинцы брали на себя путевые издержки для десятских и гребцов (Лив., XXVIII, 45, 15–18). Умбро-сабелльские племена (умбры, сабины, марсы, марруцины, пелигны) даже поставили полководцу добровольцев (Лив., XXVIII, 45, 19).
Этруски не пожелали служить добровольцами в армии Сципиона и отправиться с ним в африканскую экспедицию. Из источников явствует, что и помощь их городов и общин в снаряжении заморского похода была вынужденной. Среди перечисленных Ливием этрусков, поставивших все необходимое для армии и флота, не находим города — Вольци, Вольсинии, Кортону, Ветуло-нию, Сену, Ферентины, Пизу и др. С этими общинами Рим был в благоприятных отношениях.
Прибыв в Сицилию, Сципион деятельно готовился там к экспедиции в Африку. Добровольцев, набранных из физически сильных мужчин, он распределил по родам войск, частично заменив ими переданные ему каннские легионы. 300 самых здоровых молодых безоружных волонтеров полководец оставил в резерве. Не имея средств пополнить кавалерию, он решил заменить ими 300 сицилийских юношей-всадников на своих конях и с полным вооружением, которых он выбрал из богатых и знатных семей. Предложение полководца о замене было радушно встречено сицилийцами, которые охотно передали римлянам своих коней и вооружение. В результате такого хитрого маневра «Сципион имел вместо трехсот сицилийских триста римских всадников, и притом без всяких расходов со стороны общественной казны… образовавшийся таким образом конный отряд был превосходный, и в сражениях оказал большие услуги…» (Лив., XXIX, 1, 10).
В разгар лета 205 года Магон, младший брат Ганнибала и его последняя надежда, высадился в Лигурии с 12 тыс. пехотинцев и 2 тыс. всадников. Вторжением Магона в Италию Карфаген ставил перед собой задачу не допустить Сципиона в Африку. С этой целью вслед Магону было послано еще 6 тыс. пеших воинов, 800 всадников и 7 боевых слонов. Кроме того, он должен был опереться на союзников — местных жителей (галлы и этруски) (Лив., XXIX, 4, 6; Ann., Лив., 9). Эти племена не замедлили прислать ему своих послов. Выслушав их сообщение о немедленном сборе войск, Магон созвал совет галлов и в речи сказал, что прибыл возвратить им свободу, для этого ему прислали из Карфагена подкрепление. От них же зависит, с какими силами и с какими войсками вести войну. Но приведенных им войск все же было недостаточно для наступления на Италию, а Ганнибал располагал незначительными силами и, не имея поддержки среди италийцев Юга и Центра, не в состоянии был двинуться навстречу брату. В это время две римские армии находились на севере Италии: одна в Этрурии, другая — в Галлии (Лив., XXIX, 5, 5,). Соединив их, римляне отрезали путь Магону к Риму и прикрыли Италию с севера.
Магон знал о силе римлян, поэтому призывал галлов и лигуров вооружаться, чтобы быть в состоянии бороться с двумя вражескими армиями. Галлы и лигуры не остались в стороне, они были готовы выступить против Рима. Но открыто содействовать карфагенянам боялись, так как на их территории располагался один римский лагерь, а другой был по соседству, в Этрурии. Они помогали тайно — и продовольствием и воинами. Магон нанимал воинов на службу, лигуры обязывались в два месяца поставить армию (Лив., XXIX, 5, 3–7).
Римляне не прекращали политических преследований в Этрурии, чем и склонили этрусков на сторону карфагенян. Многие этруски готовы были поддержать Магона, надеясь на перемену власти, но удерживали их жесткие судебные приговоры (Лив., XXIX, 36, 10–13). Везде велось следствие, не щадили никого. Несколько знатных фамилий этрусков были осуждены за то, что или сами ходили к Магону, или посылали к нему послов. Часть из них отправилась в ссылку добровольно и была осуждена заочно, их имущество конфисковали. Террор римского военного трибунала был так силен, что проконсул даже смог ехать в Рим на комиции.
И все же многие этрусские общины и города оставались нейтральными по отношению к пунийцам, хотя Ганнибал и Магон, а в свое время и Гасдрубал, возлагали на них большие надежды.
Позже, с отплытием Ганнибала в Африку, римский сенат объявил амнистию всем народам Италии, за исключением тех, кто до конца был предан врагу (Ann., Ганниб., 61). Они жестоко были наказаны: население или истреблялось, или изгонялось, общины теряли свое самоуправление, их обитатели становились бесправными подданными. В число наказанных, кроме кампанцев, попали южные пицены и бруттии. Им запрещали служить в римской армии как людям несвободным, но разрешалось поступать на службу в аппарат управления провинциями для выполнения государственных работ (Гелл. А., 3, 19; Ann., Ганниб., 61; Страб., V, 4, 13). Такими служащими при римских магистратах, по конституции, были, как правило, рабы или вольноотпущенники.
События на севере Италии складывались благополучно: там было достаточно сил, чтобы разгромить карфагенян во главе с Магоном. И на юге успех сопутствовал консулу Сципиону. Стратегический рубеж, последняя опора Ганнибала — Локры были взяты. Оставив здесь гарнизон под командованием Племиния, Сципион возвратился в Мессану. Римляне занялись грабежом и насилием и так бесчинствовали в городе, что между ними возникали раздоры и даже столкновения (Лив XXIX, 5—22).
Благополучное ведение войны и приближение ее к окончанию расценивалось римлянами как проявление воли богов. Используя суеверность своих сограждан, сенат объявил, что неприятеля может изгнать из пределов государства только помощь Великой матери богов (Кибела) (Лив., XXIX, 10, 4; 10–11; Диод, XXXIV, 33; Ann, Ганниб, 56). Это был хитроумный маневр, имевший двоякую цель: во-первых, поднять дух народа, во-вторых, установить контакты с народами Малой Азии. Чтобы приблизить культ фригийской богини к верованиям римлян, вспомнили легенду о троянце Энее. Его сын Ромул был основателем Вечного города, а другой — на горе Ида во Фригии построил алтарь Великой матери богов (Диод, V, 48; Дионис, I, 47, 61). Так проявлялась связь культа богини с Римом. Об этой связи историк Геродиан (I, 11) приводит предание, по которому римляне заявляют о своем родстве с фригийцами и напоминают им об Энее.
Таким образом, соединение Кибелы с легендой послужило предлогом для отправки делегации в Пергам к царю Атталу. Состав делегации из патрицианско-плебейских представителей подтверждает, что заимствование культа было прежде всего политическим, а не религиозным актом. Аттал оказал римлянам теплый прием и отдал им священный черный камень, олицетворявший богиню (Лив, XXIX, 11). Он не мог поступить иначе, так как нуждался в Риме: границы его государства не были прочны из-за многочисленных войн с соседними государствами. Опасался он и сирийского могущества, а также Македонии.
В порту Остия Кибелу из рук жрецов принял главнокомандующий Сципион. Он же перенес священный камень с корабля на землю, и знатные патрицианки по очереди несли его в Рим. Там на Палатине в храме Виктории (богиня-победительница) и находилась Великая мать богов до сооружения специального святилища. Отныне две богини содействовали римлянам в победе. Ливий замечает (XXVI, 37), что «счастье как бы предвещало римлянам господство на Востоке».
Весной 204 года Сципион отплыл из Сицилии к берегам Африки. У него было два легиона (около 30 тыс. человек), 40 военных судов и 400 транспортных кораблей. Не встретив сопротивления, армия благополучно высадилась близ Утики и разбила лагерь (Лив., XXIX, 27–28).
Карфагенский совет предпринял ряд мер к обороне: поспешно проводилась мобилизация, укреплялся город, подвозилось продовольствие, готовилось вооружение, снаряжался флот. Еще до прибытия римлян карфагеняне отправили посольства к африканскому царю Сифаксу и другим царям, чтобы усилить союзнические связи. В свою очередь они вели переговоры и с македонским царем Филиппом V, целью которых было организовать вторжение в Италию или Сицилию. Но борьба с Этолийским союзом и присутствие римлян в оккупированной Иллирии не позволили Филиппу осуществить намеченные планы. Не желая окончательно порывать связей с Карфагеном, он послал в помощь ему армию. Его воины приняли участие в сражении при Заме-Нараггаре.
Африканский союзник Масинисса предоставил римлянам свою конницу. С ее помощью Сципион опустошал карфагенские поля, занял небольшие города и осадил Утику. Осада длилась 40 дней. После безуспешных усилий овладеть городом консул пошел на переговоры с нумидийским царем Сифаксом, стремясь установить с ним союзные соглашения, не прекращая атак на город (Полиб., XIX, 1, 1—13). Переговоры были безуспешны. К городу вскоре с огромной армией подошел Сифакс и пунийский полководец Гасдрубал (Лив., XXIX, 34–35; Ann., Лив., 16; Ороз., IV, 18, 17). Римлянам противостояли внушительные силы карфагенян.
Ганнибал все еще оставался в Южной Италии. На севере полуострова безынициативно действовал Магон, склоняя на свою сторону этрусков, галлов и других италийцев. Однако главный театр военных действий переместился уже на африканский континент, и ни Магон, ни Ганнибал не могли ничего сделать, чтобы возвратить оттуда Сципиона и отвлечь римлян от войны в Африке. Здесь успешно для Рима шли военные действия, и он близился к окончанию войны, хотя и испытывал большие трудности в пополнении легионов. Резкое увеличение количества римских граждан более чем на 76 тыс. человек по цензовым спискам 204/203 года — не что иное, как повторное снижение имущественного ценза при призыве в армию плебеев шестого разряда[96]. В историографии, правда, имеется иная точка зрения: перепись проводилась по окончании войн, когда армии возвращались на родину. Численность римских граждан, годных служить в армии, возросла на 76 892 человека, так как, поясняет Я. Ю. Заборовский, в 205 году в цензовые списки были внесены воины, вернувшиеся с полей битв первой. Македонской войны{238}. Однако в источниках прямо сказано, что «перепись была проведена позднее вследствие того, что цензоров посылали в провинции и вели перепись римских граждан, служивших в армии, вместе с которыми было насчитано 214 тысяч человек» (Лив., XXIX, 37, 5).
Шла весна 203 года. Разведав расположение войск в лагерях нумидийцев и карфагенян (построенных из деревянных и тростниковых хижин), римские лазутчики подожгли их. Выбегавших за ограду римляне перебили. Так одним ударом были уничтожены две вражеские армии— Гасдрубала и Сифакса (Полиб., XIV, 4–5; Лив., XXX, 5; Ann., Лив., 19–22; Фронт., II, 5, 29; Ороз., IV, 18, 18–19).
Город Карфаген с ужасом ожидал появления римской армии во главе со Сципионом. А тот возвратился к Утике и продолжал ее осаду. Гасдрубал и Сифакс собрали новую армию в 30 тыс. человек (Полиб., XIV, 6; Лив., XXX, 7). Узнав об этом, Сципион оставил у стен Утики небольшие отряды и отправился навстречу основному противнику. В сражении на Великих Равнинах римляне совместно со своим африканским союзником царем Масиниссой уничтожили карфагенскую и нумидийскую армии, а вскоре взяли в плен царя Нумидии Сифакса (Полиб., XIV, 8; Лив., XXX, 8, 11). Сознавая безвыходность своего положения, аристократическая партийная группировка Карфагена во главе с Магоном потребовала заключения мира с Римом. Влияние ее было так велико, что правительство вступило в переговоры о перемирии. Но группировка Баркидов, поддерживавшая Ганнибала и его фамилию, имела перевес в массе народа и настаивала на продолжении войны. Она потребовала вызвать Ганнибала из Италии: коль полководец еще не побежден, Карфаген, по мнению этой группировки, не должен унизительно просить мира у врагов. Борьба партийных группировок на последнем этапе войны явилась одним из факторов поражения карфагенян.
Детально обсудив положение, правительство Карфагена решило направить флот к осажденной Утике и напасть там на римлян. Решено было также отозвать Ганнибала и Магона и заключить мир с Римом (Полиб., XIV, 9, 6—11; Лив., XXX, 9). В лагерь Сципиона прибыли представители совета тридцати с просьбой о переговорах о мире. Сципион, однако, заявил, что он пришел не заключать договоры, а одержать победу, но готов заключить мир, продиктовав свои условия. И хотя условия эти были очень тяжелы, карфагеняне приняли их и отправили в Рим посольство с полномочиями подписать перемирие. Время шло. Переговоры затягивались, Карфаген ждал прибытия в Африку Ганнибала, чтобы уже не подписывать, а отвергнуть поставленные римлянами условия мира.
Тем временем карфагеняне одержали морскую победу при Утике (Полиб., XIV, 10; 9—11; Ann., Лив., 25; 30), но она уже не могла изменить ход военных действий в их пользу. Пуническая армия Магона в Италии отступала к берегам Лигурии и вскоре, получив приказание из Карфагена, отплыла в Африку. По дороге от ран скончался Магон. В 203 году добровольно покинул Италию и Ганнибал, предварительно перебив воинов-италийцев, отказавшихся следовать за ним (Ann., Ганниб., 59; Диод., XXVII, 9).
Благополучно прибыв в Африку, Ганнибал установил дружественные контакты с некоторыми племенами. К нему перешел нумидийский царек Месотила (Масэтул) (Ann., Лив., 33; Лив., XXIX, 29–30), который активно вел борьбу за власть над Нумидией. Фронтин (III, 6, 1) сообщает, что Ганнибал, кроме того, сразу же привлек на свою сторону много ливийских городов и общин.
Началась кампания 202 года. Римляне успешно прошли в глубь страны и остановились у селения Нараггары. Сюда же прибыл и Ганнибал. Личное свидание и переговоры двух полководцев не дали никаких результатов (Полиб., XV, 5, 8, 14; Лив., XXX, 29–32; Ann., Лив., 39; Евтроп., III, 22). Началось решающее сражение при Заме-Нараггаре{239}. Ганнибал расположил свою армию в три линии: в первой разместились наемные вспомогательные отряды (галлы, лигуры, мавры, балеары), во второй — пунийцы, ливийцы и македоняне, присланные Филиппом V, в третьей — ветераны, пришедшие с Ганнибалом из Италии. Впереди были поставлены 80 боевых слонов, а на флангах — карфагенская и нумидийская конница (Полиб., XV, 9; Лив., XXX, 26–33; Ann., Лив., 40–48; Фронт., II, 3, 16).
Сражение при Заме-Нараггаре в 202 г. до н. э.
Сципион также расположил свои легионы в три линии, но с достаточным расстоянием между ними для свободного прохода слонов. Отряды тяжеловооруженной пехоты чередовались с отрядами легковооруженных пехотинцев. При наступлении слонов задача легковооруженных воинов — освободить проходы между отрядами тяжеловооруженных воинов, убежав в тыл или присоединившись к другим отрядам. Слоны Ганнибала, таким образом, попадут под перекрестный обстрел дротиками. На флангах была расположена конница. Левым флангом италийских всадников командовал Лэлий, правым — нумидийской конницей Масинисса.
Сражение началось летом 202 года. Крики, сигналы труб и рожков перепугали слонов, и они бросились бежать на своих воинов. Нумидийский царь Масинисса направил основной удар на карфагенских наемников. Римская конница Лэлия при поддержке основных резервов триариев и копейщиков заставила карфагенскую пехоту бежать с поля боя. В этом сражении Сципион применил маневр Ганнибала при Каннах; дав разбить с ходу слабую часть, увлек за собой при мнимом отступлении конницу противника. Конница Масиниссы и римская под командованием Лэлия на флангах и с тыла окружили войска Ганнибала и часть их уничтожили. Войско с Ганнибалом во главе убежало с поля боя, преследуемое нумидийской кавалерией. В сражении погибло 20 тыс. воинов-карфагенян и их союзников, столько же было взято в плен (Лив., XXX, 32; ср.: Ann., Лив., 48). По сведениям же Полибия (XV, 9—14), карфагеняне потеряли более 10 тыс. человек. Потери римлян, по явно приуменьшенным данным, составили 3,5 тыс. человек. С небольшим отрядом Ганнибал бежал в Гадрумет. Оценивая сражение при Заме-Нараггаре, Ф. Энгельс писал: «…внезапное нападение было отнюдь не внезапным нападением, а очень солидной военной операцией, которая явилась вполне естественным завершением продолжительной и в конце концов в течение длительного времени успешной для Рима войны»{240}.
Ашшан (Лив., 48), восхищаясь победой римлян, замечает, что победитель Сципион «отослал в Рим на кораблях 10 талантов золота, 2500 талантов серебра, изделия из слоновой кости и наиболее видных из пленных…» Вскоре незамедлили прибыть в Рим македонские послы, которые требовали возвращения их воинов, служивших в войске Ганнибала и попавших в плен к римлянам. Ответ послам был краток: «Царь [Филипп V] желает войны и получит ее скоро, если будет действовать по-прежнему» (Лив., XXX, 42, 7).
Продолжать войну Карфаген был не в состоянии. Римляне же могли сразу осадить вражескую столицу, но Сципион согласился на заключение мира, так как город невозможно было взять без длительной осады и дополнительных средств, которых не хватало для такой солидной операции. Торопили и события в Риме. Славы победителя Карфагена жаждали многие — консул Гай Сервилий, консулы 202 года Марк Сервилий и Тиберий Клавдий Нерон, консул 201 года Гней Корнелий Лентул (Лив., XXX, 24; 27; 40; Ann., Лив., 56). Сципион предложил следующие условия мира: Карфаген и его жители останутся свободными и будут жить по своим законам, пунические владения сохранятся только в Африке; все захваченные у нумидийского царя Масиниссы земли и имущество должны быть немедленно возвращены, перебежчики, военнопленные и беглые рабы выданы Риму, военный флот, кроме 10 судов, римские транспортные суда и прирученные слоны переданы римлянам. Карфагену не разрешалось воевать без согласия Рима. Накладывалась контрибуция в размере 10 тыс. талантов на 50 лет. Сципион по своему выбору получал 100 заложников (Полиб., XV, 18; Лив., XXX, 37; Ann., Лив., 54; Дион Касс., фр. 82).
Условия, продиктованные римским полководцем, были крайне тяжелыми. Карфаген, хотя и провозглашался суверенным государством, в действительности полностью попадал в зависимость от Рима, так как не мог объявлять войну и заключать мир. Утратив положение великой державы, он был скован в борьбе с любым противником. Сципион сознательно не урегулировал отношений между Карфагеном и нумидийским царством во главе с Масиниссой. В Африке создавалась взрывоопасная ситуация, что необходимо было Риму для постоянного вмешательства в дела континента в качестве арбитра.
Ганнибал был убежден, что в таких условиях вести войну Карфаген не в состоянии. Сохранив же свое существование, можно в будущем восстановить могущество и не признать мира с Римом. Все свои силы полководец приложил к тому, чтобы убедить сограждан принять унизительные условия мира (Полиб., XV, 19; Лив., XXX, 36–37). В Рим отправилось карфагенское посольство. Сенат одобрил условия мира, в 201 году мирный договор был подписан и скреплен печатями в лагере Сципиона, а вскоре ратифицирован сенатом. Пышный триумф отпраздновали в Риме, и Сципиона отныне прозвали «Африканский». Так закончилась длившаяся 17 лет вторая Пуническая, или Ганнибалова, война, окончательно установившая господство Рима в Западном Средиземноморье.
Подведя итоги этой войны, отметим, что не тактика решила ее исход, а экономика и внутренняя политика обеих держав. Как более молодое рабовладельческое государство, Рим вышел победителем в этой длительной войне. В трудный час римляне сумели призвать в армию новые слои населения, причем не только из числа своих граждан, но и из италийцев. Были привлечены также плебеи шестого разряда, ранее отстраненные от воинской службы. Резервы армии в результате этих мер оказались неиссякаемыми. Полибий (III, 89, 9) правильно заметил, что «преимущества римлян состояли в неистощимости запасов и в численном перевесе их войска». Ганнибал же воевал на чужой территории, долгое время не находя поддержки у своего правительства, а потом изолировал себя захватнической политикой от новых союзников-италийцев.
Социальные противоречия, обострившиеся в ходе войны в Римском государстве, не зашли так далеко, как в Карфагене. Хотя и были временные недовольства римского и италийского плебса, однако все понимали, против какого опасного врага воюют. И римляне и италийцы видели и чувствовали, что Ганнибал нес им порабощение, поэтому римско-италийский союз, образованный по договорной системе, показал себя сильнее складывающегося колониального государства завоевателя. Созданная Римом в Италии государственная система выдержала испытания длительной войны.
Туземное население, порабощенное Карфагеном и доведенное до отчаяния жестокой эксплуатацией, не хотело воевать за интересы эксплуататорской верхушки. Число же пунийцев было не настолько велико, чтобы укомплектовать армию для войны с таким сильным противником. Приходилось держать наемников. Тормозили ход военных действий и враждующие между собой партийные группировки — аграрная во главе с Ганноном торжествовала, видя, что Баркиды, руководимые Ганнибалом, терпят крах. Слишком поздно была оценена Ганноном и Баркидами серьезность политического положения — их помощь Ганнибалу уже не могла что-либо изменить.
Карфаген, воюя с Римом, опирался на Иберию, главный же фронт находился в Италии. Отдаленность фронта от пунических коммуникаций и трудности доставки подкрепления также не благоприятствовали победе Ганнибала. К тому же армия Ганнибала находилась длительное время на чужой территории.
Постоянные восстания не только в Африке, но и в провинциях Пиренейского полуострова, направленные против карфагенян, не давали возможности в полной мере использовать материальные и людские силы подвластных территорий. Рим же, хотя и испытал огромнейшие трудности, вышел победителем в этой войне. А на войне, подчеркивал В. И. Ленин: «Побеждает… тот, у кого больше резервов, больше источников силы, больше выдержки в народной толще»{241}.