2. Экономическая контрреволюция

С первых же дней образования органов госбезопасности перед ними ставилась задача пресечения особо опасных преступлений в экономической области. Борьба с саботажем, спекуляцией, хищениями и связанными с ними должностными преступлениями всегда была в сфере внимания ВЧК.

21 октября 1919 г. постановлением Совнаркома при ВЧК была образована Особая междуведомственная комиссия (Особмежком) для изучения и выработки мер борьбы с источниками спекуляции и связанными с ней должностными преступлениями. Председателем Особмежкома был назначен Н. В. Крыленко. Тем же постановлением GHK учредил и Особый революционный трибунал при ВЧК для рассмотрения дел о крупных спекуляциях товарами и должностных преступлениях лиц, уличенных в хищениях, подлогах и взяточничестве. Трибунал был наделен исключительными полномочиями; его члены назначались ВЧК и в своих суждениях руководствовались только интересами революции: приговоры трибунала были окончательными и не подлежали обжалованию К При открытии заседания этого Особого революционного трибунала его председатель Ф. Э. Дзержинский так разъяснил характер и его задачи; «Для окончательного торжества Советской власти нужна не только победа на внешних фронтах, но и овладение всем экономическим аппаратом страны, производством, распределением и транспортом. И как раз в этой области классовая борьба проявляется особо опасно… Всем вам известны, например, вопиющие факты существования значительного количества предметов первой необходимости, которые, однако, благодаря спекуляции попадают не в руки трудящихся, а… наших классовых врагов». Для борьбы с этими классовыми врагами, их преступлениями в экономической области и учрежден Особый революционный трибунал при ВЧК. Советской власти, разъяснял Ф. Э. Дзержинский, приходится прибегать к помощи специалистов, среди которых немало людей, всей душой преданных буржуазии. Трибунал при ВЧК будет строго судить таких преступников. «Мы приглашаем… к себе на службу, — сказал Феликс Эдмундович, — но при этом говорим: будьте честными, не вносите в наши ряды развала, и вы будете уравнены со всеми трудящимися. Но горе тем, которые желают возвратить прошлое, мы их будем уничтожать беспощадно, как своих классовых врагов».

Особый революционный трибунал и междуведомственная комиссия при ВЧК, опираясь на широкую поддержку трудящихся (в их составе были представители профессиональных союзов), вели суровую борьбу со спекуляцией, хищениями, взяточничеством и саботажем.

18 марта 1920 г. по декрету ВЦИК была учреждена единая система революционных трибуналов, и поэтому Особый революционный трибунал при ВЧК был ликвидирован. Междуведомственная же комиссия — Особмежком при ВЧК — продолжала свою работу.

С переходом к новой экономической политике, допустившей развитие частного гражданского оборота и свободу торговли, работа органов государственной безопасности в экономической сфере приобрела несколько иной характер. Еще 25 января 1921 г. в составе ВЧК было образовано Экономическое управление, к которому перешли все функции Особмежкома, а затем и выполнение задач по борьбе с экономическим вредительством, саботажем и шпионажем в условиях нэпа.

Первым начальником Экономического управления был прежний председатель Особмежкома Н. В. Крыленко.

В основе саботажа и вредительства в народном хозяйстве в первые годы Советской власти лежала иллюзорная надежда контрреволюционеров на скорое падение рабоче-крестьянской власти и возвращение фабрик и заводов их бывшим владельцам. Политические и хозяйственные объединения крупных промышленников и торговцев («Торгпром» и др.), выброшенные революцией из страны, обосновались за границей и оттуда вели наблюдение за предприятиями в Советской России, чтобы овладеть ими, как только в результате интервенции или внутренних восстаний будет свергнута диктатура пролетариата.

После введения новой экономической политики бывшие собственники предприятий и «Торгпром» поставили перед своими агентами внутри Советской страны новые задачи — содействовать им в получении «своих» предприятий в порядке денационализации или концессии.

Подробности экономического шпионажа и вредительства буржуазных специалистов впервые были открыты в связи с ликвидацией заговора «Петроградской боевой организации». Тогда выяснилось, что еще в ноябре 1918 г. член правления акционерного общества нефтяных предприятий в России «Нобель» Густав Нобель перед отъездом за границу собрал в Петрограде группу ответственных служащих фирмы и, обещая им денежное вознаграждение, просил заботиться о сохранении технического, материального оборудования и сырья бывших предприятий «Нобель», с тем чтобы в момент, когда, как он надеялся, Советская власть будет свергнута, возвратить их акционерному обществу в полной исправности. Он дал также указание, если нужно будет (например, в момент интервенции), принять меры к прекращению работы предприятий, чтобы поставить Советскую власть в тяжелое положение. В 1919 г. в Финляндии образовалась отраслевая, входившая в Торгово-промышленный комитет, нобелевская организация, возглавляемая белогвардейцем — полковником Н. Н. Бунаковым. Эта организация вела экономический шпионаж в Советской стране. Она ежемесячно пересылала в Россию деньги для раздачи старым служащим фирмы «Нобель» и получала от них регулярные отчеты о добыче нефти и о состоянии предприятий. Всего из-за границы поступало около 200 миллионов рублей (в переводе на советские дензнаки) ежемесячно. Главарями нобелевского шпионажа в Советской стране являлись участник заговора «Петроградской боевой организации» профессор М. М. Тихвинский и управляющий Петроградским районным нефтяным комитетом, бывший голландский подданный В. В. Гармсен, в сферу «влияния» которого входил и Баку. В заговоре участвовали: лаборант петроградской конторы «Главнефть» X. Н. Казин (доверенный капиталистов по распределению денег, получаемых из-за границы), член коллегии, начальник технического правления «Главнефти» в Москве В. К. Истомин, председатель «Главнефти» в Петрограде Б. К. Зиновьев и другие лица. Их преступная деятельность продолжалась до середины 1921 г. и была пресечена в связи с ликвидацией заговора «Петроградской боевой организации».

Арестованные были преданы суду Московского революционного трибунала в июле 1922 г. На суде выяснилось, что Гармсен являлся участником «Петроградской боевой организации» и поддерживал связи не только с М. М. Тихвинским, но и с главарем организации В. Н. Таганцевым. Гармсен признал, что передавал сведения о состоянии нефтяной промышленности Таганцеву, а деньги из-за границы получал через Тихвинского и через курьеров из Эстонии и Стокгольма. Другие подсудимые также признали, что получали деньги от бывших владельцев фирмы «Нобель», но оправдывались тем, что рассматривали эти деньги как «пособия» от бывших хозяев. 26 июля 1922 г. Московский революционный трибунал приговорил девять подсудимых по этому делу к разным срокам лишения свободы.

В 1923 г. в Московское государственное политическое управление поступили сведения о дезорганизаторской деятельности ряда ответственных работников Серпуховского государственного текстильного треста. По указанию ГПУ Рабоче-крестьянская инспекция провела документальную ревизию, которая подтвердила, что руководящие работники треста занимаются крупными злоупотреблениями.

Организовавшийся 19 ноября 1921 г. Серпуховский текстильный трест объединял главным образом текстильные фабрики бывшего «Товарищества мануфактуры Коншина». Он, в сущности, был во власти преступных дельцов из числа бывших служащих и совладельцев дореволюционных частных текстильных фирм. Председатель треста В. И. Чердынцев до революции был директором Богородско-Глуховской мануфактуры, заведующий торгово-производственным отделом треста Н. М. Калинин — членом правления «Товарищества мануфактуры Коншина», его помощник С. В. Гольцев — заведующим производственным отделом «Товарищества мануфактуры Коншина», заведующий финансовым отделом М. В. Епанешников — доверенным того же «Товарищества». Преданными служащими прежних владельцев «Товарищества мануфактуры Коншина» были заведующий материальным снабжением треста А. Г. Тебус, заведующий отделом минерального топлива А. Г. Гольштеге, главный бухгалтер московского отделения треста С. Т. Шелягин. К этой группе примыкал и бывший смоленский губернатор К. А. Шумовский, занимавший теперь скромную должность заведующего продовольственным снабжением треста.

При обысках у обвиняемых чекисты нашли «черную бухгалтерию» — разные документы, в том числе протоколы заседаний частных торговых фирм, из коих следовало, что некоторые ответственные руководители Серпуховского государственного треста являются тайными совладельцами существующих в Москве частных фирм.

Вскоре после организации Серпуховского треста по инициативе Н. М. Калинина в Москве образовалось частное торговое товарищество под названием «Первое объединение», в которое вошло несколько нэпманских дельцов. Но главную роль в этом товариществе играли тайные совладельцы фирмы — руководящие работники Серпуховского треста В. И. Чердынцев, Н. М. Калинин и С. В. Гольцев. «Первое объединение» ставило своей целью покупку и оптово-розничную продажу разных товаров, аренду и разработку промышленных предприятий. Но фактически занималось оно главным образом операциями с мануфактурой, которую добывало с помощью различных ухищрений в Серпуховском тресте. Чердынцев, Калинин и Гольцев, как руководящие работники треста, отпускали частному товариществу «Первое объединение» (то есть самим себе) мануфактуру на льготных условиях для реализации на частном рынке. Те же Чердынцев, Калинин и Гольцев при посредстве некоторых других нэпманов образовали еще два частных предприятия: «Московско-Сибирское товарищество» и товарищество «Бета». «Московско-Сибирское товарищество» занялось торговлей между Москвой и Сибирью разными товарами, в том числе и мануфактурой, которую оно закупало опять-таки в Серпуховском тресте. Товарищество «Бета» занималось покупкой и реализацией мануфактуры и поставкой Серпуховскому тресту суровья. Так, три частные фирмы, в которых фактически хозяйничали ответственные служащие государственного Серпуховского треста — Чердынцев, Калинин и Гольцев, — выкачивали большое количество мануфактуры из Серпуховского треста, реализовывали ее на рынке и наживали огромные прибыли. Своими преступными действиями они дезорганизовывали работу государственного треста.

ГПУ раскрыло еще одну сторону преступной деятельности служащих Серпуховского треста. В конце 1921 г. бывшие владельцы «Товарищества мануфактуры Коншина», братья А. Ф. и Ф. Ф. Кнооп, эмигрировавшие из Советской страны, совместно с другими текстильными фабрикантами образовали в Германии объединение — «Висбаденское соглашение» — для продолжения дореволюционной коммерческой деятельности. Фабриканты-белоэмигранты надеялись, что в скором времени (в связи с новой экономической политикой) к ним перейдут «их» прежние предприятия в России. Поэтому они интересовались положением советской текстильной промышленности, состоянием «своих» предприятий. Участники «Висбаденского соглашения» открыли в Берлине контору, во главе которой поставили бывшего директора-распорядителя «Товарищества мануфактуры Коншина» А. А. Ценкера, бежавшего из Москвы. Ценкер энергично взялся за работу, создал шпионскую сеть, в которую вовлек многих бывших служащих коншинских предприятий. Эта сеть была настолько широка, что Серпуховский текстильный трест почти целиком оказался во власти лиц, выполнявших задания «Висбаденского соглашения». Наиболее деятельным агентом Ценкера стал его старый сослуживец, ловкий делец Н. М. Калинин, который наряду со своей коммерческой частнопредпринимательской деятельностью организовал в Серпуховском тресте сбор шпионских сведений для бывших владельцев коншинских предприятий. Он вовлек в это «дело» ряд работников треста, организовывал передачу шпионских сведений за границу и распределял между служащими деньги, присылаемые бывшими хозяевами. Эти деньги получали М. Е. Епанешников, А. Г. Гольштеге, А. Г. Тебус, С. Т. Шелягин, К. А. Шумовский и другие.

Когда после ревизии Серпуховского треста Н. М. Калинин был снят со своего поста, Ценкер договорился о продолжении шпионской деятельности с другими работниками треста. В марте 1923 г. бывший владелец одной из серпуховских фабрик С. С Рябов получил из-за границы от своего брата, члена «Висбаденского соглашения», письмо, в котором находился пакет на имя К. А. Шумовского. В пакете было вложение — 42 фунта английских стерлингов и записка Ценкера о том, что эти деньги предназначаются работникам Серпуховского треста Шумовскому, Гольштеге и работникам московского объединения — В. И. Цилли, главному бухгалтеру П. П. Дунаеву и юрисконсульту А. О. Гетлингу. Спустя несколько недель через того же Рябова Шумовский получил и второе письмо от Ценкера с вложенными в него 30 фунтами стерлингов, которые он также распределил среди служащих Серпуховского треста и его московского объединения.

Так деятельность лиц, наживавшихся на преступных «коммерческих» операциях в Серпуховском тресте, сомкнулась с шпионской работой.

Дело о преступлениях в Серпуховском тресте рассматривалось в Московском революционном трибунале с 28 апреля по 7 мая 1924 г. Чердынцева и Калинина приговорили к расстрелу. (Впоследствии Чердынцев был помилован Президиумом ВЦИК.) Ряд участников преступных операций по расхищению товаров Серпуховского треста были осуждены на 10 лет лишения свободы. Лиц, получавших хозяйские «подачки», приговорили по ст. 68 УК РСФСР к лишению свободы сроком на один год каждого, причем в отношении Шумовского и Дунаева, ввиду их преклонного возраста, и Гетлинга, ввиду болезни, суд нашел возможным считать наказание условным[10].

В 1922–1923 гг. французские капиталисты, члены правления «Платинопромышленной компании», владевшей до революции приисками на Урале, учредили новую фирму — «Эндюстриель де платин» и возбудили ходатайство перед Советским правительством о передаче им прежних предприятий для эксплуатации в порядке концессии. Представитель «Эндюстриель де платин» французский геолог профессор Дюпарк представил Советскому правительству доклад, в котором доказывал «выгодность» для России передачи уральских платиновых приисков в руки компании. Его доклад изобиловал столь подробными и достоверными сведениями о состоянии советской платиновой промышленности, что возник вопрос, откуда Дюпарк получил такие данные.

Вскоре сотрудники ГПУ напали на след того, кто так точно информировал французов. Это был известный на Урале профессор, заведующий геологоразведочной частью треста «Уралплатина» и одновременно председатель научного общества любителей естествознания Модест Клер. Злоупотребив оказанным ему, как ученому, доверием, Клер, являвшийся швейцарским подданным, предложил французской компании свои услуги и содействовал ее представителям во время переговоров о получении концессии. Компания «Эндюстриель де платин» наладила с Клером связь через своего агента полковника Жильбера Сютель-Дюлонга, до первой мировой войны заведовавшего коммерческой частью французских приисков, в то время являвшегося на Урале директором французской миссии Красного Креста по оказанию помощи голодающим. В письме на имя директора компании «Эндюстриель де платин» Брэна разведчик Дюлонг сообщил: «Клер был мне весьма полезен и снабдил меня массой документов (некоторые из них весьма секретны, что могло ему стоить жизни). Он может быть нам полезен и в будущем. Надеюсь, что Париж поблагодарит меня. По мнению Клера, лучше не писать ему непосредственно. Я знаю здесь одного человека, которому можно доверять вполне. Условимся: все письма, которые Вы будете помечать четным числом, будут для Клера, а нечетным — для меня». Обнаруженная ГПУ переписка достаточно красноречиво говорила о преступлениях Клера, который к тому же получил от французских капиталистов за свои «услуги» 2000 франков. Советское правительство отказало французской компании в предоставлении концессии. А Модест Клер был арестован и в феврале 1924 г. осужден за экономический шпионаж на 10 лет лишения свободы.

В апреле 1924 г. экономическим отделом ГПУ УССР было раскрыто дело о контрреволюционном вредительстве на днепровском металлургическом заводе «Югосталь» вблизи Екатеринослава (ныне Днепродзержинский завод).

После разгрома Деникина в 1919 г. правление Южно-Русского днепровского металлургического общества, владевшее указанным заводом, эвакуировалось в Польшу, оставив на заводе своим «уполномоченным» инженера Жарновского. Бывшие владельцы поручили ему «сохранить завод до скорого возвращения правления». Тайно собрав ответственных служащих, Жарновский, ставший главным инженером, сообщил о решении бывшего правления и предложил им, каждому в своей области, выполнять указания бывших владельцев. При этом Жарновский отметил, что «правление» обещало выплачивать всем преданным старослужащим завода вознаграждение.

В конце 1920 г. правление Южно-Русского металлургического общества наладило связь со своими старослужащими и начало присылать им деньги из-за границы. Когда же возникла в 1921 г. надежда на получение завода в концессию, бывший директор правления Макомацкий прислал Жарновскому письмо, в котором сообщил о том, что «правление» решило увеличить жалованье Жарновскому до 1000 франков, главному бухгалтеру завода Николаю Простакову — до 850, заведующему технической бухгалтерией Д. Ф. Храповицкому — до 800, а заведующему прокатным отделением А. В. Шихову — до 500 франков в месяц и ставит перед ними задачу содействовать «правлению» в получении завода в концессию. Нужно было сохранить квалифицированные кадры служащих и рабочих, оборудование и материалы завода, старую документацию. Для выполнения этих заданий на заводе была образована руководящая «тройка» в составе Жарновского, Простакова и Храповицкого. Вскоре, однако, Жарновский выехал в Польшу и не возвратился оттуда. При отъезде Жарновский оставил своим заместителем А. В. Шихова, который вскоре был назначен и главным инженером. К нему перешла руководящая роль во вредительской группе, работа которой принимала все больший размах. По указанию заграничного «правления» вредители производили крупные ремонтные работы, на что расходовали государственные средства, отпущенные на заработную плату рабочим. Ремонт зачастую не соответствовал производственной программе завода и иногда производился за счет тех ресурсов, которые должны были быть направлены на другие предприятия «Югостали». Вредители скрывали от учета имеющиеся на заводе материалы.

Между тем, из-за границы от «правления» поступали деньги для участников вредительской группы. Деньги эти передавал вредителям главным образом коммерческий советник польского консульства в Харькове Ружицкий, в свое время работавший в Южно-Русском металлургическом обществе, а теперь назначенный на службу в польском консульстве. Это был ловкий разведчик, занимавшийся экономическим шпионажем под прикрытием дипломатического паспорта. Он связался сначала с Жарновским, а после его отъезда в Польшу с Простаковым и Шиховым, которые часто выезжали в Харьков по делам службы. Вредители получали деньги от Ружицкого в иностранной валюте или золотом.

Во время расследования выяснилось также, что участники вредительской группы присвоили некоторое количество платины, принадлежавшей ранее бывшим владельцам завода и не сданной советской администрации. (У Храповицкого, например, при обыске обнаружено три фунта платины, присвоили платину также Николай Простаков, Жарновский и другие.)

Характерно, что капиталисты не выплачивали своим агентам полностью назначенного им жалованья. Они обещали произвести окончательный расчет с каждым по истечении года его службы на заводе с момента передачи его Советской властью в концессию.

3 июня 1925 г. в Екатеринославе (ныне Днепропетровск) выездная сессия Верховного суда УССР начала рассмотрение этого дела. Перед судом предстали 19 подсудимых— инженеров, техников и бухгалтеров завода. 18 июня был вынесен приговор.

Верховный суд УССР признал доказанным существование на Днепропетровском заводе контрреволюционной группы, которая в интересах бывших владельцев завода и по их указаниям из-за границы принимала все меры к передаче завода в их распоряжение в порядке концессии и занималась вредительской работой.

Шихов, Храповицкий и Простаков, как руководители преступной группы, были приговорены к высшей мере наказания, но, принимая во внимание «все усиливающуюся мощь советских республик, непоколебимость социалистического хозяйства, а также то обстоятельство, что указанные лица являются жертвами отживающей капиталистической системы», Верховный суд нашел возможным войти с ходатайством в ВУЦИК о смягчении их участи. Это ходатайство было удовлетворено, и наказание осужденным к расстрелу было заменено 10 годами лишения свободы.

Восемь подсудимых были судом оправданы; трое приговорены к условным наказаниям; пять подсудимых, выполнявших вредительские акты и получавших за это вознаграждение от бывших хозяев, осуждены на 5–6 лет лишения свободы каждый.