Глава XI, ГДЕ РЕЧЬ ПОЙДЕТ О ПОДВИГАХ ЭДУАРДА БРЮСА, О ДУГЛАСЕ, О РАНДОЛЬФЕ, ГРАФЕ МЮРРЕЙСКОМ, И О СМЕРТИ РОБЕРТА БРЮСА (1315-1330)

Глава XI,

ГДЕ РЕЧЬ ПОЙДЕТ О ПОДВИГАХ ЭДУАРДА БРЮСА, О ДУГЛАСЕ, О РАНДОЛЬФЕ, ГРАФЕ МЮРРЕЙСКОМ, И О СМЕРТИ РОБЕРТА БРЮСА (1315-1330)

Тебе наверняка будет любопытно услышать о том, что сталось впоследствии с Эдуардом, храбрым и бесшабашным братом Роберта Брюса. В ту пору, надобно тебе знать, почти вся Ирландия находилась под пятой у англичан. Сильно от них устав, ирландские вожди —- по крайней мере, главнейшие из них — предложили Эдуарду Брюсу прийти, выдворить иноземцев и сделаться ирландским королем. Он был не прочь откликнуться на их зов, ибо дух имел дерзновенный и всегда жаждал славы и власти, завоеванной в бою. Эдуард Брюс мог поспорить с братом в воинской доблести, но не в благоразумии и осмотрительности, ведь во всех своих деяниях после убийства Рыжего Комина Роберт Брюс показал себя человеком столь же мудрым, сколь и отважным. Однако он с радостью согласился на то, чтобы Эдуард, всегда стоявший за него горой, был возведен на ирландский престол. Поэтому король Роберт не только дал брату армию для завоевания, но даже сам приплыл в Ирландию с несколькими полками, дабы помочь ему делом. Брюсы выиграли ряд сражений и продвинулись далеко в глубь Ирландии, но англичане превосходили их численностью, да еще многие ирландцы, не жаловавшие Эдуарда Брюса, поднялись против него, так что королю Роберту с братьями пришлось повернуть вспять.

Главнокомандующим у англичан был выдающийся военачальник сэр Эдмунд Батлер, собравший такие силы, какие Эдуарду Брюсу и его венценосному брату Роберту даже не снились. Шотландцам ничего не оставалось, как каждое утро отступать, уклоняясь от сражения с воинством куда более внушительным, чем их собственное.

Я часто повторял тебе, что Роберт Брюс был мудрым и справедливым правителем. Но он был вдобавок добрым и сердобольным человеком, о чем свидетельствует случай, происшедший во время этого отступления. Дело было утром, когда англичане и их ирландские союзники вовсю перли на Брюса, который приказал своему войску быстро ретироваться, ибо пойти на столкновение с более мощной армией в сердце страны, сочувствовавшей его врагам, было бы верхом безрассудства. В ту самую минуту, когда король Роберт занес ногу в стремя, вдруг раздался душераздирающий женский вопль. «Что за беда там стряслась?» — спросил король, и его приближенные объяснили ему причину переполоха. Несчастную женщину, прачку только что разрешившуюся от бремени, намеревались оставить на дороге, так как она не имела сил идти собственными ногами. Роженица кричала от ужаса, уже видя себя и свое чадо в руках ирландцев, чья жестокость стала притчей во языцех. Однако о том, чтобы найти повозку или хотя бы перенести женщину и ее младенца в безопасное место, думать было поздно. Страшная спешка вынуждала бросить их на произвол судьбы.

Услышав эту историю, король Роберт мгновение молчал, разрываясь между состраданием к несчастной и тревогой за армию, которую могло погубить промедление. Наконец он окинул свою свиту горящим взглядом.

— Не бывать этому, господа, — произнес Роберт Брюс. — Пусть никто никогда не скажет, что человек, рожденный женщиной и взлелеянный женской любовью, способен отдать мать и дитя на растерзание дикарям! Как нас ни мало и как ни велик риск, я, разрази меня гром, лучше сражусь с Эдмундом Батлером, чем кину бедняжку. Поэтому немедленно остановите отступление и стройте войско во фронт![39]

Конец у истории был неожиданный. Главнокомандующий английской армии, увидев изготовившихся к битве шотландцев и зная Роберта Брюса как одного из искуснейших действующих стратегов, решил, что из Шотландии подошло большое подкрепление, и не осмелился атаковать. Таким образом, Брюс получил возможность переправить в тыл бедную женщину и ее ребенка, а потом без суеты отойти, нимало не пострадав от задержки.

Однако неурядицы в собственной стране заставили Роберта покинуть Ирландию, препоручив ее завоевание брату Эдуарду 15 октября 1318 года Эдуард, столь же бесшабашный, сколь и отважный, не послушавшись совета лучших своих полководцев, вступил в битву с английским военачальником сэром Пирсом де Бирмингемом. Шотландцы были окружены, но продолжали яростно отбиваться, и Эдуард Брюс подавал им пример, сражаясь в первых рядах. В конце концов, на Эдуарда навалился могучий английский воин по имени Джон Мопас, и их поединок длился, пока они не вышибли друг из друга дух. После боя бездыханное тело Брюса нашли под бездыханным телом Мопаса[40]. После смерти Эдуарда Брюса шотландцы отказались от дальнейших попыток покорить Ирландию.

Роберт Брюс славно правил еще несколько лет, неизменно громя англичан, так что за время его правления шотландцы, казалось, полностью взяли верх над своими соседями. Однако ж мы должны помнить, что Эдуард И, управлявший тогда Англией, был глупым монархом и поддавался дурным влияниям. Поэтому он, естественно, проигрывал в соперничестве с таким умным и опытным предводителем, как Роберт Брюс, который на пути к трону перенес столько тягот и лишений и сделался благодаря этому столь знаменитым, что, как я не раз тебе говорил, даже прослыл одним из лучших воинов и мудрейших государей своей эпохи.

В последний год царствования Роберт Брюс очень ослабел и одряхлел, главным образом из-за болезни под названием проказа, которую он подхватил в трудные и беспокойные дни молодости, когда ему частенько приходилось скрываться в лесах и на болотах и спать прямо на земле под открытым небом. Он доживал жизнь в замке Кардросс на красивейшем берегу реки Клайд, недалеко от того места, где она выносит свои воды в море. Король мог позволить себе единственное развлечение — спускаться по реке к морю на корабле, который служил ему только для прогулок Он больше не в состоянии был ни скакать на своем боевом коне, ни предводительствовать армией.

Пока Брюс угасал, английский король Эдуард II умер, и на смену ему пришел его сын Эдуард III. Впоследствии из него вырос монарх редкого ума и храбрости, но когда он только унаследовал трон, то был еще сущим молокососом, находившимся в полной зависимости от матери, которая ворочала всеми делами с помощью низкого фаворита по имени Мортимер.

Поскольку война между англичанами и шотландцами все еще продолжалась, Брюс отрядил двух своих великих полководцев, Славного лорда Джеймса Дугласа и Томаса Рандольфа, графа Мюррея, предать огню и мечу графства Нортумберленд и Дарем и как можно сильнее потрепать англичан.

У них в распоряжении было около двадцати тысяч легковооруженных конников на низкорослых, но очень быстроногих скакунах. Эти вояки не имели при себе ничего съестного, кроме мешка /овсяной муки, притороченного к седлу вместе с маленькой железной пластиной, на которой они, как на противне, при желании могли печь из муки лепешки. Прочесывая английскую землю, они резали чужой скот, жарили мясо на деревянных вертелах или варили его в содранных с туш шкурах, наливая внутрь немного воды, чтобы огонь не прожег кожу насквозь. Это была варварская стряпня. Они мастерили себе башмаки, а вернее сандалии, не менее варварским способом: вырезали их из невыделанных бычьих шкур и прилаживали к щиколоткам, как теперь прилаживают короткие гетры. Эта своеобразная обувь надевалась шерстью наружу, а потому англичане называли тех, кто ее носил, мохноногими скоттами, а иногда, по цвету шкуры, краснопятыми.

Поскольку такому войску не нужно было ничего за собой тащить, ни провизию, ни снаряжение, шотландцы мчались с невероятной скоростью, от горы к горе и из долины в долину, оставляя за собой разграбленную и разоренную страну. Тем временем юный английский король двигался за ними следом с более внушительной армией, но необходимость везти за собой горы продовольствия и медлительность воинов в тяжелых доспехах мешали ему догнать врагов, хотя он каждый день видел дымы разожженных ими пожарищ. Король Англии был в чудовищной ярости, ибо этот шестнадцатилетний мальчик, несмотря на свою юность, жаждал схватиться с шотландцами и наказать их за те бесчинства, которые они творили на его земле. В конце концов он так устал от ожидания, что пообещал большое вознаграждение любому, кто покажет ему, где находится шотландская армия,

И вот наконец, после того как английская рать жестоко пострадала от голода и изнуряющих переходов через потоки, топи и трясины, в лагерь англичан явился джентльмен по имени Рокби и потребовал награду, обещанную королем. Он де был у шотландцев в плену и те сказали ему, что не меньше мечтают повстречаться с английским королем, чем английский король с ними. Поэтому Рокби отвел англичан к шотландскому стану.

Однако, как неудержимо ни рвался английский король в бой, ринуться на врага ему не удалось, ибо Дуглас и Рандольф, зная о мощи и величине английской армии, расположились на крутом склоне горы над быстрыми и глубокими водами речки Уир, все ложе которой было усеяно громадными валунами, так что англичанам, чтобы атаковать шотландцев, пришлось бы сначала форсировать реку, а потом взбираться по круче под самым носом у неприятеля. На подобную авантюру отважился бы только безумец.

Поэтому король послал шотландским полководцам вызов на битву со следующим предложением: либо они отойдут назад, дав ему возможность без помехи переправиться через реку и не торопясь построить свое войско на другом берегу для честного сражения, либо, если это их больше устроит, он позволит им беспрепятственно перейти на его берег, чтобы помериться с ними силами в равных условиях. Рандольф и Дуглас над этим вызовом лишь посмеялись. Они ответили, что привыкли воевать по собственному разумению, а не по указке короля Англии. Они нагло напомнили королю, что уже много дней жгут и топчут его страну, измываясь над ней как им заблагорассудится. Если королю это не нравится, сказали они, пусть лезет через реку, чтобы задать им жару.

Английский король, решив не спускать глаз с шотландцев, расположился биваком на противоположном берегу в надежде, что нужда в продовольствии заставит их покинуть неприступную высоту. Однако шотландцы в очередной раз продемонстрировали Эдуарду свое проворство, мгновенно снявшись с места и укрепившись на новой позиции, еще более неприступной, чем прежняя. Король Эдуард потянулся следом и опять разбил шатер супротив своих прытких и докучливых врагов, упорно рассчитывая втянуть их в битву на равнине, где ему — при его отменном войске, вдвое с лишком превосходившем шотландское, — ничего не стоило бы одержать победу.

Пока армии стояли вот так друг против друга, Дугласу вздумалось преподать юному королю Англии урок военного мастерства. В ночь на 4 августа 1327 года он с небольшим отрядом отличных конников — числом не более двухсот, но до зубов вооруженных — выехал из шотландского лагеря. Всадники в мертвой тишине переплыли поток и приблизились к английскому биваку, который едва охранялся. Увидев это, Дуглас спокойно, будто он английский офицер, проехал мимо часовых, бросив им через плечо:

—    Разрази меня святой Георгий! Плохо стережете, ребята!

В те времена, надобно тебе знать, англичане обычно клялись святым Георгием, а шотландцы святым Андреем.

Тут Дуглас услышал, как английский солдат, лежавший у костра, сказал своему товарищу:

—    Не знаю, чем кончится наше сидение здесь, но лично я страшно боюсь, как бы Черный Дуглас не сыграл с нами дурную шутку

—    И правильно делаешь, что боишься, — буркнул себе под нос Дуглас.

Так, не будучи узнанным, он проник в глубь расположения английского воинства. Оказавшись там, герой выхватил меч и со своим знаменитым боевым кличем: «Дуглас! Дуглас! Смерть английским татям» — перерезал веревки ближайшего шатра. Его сподвижники тут же принялись подрезать и опрокидывать шатры, рубя и коля англичан, хватавшихся в панике за оружие.

Дуглас прорвался к шатру самого короля и едва-едва не полонил молодого монарха прямо посередь его широко раскинувшегося стана. Однако капеллан и многие приближенные Эдуарда смело встали на его защиту, а юный король между тем ползком вылез наружу, нырнув под полотнище шатра. Капеллан и несколько гвардейцев короля погибли, но весь лагерь уже был на ногах и во всеоружии, поэтому Дугласу ничего не оставалось как ретироваться, что он и осуществил, вихрем промчавшись сквозь скопище англичан в направлении, противоположном тому, откуда явился. Растеряв в суматохе своих людей, Дуглас чуть не пал от руки здоровенного английского парня, замахнувшегося на него огромной дубиной. В конце концов он прикончил здоровяка, хотя ценою неимоверных усилий. Потом затрубил в рог, созывая своих удальцов, не замедливших собраться вокруг него, и вернулся в шотландский лагерь почти без потерь.

Эдуард, глубоко уязвленный пережитым унижением, еще пуще возжаждал наказать дерзких разорителей, и по крайней мере один из них склонялся к тому, чтобы предоставить ему такой случай. Это был Томас Рандольф, граф Мюррейский. Он спросил Дугласа, когда тот вернулся после своей ночной вылазки:

—    Каких дел вы там наделали?

—    Мы кое-кому пустили кровь.

—    Ну вот, — сказал граф, — если бы мы все скопом напали на них среди ночи, мы бы их разгромили.

—    Может, оно и так, но риск был бы слишком велик, — возразил Дуглас.

—    Тогда нам придется вступить с ними в открытый бой, — настаивал Рандольф, — ведь если мы застрянем здесь, то скоро все перемрем с голоду.

—    Ничего подобного, — ответил Дуглас. — Мы обойдем это огромное английское полчище, как лис в басне обошел рыбака.

—    И как ему это удалось? — спросил граф Мюррей.

Тут Дуглас поведал ему следующую историю.

—    Рыбак, — начал рассказывать он, — построил хижину у самой реки, чтобы было сподручно ловить рыбу. Однажды ночью вышел он проверить сети, оставив в очаге догорающий огонь, а когда вернулся, глядь: сидит посреди хижины лис и преспокойно уплетает жирнейшего из пойманных им лососей. «Попался, господин Ворюга! — вскричал рыбак, выхватывая из-за пояса меч и заслоняя собою дверь, чтоб лис не удрал. — Сейчас ты умрешь лютой смертью!» Бедный лис стал озираться по сторонам в поисках какой-нибудь дырки, через которую можно было бы улизнуть, но ничего не увидел. Тогда он сдернул зубами холстину, прикрывавшую постель, и втянул ее в очаг. Рыбак кинулся вытаскивать из огня холстину — лис шмыг в дверь с лососем в зубах и был таков. Вот и мы, — продолжал Дуглас, — ускользнем от громадной английской рати с помощью хитрости, не ввязываясь в опасную схватку с подобной силищей.

Рандольф согласился действовать так, как советует Дуглас, и шотландцы разожгли по всему лагерю высокие костры, принялись шуметь, галдеть и трубить в рога, как они делали каждый раз, располагаясь на ночлег. А между тем Дуглас приказал своим воинам проложить дорогу через непроходимую топь, раскинувшуюся позади. И те прорыли в торфе канаву глубиною до самой земли и завалили ее хворостом. Без такой подстилки армия просто увязла бы в болоте. Вот по этому-то переходу, о котором англичане не подозревали, Дуглас и Рандольф увели под покровом ночи всех, кто находился с ними. Не оставив на милость врагов даже жалкого мальчишки-посыльного, они двинулись прямиком в Шотландию, смертельно разочаровав и оскорбив англичан. Велико же было изумление последних, когда утром их взорам открылось пустое шотландское становище, где они не нашли ни одной живой души, кроме привязанной к деревьям тройки английских пленников, у которых оказалось язвительное послание к английскому королю следующего содержания: ежели государь разгневан их поступком, пусть идет в Шотландию и там с ними сквитается.

Этот знаменитый лагерь шотландцев располагался в лесу Уирдейл, в епископстве Дарэм, а дорога, которую они соорудили для отступления, до сих пор называется Торфяной Просекой.

После этого с Робертом Брюсом был заключен мир на очень почетных для Шотландии условиях. Английский король отказался от всех притязаний на господство над ней и, более того, помолвил свою сестру, принцессу Иоанну, с сыном Роберта Брюса Давидом. Этот очень выгодный для шотландцев договор назывался Нортгемптонским, потому что подписан был в городе Нортгемптоне в 1328 году.

Благородный король Роберт ненадолго пережил это радостное событие. Ему едва исполнилось пятьдесят четыре года, но, как я уже говорил, его здоровье было подорвано перенесенными в юности испытаниями, и, в конце концов, он расхворался не на шутку. Поняв, что уже не поправится, король собрал вокруг своего ложа вельмож и советников, которым по-настоящему доверял. Он сказал им, что теперь, когда смерть его близка, он горько сожалеет обо всех дурных поступках, совершенных им в жизни, и особенно о том, что в приступе гнева заколол Комина, подняв на него руку в церкви, пред алтарем. Еще Брюс сказал, что, если бы пожил подольше, то непременно отправился бы в Иерусалим, биться с сарацинами, завладевшими Святой землей, чтобы хоть как-то искупить сотворенное им зло. Но поскольку дни короля были сочтены, он попросил своего дражайшего друга и храбрейшего воина, все того же Славного лорда Джеймса Дугласа, отвезти в Святую землю его сердце.

Чтобы ты постиг смысл этой просьбы, я должен тебе рассказать, что в ту пору племя, называвшееся сарацинским и чтившее лжепророка Магомета, завоевало Иерусалим и другие города и веси, упоминаемые в Священном писании. И паломники христиане, проделывавшие далекий путь из Европы, чтобы поклониться тем местам, где было сотворено столько чудес, очень страдали от издевательств безбожников сарацин. Поэтому легионы христиан из всех уголков всех государств Европы шли сражаться с сарацинами, веря, что кладут себя на алтарь религии и что все их грехи будут прощены всемогущим Господом, если они поучаствуют в этой войне, которую называли священной. Ты, может быть, помнишь, что Брюс подумывал отправиться в такой поход, когда почти потерял надежду вернуть корону Шотландии, теперь же он хотел, чтобы его мертвое сердце было перевезено в Иерусалим, о чем и попросил лорда Джеймса Дугласа. Дуглас горько плакал, давая обещание выполнить это поручение — последний знак доверия и дружеской привязанности Брюса.

Вскоре после этого, 7 июня 1329 года, король скончался в Кардроссе, и его сердце было извлечено из груди и набальзамировано, то есть пропитано душистыми маслами и смолами, чтобы оно долго не поддавалось тлению. Затем Дуглас приказал выковать из серебра специальную ладанку, положил в нее Брюсово сердце и повесил эту ладанку себе на шею на шелково-золотом шнурке. И он пустился в Святую землю с блестящим эскортом, состоявшим из храбрейших мужей Шотландии, которые, желая показать, чего они стоят и как скорбят по своему доблестному королю Роберту Брюсу, решили сопроводить его сердце в град Иерусалим. Для Шотландии было бы гораздо лучше, если бы Дуглас и последовавшие за ним рыцари остались дома защищать собственную страну, которой очень скоро до зарезу понадобилась их помощь.

Тем паче, что Дуглас так и не достиг цели своего путешествия. По пути в Палестину он высадился на берег Испании, где сарацинский король, султан Гранады, звавшийся Османом, нагло захватывал владения Альфонсо, испанского короля Кастилии. Король Альфонсо осыпал Дугласа всевозможными почестями и отличиями, и народ повалил отовсюду толпами, чтобы хоть глазком взглянуть на великого воина, чья слава докатилась до самых отдаленных окраин христианского мира. Король Альфонсо легко убедил шотландского графа в том, что он окажет неоценимую услугу христианскому делу, если поможет изгнать из Кастилии гранадских сарацин, прежде чем двинется далее в Иерусалим. Так лорд Дуглас и его попутчики стали участниками грандиозной битвы с Османом и без труда обратили в бегство тех сарацин, что стояли против них. Но совершенно не представляя себе, как воюет восточная конница, шотландцы слишком долго гнались за маврами, и те, увидев, что их преследователи рассыпались и отдалились друг от друга, вдруг повернули назад с громким криком «Алла илля Алла» — боевым кличем сарацин — и окружили шотландских рыцарей и сквайров, скакавших слишком быстро и оторвавшихся от своих.

В образовавшейся свалке Дуглас заметил сэра Уильяма Сент-Клера Рослинского, отчаянно отбивавшегося от мавров, облепивших его со всех сторон и махавших своими саблями. «Вон там сгинет достойный рыцарь, — вскричал Дуглас, — если сию минуту не подоспеет помощь». С этими словами он сорвался с места и поспешил ему на выручку, но мгновение спустя сам оказался в плотном кольце мавров. Когда граф понял, что ему ни за что не пробиться сквозь накатившую на него вражескую лавину, он сорвал с шеи сердце Брюса и, обращаясь к нему, как к живому королю, молвил: «Предводительствуй в битве, как ты делал всегда, а Дуглас последует за тобой или умрет»[41]. Потом он метнул серебряную ладанку в гущу врагов и, устремившись туда, где она упала, был убит. Тело Дугласа нашли лежащим на ладанке, как будто он накрыл ее собою в последнем стремлении уберечь сердце друга.

Сей Славный лорд Джеймс Дуглас был одним из искуснейших и умнейших воинов, когда-либо державших в руках меч. По преданию, он выдержал семьдесят сражений, из которых проиграл тринадцать и выиграл пятьдесят семь. Англичане обвиняли его в жестокости. Говорят, он так люто ненавидел английских лучников, что, захватив в плен одного из них, велел то ли выколоть ему правый глаз, то ли отрубить большой палец правой руки. История с Дугласовым Хоронилищем тоже вызывает трепет. Однако нельзя забывать, что в ту пору вражда между двумя странами перехлестывала через край и, кроме того, лорд Джеймс был очень расстроен тогда смертью своего верного слуги Томаса Диксона. Обычно же он проявлял к пленным доброту и участие. Шотландские историки характеризуют Славного лорда Джеймса как человека, никогда не терявшего голову в беде и никогда не упивавшегося успехом. Они пишут, что в мирное время он держался скромно и тихо, но преображался в день сражения. Он был высок, силен и строен, смуглокож и темноволос, за что его и прозвали Черным Дугласом. В разговоре он слегка пришепетывал, но это придавало ему особое обаяние. Несмотря на то, что граф был отчаянным рубакой, лицо его не пострадало в схватках. При дворе короля Альфонсо один бесстрашный испанский рыцарь, чьи скулы и лоб были покрыты отметинами от маврских сабель, выразил удивление тем, что на коже Дугласа не заметно шрамов. Дуглас скромно ответил, что благодарен Господу, который всегда поддерживал его руку; когда требовалось защитить лицо.

Многие из эскорта Дугласа полегли в той битве, в которой пал он сам. Остальные решили не продолжать путешествия в Иерусалим, а вернуться в Шотландию. После гибели Славного лорда Джеймса члены семейства Дугласов стали изображать на своих щитах окровавленное сердце, увенчанное короной, в память о походе лорда Джеймса в Испанию с сердцем Брюса на груди. Я уже объяснял тебе, рассказывая раньше о Вильгельме Льве, что в древности такие эмблемы чеканились на щитах, чтобы по ним воины узнавали друг друга на поле боя, где их лица скрывались под забралами шлемов, и что теперь, когда никто больше не воюет в доспехах, родовые гербы — так называются эти эмблемы — вырезаются на печатях, гравируются на серебряной посуде или рисуются на экипажах.

Вот любопытный пример. Среди отважных рыцарей, состоявших в свите Дугласа, был некий сэр Саймон Локхард из Ли, и ему доверили отвезти сердце Брюса на родину. Впоследствии он сделал своей гербовой эмблемой, которую носил на щите, человеческое сердце с висящим на нем замком, в память о Брюсовом сердце, запертом в серебряной ладанке. По этой причине люди переименовали его из Локхарда (что значит: Запри крепко) в Локхарта (Запри сердце), и все потомки сэра Саймона зовутся теперь Локхартами. Ты когда-нибудь слышал это имя, разлюбезный Малютка Джон?

Итак, уцелевшие шотландские рыцари вернулись домой. Они привезли назад сердце Брюса и прах Славного лорда Джеймса. Последний был погребен в церкви Пресвятой Девы, где Томас Диксон и Дуглас так страшно отпраздновали Вербное воскресенье. Брюсово сердце упокоилось под высоким алтарем в Мелрозском аббатстве. Что до его тела, то оно было положено в усыпальницу посреди церкви в Данфермлине и накрыто мраморной плитой. Со временем церковь обветшала, и кровля ее обрушилась, разбив вдребезги надгробье, так что никто не мог сказать, где оно находилось. Но незадолго до того, как появился на свет досточтимый Малютка Джон, то есть, по моим прикидкам, лет шесть или семь назад, когда восстанавливали церковь в Данфермлине, рабочие, разбирая завалы, нашли — только вообрази! — фрагменты мраморной надгробной плиты Брюса. Тогда они принялись копать вглубь в надежде обнаружить останки знаменитого монарха и, отрыв, наконец, скелет высокого человека, заключили, что он наверняка принадлежал Роберту Брюсу, во-первых, потому, что Брюс, как известно, был похоронен в золототканом саване, частицы которого во множестве сохранились на скелете, а во-вторых, потому, что грудину явно распиливали, чтобы извлечь сердце. Из Суда по делам казначейства тут же поступило распоряжение беречь останки как зеницу ока до окончания отделки новой гробницы, в которую они и были уложены с превеликим почтением. Это событие привлекло массу благородных господ и дам и почти весь простой люд из окрестностей. Поскольку церковь не вместила и половины собравшихся, им позволили пройти через нее вереницей, чтобы каждый, как бедный, так и богатый, смог увидеть то, что осталось от великого короля Роберта Брюса, восстановившего шотландскую монархию. Многие проливали слезы над пустым черепом, который некогда был умнейшей головой, дерзновенно помышлявшей об освобождении страны, и над сухой костью, которая некогда была твердой рукой, одним ударом уложившей Генри де Боэна — между двумя противостоящими ратями, вечером накануне битвы при Баннокберне.

Миновало больше пяти столетий с того дня, когда тело Брюса было впервые опущено в могилу, и за это время умерли миллионы и миллионы людей, чьи останки не более узнаваемы, а имена не более известны, чем остовы и клички неразумных животных! Сердце замирало от сознания того, что мудрость, отвага и патриотизм короля сумели так надолго сохранить его в памяти народа, которым он когда-то правил. Но ты должен уразуметь, дорогой мой малыш, что желательно запомниться людям достохвальными и патриотическими деяниями, каковы были деяния Роберта Брюса. Лучше уж монарху кануть в реку забвения наравне с последним холопом, чем войти в историю тираном и притеснителем.