Удар

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Удар

Удар, заставивший союзников испытать самый большой шок из всех, что им довелось пережить начиная с 1942 года, был нанесен намного меньшими силами, чем писали в то время. Теперь это представляется совершенно очевидным. Мантейфель говорил об этом очень сдержанно – он не был человеком, который ищет для себя оправдания, даже если они вполне объективные.

Наступление началось 16 декабря на 75-мильном отрезке между Моншау (юг Ахена) и Эхтернахом (северо-запад Трира). Правда, атаку 7-й армии в южном секторе нельзя было рассматривать всерьез, поскольку в ее составе имелось только четыре пехотные дивизии. Главный удар был нанесен на узком фронте шириной каких-то 15 миль силами 6-й танковой армии Зеппа Дитриха, в которую вошли 1-й и 2-й танковый корпус СС и 67-й пехотный корпус. Хотя в 6-й танковой армии имелось больше танковых дивизий, чем в 5-й, для решения поставленной задачи сил все равно было недостаточно.

Удар правого крыла армии Зеппа Дитриха был блокирован в самом начале сильной обороной Моншау, организованной американцами. Войскам левого крыла удалось прорваться и, пройдя Мальмеди, 18-го они захватили переправу через Амблев за Ставелотом, преодолев с начала наступления 30 миль. В результате эффективной атаки американцев немецкие войска в этом узком дефиле были остановлены и оказались в чрезвычайно затруднительном положении. Попытки прорваться дальше успеха не принесли, поскольку силы противников были явно неравными, а к американцам к тому же регулярно поступало подкрепление. В итоге атака 6-й армии окончательно выдохлась.

5-я танковая армия Мантейфеля атаковала на более широком участке фронта – около 30 миль. Во время беседы он изобразил на бумаге и первоначальную диспозицию, и направление движения. 66-й пехотный корпус располагался на правом крыле и был обращен в сторону Сен-Вита. «Он был намеренно поставлен именно здесь, потому что в этом месте имелось больше препятствий, чем на более южном участке, и шансы на быстрое продвижение вперед были весьма невелики». 58-й танковый корпус находился в центре между Прюмом и Ваксвейлером. 47-й танковый корпус стоял левее между Ваксвейлером и Битбургом и был обращен в сторону Бастони. Вначале эти два корпуса включали только три танковые дивизии, и несмотря на недавно полученное подкрепление, в каждой из них насчитывалось не более чем по 60—100 танков. Иными словами, дивизии были укомплектованы примерно на треть. Войска Зеппа Дитриха были в аналогичном положении.

Начало наступления на участке Мантейфеля было удачным. «Мои штурмовые батальоны быстро «просочились» сквозь фронт американцев – как дождевые капли». В 4 часа пополудни танки пошли вперед. В темноте они передвигались при «искусственном лунном свете». К моменту их подхода к реке Ур там уже была сооружена переправа. В полночь танковые дивизии переправились через реку и к 8 часам утра достигли главных позиций американцев. При поддержке артиллерии немцам удалось прорваться довольно быстро.

«Бастонь оказалась крепким орешком. Здесь неудачи немцев были вызваны по большей части недостаточной мощью 7-й армии, задача которой заключалась в блокировании дорог, ведущих с юга в Бастонь». После переправы через Ур в Дасбурге 47-му танковому корпусу предстояло преодолеть еще одно сложное дефиле – в Клерво на Вольтце. Эти препятствия, усугубленные зимними условиями, стали причиной задержек. «При появлении танков сопротивление обычно быстро таяло, однако трудности, связанные с передвижением, сводили на нет выгоду, полученную из-за слабого сопротивления на начальной стадии. А при подходе к Бастони сопротивление резко усилилось».

18-го, пройдя около 30 миль, немцы подошли к Бастони вплотную. А накануне ночью генерал Эйзенхауэр передал 82-ю и 101-ю воздушно-десантные дивизии, дислоцировавшиеся в районе Реймса, в распоряжение генерала Бредли. 82-я дивизия была послана на укрепление северного сектора, а 101-я двинулась по дорогам на Бастонь. Тем временем часть 10-й американской танковой дивизии прибыла в Бастонь, причем как раз вовремя, чтобы помочь изрядно потрепанному полку 28-й дивизии остановить немцев. Когда же ночью 18-го подошла 101-я дивизия, оборона этого важного дорожного центра стала несокрушимой. Непрерывные удары, наносимые немцами как с фронта, так и с флангов, результата не дали.

20-го Мантейфель решил не терять больше времени на попытки поразить столь трудную мишень.

«Я лично пошел вперед с танковой дивизией «Лер». 21-го мы обошли вокруг Бастони и двинулись на Сент-Ибер. 2-я танковая дивизия обошла Бастонь с севера. Чтобы замаскировать наши действия, я приказал выполнить отвлекающий маневр: 26-я гренадерская дивизия и танковый гренадерский полк из дивизии «Лер» окружили город. 58-й танковый корпус продвигался вперед через Уффализ и Ларош, имея целью создать угрозу для фланга обороны, задержавшей 66-й корпус в районе Сен-Вита, и помочь ему таким образом пробиться вперед. Изоляция Бастони повлекла за собой дальнейшее ослабление наших сил и снизила шансы выйти к Маасу в Динане. Более того, 7-я армия все еще оставалась в районе Вильца, который так и не сумела пересечь. 5-я парашютная дивизия, находящаяся справа от нее, проследовала через мой сектор и вышла к одной из дорог, ведущих от Бастони на юг, но не пересекла ее».

Теперь ситуация сложилась менее благоприятная и потенциально более опасная, чем считал Мантейфель. Союзники повсеместно стягивали резервы, причем их силы многократно превышали силы немцев, задействованные в наступлении. Временное командование всеми войсками на северном фланге прорыва принял фельдмаршал Монтгомери, для оказания помощи 1-й американской армии на Маас прибыл 30-й британский корпус. На южном фланге прорыва два корпуса 3-й американской армии генерала Паттона совершили поворот на север, и один из них 22-го начал мощную атаку вдоль дороги, ведущей из Арлона в Бастонь. Его продвижение вперед было довольно медленным, однако он создавал нешуточную угрозу, с которой нельзя было не считаться. Поэтому Мантейфелю пришлось выделить часть сил из числа тех, что он планировал использовать для наступления.

Благоприятные дни безвозвратно прошли. Удар войск Мантейфеля, направленный на Маас, вызвал тревогу в штабе союзников, но был нанесен слишком поздно, чтобы стать действительно серьезным. Согласно плану Бастонь должна была пасть еще на второй день, в то время как в действительности ее удалось достичь только на третий день, а обойти – на шестой. Небольшая часть 2-й танковой дивизии 24-го приблизилась к Динану – до него оставалось всего несколько миль, но это оказалось самое большое достижение. Дальше немцам продвинуться не удалось, да и этот неосторожно выставленный вперед «палец» вскоре был отрезан.

Сдерживающими факторами наступления явились распутица и недостаток топлива. Из-за отсутствия бензина в наступлении участвовала только половина артиллерии. Недостаток артиллерийского огня не компенсировался поддержкой с воздуха. Туманная погода первых дней наступления в целом благоприятствовала немцам, поскольку авиация союзников оставалась на земле. Но 23-го туман рассеялся и сразу же стало ясно, что скудные силы люфтваффе не в состоянии справиться с защитой своих наземных войск от ураганного обстрела. Это еще более увеличило потери. К тому же Гитлеру пришлось дорого заплатить за свое решение поместить главные силы вместе с 6-й танковой армией на северном крыле. Там было слишком мало места для маневра.

В течение первой недели наступление не достигло поставленных целей. Некоторый прогресс в начале второй недели был иллюзорным, поскольку заключался всего лишь в более глубоком проникновении на территорию между двумя дорожными узлами, твердо удерживаемыми американцами. Накануне Рождества Мантейфель связался по телефону со ставкой Гитлера, имея в виду обрисовать сложившуюся ситуацию и внести некоторые предложения. Разговаривая с Йодлем, он особо подчеркнул серьезность положения: время уходит, Бастонь оказалась крепким орешком, 7-я армия не смогла продвинуться достаточно вперед, чтобы осуществлять полноценное прикрытие фланга. В этих условиях имелись все основания ожидать массированного контрудара союзников, причем в самое ближайшее время. Они активно подтягивают резервы с юга. «Сообщите мне сегодня же вечером, какими фюрер видит мои дальнейшие действия. Вопрос заключается в следующем: куда мне следует направить основные силы: на взятие Бастони или на достижение Мааса.

Далее я заметил, что максимум, на что мы можем рассчитывать, это выход к Маасу. Тому были следующие причины: первая – это задержка возле Бастони, вторая – слабость 7-й армии, которая не может перекрыть все дороги с юга. Третья причина заключалась в том, что семи дней, в течение которых шли бои, союзникам наверняка хватило, чтобы укрепить свои позиции на Маасе, а в случае сильного сопротивления нам вряд ли удастся его форсировать. Существовали и другие причины: 6-й танковой армии не удалось проникнуть достаточно далеко – она была остановлена на линии Моншау – Ставелот. Кроме того, не приходилось сомневаться, что нам придется вести сражение на этой стороне Мааса. Дело в том, что нам удалось перехватить несколько радиограмм из пункта управления движения союзников, откуда регулярно отправлялись доклады о прохождении подкрепления через расположенный там мост – мы сумели дешифровать их код».

Далее Мантейфель предложил нанести удар в северном направлении по ближнему берегу Мааса – расположенные там войска союзников окажутся в ловушке – и очистить излучину. Тогда немецкие войска займут более выгодное положение, причем есть надежда его удержать. «С этой целью я настаивал, чтобы вся моя армия, включая резервы командования вермахта и 6-й танковой армии, сконцентрировалась к югу от Урта в районе Лароша, а затем двинулась цепью мимо Марша к Льежу. Я говорил: «Дайте мне эти резервы – я возьму Бастонь, выйду на Маас и поверну на север, чтобы помочь наступлению 6-й танковой армии». В заключение я подчеркнул, что должен получить ответ сегодня же, танковые резервы должны иметь достаточно горючего, мне будет необходима поддержка с воздуха. До того времени я видел только вражеские самолеты! И ни одного нашего!

Ночью ко мне приехал адъютант фюрера майор Йоганмейер. После недолгой беседы он позвонил Йодлю. Я сам подошел к телефону, но Йодль сказал, что фюрер пока не принял решения. Все, что лично он мог сделать в тот момент, это предоставить в мое распоряжение еще одну танковую дивизию.

Резервы были мне выделены только 26-го, но они стояли без движения. Танки растянулись на участке в сотню миль и ожидали подвоза горючего. И это в тот момент, когда они были так нужны!» (Судьба в очередной раз пошутила над немцами. 19-го они прошли всего лишь в четверти мили от огромного склада горючего в Андримоне, что рядом со Ставелотом, где в тот момент находилось 2,5 миллиона галлонов. Этот склад был в сто раз больше, чем самый большой склад горючего из уже захваченных.) Я спросил Мантейфеля, считал ли он, что 24 декабря успех еще был возможным, даже если бы резервы были ему выделены немедленно по первому требованию, причем с горючим.

Он ответил: «Думаю, ограниченный успех все еще был возможен, во всяком случае, мы вполне могли выйти на Маас и, возможно, даже занять плацдарм за ним». Однако в процессе дальнейшего обсуждения он признал, что столь запоздалый выход на Маас принес бы больше проблем, чем преимуществ.

«Не успели мы начать движение, как началось контрнаступление союзников. Я позвонил Йодлю и попросил передать фюреру, что намерен отвести войска, оказавшиеся на острие образованного нами клина, на линию Ларош – Бастонь. Но Гитлер категорически запретил этот шаг назад. Поэтому мы не отошли вовремя, а были отброшены назад беспрерывными атаками союзников и понесли никому не нужные тяжелые потери. 5 января ситуация обострилась, и я начал всерьез опасаться, что Монтгомери отрежет обе наши армии. И хотя впоследствии мы сумели избежать этой опасности, многие люди были принесены в жертву. Благодаря приказу фюрера «ни шагу назад» на завершающей стадии операции мы понесли более тяжелые потери, чем на начальной. Таким образом мы быстро приближались к окончательному краху – в конце войны мы уже не могли позволить себе такие огромные потери».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.