1962. Сирота каирская, или Продолжение подлинной истории египетского Штирлица

1962.

Сирота каирская, или Продолжение подлинной истории египетского Штирлица

В начале 60-х годов в ШАБАКе прекрасно понимали, что «успех» Али Эль-Гамаля вскружит египетским спецслужбам голову и в самое ближайшее время они попытаются заслать в Израиль под видом нового репатрианта еще одного своего агента. Причем этот агент вряд ли выйдет на связь с Эль-Гамалем-Битоном: следуя неписаным законам разведдеятельности, такие агенты должны действовать совершенно автономно и даже не подозревать о существовании друг друга. И вместе с тем полученные благодаря Гамалю-Битону адреса всех явочных квартир египетской разведки в Европе, номера почтовых ящиков, в которые поступала почта для египетских резидентов и другая ценная информация, позволяли подотделу контрразведки Арабского отдела ШАБАКа достойно встретить будущего «гостя». А тем временем выпавшие на стол в каирском казино карты уже сулили молодому жителю армянского квартала египетской столицы казенный дом, дальнюю дорогу – и снова казенный дом…

* * *

Жизнь никогда особенно не баловала Геворка Якубяна, но когда в 1958 году внезапно скончался его отец, на плечи 20-летнего юноши легла забота о матери и многочисленных сестренках и братишках. В поисках заработка он устроился помощником владельца фотолаборатории, но денег, которые тот платил ему, едва хватало на хлеб. А ночной Каир манил соблазнами – огнями казино, точеными фигурками барышень, садящихся в роскошные машины богатых туристов, звоном бокалов в залитых светом залах дорогих ресторанов…

Проиграв пару раз относительно небольшие суммы в казино, Геворк Якубян начал подворовывать, на одной из таких краж был пойман с поличным и с учетом отсутствия у него уголовного прошлого был приговорен к трем месяцам тюрьмы. Три этих месяца могли пролететь тихо и незаметно, после чего Геворк вышел бы из тюрьмы, снова отправился бы в казино, снова попался бы на краже и сел бы в тюрьму – словом, пополнил бы многочисленные ряды мелких каирских уголовников, но умница Фортуна судила иначе. И предстала она на этот раз в облике генерала Мухаммеда-Али Фараджа, посетившего тюрьму, в которой отбывал наказание Геворк Якубян, со штатным инспекторским визитом.

– А что тут делает этот еврей? – спросил он, ткнув пальцем в Геворка.

– Осмелюсь доложить, ваше высокопревосходительство, что он не еврей, а армянин, – ответил начальник тюрьмы. – Осужден на три месяца за мелкую кражу. Ведет себя хорошо.

В нарушениях режима замечен не был…

– Странно, а как на еврея похож, – задумчиво произнес генерал Фарадж, не вслушиваясь в скороговорку начальника тюрьмы…

Инспекторский обход продолжился, но Мухаммед-Али Фарадж уже почти не обращал внимания на все объяснения подобострастных тюремщиков, а то и дело обращался то ли к ним, то ли к самому себе с одним и тем же вопросом:

– А ведь похож на еврея, а?! Или не похож?!

Этот странный вопрос генерала получил объяснение спустя несколько дней, когда в тюрьму прибыли два следователя египетской Службы безопасности, бесцеремонно заняли кабинет начальника тюрьмы и потребовали привести к ним заключенного Геворка Якубяна.

Разговор между ними и Якубяном развивался по хорошо знакомой всем разведслужбам схеме вербовки. Сначала следователи запугали Якубяна тем, что в его деле открылись новые обстоятельства, позволяющие упрятать его за решетку на многие годы, а затем пообещали все уладить – при условии, если Геворк согласится работать в разведке и будет выполнять то, что ему приказано. Впрочем, они могли и не прибегать к запугиванию: терять Якубяну было нечего, и он легко принял все условия своих новых знакомых, даже не поинтересовавшись, чем конкретно ему придется заниматься.

На следующий день на полицейском «воронке» Геворк был доставлен на конспиративную квартиру Службы безопасности Египта, где ему предстояло в течение многих месяцев готовиться к выполнению своей миссии. Юноша вполне оправдывал ожидания своего нового начальства: у него оказались недюжинные способности к языкам, и к арабскому, армянскому, английскому, французскому и турецкому, которые он знал к тому времени, вскоре прибавился иврит. Еще несколько месяцев учебы – и Геворк научился расшифровывать и передавать радиограммы с помощью миниатюрной рации, мгновенно определять, нет ли за ним «хвоста», и отрываться от него, искусству вождения автомобиля и стрельбы на бегу – словом, всем тем умениям и навыкам, которыми должен владеть каждый разведчик.

Но вот учителя, который познакомил бы Геворка Якубяна с еврейской традицией, у него не было: египтяне опасались малейшей утечки информации о подготовке нового агента, которому предстояло действовать в Израиле, а потому не решились прибегнуть к помощи какого-нибудь раввина[43] или направить Геворка в одну из египетских ешив[44]. Так что основы иудаизма ему пришлось постигать самому по предоставленным ему книгам. Когда Якубян достаточно поднаторел в Библии и получил первые представления об иудаизме, ему велели время от времени посещать главную каирскую синагогу[45]. Выбор именно этой синагоги был не случаен: в ней всегда собиралось столько евреев, что мало кто мог обратить внимание на новичка, и, таким образом, оставаясь незамеченным, Якубян получал возможность на практике знакомиться с еврейскими традициями и обычаями…

Как-то утром курировавший Геворка Якубяна капитан египетской разведки вошел в его комнату и велел собираться в больницу.

– Это еще зачем? – спросил Геворк, но капитан почему-то ничего не ответил, а только хохотнул в ответ.

Причину его веселости Геворк понял лишь спустя несколько часов, когда, придя в себя от общего наркоза, понял, что в бессознательном состоянии был обрезан в строгом соответствии с иудейской традицией.

С того дня Якубяна начали особенно интенсивно готовить к заброске в Израиль и прежде всего разучивать с ним ту легенду, с которой ему предстояло жить дальше. Азбука разведки гласит, что чем ближе легенда к действительности, к реальной биографии разведчика, тем лучше, и в этом смысле легенду Геворка Якубяна можно было с полным правом назвать идеальной.

Немалую роль в правдоподобности легенды сыграло и некоторое сходство исторических судеб еврейского и армянского народов. Как и евреи, армяне жили в Египте на протяжении нескольких тысячелетий, однако армянская община этой страны значительно увеличилась после трагических событий 1915 года в Турции. Десятки тысяч армян в тот год перебрались из Турции в Египет, значительно увеличив численность населения армянских кварталов Александрии и Каира.

Согласно разработанной египетскими спецслужбами легенде, Геворк Якубян был сыном турецкой еврейки Малки Кучук, бежавшей в Египет вместе со своими армянскими соседями. Здесь она вышла замуж, но муж бросил ее вскоре после рождения сына Ицхака. А спустя еще несколько лет скончалась и сама Малка Кучук, и, таким образом, Ицхак Кучук, роль которого должен был сыграть Геворк Якубян, остался сиротой…

Нужно сказать, что Малка Кучук была совершенно реальным лицом. И судьба ее тоже отнюдь не была придумана египтянами: она действительно была брошена мужем и скончалась вместе со своим сыном Ицхаком во время очередной эпидемии инфлюэнции, которую в наши дни принято называть просто гриппом.

Таким образом, Геворк Якубян как бы продолжил судьбу покойного еврейского ребенка, рожденного на три года раньше, чем он сам. Роль сироты была ему близка и понятна, а в качестве доказательства своей легенды он мог показать каждому, кто заинтересуется ее подробностями, фотографию могилы своей «матери» с выбитой на ней на иврите эпитафией.

Но, понимая, что они могут быть легко разоблачены, подтвердить легенду с помощью Каирской еврейской общины египтяне не решились. Все документы, удостоверявшие от имени раввината Каира факт, что Ицхак Кучук является евреем, были изготовлены в МВД Египта, то есть являлись фальшивками. Однако, учитывая место их изготовления, это были фальшивки поистине высочайшего класса…

С такими документами новоявленный Ицхак Кучук и обратился осенью 1960 года в Агентство ООН по делам беженцев в Египте с просьбой предоставить ему статус беженца ООН. Объяснил он свою просьбу тем, что египетские власти якобы отказываются продлевать полученный еще его покойной матерью вид на жительство. Его просьба была удовлетворена, и, уже обладая статусом беженца, Геворк Якубян, он же Ицхак Кучук, обратился в консульство Бразилии с просьбой предоставить ему убежище в этой стране.

Разумеется, Бразилия была для Кучука только пересадочной станцией, через которую он – уже с совершенно чистыми документами – должен был проникнуть в Израиль.

* * *

Разрешение на въезд в Бразилию было получено Ицхаком Кучуком только в марте 1961 года, и вскоре он уже оказался в Александрии, оттуда без особого труда добрался до Генуи, чтобы сесть здесь на пароход, отправляющийся в Бразилию. Значительную часть пассажиров этого судна составляли евреи. Здесь были еврейские туристы, возвращающиеся морским путем на родину после посещения Святой земли, большая группа еврейской молодежи, проходившей в Израиле курсы вожатых для молодежного движения «Бней-Акива»[46], израильтяне – выходцы из Латинской Америки, решившие проведать оставшихся за океаном родственников… К числу последних относился и молодой кибуцник Эли Эргман, сразу обративший внимание на невысокого, симпатичного парня, чувствующего себя явно одиноко среди остальных пассажиров. Ну а когда этот парень вскоре после знакомства рассказал ему историю своей жизни и показал фотографию могилы «своей» матери, сердце Эргмана дрогнуло. Он немедленно пригласил Ицхака Кучука обедать за одним столом с ним, его женой и двумя дочками и вскоре с полным правом стал считать его своим другом. При этом Эргман много и подробно рассказывал своему новому знакомому об Израиле и постоянно недоумевал, зачем Ицхак поехал в Бразилию, где у него никого нет, в то время как у евреев уже есть свой национальный дом…

Ицхак Кучук понял, что ему в очередной раз подфартило в жизни: он был уверен, что рано или поздно Эли Эргман прямым текстом предложит ему переехать из Бразилии в Израиль и, таким образом, его «репатриация» будет выглядеть не как его собственная инициатива, а как ответ на предложение близкого друга…

И такое предложение действительно прозвучало – в тот день, когда все находившиеся на борту корабля евреи собрались в кают-компании, чтобы отпраздновать 13-й День независимости Израиля.

– Многие из здесь сидящих искренне считают, что они возвращаются на родину, – с чувством сказал Эли Эргман, когда подошла его очередь произносить тост. – Они даже не подозревают, насколько сильно лгут самим себе. Потому что родина у еврея есть только одна, и родина эта – Израиль. И потому я хочу, друзья, всех вас в будущем году увидеть дома, в Израиле. И особенно – моего нового друга Ицхака, в судьбе которого видится мне воплощение судьбы всего нашего народа. За тебя, Ицхак! За твое возвращение в твой истинный дом!

Кучук ответил Эргману дружбой на дружбу.

Во время стоянок в различных портах он вместе с Эли и его семьей выходил на прогулки в город; мог часами возиться с его очаровательными дочками, был хорошим партнером по игре в шашки…

Когда спустя два месяца корабль прибыл в Рио-де-Жанейро, Эргман дал Кучуку адрес своих бразильских родственников, и они договорились встретиться при первой же возможности. Такая возможность подвернулась спустя несколько недель, и Эли Эргман снова начал горячо уговаривать Ицхака Кучука переехать в Израиль, а Кучук стал делать вид, что он раздумывает над этим предложением, но пока никак не может прийти к окончательному решению. Однако лишь словами Эли Эргман не ограничился: вместе со своим другом он направился в местное отделение Сохнута, познакомил там Кучука с целым рядом сотрудников и попросил их рассказать его другу о том, какими правами и льготами он будет пользоваться в качестве нового репатрианта в Израиле. И это тоже было весьма кстати для Якубяна-Кучука: сотрудники Сохнута должны были запомнить его именно в качестве друга романтически настроенного израильтянина.

Затем было теплое прощание с Эргманами, возвращающимися в Израиль, после чего Ицхак Кучук направился из Рио-де-Жанейро в Сан-Паулу и здесь попросил оформить ему бразильский паспорт. В графе «национальность» в паспорте стояло «еврей», и теперь это был уже не фальшивый, а самый что ни на есть подлинный документ.

С новым паспортом Ицхак Кучук и явился к уже знакомым ему сотрудникам Сохнута, чтобы сообщить им, что после долгих раздумий он наконец принял решение вернуться на историческую родину.

В декабре 1961 года Кучук-Якубян вновь оказался в Генуе, куда специально ради того, чтобы дать ему последние инструкции, прибыли и трое высокопоставленных сотрудников египетской Службы безопасности. Главная задача, которая была поставлена перед Якубяном на ближайшее время, заключалась в том, чтобы внедриться в израильское общество и поступить на службу в элитные подразделения или, по меньшей мере, в танковые войска ЦАХАЛа – чтобы добыть как можно больше информации об израильской армии.

С таким напутствием Геворк Якубян и поднялся на борт парохода, который должен был доставить его из Генуи в Хайфу.

* * *

20 декабря 1961 года новый репатриант Ицхак Кучук прибыл в Израиль и прямо из хайфского порта направился в кибуц Дорот – в гости к Эли Эргману.

Эргман, предложив Кучуку гостить у него, сколько тот пожелает, стал всячески помогать другу обжиться на новом месте. Правда, ульпан по изучению иврита в кибуце Дорот Кучука категорически не устроил по той причине, что в нем молодых репатриантов селили по два человека в одной комнате. А потому спустя месяц Кучук переехал в кибуц Негба.

Как и во всех кибуцах, новоприбывшие совмещали в Негбе учебу с работой, однако в особом рвении ни к трудовым, ни к учебным подвигам Ицхак Кучук замечен не был. Большую часть времени он проводил, ухаживая за кибуцными девушками и фотографируя членов кибуца, а также окрестные пейзажи.

Нужно сказать, что в кибуце Ицхак Кучук представился профессиональным фотографом, и потому его страсть к фотографированию подозрений ни у кого не вызывала – за исключением разве что старого секретаря кибуца, ворчащего, что не нравится ему этот парень – и все тут! Еще Ицхак Кучук решительно не нравился разве что родителям 17-летней жительницы кибуца, ставшей его подругой – в том смысле этого слова, в котором его принято употреблять в Израиле. Но зато всем остальным он казался добрым, компанейским, улыбчивым парнем, и когда миновали полгода учебы в ульпане, Кучуку предложили остаться в Негбе.

Однако у молодого «репатрианта» были совсем другие планы на жизнь. Явившись в Министерство абсорбции, он попросил выделить ему социальное жилье в одном из южных районов Ашкелона. Уже потом, на допросе, Якубян-Кучук объяснит, что он старался жить в Негеве или в Ашкелоне, следуя указаниям своего египетского начальства – это позволяло ему находиться как можно ближе к Газе. А близость Газы, в свою очередь, облегчала египтянам поддержание с ним постоянного контакта и предоставляла отличные возможности для побега в случае провала…

В Ашкелоне Кучук снова представился профессиональным фотографом, сообщил всем о своих намерениях открыть в городе фотостудию, но только после того, как он выполнит свой «гражданский долг» и отслужит в ЦАХАЛе.

Как он и ожидал, в ноябре 1962 года ему пришла повестка из военкомата. Однако на призывном пункте Ицхака Кучука (а вслед за ним и его египетских боссов) ждало огромное разочарование: в призыве и в десантные, и в танковые войска ему было отказано, а вместо этого рядовой Кучук был назначен личным водителем начальника Яффского управления гражданской обороны подполковника Шмайи Бакенштейна.

И, разумеется, это было не случайно: ШАБАК пристально следил за каждым шагом Ицхака Кучука с первого дня его приезда в страну. Причем первым, кто попросил Общую службу безопасности обратить внимание на Ицхака Кучука, был… житель кибуца Дорот Эли Эргман. Причем попросил в тот самый день, когда привел своего друга в отделение Сохнута в Рио-де-Жанейро.

Дело в том, что в тот день с друзьями произошел еще один, совершенно пустяковый случай. Эргман повел Кучука в главную синагогу бразильской столицы, и там его египетский друг очень удивился, увидев нити, свисающие из-под мужских рубашек молящихся, и начал расспрашивать Эргмана о том, что это такое.

Эргман объяснил Кучуку, что религиозные евреи, помимо большого «талита»[47], еще носят и малый. Но при этом он сам был в немалой степени удивлен: Кучук постоянно говорил ему, что вырос в религиозной среде и соблюдает еврейские традиции, и вдруг он, светский еврей, должен объяснять ему, что такое «талит катан»[48]?! Время тогда было сложное, и Эргман поделился возникшим в его душе червячком сомнения с сотрудниками ШАБАКа.

А потому как только Ицхак Кучук подал в Сохнут просьбу помочь ему в репатриации в Израиль, данная просьба немедленно была передана в ШАБАК.

Второе обращение в ШАБАК поступило от секретаря кибуца Негба.

– Ну не нравится мне этот парень – и все тут! – сказал он, сидя в кабинете следователя Общей службы.

– А что именно не нравится? – поинтересовался тот.

– Да как вам сказать… – замялся председатель. – Ну, к примеру, то, что он все время говорит о своем еврействе, фотокарточку с могилой матери всем показывает. Ты и смотреть не хочешь, а он показывает, словно старается тебя убедить, что он – еврей. А зачем, если все вокруг евреи?! Или, к примеру, учился он в кибуце очень средненько, а на иврите разговаривает так, как будто уже три-четыре года в стране. Уверен, что он иврит учил еще там, иначе быть не может! А когда его спросил, он ответил, что ничего подобного – просто у него большие способности к языкам… Почему он скрывает, что знал иврит еще до репатриации – этим ведь гордиться надо?!

Наконец, было и третье обращение – от участкового полицейского ашкелонского квартала, в котором проживал Ицхак Кучук. Полицейскому, который сам был репатриантом из Египта, не понравился… акцент Кучука – по нему он безошибочно определил в новом жителе выходца из армянского квартала Каира.

– А что было делать еврею в армянском квартале?! – резонно вопрошал он сотрудников ШАБАКа.

Но самой главной уликой против Ицхака Кучука, вне сомнения, стали те письма с шифрованными докладами, которые он пытался отправлять руководству египетской разведки.

В качестве обратного адреса Кучук указывал какие-то вымышленные данные, а вот само письмо должно было попасть в руки резидента египетской разведки в Вене, Риме или Париже. Однако так как благодаря Жаку Битону адреса всех этих явочных квартир были хорошо известны ШАБАКу, то все посланные на них письма перлюстрировались, после чего решалось, направлять их египтянам дальше или нет. Ну а установить личность отправителя писем вообще было несложно: сначала было выяснено, что все они посланы на Главпочтамт из Ашкелона, затем – из какого именно района Ашкелона, ну а потом следователи ШАБАКа, не особенно удивившись, вышли на Кучука…

К тому времени египетская Служба безопасности, крайне недовольная тем, что ее агенту не удалось проникнуть в боевые части, велела ему демобилизоваться из армии (благо у новых репатриантов старше 25 лет была возможность значительно сократить срок службы) и устроиться в какую-нибудь крупную государственную компанию. Однако выполнить данный приказ Якубян-Кучук не успел: 19 декабря 1963 года, спустя ровно два года после приезда в Израиль, он был арестован совместной группой сотрудников полиции и ШАБАКа.

При обыске в его квартире были найдены радиопередатчик и тетрадь, в которой был записан шифр, используемый им для кодирования своих посланий в Европу. Копии его отчетов, включая отчеты о тех военных базах, которые он посещал вместе с полковником Бакенштейном, стали одной из важнейших улик против Геворка Якубяна.

Молодые следователи ШАБАКа Виктор Коэн и Арье Адар, которым было поручено вести его дело, особенно не мудрствовали. Уже в первый день против арестованного были применены «физические методы воздействия», и на втором допросе Ицхак Кучук начал говорить, подробно рассказав о всем процессе своей вербовки и подготовки к шпионской деятельности в Израиле.

Нужно сказать, что нанесенный Геворком Якубяном ущерб безопасности Израиля был невелик. Точнее, его не было вообще, так как он с самого начала своей деятельности находился «под колпаком» ШАБАКа. Однако чтобы обеспечить еще более надежное прикрытие двойному агенту Жаку Битону, ШАБАК и перед журналистами, и перед судьями выставил Якубяна как особо опасного шпиона. В результате суд приговорил Геворка Якубяна… к 18 годам тюремного заключения. Поданная его адвокатом в Верховный суд апелляция была отклонена. Более того – на заседании Верховного суда приговор Якубяну едва был не ужесточен еще на два года тюрьмы…

* * *

Но отсидеть 18 лет в тюрьме Геворку Якубяну не пришлось. И помогли ему в этом… три израильских торговца, решивших в августе 1965 года купить в Газе партию арбузов. В те дни какие-либо торговые отношения с арабами были категорически запрещены израильской армией и правительством страны, но это не останавливало тех израильтян, которые хотели получит сверхприбыль за счет разницы в ценах на овощи и фрукты в Израиле и в находящейся под египетским контролем Газе.

В ночь на 7 августа 1965 года трое израильтян перешли границу сектора Газа, углубились на ее территорию на несколько десятков метров и вскоре встретились со своими палестинскими партнерами. Начался торг, посреди которого неожиданно появилась патрульная машина ООН. Палестинцы, естественно, побежали в сторону своей деревни, а израильтяне были задержаны солдатами международного воинского контингента как нарушители границы и переданы в руки египтян…

После чего начался уже совсем иной торг – на уровне египетского и израильского МИДов. Поначалу Израилю весьма не понравилось предложение египтян отпустить двух особо опасных террористов (тогда их называли фидаинами) и разведчика Геворка Якубяна в обмен на трех мирных лоточников, однако делать было нечего…

29 марта 1966 года Геворк Якубян был переправлен в Газу в рамках этой сделки, и таким образом египтяне доказали всему миру, что и они не бросают своих людей на произвол судьбы. С тех пор о Геворке Якубяне никто ничего не слышал, и потому автору этих строк совершенно неизвестно, как сложилась его дальнейшая жизнь. Ясно одно: с карьерой разведчика ему пришлось завязать.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.