ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Тем временем Гиммлер поработал на славу и доложил Гитлеру о существовании в СА политического заговора с целью свершения государственного переворота и слияния армии, СА и СС в единые вооруженные силы под командованием Рема. По заверениям Гиммлера, самого Гитлера заговорщики намеревались оставить на посту канцлера, а его помощником сделать хорошо известного ему генерала фон Шлейхера, который якобы и являлся главным заговорщиком.

Помогал рейхсфюреру и будущий рейхсмаршал авиации Герман Геринг, и люди «толстого Германа» прослушивали все телефонные разговоры Рема и его окружения, с которым уже вовсю работали спецслужбы СС и прусской полиции. Агенты регулярно сообщали хозяевам о каждом вздохе и шаге их беспокойных «подопечных». В своем рвении угодить Гитлеру и возбудить еще большую ненависть к СА Гиммлер и Геринг договорились до того, что штурмовики якобы с ведома Рема готовят покушение на фюрера. Что же касается СД, то в своих провокациях она дошла до того, что попыталась поднять штурмовиков на мятеж в Мюнхене, после чего ее секретные сотрудники подбросили Бломбергу «материал о вооружении штурмовых отрядов» и изготовленные в недрах службы безопасности поддельные приказы о приведении частей СА в полную боевую готовность. Хотя на самом деле в эту самую готовность были приведены части рейхсвера.

Конечно, Гитлер не поверил высосанным из пальца «неопровержимым доказательствам», которые ему положили на стол Гиммлер и Геринг. Да это было и необязательно. Рем представлял для него потенциальную угрозу и только поэтому должен был навсегда уйти с политической сцены. Но даже сейчас, когда на карту поставлено очень много, верный своей привычке фюрер не спешил, ведь ударить по СА означало так или иначе затронуть все движение, с помощью которого он пришел к власти. Убрать с политической сцены Германии такую одиозную личность, как Рем, который был известен как его друг, означало, с другой стороны, уступку ненавидевшим Рема консерваторам. Фюрер не желал ни у кого идти на поводу, а уж у этих самых консерваторов, которых он ненавидел всей душой, тем более. А ведь именно один из них, фон Папен, в своей речи в Магдебурге в резких выражениях упрекнул Гитлера в бездействии и посоветовал ему как можно быстрее покончить с назревавшей «второй революцией».

Прежде чем принять окончательное решение, Гитлер навестил больного президента, потом три дня провел в уединении в Оберзальцберге, куда вызвал Гиммлера и Геринга. Те снова подтвердили, что намеченные Ремом мероприятия в Бад-Висзее являются частью политического заговора и активные действия заговорщиков-штурмовиков якобы начнутся сразу же после роскошного банкета, который будет служить замаскированным совещанием руководителей заговорщиков.

— Если это действительно так, — воскликнул окончательно «поверивший» в заговор фюрер, — то все обстоит ужасно!

— Нам стало известно, — продолжал нагнетать напряжение Гиммлер, — что Рем заключил соглашение с командующим мюнхенским военным округом генералом фон Леебом. Отряды СА захватят правительственные здания… И еще одно… — после небольшой паузы добавил Гиммлер.

— Что? — нетерпеливо взглянул на него фюрер.

— Специальная группа заговорщиков получила задание физически уничтожить канцлера Адольфа Гитлера… — со скорбным выражением лица ответил Гиммлер.

Рейхсфюрер ударил по самому больному месту. И если до этой минуты Гитлер не верил во все эти выдумки, то одно лишь упоминание о том, что на него готовят покушение, вывело его из себя.

— Ну что же, — воскликнул он, — если Рем хочет войны, он ее получит! Принимайте решительные меры! Вызовите из Ганновера обергруппенфюрера СС Виктора Лутца, а из Берлина в Мюнхен срочно перебросьте две роты моего лейбштандарта СС «Адольф Гитлер»!

Как только Лутц явился к Гитлеру, тот торжественно объявил ему.

— Назначаю вас начальником штаба СА!

— Но этот пост занимает Рем, — разыграл удивление эсэсовец.

— Вы станете его преемником! — отрезал Гитлер.

Вскоре Гиммлер доложил, что две роты лейбштандарта СС «Адольф Гитлер» направлены из Берлина в Мюнхен.

— Пусть гауляйтер Баварии Адольф Вагнер срочно отправится туда же, — распорядился вождь. — И поможет быстро решить все вопросы. Кто командует эсэсовцами?

— Йозеф Дитрих.

— Отлично.

Вскоре доктор Геббельс привез из Берлина новые известия.

— Глава берлинских СА Карл Эрнст привел подчиненные ему отряды в боевую готовность, — заявил он с такой уверенностью, словно ему не было известно, что в этот момент Карл Эрнст находился на пути в Бремен.

Руководитель берлинских штурмовиков намеревался вступить в законный брак и совершить свадебное путешествие на остров Мадейра, где собирался провести медовый месяц.

— Ну что же, — пожал плечами Гитлер, — мы летим в Мюнхен!

Судя по всему, Гитлер отдал приказ на разгром СА 26 июня. Выступление было намечено на субботу 30 июня. А уже 29 июня в «Фелькишер беобахтер» появилась статья министра обороны, в которой Бломберг говорил о слиянии армии с национал-социалистическим государством и делал особый акцент на словах Гитлера о том, что именно «вермахт останется единственным носителем вооруженной силы нации».

Затем Гитлер отдал приказ своему адъютанту Брюкнеру вызвать все высшие чины СА на совещание в Бад-Висзее, где отдыхал Рем. Именно там и было решено одним ударом покончить с Ремом и его ближайшим окружением.

29 июня Гитлер посетил военные заводы Круппа, и, когда их хозяин пожаловался ему на СА, которые постоянно отвлекали рабочих от работы, что плохо отражалось на выполнении важных заказов, Гитлер многозначительно улыбнулся.

— Ничего, — сказал он, — скоро с этим будет покончено! Завтра штурмовики уходят в отпуска, а потом всех их выступления прекратятся! Хозяйство у нас всегда будет стоять на первом месте!

* * *

30 июня 1934 года в сопровождении обергруппенфюрера СС Виктора Лутца, рейхсминистра Йозефа Геббельса, личного телохранителя Эмиля Мориса и ряда других лиц, составлявших его свиту, Гитлер сел в свой личный самолет. Герман Геринг и Генрих Гиммлер по распоряжению фюрера остались в Берлине, где должны были «урегулировать» обстановку. Около трех часов утра самолет Гитлера приземлился на аэродроме Мюнхена. Едва вступив на баварскую землю, Гитлер с поразившей всех злостью произнес:

— Я проучу эту свинью!

В сопровождении Вагнера, ненавидевшего Рема, Гитлер отправился в Коричневый дом, который к тому времени уже охранялся ротой рейхсвера с пулеметами.

— Это хорошо, — улыбнулся фюрер, — я всегда говорил, что наших целей мы сможем достичь только с помощью армии…

Как только в кабинете Гитлера появились руководители баварского СА Шейнгубер и Шмидт, фюрер сорвал с них знаки различия и отнял почетные кортики.

— Предатели! Гнусные предатели! — злобно прохрипел он.

Окончательно выйдя из себя, Гитлер выхватил пистолет и хотел сам застрелить Шмидта и Шейнгубера, но фюрера опередил Эмиль Морис, который в упор расстрелял руководителей штурмовиков. Обливаясь кровью, Шейнгубер и Шмидт рухнули на пол. Тяжело дыша, Гитлер пнул ногой один из трупов.

— Мерзавец!

Открыв счет убитым предателям, Гитлер отправился в Бад-Висзее, где в местном пансионате безмятежным сном спал после укола морфия Рем и некоторые его приближенные и куда утром должны были прибыть высшие чины СА. В сопровождении свиты фюрер подошел к номеру, в котором жил Рем, и постучал в дверь.

— Разрешите доложить о сообщении из Мюнхена, — негромко проговорил он, изменив голос.

— Входи, дверь открыта, — крикнул Рем, принявший Гитлера за своего адъютанта.

Гитлер пинком распахнул дверь и, не в силах больше сдерживаться, схватил Рема за горло.

— Ну, вот и все, свинья, — взвизгнул он, — ты арестован!

Даже сейчас до Рема не дошло, что происходит, и он удивленными глазами смотрел на бесновавшегося фюрера. Судя по всему, он еще не отошел от морфия и полагал, что все это ему привиделось. Увы, это был не сон, и когда Рем все понял, то не нашел ничего лучшего, как отказаться одеваться.

Несколько эсэсовцев кинулись в соседний номер, где обнаружили ближайшего помощника Рема обергруппенфюрера СА Эдмунда Хайнеса. Тот лежал в постели со своим молодым любовником, который работал у него шофером.

— Застрелите их! — поморщился Гитлер, и Эмиль Морис с несказанным удовольствием разрядил в несчастных любовников свой пистолет.

Эсэсовцы и агенты тайной полиции быстро выволокли из номеров главарей штурмовиков и затолкали их в специально подогнанный автобус. Гитлер сел в машину, и колонна отправилась в Мюнхен. Не все предатели доехали до столицы Баварии живыми — едва ли не половину из них эсэсовцы прикончили по дороге. Ну а тех, кого Гитлер встречал на своем пути, тут же арестовывали и усаживали все в тот же автобус, следовавший в никуда. В Мюнхене арестованных поместили в тюрьму Штадельхайм.

«В шесть часов утра, — рассказывал в Нюрнберге баварский министр юстиции Ганс Фрик, — команды СС доставили нам около двухсот штурмовиков… Из сопроводиловки я узнал, что арестована вся верхушка СА и все начальники отделов центрального штаба СА… За час до полудня привезли и самого Рема, его адъютантов и личную охрану… Я велел открыть его камеру и вошел. Он обрадовался мне и сказал: «Что происходит? Фюрер попал под влияние моих смертельных врагов. Задумал уничтожить СА…» Потом Рем пожал мне руку со словами: «Все революции пожирают своих детей».

Довольный блестяще проведенной операцией Гитлер вернулся в Коричневый дом и поблагодарил выстроенную во дворе роту рейхсвера за службу. Затем принялся за дело. Зеленым карандашом он подчеркивал в заранее составленном списке 110 фамилий тех, кого должны убить уже сегодня. Вечером того же дня смертников по одному стали выводить во двор тюрьмы. Каждому из них объявлялся приговор: «Фюрер приговорил вас к смерти», затем следовала команда «Огонь!»

Из Мюнхена фюрер позвонил в Берлин и приказал «урегулировавшим» там «обстановку» Герингу и Гиммлеру:

— Вам нужно поторопиться!

Гитлер хотел поскорее закончить кровавую бойню и по совету Макиавелли делал «жестокое зло быстро и бесповоротно, масштабно и безжалостно». В столице арестовали сто пятьдесят руководителей СА. Их поместили в подвал для складирования угля казармы кадетской школы в Лихтерфельде. Гитлер потребовал немедленной казни изменников. Расстреливали штурмовиков во внутреннем дворе кадетской школы. Некоторые офицеры СА, так толком и не понявшие, что происходит, шли с выкриками «Хайль Гитлер!». На расстрел выводили по четыре человека: эсэсовцы срывали с осужденных на смерть одежду и углем рисовали на левой стороны груди черный круг — мишень. «Стрелковые команды», состоявшие из сменявших друг друга эсэсовцев, с нескольких метров расстреливали штурмовиков. Корчившихся в конвульсиях добивали контрольными выстрелами в голову. Потом трупы вывозили за город в грузовиках, предназначенных для перевозки скота.

Вскоре в Мюнхене появился заместитель фюрера по партии и его бывший личный секретарь Рудольф Гесс. Он устроил западню для офицеров СА в мюнхенском Коричневом доме, служившем излюбленным местом встреч штурмовиков, — там их задерживала и обезоруживала эсэсовская охрана и отправляла в Штадельхайм.

* * *

Вечером 30 июня Гитлер прилетел в Берлин. На аэродроме его встретили Геринг, Гиммлер, Рейхенау и генерал полиции Далюге. Именно они продолжили начатое в Мюнхене дело. Расправы над штурмовиками шли по всей Германии. В Силезии всех фюреров СА согнали в танцзал, затем отвезли в Дойч-Лиссу и там, связанных в «пучок», расстреляли при свете автомобильных фар. Казни продолжались весь день 1 июля и всю ночь на 2 июля. Вечером 1 июля Гитлер устроил пышный прием в саду Имперской канцелярии. Чуть ли не каждую минуту ему докладывали о новых расстрелах, и он удовлетворенно кивал головой.

— Как быть с Ремом? — спросили у фюрера.

— Дайте ему револьвер и десять минут на размышления, — ответил Гитлер.

Рему предложили заряженный револьвер и оставили одного в камере, но он отказался совершить самоубийство.

— Я требую, чтобы ко мне в камеру пришел мой друг Адольф, — сказал глава штурмовиков.

— Кончайте с ним! — раздраженно приказал охранникам Йозеф Дитрих.

Два эсэсовца открыли по Рему огонь из автоматов. Но, даже умирая, тот продолжал хрипеть: «Мой фюрер! Мой фюрер!» Так бесславно закончил свой путь «верный друг» Гитлера и «главный заговорщик», так до конца и не понявший, с кем имеет дело.

Не повезло и главарю берлинских штурмовиков Карлу Эрнсту, собиравшемуся в свадебное путешествие. Эсэсовцы перехватили Эрнста неподалеку от порта и самолетом доставили в Берлин. В столице Эрнста казнили.

Убили очень многих. Некоторые стали жертвами трагических ошибок из-за совпадения фамилий и в горячке страшной кровавой чистки расстались с жизнью. Так погиб далекий от политики известный немецкий музыкальный критик Вилли Шмидт, которого эсэсовские киллеры перепутали с его тезкой. Гитлер, хорошо разбиравшийся в классической музыке и обожавший оперу, выразил по этому поводу крайнее недовольство. Рудольф Гесс лично поехал к вдове Шмидта принести ей извинения и соболезнования. Официально сообщили, что критик погиб в результате «несчастного случая».

Несмотря на разгул террора в стране, нацистская пресса утром 1 июля 1934 года сообщила о казни всего восьми главарей СА и о нескольких «досадных несчастных случаях», имевших место в разных городах Германии и ее столице Берлине. Как писали нацистские газеты, «несчастные случаи» произошли исключительно вследствие «справедливого народного гнева», который не смогли сдержать «истинные немцы». 2 июля газеты сообщили о казни «изменника Эрнста Рема».

В тот же день все подразделения полиции безопасности, части «черного ордена» СС и гестапо получили радиограмму, подписанную Германом Герингом и рейхсфюрером СС Генрихом Гиммлером. Шифровка из Берлина предписывала сжечь все документы, относящиеся к проведенным в последние дни секретным операциям.

Сколько человек было убито в период «ночи длинных ножей», которая на самом деле длилась трое суток? Сам Гитлер назвал в рейхстаге всего 71 жертву устроенной им кровавой бойни. На самом же деле было убито более 1000 человек и арестовано 1124. Таким образом, НСДАП, по словам Розенберга, «расчистила себе дорогу к завершению создания Третьего рейха».

Первое официальное сообщение о начавшейся резне дал сам Гитлер уже 30 июня, когда заявил: «Сегодня я сместил начальника штаба Рема с его поста и изгнал из партии и СА». Само собой разумеется, что теперь главе государства надо было придать устроенной им и Герингом кровавой бойне самый что ни на есть законный характер. Гитлер написал текст благодарственной телеграммы от Гинденбурга самому себе, и статс-секретарь Майснер отнес ее начинавшему впадать в маразм президенту. Тот попросил зачитать ее и услышал следующее:

— Из сделанных мне сообщений я усматриваю, что своим решительным вмешательством и смелыми личными действиями Вы в зародыше задушили все изменнические происки. Вы спасли немецкий народ от большой опасности. Выражаю Вам мою глубокую благодарность и признательность. С сердечным приветом фон Гинденбург, рейхспрезидент.

1 июля по радио выступил Геббельс, который красочно описал расстрел Рема и в очередной раз поведал нации о.проявленном ее фюрером героизме. Но даже сейчас он попытался скрыть истинные причины убийства Рема и разгрома СА и сделал упор на нетрадиционную сексуальную ориентацию Рема. Делалось это с одной целью: отвлечь людей от политики и выставить на первый план моральную и физическую нечистоплотность врагов фюрера. Звучало красиво, но… неубедительно по той простой причине, что Гитлер давно знал о наклонностях своего «старого товарища», как и обо всех безобразиях, которые штурмовики творили в казармах и на улицах, но всегда оставался в стороне от этого скотства, заявляя, что личная жизнь подчиненных его не касается. И когда 13 июля фюрер всячески поносил «этих свиней, запятнавших мундир штурмовика», никто, по словам Раушнинга, не принял всерьез официальную трактовку 30 июня — будто речь идет только о каре за гомосексуализм. Это, всегда заявлял он, было «беспощадной жестокостью и полным произволом».

Но Гитлеру и этого показалось мало, и 3 июля он собрал заседание Кабинета министров Германии. На нем спектакль продолжился, и от имени правительства генерал Бломберг поблагодарил фюрера за содеянное. В результате появилось решение, в котором черным по белому было написано: «Признать законным в качестве акта необходимой государственной обороны меры, принятые 30 июня и 1 и 2 июля для подавления изменнических покушений на государство». Ни один из присутствующих, включая министра юстиции Гюртнера, хорошо знавшего многих погибших во время устроенной Гитлером резни, не осмелился сказать хоть слово осуждения. Наоборот, министр поблагодарил Гитлера за «спасение Германии от революционного хаоса», после чего был принят новый закон, признававший действия Гитлера и эсэсовцев Гиммлера «мерами национальной обороны».

Спустя десять дней фюрер выступил с речью в рейхстаге. Он заявил, что давно знал о преступном заговоре, существовавшем в недрах СА, и даже сообщил, что, задумав и подготовив «вторую революцию», штурмовики дали ей кодовое наименование «Ночь длинных ножей». Сам Гитлер вместе с верными соратниками из СС действовал во имя сохранения нового порядка и «высшей справедливости». Рейхстаг единодушно одобрил действия диктатора.

Кровавая бойня, учиненная нацистами в центре Европы, вызвала широкий резонанс во всем мире. При этом общество возмущалось отнюдь не самим жестоким наказанием Рема и его бандитов, а тем, как это было сделано. Геббельс выступил по радио с речью «30 июня в зарубежном зеркале». Он не стал ничего объяснять и тем более оправдываться, а просто сказал: «А пошли вы все к черту!»

* * *

В «ночь длинных ножей» пострадали не только штурмовики и их начальники. Жертвами Гитлера стали два рейхсверовских генерала: хорошо известный Курт фон Шлейхер и фон Бредов.

За что Гитлер расстрелял бывшего рейхсканцлера и министра рейхсвера? Надо полагать, прежде всего за нелояльность. Аристократ Шлейхер никогда не скрывал презрения к «богемскому ефрейтору» и мечтал об установлении в стране военной диктатуры. Он во всеуслышание называл Гитлера идиотом и обещал рассказать всю правду о поджоге рейхстага. «Кошка, — заметил по этому поводу Герман Геринг, — никогда не выпускает мышь из лап. Со Шлейхером дело плохо. Он во все лез…»

В ночь на 2 июля на квартиру генерала отправилась команда убийц. Они даже не стали разговаривать с фон Шлейхером, а просто пристрелили его на месте. Как только раздались выстрелы, в доме появились люди Геринга. Они произвели обыск и нашли рукопись мемуаров Шлейхера «Люди и ситуации» и историю болезни… Адольфа Гитлера, согласно которой он лечился в октябре 1918 года отнюдь не от отравления газом, а от сифилиса. Да и зрение он потерял вовсе не от горечи поражения Германии, а от большого количества уколов сальварсана. Что, конечно же, никоим образом не укладывалось в героическую биографию всеми уважаемого фюрера, который спас Германию от красной заразы.

Эти бумаги сначала попали к Гейдриху, после его убийства чешскими патриотами — к Кальтенбруннеру, а затем, по словам личного врача Гиммлера Феликса Керстена, к его шефу. Дальнейшая судьба этих мемуаров неизвестна, как неизвестно и то, насколько все это было правдой.

За письменное творчество пострадал и другой генерал — фон Бредов, который осмелился написать разоблачающий нацистов «Дневник генерала рейхсвера». Памфлет вышел под псевдонимом в Париже, и, как потом выяснилось, был написан совсем другим человеком. Тем не менее фон Бредов незамедлительно отправился вслед за своим другом.

Как отреагировало на убийство двух видных генералов немецкое офицерство? Удивительно, но… никак. Да и убиты они были отнюдь не за свое эпистолярное творчество. И фон Шлейхер, и фон Бредов являлись представителями тех самых монополистических и католических кругов, которые попытались использовать внутриполитический кризис в Германии в своих целях. Одним из главных идеологов этого движения был фон Папен, который в своей речи в Магдебурге выразил желание этих самых кругов «нормализовать ситуацию» в Германии. Произнесенную фон Папеном речь написал адвокат Эдгард Юнг. Геббельс запретил публиковать ее, а автора приказал расстрелять, что и было сделано.

А вот самого фон Папена Гитлер не тронул — не пожелал ссориться с симпатизировавшим своему бывшему канцлеру Гинденбургом. Да и неплохо относившийся к нему Геринг посоветовал тому пересидеть смутное время в укромном месте. Фон Папен пересидел, а затем дал Гитлеру телеграмму следующего содержания: «Я испытываю потребность, как и 30 января 1933 г., пожать Вам руку и поблагодарить за все то, что Вы сделали для подавления предполагавшейся второй революции, и за провозглашение немецкому народу незыблемых государственных принципов… С неизменной верностью — Ваш Папен».

Убийство генералов имело для Гитлера еще один тайный смысл: теперь каждый мог видеть, что Гитлер не щадил врагов отечества, к какому бы классу они ни принадлежали. Под его тяжелую, но справедливую руку с одинаковым успехом могли попасть и плебей Рем, и аристократ фон Шлейхер. Заодно Гитлер покончил и с некоторыми другими неугодными ему лицами. Расправился Гитлер и с престарелым Густавом фон Каром, которому исполнилось в тот год семьдесят пять лет. Как видно, Гитлер не забыл его предательства во время «пивного путча». Эсэсовцы вытащили несчастного старика из дома и забили до смерти.

Расквитался Гитлер и с попортившим ему в свое время немало крови Грегором Штрассером, несмотря на то, что сам Розенберг говорил о нем, что он «не созрел ни для полной верности Гитлеру, ни для бунта». Но как бы там ни было, Штрассера убили 30 июня 1933 года, и на его убийстве особенно настаивал его бывший подчиненный Геббельс.

— Я убил свинью! — гордо доложил застреливший Штрассера эсэсовский охранник своему начальству.

Так, по словам Розенберга, «НСДАП расчистила себе дорогу к завершению создания Третьего рейха». Все прошло как надо, и все были довольны — Гитлер, рейхсвер и СС. Генералы, не запятнав своих мундиров, стали единственными руководителями германской армии, Гитлер избавился от непредсказуемого Рема, а Гиммлер стал полновластным хозяином всей полиции и боевиков.

* * *

1 августа 1934 года умер Гинденбург, и склонный к мистицизму фюрер увидел в этом хороший признак. Как-никак, а президент умудрился уйти в мир иной в день 20-й годовщины начала Первой мировой войны.

Гинденбург еще не испустил последнего вздоха, а Гитлер уже издал закон о совмещении поста президента и главы правительства, став таким образом «фюрером и рейхсканцлером Германской империи и верховным главнокомандующим вермахта». А уже на следующий день вооруженные силы Германии по инициативе военного министра В. Бломберга впервые в своей истории присягнули на верность не государству, а лично фюреру. Чуть позже присягу на верность лично фюреру принесли и государственные служащие, а 19 августа 1934 года более 38 миллионов немцев на специально проведенном референдуме одобрили решение Гитлера взять на себя функции президента страны. Так сбылась мечта Гитлера, который из лидера политической партии превратился в политика мирового уровня.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.