47. Почему Ленину и Троцкиму пришлось менять планы

47. Почему Ленину и Троцкиму пришлось менять планы

Проекты превратить Россию в царство рабов, бесплатно трудящихся как будто бы «ради светлого будущего», а в действительности на благо иностранных толстосумов, остались нереализованными. Потому что со второй половины 1920 г. уже вся страна заполыхала крестьянскими восстаниями. В Тамбовской и Воронежской губерниях разгоралась «антоновщина», Левебережную Украину охватила «махновщина», на Правобережной Украине оперировала Повстанческая армия атамана Тютюнника, многочисленные самостоятельные «батьки». По Омской, Тюменской, Екатеринбургской, Челябинской, Оренбургской губерниям покатилось восстание, которое возглавил Сибирский крестьянский союз. Другой очаг мятежа захлестнул Алтайскую и Томскую губернии. На Урале бурлило восстание Сапожкова, в Башкирии — Валидова. Восстали Дагестан, Армения, Якутия. Множество отрядов «зеленых» действовало на Кубани, Северном Кавказе, Дону, в Карелии, Крыму, Белоруссии[440].

Подавляли, как обычно, круто. О действиях карателей на Кубани шли донесения в штаб 9-й армии:

«Станица Кабардинская — обстреляна артогнем. Сожжено 8 домов… Хутор Кубанский — обстрелян артогнем… Станица Гурийская — обстреляна артогнем, взяты заложники. Хутор Чичибаба и хутор Армянский — сожжены дотла… Станица Божедуховская — сожжено 60 домов. Станица Чамлыкская — расстреляно 23 человека… Станица Лабинская — 43 человека… Станица Псебайская — 48 человек… Станица Ханская — расстреляно 100 человек, конфисковано имущество, и семьи бандитов отправлены в глубь России…»

На Тамбовщине уничтожали заложников. Приказ оперштаба Тамбовской ЧК от 1 сентября 1920 г. гласил:

«Провести к семьям восставших беспощадный красный террор… арестовывать в таких семьях всех с 18-летнего возраста, не считаясь с полом, и если бандиты выступления будут продолжать, расстреливать их. Села обложить чрезвычайными контрибуциями, за неисполнение которых будут конфисковываться все земли и все имущество».

Возмущенные отклики, как эти меры проводились в жизнь, попадали даже в советские газеты. Тамбовские «Известия» сообщали, что 5 сентября было сожжено 5 сел, 7 сентября казнено 250 человек.

«Расстреливали и детей, и родителей. И мы найдем засвидетельствованные и такие факты. Расстреливали детей в присутствии родителей, и родителей в присутствии детей»[441].

Однако несмотря на все жестокости восстания не утихали, а ширились. И, кстати, во многом это определялось именно окончанием гражданской войны. Ведь прежде все трудности, беды и необходимость «затянуть пояса» объявлялись временными. Дескать, суровая необходимость. А победим «беляков» — и все встанет на свои места. Но победа была достигнута, а продразверстка, репрессии и прочие прелести «военного коммунизма» не отменялись. Напротив, они укреплялись, дополнялись новыми мероприятиями в том же направлении. И даже те, кто прежде терпел, стали браться за винтовки, обрезы, вилы.

Нет, сперва Советское правительство отступать и давать поблажки совершенно не собиралось, а сопротивление стремилось пресечь чисто силовыми методами. 19.10.1920 г. Ленин писал о восстании на Тамбовщине Дзержинскому и командующему войсками ВОХР Корневу:

«Скорейшая (и примерная) ликвидация безусловно необходима».

В полном собрании сочинений Ленина сохранились аналогичные телеграммы на Урал, на Украину и в другие регионы[442]. 8 марта 1921 г., на X съезде РКП(б) Владимир Ильич подтвердил неизменность политики «военного коммунизма»:

«Свобода торговли немедленно приведет к белогвардейщине, к победе капитализма, к полной его реставрации».

Как отмечалось в прошлой главе, на этом же съезде Троцкий озвучивал свои планы создания «трудовых армий».

Однако в те же самые дни, когда заседал X съезд, восстал Кронштадт. Белогвардейцы, находившиеся в турецких лагерях, в Польше, Германии, Прибалтике, получив известия о мятеже матросов, воспрянули духом. Получив помощь извне, такая крепость как Кронштадт могла держаться долго. Путь на Петроград был открыт! Да и в самом Питере начались волнения, забастовки. В Копенгагене стояла англо-французская эскадра из 14 кораблей… Но Запад для поддержки восставших пальцем о палец не ударил. А на мольбы Врангеля перебросить его части на Балтику союзники предпочли не отреагировать… Ну а большевики действовали оперативно. Троцкий мгновенно, пока не вскрылся лед в Финском заливе, сосредоточил здесь надежные войска. И, не считаясь с потерями, бросил их по льду на штурм. 18 марта Кронштадт пал. По распоряжению Льва Давидовича была учинена «образцовая» расправа. Расстреляли 2103 повстанца — не считая убитых во время приступа и раненых, которых приканчивали на месте. Еще 1400 заложников казнили в Петрограде и Ораниенбауме. 5 тыс. кронштадтцев отправили в Северные лагеря, где они тоже были уничтожены.

И все же мятеж напугал большевиков. Против них стали поворачивать оружие те, кого принято было считать «опорой». Из-за этого Ленин решился на экстренную смену курса. Если 8 марта он резко возражал против свободы торговли, то всего лишь через неделю уже убеждал делегатов в обратном. Доказывал, что в некоторых уступках частному сектору нет ничего страшного, поскольку власть остается в руках «рабочего класса». Продразверстку демонстративно отменили, вводя вместо нее продналог. Столь же демонстративно было разрешено «обменивать» излишки продукции. Вот так и родилась «новая экономическая политика». Хотя сперва Ленин рассматривал уступки как временные, тяжело переживал из-за них, говорил Стасовой о вынужденном «отступлении»[443]. А в одном из писем Троцкому указывал:

«Государственный капитализм в государстве с пролетарской властью, может существовать лишь ограниченный и временем, и областью распространения, и условиями своего применения, способам надзора за ним и т. д.»[444]

Но и провозглашенный НЭП успокоения стране не принес! Ни малейшего. Крестьяне большевикам больше не верили. Впрочем, они и не особо почувствовали разницу. Ведь и прежняя продразверстка официально именовалась «чрезвычайным налогом». И сам по себе новый продналог оставался очень высоким. И выколачивать его взялись прежними мерами, наездами продотрядов, грабежами[445]. Наконец, НЭП был продекларирован на словах, но на практике вводился не сразу и не везде. Под теми или иными предлогами его в разных регионах пытались задержать, спустить на тормозах. Например, на Урале, в Сибири, на Украине объявляли, что крестьяне «задолжали» Советской власти за то время, когда они находились под властью белых, и по-прежнему собирали продразверстку.

А в ответ и восстания разгорались все сильнее. В подобной обстановке волей неволей приходилось отказываться от идеи «трудовых армий» — они стали бы слишком взрывоопасными (и организованными) контингентами. Но и обычные красноармейские части против крестьян были ненадежными. На усмирение снова бросались полки «интернационалистов» — латыши, эстонцы, венгры, евреи. Направляли курсантов. Формировали отряды ЧОН (части особого назначения) из коммунистов и комсомольцев. В области восстаний перебрасывали Реввоентрибуналы Троцкого, карательные подразделения, действовавшие при «зачистках» Крыма и других «освобожденных» районов. Применялись и «перетасовки» — казаков бросали против махновцев, против башкир, части из русских и украинских крестьян — против казаков и т. д. Устраняли потенциальных лидеров народного сопротивления, как убили без суда и предъявления какой бы то ни было вины командарма 2-й Конной Миронова[446].

Большинство красноармейцев стали спешно демобилизовать, пока не взбунтовались вслед за Кронштадтом. Но, приезжая домой, они видели, что там творится. И за счет этого притока начали разрастаться формирования зеленых. Пополнялись уже не бунтующими мужиками и бабами, а обученными, обстрелянными солдатами. Снова русский народ был расколот, и шла война «брат на брата». И теперь дрались друг против друга те, кто еще вчера сражались вместе в рядах Красной армии, вместе одолевали белогвардейцев и интервентов! Резались, рубились, погибали… За что?.. Наверное, многие и сами уже не могли бы ответить на этот вопрос, настолько людей задурили, запутали, сбили с толку. Одни выступали за «советы без коммунистов». Другие, как Махно, допускали и коммунистов — но пусть будут на равных с другими партиями. Восстания пытались возглавлять эсеры, анархисты — которые по своим партийным установкам вряд ли были чем-то лучше большевиков. Иногда верховодили националисты. Часто крестьянам уже всякая политика в печенках сидела, и они добивались лишь того, чтобы их не грабили продразверсткой и не расстреливали. И дальше своего села или волости идти не желали. Себя «освободить», а другие пусть сами решают.

Но все это оборачивалось кровью. И гораздо больше проливалось ее не в боях. Главным методом подавления стал террор. На Тамбовщине приказ Антонова-Овсеенко и Тухачевского № 116 от 23.6. 1921 г. гласил:

«Опыт первого боевого участка показывает большую пригодность для быстрого очищения от бандитизма известных районов по следующему способу чистки. Намечаются особенно бандитски настроенные волости, и туда выезжают представители уездной политической комиссии, особого отдела, отделения военного трибунала и командования вместе с частями, предназначенными для проведения чистки. По прибытии на место волость оцепляется, берутся 60–100 видных лиц в качестве заложников, и вводится осадное положение. Выезд и въезд в волость должны быть на время операции запрещены. После этого собирается полный волостной сход, на коем прочитываются приказы Полномочной Комиссии ВЦИК № 130 и 171 и написанный приговор для этой волости. Жителям дается 2 часа на выдачу бандитов и оружия, а также бандитских семей, и население ставится в известность, что в случае отказа дать упомянутые сведения заложники будут расстреляны… Если население бандитов и оружия не указало по истечении двухчасового срока, сход собирается вторично, и взятые заложники на глазах у населения расстреливаются, после чего берутся новые заложники и собравшимся на сход вторично предлагается выдать бандитов и оружие…»[447].

Но и в том случае, если бы жители выразили покорность, отдали припрятанные винтовки и обрезы, согласились сообщить, где скрываются зеленые, этим не следовало удовлетворяться. В подобной ситуации предписывалось разбить крестьян на сотни, «и каждая сотня пропускается для опроса через опросную комиссию (представители особого отдела и военного трибунала). Каждый должен дать показания, не отговариваясь незнанием. В случае упорства проводятся новые расстрелы и т. д. По разработке материала, добытого из опросов, создаются экспедиционные отряды с обязательным участием в них лиц, давших сведения, и других местных жителей, и отправляются на ловлю бандитов. По окончанию чистки осадное положение снимается, водворяется ревком и милиция».

В других регионах усмирение тоже достигалось, главным образом, карами мирного населения. Приказ № 69 по Киевскому округу предписывал «применение массового террора против зажиточных крестьян вплоть до истребления их поголовно». Как разоружали крестьян Левобережной Украины, описывает в своих мемуарах генерал П. Григоренко. В село приходил карательный отряд, назначал семь заложников и давал 24 часа для сдачи оружия. Потом шли с обыском. Находили обрез — возможно, подброшенный специально, — заложников расстреливали, назначали еще семерых и давали еще 24 часа. По воспоминаниям генерала, тот отряд, который орудовал у них, ни в одном селе не расстреливал меньше трех партий.

На Правобережной Украине только по официальным советским данным в ходе «малой гражданской» было убито и расстреляно свыше 10 тыс. повстанцев и их сторонников. Столько же уничтожили на Южном Урале. В Томской губернии число расстрелянных достигло 5 тыс. человек. В Бузулуке собрали разоруженных пленных с семьями и казнили 4 тыс., в Чистополе — 600, в Елатьме — 300[448]. Повсюду репрессии сопровождались издевательствами, разгулом садизма. Поскольку среди заложниц было много баб, девок, сплошь и рядом перед расстрелом они подвергались изнасилованиям. На Тамбовщине среди повстанцев попадались партийные эсерки. Их ради пущего поругания гоняли голыми перед строем, публично тешились с ними, потом секли и только после этого казнили.

Для того, чтобы навести ужас посильнее, применялись и другие кары. Людей сжигали в избах и сараях, топили, вешали, распинали. В Арской волости Казанского уезда ставили крестьян на колени партиями по 30 человек и рубили головы шашками. В Сибири сажали на муравьиные кучи, привязывали раздетыми к деревьям, отдавая на расправу таежному гнусу. В Керенске при допросах запирали в раскаленную баню. В Воронежской и Орловской губерниях пытали кипятком, а зимой замораживали, обливая водой на морозе. В Малоархангельском уезде сажали на раскаленную плиту. В Николаеве и Луганске тоже замораживали, допрашивали с помощью плоскогубцев, игл, резали тело бритвой. В Петропавловске изуродованные трупы заложников выставлялись для устрашения на базаре, в мясных рядах.

В качестве «профилактических» мер применялись коллективные порки. Или фиктивные расстрелы. Сгоняли все население деревни за околицу и заставляли рыть себе могилы. Разрешали помолиться перед смертью, потом приказывали снимать одежду и в одном исподнем или в чем мать родила строили всех перед пулеметом. Преднамеренно тянули время, позволяя «проститься» друг с другом, зачитывая длинный приговор. После чего давали очередь вверх и объявляли, что Советская власть их, так и быть, прощает. В последний раз. Или заменяли кару на более мягкую — расстрел каждого десятого и т. д. Предполагалось, что после такого испытания бунтовать больше не потянет…

И все равно, несмотря ни на какие жестокости, восстания не прекращались. В сентябре 1921 г. правительству пришлось пойти на дальнейшие уступки. Ограничить продналог, отменить выколачивание «недоимок». Была расширена и свобода крестьян распоряжаться излишками своей продукции. И только теперь вместо округлых слов «распределение», «продуктообмен» наконец-то было допущено в обиход слово «торговля». Между прочим, Ленин опять пошел на это скрепя сердце, считал еще одним шагом назад от коммунизма.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.