Глава 22. На Кавказе

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 22.

На Кавказе

Холодало, падал сухой мелкий снег, крутилась поземка. Москва выстаивала длинные очереди за хлебом, поеживалась в старых шубенках и ватниках, отогревалась у жестяных печек–времянок, по вечерам сидела без света, экономя электроэнергию. Но позывные радиостанции имени Коминтерна, едва зазвучав, заставляли столицу забывать про голод и холод: начатое 19 ноября наступление Юго–Западного, Донского и Сталинградского фронтов продолжалось, враг терпел поражение!

Пришли письма с Кавказа, Доминго Унгрия и майор Баскуньяно сообщали о радушном приеме в штабе инженерных войск Закавказского фронта, предлагали перебросить на Кавказ находящихся в школе испанцев, уверяя, что тамошние климатические условия самые для них подходящие. В более сдержанном письме капитана Чепака содержались намеки на подготовку к широкомасштабным операциям.

Радовало, что наших товарищей хорошо встретили, но беспокоило, сумеют ли использовать с толком, не допустят ли промахов, как под Ленинградом?

Из радиодонесений Франсиско Гульона мы знали, что выброшенные под Ленинградом в разное время на большом расстоянии друг от друга группы его отряда соединились лишь после длительных, опасных переходов по тылам противника и стычек с ним.

К моменту соединения продукты у них кончились, а неопытные летчики сбрасывали предназначавшиеся отряду грузы неудачно, значительная часть их пропала. Лыжи отряду доставили с большим опозданием. Полуголодные бойцы с тремя тяжелоранеными на самодельных носилках долгое время передвигались, проваливаясь в снег по колено.

Люди Гульона сражались и в этих условиях. Ставили мины, пускали под откос вражеские поезда, подрывали фашистские автомашины, уничтожали карателей. Но чего это стоило?!

Мы не хотели, чтобы на Кавказе повторилась та же история.

Так пришел декабрь. Морозный, вьюжный, замкнувший кольцо окружения вокруг Сталинградской группировки немецко–фашистских войск, положивший начало освобождению Донбасса, разгромивший котельниковскую группировку врага, пытавшегося деблокировать окруженные под Сталинградом дивизии вермахта.

1943 год

В первый же день нового сорок третьего года фашистское командование, опасаясь, что стремительное наступление Южного фронта приведет к окружению фашистских войск на Северном Кавказе, начало их спешный отвод из района Моздока в севером западном направлении. Армии Северной группы войск Закавказского фронта преследовали противника. Но важнее было сорвать вражеский замысел планомерного отвода войск и техники, важно было задержать гитлеровцев, чтобы окружить и уничтожить. Поэтому в Ставке решили усилить удары по фашистским коммуникациям на Северном Кавказе. Уже 8 января начальник Центрального штаба партизанского движения утвердил «Задание по усилению диверсионной работы на оккупированной части Северного Кавказа». Задание обязывало оперативно–учебные отряды ВОШОН массовыми диверсиями уничтожить железнодорожные эшелоны, живую силу, военные объекты и штабы противника, действуя совместно с отрядами северокавказских партизан.

— Поскольку на Кавказ перебрасывается большая сила, вы тоже туда поедете, — решил Пономаренко, разговаривая со мной о новом задании, — Скоординируете работу с командованием Кавказского фронта.

Пока оформляли документы, я успел побывать в штабе инженерных войск Красной Армии, договориться с генералом Воробьевым о совместных действиях групп ВОШОН и подразделений батальона гвардейских минеров.

— Может, поехать с тобой? — спросила Анна, помогая в спешных сборах.

— Нет, оставайся с детьми. Большинство испанцев вполне сносно говорят по–русски. Переводчик не понадобится.

В Тбилиси

Январь в Тбилиси — это низкие, тяжелые облака, дождь, сырость, мокрые камни, мутная Кура. Бросалось в глаза: окна не заклеены полосками бумаги, лица прохожих не такие изможденные, как у москвичей, всюду дети. Множество детей удивляло, потом спохватился: ну да, отсюда детей не эвакуировали!

В штабе инженерных войск Закавказского фронта принимает начальник подполковник Николай Федорович Слюнин. Мы знакомы с осени сорок первого: бойцы Слюнина устраивали заграждения на дальних подступах к столице, минировали коммуникации под Ельней и Вязьмой, совершали вылазки в тыл противника, взрывали мосты и вражеские эшелоны между Смоленском, Оршей и Рославлем. Выглядел Слюнин неважно, наверное, недосыпает. После взаимных приветствий неторопливо достает оперативную карту, неторопливо ее разворачивает:

— Вот. Знакомьтесь.

По бледно–зеленой краске, разлитой на бумаге к северу от коричневой — предгорий Кавказа — и обозначающей ровные степные пространства, змеились редкие черно–белые линии — железные дороги. Между Ростовом, Сальском, Тихорецкой и Краснодаром на черно–белые линии словно кровь капнула и расползлась алыми овалами, а неподалеку от каждого овала — аккуратно нарисованный парашютик. Все понятно: парашютики обозначают места десантирования, а красные овалы — районы действия диверсионных групп.

Слюнин пояснил: шестнадцати диверсионным группам поставлена задача сорвать организованный отвод войск и вывоз боевой техники противником в Ростов–на–Дону. Двенадцать групп численностью по восемь человек каждая получили приказ взрывать железнодорожные мосты, а четыре группы по шесть человек — минировать железные дороги. Только вчера десантирована еще одна группа, которой командуют майор Александров и майор Баскуньяно. В задачу Александрова и Баскуньяно входит руководство ранее выброшенными людьми.

— У нас тут вообще «компания на паях» возникла, — почему?то невесело пошутил Слюнин. — Минеры — от штаба инжвойск, испанцы от вас, а разведчики и радисты от разведотдела фронта.

— Когда выбрасывались группы, Николай Федорович?

— Первая — в Новый год, последняя — семнадцатого числа.

— Почему такой разрыв во времени?

— А разве не знаете, как бывает? Все подготовишь, обговоришь, привезешь людей на аэродром, и — здравствуйте: то погода нелетная, то самолетов нет.

— Ну это не самое худшее. Я опасался, что группы не туда, куда надо, десантировали.

— Представители парашютно–десантной службы заверяет, что всех десантировали в назначенные точки!

Я спросил, есть ли связь с диверсантами. Оказалось, выброшенная первой в тыл врага группа лейтенанта Кампильо уже вышла к своим. Через четверо суток соединился с наступающими частями лейтенант Лоренте, вышел в эфир лейтенант Конисарес. Кампильо за девять дней подорвал два вражеских танка и три автомашины, убил и ранил в перестрелке несколько десятков гитлеровцев. Лоренте находился во вражеском тылу всего три дня. По словам Слюнина, его группа уничтожила десятка два солдат противника, наделала в фашистском тылу много шума.

Конисарее сообщил, что добрался до района Сальска, пустил под откос вражеский эшелон.

«Много шума», перестрелки, всего два танка и несколько автомашин. Этак отходящего противника не задержать!

— Значит, остальные группы молчат, и что с ними — неизвестно, Николай Федорович?

— Увы! — развел руками Слюнин. — Главное, Александров и Баскуньяно как в воду канули!

И тут рассердился:

— Первоначальный план никакой координирующей группы не предусматривал. Это ваши Унгрия с Баскуньяно да наши разведчики настояли. А зачем? От группы до группы сотня, а то и побольше верст, собирать их нет никакого смысла, а руководить диверсантами издалека — сами понимаете!

Затем я узнал, что штабом инженерных войск фронта дополнительно сформировано три отряда диверсантов из бойцов 15–го и 16–го Отдельных гвардейских батальонов минеров и бойцов ВОШОН. Сосредоточены они в полосе Черноморской группы войск, под Туапсе и Адлером. Места десантирования отрядов определены, но самолетов пока не дают.

Я спросил Слюнина, не кажется ли ему, что нехватка самолетов в данном случае — к лучшему. Молчание групп настораживает. Здешние степи я знаю еще по гражданской войне. Зимой тут не то что человека — кошку за километр видно! Если летчики ошибались…

— У самого на душе неспокойно, — признался Слюнин. — Однако боюсь, нас не поймут. Москва громы мечет, что даем противнику отрываться.

— Значит, он все?таки отрывается?

— Илья Григорьевич! — помрачнел Слюнин. — Немцы все железные дороги за собой разрушают, а по здешнему бездорожью не только на машинах, на лошадях — и то трудно. Сейчас артиллерию и тылы на верблюдах тянем! Да разве кому что докажешь?..

Напоследок договорились, что штаб инженерных войск примет меры к размещению прибывших в Тбилиси и другие города курсантов ВОШОН, вооружит их и поставит на довольствие у гвардейских минеров, а с выбросом новых групп торопиться не станем, пока не получим сведений от товарищей, уже заброшенных в тыл врага.

В тот день я беседовал с капитаном Чепаком. Он успел повидаться с Кампильо и Лоренте, знал то, что не было пока известно Слюнину. Кампильо и его людей выбросили в заданном районе, но группу Лоренте, которая должна была вылететь следом, из?за погодных условий задержали на аэродроме. Всю ночь прождал Кампильо товарищей, чтобы подать сигнал их самолету, да так и не дождался. А Лоренте десантировали только через неделю и едва не выбросили на занятый врагом населенный пункт. Инструктор уже подал команду «пошел», открыл люк, и не заметь шагнувший к люку ефрейтор Яков Куть под крылом самолета разлив огней — быть бы беде! Через две–три минуты диверсанты все же прыгнули в ночь. Приземлились в открытой степи, но лишь утром нашли одного из бойцов, запоздавшего с прыжком и повредившего при приземлении ногу, а грузовые парашюты с минами и взрывчаткой так и не обнаружили. Видно, грузовые парашюты спланировали прямо на голову врага, потому, что с рассветом над степью начал кружить фашистский самолет–разведчик, а позже к месту десантирования прикатил грузовик с вражескими автоматчиками. Лоренте сумел вывести группу из?под удара.

— Он прямо кипит, — сказал Чепак. — Нам, говорит, не нужны летчики, которые людей как бомбы швыряют!

В отличие от Слюнина капитан Чепак сомневался, что остальные группы сброшены в нужных районах.

— Думаю, однако, все обойдется, — сказал Чепак. — Немцы фактически бегут. Скоро все наши могут оказаться на освобожденной территории.

Я промолчал. Зачем тешить себя надеждами? И что толку, если группы выйдут, не выполнив задание?

Черноморская группа войск

На третьи или четвертые сутки пребывания в Тбилиси (мы встречали эшелоны с курсантами ВОШОН из Москвы) стало известно, что войска Северной группы войск Закавказского фронта продвинулись вперед на 300 — 320 километров, освободили многие города, в частности, Черкесск, Невинномысск, Ставрополь и Армавир, соединились в районе Сальска с наступающими войсками Южного фронта. Однако в расположение наших сил вышла только группа Конисареса.

Не лучше обстояло дело в полосе Черноморской группы войск. Успешно продвигавшаяся на северо–запад 56–я армия после ожесточенных боев вырвалась из гор на кубанскую равнину, приблизилась к Краснодару, но из действовавших под Краснодаром групп диверсантов вышла к своим лишь группа Хосе Виески.

Об остальных, увы, по–прежнему ничего не было слышно.

Надеясь получить какую?нибудь информацию о наших людях у партизан, я отправился в Сочи, в Южный штаб партизанского движения, к его начальнику П. И. Селезневу. Всего год назад Петр Иануарьевич, досадуя, сказал мне, что с подготовкой партизан в крае перестарались, а вот теперь возглавлял партизанский штаб.

К сожалению, о судьбе наших групп Селезнев ничего не знал. Объяснил: здешние партизаны из?за трудных природных условий — кругом степь — вынуждены действовать либо с баз в горах, либо в подполье, и связь с ними затруднена.

— Не волнуйтесь, если что?нибудь узнаем, немедленно сообщим в штаб фронта! — сказал Селезнев. — Да и вообще дни гитлеровцев на Кавказе сочтены!

Из Сочи, благо недалеко было, я съездил в Адлер и Туапсе, познакомился с людьми из тех диверсионных отрядов, про которые говорил Слюнин. За исключением испанских товарищей и нескольких командиров из ВОШОН, это были девятнадцати–двадцатилетние парни — жизнерадостные, веселые, рвущиеся в бой, но наивные, не имеющие никакого представления о действиях во вражеском тылу. Их следовало серьезно готовить.

В Туапсе меня разыскал по телефону Чепак. Сказал, что в отряды ВОШОН прибывают из местных военкоматов юноши–испанцы (детьми их вывезли из фашистской Испании, они выросли, считают СССР своей второй родиной!) и численность их уже далеко превысила численность, указанную для отрядов ВОШОН в документах штаба тыла Красной Армии. Как быть? Ребят надо кормить, одевать и обувать!

Еду в штаб тыла Черноморской группы войск. Встречают вежливо, выслушивают внимательно, сочувствуют и объясняют, что зачислить на довольствие «лишних людей» не имеют права:

— Лимит есть лимит, товарищ полковник!

Делюсь своей заботой со старым знакомым — разведчиком полковником Егнаровым:

— Понимаешь, телеграмму в Москву отстучал, но когда еще ответят!

— Так обратись в Военный совет группы войск! Чего проще! Кстати, члена Военного совета ты должен знать. Это ж Колонин!

Верно, генерал–майора С. А. Колонина я знаю по службе еще с тридцатых годов, встречались с ним в начале войны на подмосковных рубежах. Это человек умный, инициативный, решительный, он наверняка поможет!

Колонии понял с полуслова:

— Пойдемте к командующему, сразу все и решим!

Пропуская меня в кабинет командующего Черноморской группой войск генерал–лейтенанта И. Е. Петрова, член Военного совета объявил:

— Диверсанта привел, Иван Ефимович!

Петров поднял голову от бумаг, сверкнули стекла пенсне, брови сошлись к переносице.

— Шучу! Своего диверсанта! — рассмеялся Колонии. — Тут вот какая загвоздка…

Вряд ли кто из старших офицеров Красной Армии не слышал в те времена о Петрове, об его мужестве и полководческих качествах. Руководитель обороны Одессы и Севастополя, он уже тогда становился легендарной личностью, хотя богатырской внешностью не отличался, походил то ли на врача, то ли на учителя. Вот только глаза… Это были глаза бесстрашного, волевого человека!

Выслушав Колонина и меня, Петров приказал включить всех испанских юношей, вступивших в отряды ВОШОН, в состав Черноморской группы войск, зачислить на все виды довольствия, а затем стал расспрашивать о старых испанских бойцах и о курсантах ВОШОН.

Ответив на вопросы командующего, я высказал опасения по поводу неудачных выбросов диверсионных групп с самолетов:

— Есть основания думать, что некоторые летные экипажи не имеют опыта десантирования, товарищ генерал–лейтенант. Тем более ночного.

Петров возразил, что опыт — дело наживное, и посоветовал подумать о возможности десантирования наших людей морским путем.

— Согласуйте этот вопрос с разведчиками Черноморского флота, — сказал Петров. — Но прежде всего обратитесь в наше оперативное управление, ознакомьтесь с обстановкой и составьте план действий на коммуникациях противника.

Указаниям Петрова я последовал немедленно. Представился начальнику штаба Черноморской группы войск генерал–майору Ермолаеву, командирам оперативного управления штаба. Меня ввели в курс дела. Условились, что предложения о действиях на коммуникациях противника я представляю по возвращении из штаба Черноморского флота.

— Штаб моряков находится в Поти, — сказали мне. — Быстрее всего добираться туда на торпедном катере. Если хотите, мы позвоним морякам…

Сто десять километров от Сухуми до Поти торпедный катер преодолел за час с небольшим. Но какой это был час! Оказалось, тряска на катере даже при малой волне больше, чем в кузове грузовой машины, которую шалый шофер гонит по жердевой дороге со скоростью в восемьдесят километров! Весь путь я простоял на полусогнутых ногах, судорожно цепляясь за поручни… Вознаграждением за это стала приветливость моряков. Начальник разведотдела штаба Черноморского флота капитан первого ранга Намгеладзе не только рассказал о возможностях десантирования морским путем, но и ознакомил с наиболее выгодными местами высадки на побережье, начиная с Новороссийска и кончая Крымским полуостровом. Обещал диверсионным отрядам полное содействие.

Учитывая мнение моряков и замыслы оперативного управления штаба Черноморской группы войск, мы с Чепаком разработали и представили генерал–майору Ермолаеву план нарушения работы коммуникаций врага перед фронтом Черноморской группы войск диверсионными средствами. Произошло это в канун боев за всем известную Малую землю.