Глава 15 Бухара

Глава 15

Бухара

Когда шах спустился ниже с высоких гор, он повернул со своим войском на север к Сырдарье, ожидая приближения орды и намереваясь дать ей бой при попытке монголов форсировать реку. Но он ждал напрасно.

Чтобы разобраться в том, что произошло, нам следует взглянуть на карту. Эта северная часть империи Мухаммеда представляла собой наполовину плодородную равнину, наполовину засушливые и песчаные равнины, разделенные полосой земли из красной глины, покрытой пылью и безжизненной. Поэтому города были лишь на холмистой местности вдоль рек. Две крупные реки текли на северо-запад через эту пустынную равнину, чтобы излить свои воды в расположенное за шестьсот миль соленое Аральское море. Первая из этих рек – Сырдарья, в древности именовавшаяся Яксарт. И там были города с крепостными стенами, соединенные караванными путями, своего рода цепь населенных оазисов, протянувшихся через пустыни. Вторая река, южнее, – Амударья, когда-то называвшаяся Оксус. И возле нее были расположены цитадели ислама – Бухара и Самарканд.

Шах расположился за Сырдарьей и не имел возможности узнать, приближаются ли монголы. Он ожидал свежих подкреплений с юга, а также доходов от очередного сбора налогов. Эти мероприятия были прерваны тревожными новостями. Монголов видели спускающимися с горных перевалов за двести миль с правой стороны и почти с тыла.

А произошло то, что Джебе-ноян, расставшись с Джучи, перешел через горы к югу, обошел тюркские войска, которые стерегли этот путь в направлении на Хорезм, и теперь быстро двигался среди ледников в верховья Амударьи. И на расстоянии не более чем в две сотни миль на его пути находился Самарканд. У Джебе-нояна было не более двадцати тысяч воинов, но шах об этом не знал.

Вместо того чтобы получить подкрепление, Мухаммед оказался практически отрезанным от своей второй и главной линии обороны – Амударьи, с ее крупными городами Бухарой и Самаркандом. Встревоженный новой опасностью, Мухаммед сделал то, за что подвергся резкой критике в мусульманских хрониках в более поздние годы.

Для усиления гарнизонов вдоль реки Сырдарьи были направлены 40 тысяч воинов, а сам он двинулся с основными силами на юг, оставив 30 тысяч Бухаре, а часть войска перебросив в оказавшийся под угрозой Самарканд. Он сделал это, полагая, что монголы не смогут взять штурмом эти цитадели и отступят после совершения ряда рейдов и грабежей. Он ошибся в своих предположениях. Но уже до этого двое сыновей хана появились у Отрара, ниже по течению Сырдарьи и на север. Это был тот самый Отрар, губернатор которого предал смерти купцов монгольского хана. Инельюк, велевший казнить купцов, все еще оставался губернатором города. Зная, что ему от монголов пощады не будет, он со своими лучшими воинами забаррикадировался в крепости на самом верху, а израсходовав все стрелы, стал сбрасывать на своих врагов камни. Взятый в плен живым, несмотря на отчаянное сопротивление, он был доставлен к хану, который приказал залить его глаза и уши расплавленным серебром, совершая казнь возмездия. Стены Отрара были сровнены с землей, а все его население изгнано. Пока все это происходило, вторая монгольская армия подошла к Сырдарье и взяла Ташкент. Третий монгольский отряд опустошил районы у северного конца Сырдарьи, штурмуя более мелкие города. Тюркский гарнизон покинул Дженд и города, жители которых сдавались, как только монголы ставили к стенам приставные лестницы и потоком устремлялись на стены. В таких случаях в этот первый год войны монголы учиняли кровавую расправу над воинами шаха и тюркскими гарнизонами, а жителей, в большинстве своем персов, выгоняли из города, который затем грабили подчистую. Затем пленных сортировали: сильных молодых мужчин использовали на работах при осаде следующего города, а ремесленников заставляли изготавливать изделия для завоевателей.

В одном из эпизодов, когда посланный монголами купец-магометанин был буквально разорван на куски жителями одного из мелких городов, последовал ужасающий штурм, которому не было видно конца: новые воины становились на место убитых и так до тех пор, пока этот населенный пункт не был взят, а его жители пали от монгольских мечей и стрел.

Чингисхан совсем не появлялся на Сырдарье. Он пропал из виду вместе с основными силами орды. Никто не знал, где он переправился через реку и куда направлялся. Но должно быть, он сделал большой крюк через пустыню Красные Пески, потому что вышел из пустыни, следуя быстрым маршем на Бухару с запада.

Мухаммед был не просто обойден с фланга. Он подвергся опасности быть отрезанным от своих южных армий, войск своего сына и подкреплений, от богатых земель Хорасана и Персии.

В то время как Джебе-ноян выдвигался с востока, Чингисхан шел с запада, и шах в Самарканде не мог не почувствовать, что дверцы западни вот-вот захлопнутся.

В этом трудном положении он разделил главные силы своего войска между Бухарой и Самаркандом, а других своих атабеков направил в Балх и Кундуз. Взяв с собой лишь своих приближенных сановников, со слонами, верблюдами и отрядами личной гвардии, хорезмшах покинул Самарканд. И он взял с собой ценности и свою семью, предполагая вернуться во главе новой армии. Но и эти его ожидания не оправдались.

Мухаммед-воин, второй Александр Македонский, как его называли люди, был абсолютно превзойден в военном искусстве. Монгольские войска под командованием сыновей хана, огнем и мечом наводившие ужас среди населения территорий вдоль реки Сырдарьи, делали это для того, чтобы замаскировать нанесение истинного удара точно в цель силами войск Джебе-нояна и Чингисхана.

Хан спешил выбраться из пустыни и так торопился, что не задерживался для взятия малых городов, встречавшихся на его пути, и брал там только воду, чтобы напоить коней.

Он рассчитывал застать врасплох Мухаммеда в Бухаре, но по прибытии туда узнал, что шах бежал. Ему противостоял один из оплотов ислама, крепостная стена протяженностью тридцать шесть миль в сочетании с довольно глубокой рекой. В городе был гарнизон из 20 тысяч тюркских воинов и большого числа персов. Бухара удостоилась чести быть обителью многих имамов и саидов (потомков Пророка), исламских богословов, толкователей «Благородной книги».

Этот город хранил в себе внутренний огонь, истовость набожных мусульман, которые теперь пребывали в весьма смешанных чувствах. Стена была слишком мощной для того, чтобы взять ее штурмом, и если бы широкие массы населения решили оборонять ее, могли бы пройти месяцы, прежде чем монголы завоевали этот плацдарм.

Чингисхан вполне справедливо отмечал: «Стена не прочнее и не слабее мужества обороняющих ее людей». В данном случае тюркские военачальники предпочли оставить горожан на произвол судьбы и бежать вслед за шахом. И они ушли в ночь с воинами шаха через шлюз в направлении Амударьи. Монголы дали им уйти, но три тумена отправились за ними и вслед за ними вышли к реке. Там тюрки были атакованы и почти все порублены мечами.

Оставшиеся без защиты гарнизона старейшины, судьи и имамы, посовещавшись, вышли к странному хану и отдали ему ключи от города, заручившись его обещанием в том, что жизнь горожан будет сохранена. Губернатор же с оставшимися воинами заперся наверху, в крепости, но это его убежище было сразу же окружено монголами, которые обстреливали его горящими стрелами до тех пор, пока не загорелась крыша дворцовых построек.

Всадники потоком заполнили улицы города, врываясь в амбары и хранилища, устраивая стойла для коней в библиотеках, приводя в бешенство магометан, которые не единожды трепетно разглядывали страницы священного Корана, теперь истоптали копытами кони. Сам хан придержал коня перед внушительным зданием главной мечети города и спросил, не это ли дом императора. Ему ответили, что это дом Аллаха. Он тут же повернул коня и поскакал вверх по ступеням в мечеть, где слез с коня и поднялся к столу для чтения, на котором лежал огромный Коран. Там он, в черных лакированных доспехах и в шлеме с кожаным забралом, обратился к собравшимся муллам и богословам, которые ожидали узреть, как огонь с небес поразит эту чудную фигуру в странных доспехах. «Я пришел сюда, – сказал им хан, – лишь для того, чтобы сказать вам, что вы должны найти провиант для моей армии. За городом нет сена и зерна, и мои люди страдают от недостатка в них. Так откройте двери ваших хранилищ»[9]. Но когда мусульмане поспешно вышли из мечети, они увидели, что воины из Гоби уже хозяйничали в амбарах и поставили в стойла коней. Эта часть ордынского войска слишком много дней двигалась форсированным маршем через пустыню, для того чтобы теперь терпеливо ждать на пороге изобилия.

Из мечети хан пошел на городскую площадь, где обычно ораторы собирали народ послушать выступление на научную тему или проповедь.

– Кто этот человек? – спросил прохожий у почтенного сайда.

– Тсс! – прошептал тот. – Это гнев Божий, обрушившийся на нас.

Хан был человеком, отлично знавшим, как говорить с большой массой людей, и, как сообщают хроники, он взошел на трибуну и обратился к бухарцам. Прежде всего он подробно расспрашивал об их религии и всерьез высказал мнение, что паломничество в Мекку – заблуждение. «Поскольку сила небес пребывает не в одном только месте, а в любом уголке земли».

Старый вождь прекрасно улавливал настрой охваченных благоговейным ужасом магометан. В их глазах он выглядел язычником – разрушителем, воплощением грубой силы варвара, фигурой в определенной степени гротескной. До сих пор Бухара не видела ничего иного, кроме преданности исламу.

«У вашего императора много грехов, – уверял их хан. – Я – гнев и бич небес, пришел, чтобы уничтожить его так же, как я сокрушил других императоров. Не оказывайте ему помощи или содействия». Он подождал, пока переводчик переведет сказанное им. Магометане казались ему похожими на китайцев, такими же строителями городов, сочинителями книг. Он понимал, что у них можно взять провиант, отобрать богатство, что они полезны в качестве источников информации, а также тем, что давали рабочих и рабов для его людей, ремесленников для отправки в Гоби.

«Вы поступили правильно, – продолжал он, – снабжая мою армию пищей. Теперь принесите моим военачальникам припрятанные драгоценности. Не беспокойтесь о том, что плохо лежит в ваших домах, мы об этом позаботимся».

Богатые люди Бухары были взяты под надзор монгольской стражи, которая не оставляла их ни днем ни ночью. Некоторых пытали, подозревая, что они принесли не все спрятанные ценности. Монгольские военачальники позвали танцовщиц и музыкантов для исполнения пьес в мусульманском стиле. Восседая с полной серьезностью с чашей вина в руках в мечетях или во дворцах, они взирали на это представление – усладу жителей городов и поселков.

Засевший в крепости гарнизон держался стойко, и монголы понесли потери, что привело их в ярость, вслед за чем губернатор и его воины были посечены. Когда последние ценности были извлечены из подвалов и колодцев и выкопаны из-под земли, жителей согнали в поле. Мусульманский летописец приводит нам фрагмент о том, как пострадали его (Мухаммеда) люди.

«Это был ужасный день. Слышны были только стенания мужчин, женщин и детей, которым предстояло расстаться навсегда. Женщин варвары насиловали на глазах тех, у кого не было сил защитить несчастных. Некоторые из мужчин, не в силах перенести позор семьи, предпочли броситься на воинов и умереть в схватке». В разных частях города вспыхнули пожары, и пламя вырывалось из деревянных строений и обжигало их глиняные покрытия. Клубы дыма поднимались над Бухарой, закрывая солнце. Пленников погнали в направлении Самарканда. Не в состоянии поспевать за ехавшими на лошадях монголами, они неимоверно страдали во время этого короткого марша.

Чингисхан оставался в Бухаре всего два часа, спеша застигнуть шаха в Самарканде. По пути он встретил ордынское войско, следовавшее со стороны Сырдарьи под командой его сыновей, которые рассказали хану о захвате городов вдоль северной линии фронта.

Самарканд был самым укрепленным из городов хорезмшаха. Он начал строить новую мощную стену вокруг вереницы садов. Однако быстрое наступление монголов не оставило шансов на завершение сооружения этого оборонительного вала. Старые оборонительные сооружения были достаточно внушительными. Среди прочего там были двенадцать железных ворот с башнями по бокам. Охранять их были поставлены двадцать защищенных доспехами слонов и 110 тысяч тюркских и персидских воинов. Монголы были в численном меньшинстве по сравнению с гарнизоном, и Чингисхан готовился к длительной осаде, сгоняя сельских жителей и пленных Бухары на осадные работы.

Если бы шах остался со своими людьми или если бы войсками командовал такой военачальник, как Тимур Малик, Самарканд, пожалуй, мог бы продержаться до тех пор, пока не кончатся запасы продовольствия. Но быстрые и методичные приготовления монголов вызвали панику у мусульман, которые, наблюдая за ними издали, видели большое количество людей и решили, что в орде больше воинов, чем было на самом деле.

Гарнизон совершил вылазку, сразу же попал в мастерски устроенную монголами засаду и понес большие потери. После этого защитники города совсем пали духом, и имамы и судьи сказали свои слова, а когда утром монголы готовились штурмовать один из участков стены, город сдался без боя.

Тридцать тысяч тюрок-канкали по своей инициативе перешли на сторону монголов и были благосклонно приняты. Им выдали монгольское обмундирование, а на следующую или на вторую ночь все они были перебиты. Монголы всегда не доверяли хорезмским тюркам, особенно тем, которые становились предателями.

Когда городские мастеровые были отправлены в орду, а трудоспособные мужчины отобраны для более грубой работы, остальным жителям было позволено вернуться в свои дома. Но примерно через год их угнали в орду.

Елюй Чуцай так пишет о Самарканде: «Вокруг города повсюду на протяжении нескольких миль – фруктовые сады, рощи, квадратные водоемы и круглые пруды, расположенные в строгой последовательности. Самарканд – прелестное место».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.