«Нам не нужно менять политику»

«Нам не нужно менять политику»

М. С. Горбачев утверждает, что новое заседание Политбюро началось в 14.00. Из дневника В. И. Воротникова явствует, что оно открылось в 15.00.

К тому времени расклад сил в Политбюро был ясен. Поэтому, встретив перед заседанием Михаила Сергеевича, В. И. Долгих поинтересовался, готова ли у него «тронная речь». «Горбачев засмеялся и ответил, что он назначил людей написать речь для того, кто будет назначен, чтобы ее произнести»[2867].

Если протокол заседания Политбюро 10 марта 1985 г. нам неизвестен, то протокол 11 марта 1985 г. сохранился[2868] и опубликован[2869].

11 марта 1985 г. на заседании Политбюро под председательством М. С. Горбачева «присутствовали тт. Алиев Г. А., Воротников В. И., Гришин В. В., Громыко A. A., Кунаев Д. А., Романов Г. В., Соломенцев М. С., Тихонов H. A., Демичев П. H., Долгих В. И., Кузнецов В. В., Пономарев Б. Н., Чебриков В. М., Шеварднадзе Э. А., Зимянин М. В., Капитонов И. В., Лигачев Е. К., Русаков К. В., Рыжков Н. И.»[2870].

«В часы заседания Политбюро, на котором решалась проблема будущего руководителя партии и страны, – вспоминал А. Н. Яковлев, – Крючков пригласил меня в здание разведки. Он сослался на то, что в приемной Политбюро у него «свой» человек, и мы таким образом будем в курсе всего происходящего»[2871].

Обратите внимание: в этот ответственный момент А. Н. Яковлев и В. А. Крючков были вместе и не где-нибудь, а в Ясенево, в резиденции ПГУ КГБ СССР. «Свой» человек В. А. Крючкова «в приемной Политбюро» – это уже упоминавшийся Е. Калгин, который пришел в аппарат ЦК вместе с Ю. В. Андроповым из КГБ.

Показательно, что, открыв заседание 11 марта в 15.00, М. С. Горбачев снова предоставил слово Е. И. Чазову.

Но зачем? Ведь он уже информировал секретарей, кандидатов в члены Политбюро и членов Политбюро о смерти К. У. Черненко вечером 10 марта? Одно из двух: или эта информация в каких-то важных деталях должна была отличаться от информации, прозвучавшей накануне, или же это делалось для того, чтобы, составив протокол заседания Политбюро 11 марта, скрыть таким образом факт предшествовавшего вечернего заседания.

Однако М. С. Горбачев упустил из вида две вещи. Продублировать предшествовавшее заседание было невозможно, так как на нем принималось решение о созыве пленума ЦК КПСС, о создании комиссии по похоронам и обнародовании информации о смерти К. У. Черненко. Игнорирование этого и привело к тому, что фальсификация «рабочей записи» заседания Политбюро 11 марта, обнародованная в 1993 г., оказалась неудачной.

После выступления Е. И. Чазова Михаил Сергеевич поставил вопрос о необходимости избрания генсека. Вслед за этим сразу же поднялся А. А. Громыко и предложил кандидатуру М. С. Горбачева. «Все произошло мгновенно, неожиданно, – вспоминает Е. К. Лигачев. – Я даже не помню, просил ли он слова или не просил»[2872].

«После смерти Устинова, – вспоминал В. И. Болдин, – Громыко стал своеобразным старейшиной Политбюро. И его слово значило очень много. Важен был и эффект неожиданности. Еще пару дней назад Громыко в разговорах высказывался против Горбачева, а тут на тебе – за. Значит, он знает то, чего не знают другие. Блок противников Горбачева – Тихонов, Гришин, Громыко – распался»[2873].

Затем слово взял Н. А. Тихонов, за ним все остальные. Зазвучали гимны и оды новому генсеку[2874]. Но было бы наивно видеть в этих выступлениях проявление искренних чувств. По существу, это была присяга на верность.

Сравнивая заседания Политбюро 11 марта с заседанием 10 марта, Е. К. Лигачев пишет: «Как все это не походило на предыдущее заседание, происходившее всего лишь накануне вечером»[2875].

«Прямо скажу: если бы в Политбюро или в ЦК, – утверждает М. С. Горбачев, – возникла дискуссия по этому вопросу, я снял бы свою кандидатуру, потому что для меня уже было ясно, что мы должны, выражаясь словами наших итальянских друзей, «пойти далеко»[2876].

Однако, выступая на этом заседании, Михаил Сергеевич, хотя и заявил, что партия должна продолжать движение вперед, но специально подчеркнул, что для этого «нам не нужно менять политику»[2877].

«На заседании Политбюро – пишет М. С. Горбачев, – не было Щербицкого. Он во главе парламентской делегации был в Америке и вернулся уже к самому Пленуму». Причем «Арбатов, который был с ним в поездке, утверждал, что Щербицкий сразу принял решение возвращаться и твердо сказал, что будет поддерживать Горбачева»[2878].

Однако, как явствует из воспоминаний Г. А. Арбатова, на Пленум В. В. Щербицкий не успел, ничего в них не говорится и о поддержке им М. С. Горбачева[2879].

В. К. Врублевский, писал, что В. В. Щербицкий не видел альтернативы М. С. Горбачеву и на пленуме голосовал бы за него[2880]. Однако помощник К. У. Черненко В. А. Печенев утверждал: «Насколько я знаю от человека, застрявшего в Америке вместе с Щербицким, когда они все-таки вылетели в Москву, тот сказал, что генеральным будет Гришин». Из этого В. А. Печенев делает вывод, что «какие-то договоренности среди старых членов Политбюро об избрании Гришина существовали»[2881].

В связи с этим немаловажное значение имеет вопрос: почему же В. В. Щербицкий не успел в Москву к началу Пленума?

Отвечая на этот вопрос, В. К. Врублевский писал, что прямого рейса Сан-Франциско – Москва не было. Поэтому первоначально требовалось добраться до Нью-Йорка. Сюда должен был прилетать советский «Ил» с Кубы. И уже на нем делегация могла вылететь в Москву. «Этим, – писал он, – и объясняется наша вынужденная задержка в Сан-Франциско». Делая такое заключение, В. К. Врублевский сопроводил его следующим примечанием: «Так ли происходило на самом деле или было решено попридержать Щербицкого за границей, от греха подальше, судить не берусь»[2882].

От Кубы до Нью-Йорка намного ближе, чем от Сан-Франциско. Поэтому пока советская делегация добиралась из Сан-Франциско до Нью-Йорк советский «Ил» с Кубы уже мог ожидать ее в нью-йоркском аэропорту. Если же этого не произошло, значит, задержка была создана искусственно. По утверждению В. И. Болдина, «эту задержку» организовали «ребята Чебрикова из КГБ»[2883].

Однако к ней были причастны не только «ребята Чебрикова».

«Когда в воскресенье днем, – вспоминает, имея в виду 10 марта, Д. Мэтлок, – мы вернулись домой, то, едва переступив порог, услышали телефонный звонок». Звонил заместитель помощника государственного секретаря Марк Палмер, который вел [дела], «связанные с Советским Союзом и Восточной Европой». М. Палмер поставил Д. Мэтлока в известность о том, что Щербицкий получил распоряжение немедленно вернуться в Москву и просит о содействии. Д. Мэтлок согласился содействовать предоставлению ему военного самолета для того, чтобы советская делегация могла добраться из Сан-Франциско до Нью-Йорка и здесь пересесть на советский авиалайнер. Причина подобной спешки у американских дипломатов не вызывала сомнений, поэтому одновременно был решен и вопрос о «поездке в Москву на очередные похороны»[2884].

Таким образом судьба вопроса о новом генсеке оказалась не только в руках КГБ, но и Государственного департамента США. И хотя подать военные самолеты в Сан-Франциско можно было почти сразу же, руководство американских ВВС не стало спешить.

«И, – вспоминает Б. И. Стукалин, – пошли томительные часы неизвестности и смутной тревоги». «Далеко за полночь» по американскому телевидению уже обсуждали слухи о смерти К. У. Черненко, а ВВС не спешили оказывать помощь В. В. Щербицкому и его спутникам. «Вылет затягивался. Как сообщили нам хозяева, пилоты двух самолетов, предоставленных в распоряжение делегации, гуляют в припортовых кабачках, их усиленно ищут. Один из самолетов оказался готов только около 10 часов утра и мы немедленно вылетели в Нью-Йорк»[2885].

Как мы уже знаем, Б. И. Стукалин использовал в своих воспоминаниях московское время. Следовательно, первый самолет вылетел из Сан-Франциско около 10 часов утра 11 марта.

Таким образом, задержка советской делегации произошла в Сан-Франциско, и следовательно, не по вине КГБ СССР, а по вине Государственного департамента США, который таким образом принял участие в избрании М. С. Горбачева новым генсеком.

Учитывая дорогу, в Нью-Йорк В. В. Щербицкий мог прибыть в 7.30 по вашингтонскому времени или же в 15.30 по московскому.

«В Нью-Йорке, – вспоминал Г. А. Арбатов, – где мы должны были пересесть из американского самолета на наш, делегацию встречали представители конгресса США, наш посол в США А. Ф. Добрынин и представитель СССР в ООН О. А. Трояновский. Когда мы уже сходили с трапа, нам шепнули: «Пленум уже состоялся, Генеральным секретарем избран Горбачев»[2886].

Примерно так же писал об этом и С. Кондрашов: «В Нью-Йоркском порту наряду с самолетом делегацию ожидал и наш посол в Вашингтоне А. Ф. Добрынин с докладом о том, что спешить Щербицкому не к чему – новым генеральным секретарем ЦК КПСС уже избран Михаил Сергеевич Горбачев»[2887].

Однако пленум открылся в 17.00 по московскому времени. Поэтому в 15.30 об избрании и М. С. Горбачева генсеком ни А. Ф. Добрынин, ни О. Трояновский информировать советскую делегацию не могли. Более достоверными на этот счет представляются воспоминания Б. И. Стукалина:

«Там, – читаем мы в воспоминаниях Б. Стукалина о Нью-Йорке, – нас встретил А. Ф. Добрынин, который подтвердил, что умер К. У. Черненко и сегодня, т. е. 11 марта должен состояться Пленум ЦК, на котором должны будут избрать нового генсека. Судя по тому, что председателем похоронной комиссии утвержден М. С. Горбачев, он и станет генеральным секретарем»[2888].

Действительно через полтора часа М. С. Горбачева единогласно был избран генеральным секретарем[2889].

«В 17 часов состоялся пленум, – читаем мы в дневнике A. C. Черняева. – Встали. Почтили. Горбачев сказал (без перебора) приличествующие слова. Но в атмосфере не было ни грамма огорчения и печали… Затаенная если не радость, то «удовлетворение» царило в воздухе… Горбачев объявил повестку дня: выборы Генерального секретаря и сообщил, что Политбюро поручило выступить с предложением по этому вопросу товарищу Громыко. Не Тихонову, который весь съежился и покраснел, когда это было объявлено, не Романову, не Гришину, которого, кстати, западная печать прочила в претенденты наряду с Горбачевым и Громыко. Этот последний вышел на трибуну и без бумажки стал говорить в вольном стиле. Когда он назвал Горбачева – зал взорвался овацией, сравнимой с той, которая была при избрании Андропова… овация шла волнами и долго не успокаивалась»[2890].

Затем Г. В. Романов предоставил слово М. С. Горбачеву[2891]. После голосования, Михаил Сергеевич уже в качестве генсека закрыл пленум и предложил присутствующим пройти в Колонный зал, чтобы попрощаться с К. У. Черненко[2892].

Пленум был недолгим. Не более получаса.

Только после этого 11 марта советская делегация, возглавляемая В. В. Щербицким отправилась в обратный путь и только на следующий день 12 марта была в Москве[2893].

Как явствует из воспоминаний Д. Мэтлока, «мир о смерти Черненко… уведомили ближе к полудню 11 марта»[2894]. А несколько часов спустя (во время, удобное для вечерних выпусков новостей по радио и телевидению) ТАСС сообщил, что Михаил Сергеевич Горбачев избран генеральным секретарем Коммунистической партии Советского Союза[2895].

После смерти Ю. В. Андропова пленум был созван на четвертый день, после смерти Л. И. Брежнева на третий, после смерти К. У. Черненко еще до исхода первых суток.

Это дает основание считать, что М. С. Горбачев и его сторонники не имели в руководстве партии прочного большинства, поэтому использовали для победы такой фактор, как время.

Неслучайно противники М. С. Горбачева оценили события 10–11 марта 1985 г., «когда в рекордно короткие сроки (не прошло и суток после смерти Черненко) был созван Пленум ЦК КПСС» как «мини–переворот»[2896].

«Громыко, – пишет В. А. Печенев, – перешел на сторону Горбачева, а соратникам Горбачева удалось феноменально быстро – за двадцать часов после смерти Черненко – собрать пленум. Военные обеспечили переброску членов ЦК армейскими самолетами. По сути, это было маленьким государственным переворотом»[2897].

«Надо, – утверждает Е. К. Лигачев, – сказать всю правду: это были тревожные дни. Могли быть абсолютно другие решения. Была такая реальная опасность. Хочу вам сказать, что благодаря твердо занятой позиции членов Политбюро товарищей Чебрикова, Соломенцева, Громыко и большой группы первых секретарей обкомов на Мартовском Пленуме ЦК было принято единственно правильное решение»[2898]. О том, что все необходимое для избрания М. С. Горбачева «сделали Лигачев, Громыко, Чебриков и Соломенцев», свидетельствовал и В. В. Гришин[2899].

После Пленума М. С. Горбачев занял кабинет К. У. Черненко. По свидетельству A. C. Грачева, «пришедшие в его кабинет за документами сотрудники ЦК были поражены, увидев замусоренное помещение и вместо деловых бумаг рассованные по ящикам письменного стола денежные банкноты. Ими же наполовину был заполнен и личный сейф генсека»[2900].

Сам A. C. Грачев не был среди тех, кто мог увидеть подобную картину. Поэтому он несомненно передавал циркулировавшие в кремлевских коридорах слухи.

Эти слухи перекликаются с мемуарами A. C. Черняева, который еще до смерти К. У. Черненко от своего товарища (он называет его только по имени – Николай, говорит, что он «работал в аппарате ЦК» и «был связан с шифровальной техникой»), слышал, что однажды того вызвал к себе Константин Устинович и попросил открыть сейф, код которого он забыл. Сейф удалось открыть. «И что же? Документов, из-за которых открывался сейф, была одна тоненькая папочка. Все остальное пространство было забито деньгами»[2901].

Что же за деньги были обнаружены в сейфе К. У. Черненко?

Одно из двух: или взятки, или же «черная касса»…

Далее события развивались стремительно. «В марте 1985-го, – вспоминал А. Н. Яковлев, – позвонил мне Михаил Сергеевич и сказал, что надо готовиться к возможным событиям на международной арене, например, к встрече с Рейганом, которую тут же предложил. Михаил Сергеевич попросил изложить мои соображения на это счет»[2902]. Далее в воспоминаниях А. Н. Яковлева приводится текст упоминаемой записки, под которым стоит дата:

12 марта 1985 г.[2903].

Следовательно, М. С. Горбачев дал распоряжение готовить встречу с Р. Рейганом сразу же после Пленума, на котором стал генсеком, еще до того, как прах К. У. Черненко опустили в землю. Это означает, что своей первоочередной задачей новый генсек считал изменение советской внешней политики.

Как и на похороны Л. И. Брежнева и Ю. В. Андропова в марте 1985 г. в Москву приехали главы всех ведущих государств мира за исключением США. Р. Рейган снова отправил вместо себя Д. Буша[2904].

Отмечая, что во время похорон К. У. Черненко он встречался с Д. Бушем, Г. Колем, Ф. Митераном, Я. Накасонэ и М. Тэтчер, Михаил Сергеевич пишет, что во время этих встреч «руководству западных стран впервые было сказано о предвосхищавших идеи нового мышления принципах»[2905].

13 марта М. С. Горбачев принял Д. Буша, который не только передал главе советского государства личное послание Р. Рейгана с приглашением к диалогу, но и предложил установить между М. С. Горбачевым и Р. Рейганом особый, тайный канал связи.

Сразу же после этой встречи он направил в Вашингтон сообщение, в котором говорилось: «Я лично хотел бы видеть установление настоящего закулисного канала связи, полностью отделенного от не очень грамотной группы экспертов, от которых мы должны зависеть. Вместе с тем этот канал должен иметь горсточку ключевых игроков, которых Горбачев знал бы, как лично преданных Вам лиц и на которых он мог бы положиться, не опасаясь утечки информации»[2906].

Не ранее 12 – не позднее 26 марта 1985 г. в записной книжке М. С. Горбачева была сделана следующая запись: «Обращение канцлера Коля о доверительном канале связи»[2907]. Из этого явствует, что тогда же М. С. Горбачев получил предложение об установлении тайного, неофициального канала и с канцлером ФРГ.

В этом отношении Р. Рейган и Г. Коль не были оригинальны.

Сейчас нам известно о существовании тайного канала связи между Н. С. Хрущевым и Д. Кеннеди, который осуществлялся через офицера ГРУ Г. Н. Большакова. Известно также, что у Л. И. Брежнева существовал тайный канал с канцлером ФРГ В. Брандтом и президентом США Р. Никсоном. В 1981 г. был установлен тайный канал связи между Москвой и Тель Авивом. Была сделана попытка наладить такой же канал связи между Л. И. Брежневым и Р. Рейганом.

Существование тайного канала означает, что принятие решений имеет закулисный характер, а официальные лица и учреждения, от имени которых потом они оформляются, играют декоративную роль. Именно на такой путь был приглашен М. С. Горбачев с первых же дней его пребывания у власти.

13 марта в 13 час. состоялись похороны К. У. Черненко[2908].

«Русская мысль» обратила внимание на то, что министр обороны маршал Соколов присутствовал на прощании с телом К. У. Черненко, но отсутствовал на его похоронах[2909]. Можно было бы подумать, что он заболел. Но, по утверждению «Посева», «во время траурного митинга на главной трибуне Мавзолея впервые за многие годы не было ни одного маршала или генерала»[2910]. Знакомство с советскими газетами того времени полностью подтверждает это наблюдение[2911].

«Как всегда, – пишет М. Меньшиков, – члены Политбюро по очереди стояли в почетном карауле, потом выстраивались в ряд для торжественной фотосъемки и, наконец, шли прощаться с семьей покойного. И тут случилось неожиданное. Горбачев, не останавливаясь, прошел в особую комнату для руководителей и только там, переступив порог, обернулся, поняв, что все прочие вожди от него отстали. Один за другим они подходили к вдове Константина Устиновича, выражали сочувствие и только после этого присоединялись к Горбачеву. А он все стоял в дверях и в недоумении смотрел на происходящее. Возвратиться и исправить невольную ошибку ему явно не хотелось»[2912].

По свидетельству Е. И. Чазова, во время похорон оказавшийся рядом с ним генерал-полковник, по-видимому, член Ревизионной комиссии, сказал: «А знаете, Евгений Иванович, везучий вы человек – четырех генеральных секретарей похоронили и еще живы»[2913].

Как принято, после похорон состоялись поминки. «Обычно на поминки такого рода, – пишет В. Прибытков, – прибывают все члены Политбюро в полном составе. В этот раз не пришел никто»[2914]. А из кандидатов в члены Политбюро явился только В. И. Долгих[2915].

Факт сам по себе показательный для характеристики высшего руководства партии. Давно ли они утверждали К. У. Черненко в качестве своего лидера и пели ему дифирамбы? Подобный шаг можно объяснить одним – на поминках даже для вида не пожелал присутствовать новый генсек.

Появление М. С. Горбачева на вершине власти было встречено в советском обществе с удовлетворением. Об этом свидетельствуют даже первые анекдоты о нем.

Армянское радио спрашивают: «Правда ли, что нового генсека никто не поддерживает?». Армянское радио отвечает: «Да, сам ходит». Или: «Вы слышали, что новый генсек не умеет читать?». «Не может быть!». «Сам видел. Говорит без бумажки».

В тот самый день, когда М. С. Горбачев стал генеральным секретарем ЦК КПСС, на книжных прилавках появилась его первая биография[2916].

Было бы очень странно, если бы это произошло в Москве.

Еще более странно, что она появилась в Нью-Йорке.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.