АВЛ ВИТЕЛЛИЙ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

АВЛ ВИТЕЛЛИЙ

Aulus Vitellius

7 или 25 сентября 15 г. — 21 декабря 69 г.

Правил с 3 января до 21 декабря 69 г. под именем Aulus Vitellius Augustus Imperator Germanicus.

После смерти не был причислен к сонму богов

Отец Авла, Луций, был человеком выдающимся, но со странностями. В царствование Тиберия он проявил себя хорошим военачальником и отличным администратором, будучи наместником Сирии. Здесь ему удалось покорить парфянского царя Артабана и заставить его воздать почет орлам римских легионов. В ведении Луция была и Палестина. Когда римский префект Иудеи Понтий Пилат устроил безжалостную резню самаритян, наместник велел ему лично ехать оправдываться перед цезарем.

Луций дружественно относился к иудеям, что и доказал в деле с облачением их верховного жреца. Священные одежды верховного иудейского жреца хранились в часовне при храме римской крепости и выдавались евреям только во время самых торжественных богослужений, которые совершал их первосвященник, а после литургии они возвращались римлянам обратно. Этим способом римляне пытались держать в узде воинственный, но и очень набожный народ. Без священного облачения верховный жрец не мог приносить жертвы своему богу. Луций Вителлий отменил это унизительное ограничение, отдав драгоценные одежды самим иудеям.

Находясь в Иерусалиме, Луций узнал о смерти Тиберия и приходе к власти Гая Калигулы. Новый император внезапно отозвал своего сирийского наместника, и тот отправился в Рим, будучи уверенным, что ему придется проститься с жизнью. И все же захватил с собой саженцы лучших сортов фиников и фисташек. Они прекрасно принялись в Италии и распространились по всей стране.

Оказавшись в Риме, полновластный наместник и бесстрашный военачальник тут же превратился в жалкого льстеца и подхалима. Наверное, полагал, что при безжалостном и умственно неполноценном правителе только угодливостью можно сохранить себе жизнь. Болезненно подозрительный, бесчеловечно жестокий, не знающий меры своим чудачествам император был опасен любому мало-мальски видному гражданину Римской империи. При нем все как бы ходили по узкой тропинке над страшной пропастью, боясь оступиться, сделать лишнее движение, сказать лишнее слово. Каждый неосторожный шаг грозил гибелью. Спасала лишь находчивость. И когда Калигула как-то раз неожиданно спросил Луция Вителлия, хорошо ли тот видит богиню, с которой он, Калигула, как раз беседует, Луций набожно склонил голову и дрожащим голосом произнес: «Это только вы, боги, можете видеть друг друга».

При Клавдии настали лучшие времена, этот император ценил хороших администраторов и пользовался добрыми советами Вителлия. Но тут Луцию грозила опасность со стороны распутной и подозрительной Мессалины. Пришлось прибегнуть к испытанному средству — подольститься к власть имущим. Неглупый сенатор Вителлий так и сделал. Он упросил императрицу даровать ему свою сандалию, которую стал постоянно носить в складках тоги, время от времени демонстративно доставая ее и трепетно целуя. Нарцисса и Палласа, влиятельных вольноотпущенников цезаря, он подкупил тем, что их золотые изображения поместил в часовне своего дома, чтя их наравне с домашними ларами. Когда же оргии Мессалины перешли все границы, Луций вмиг перестроился и, зная у кого больше шансов стать новой императрицей, энергично поддержал Агриппину во время дебатов в сенате.

Авл был достойным сыном своего отца, только делал все в обратном порядке. Сначала в нем проявились незаурядные качества придворного лизоблюда, готового на все услуги, не исключая и сексуальных. Не было ему равных и в восхвалениях. И лишь с возрастом он проявил себя хорошим организатором и военачальником. При Тиберии, свидетельствуют современники, то есть еще совсем мальчиком, Авл Вителлий выделялся во время разнузданных оргий, устраиваемых Тиберием на острове Капри.

Поговаривали, что смазливому сыну, любимцу Тиберия, и сам Луций был обязан милостивым отношением к нему императора. Правда ли это? Нельзя забывать, что подобные обвинения чаще всего фабриковались врагами, а в них у Вителлия никогда не было недостатка. Людям нравилось — да и сейчас нравится — выслушивать пакости о сильных мира сего. Но ведь можно предположить и такое: Тиберий, Калигула и Клавдий ценили Луция Вителлия за его действительные таланты хорошего управленца и администратора, а его сына, скажем, за таланты игрока в кости и прекрасного знатока состязаний на колесницах.

Авл Вителлий удивил многих и тем, когда два года- в 60-м и 61-м — умело управлял провинцией Африка, назначенный туда наместником. До этого, правда, он успел хорошо нажиться, осуществляя надзор над общественными зданиями в самом Риме. Пользуясь своим служебным положением, он присвоил находящиеся в римских храмах драгоценности и произведения искусства, подменив их жалкими копиями. Что ж, такие вещи происходили и позже, и не только в римской империи. В веках осталась латинская пословица: Nihil novi sub sole — ничто не ново под солнцем. И все же, когда император Гальба в конце 69 года отправил Вителлия наместником в нижнюю Германию, область на нижнем Рейне, у того не было денег на дорогу. Кредиторы обступили его и не выпускали, пока будущий наместник не рассчитается с долгами. Всем было известно, что жил он в большой нужде, жену и детей поселил в жалкой хибаре, сдав дом внаем. Такие финансовые трудности приписывались невероятному, но просто болезненному обжорству Вителлия. Не он один этим славился, и будь Вителлий богатым человеком, прожорливость не разорила бы его, тем более что он не стремился к изысканной пище, а ел все подряд, лишь бы набить утробу.

Явившись в Германию, Вителлий с самого начала проявлял к вверенным ему легионерам неслыханную милость, чем и покорил сердца солдат и офицеров. В то же время они были настроены очень враждебно против правящего цезаря Гальбы, хотя вовсе его не знали. Достаточно и того, что императором тот стал без участия их, сильнейших воинских формирований во всей Римской империи (по их мнению), а лишь благодаря поддержке жалких испанских легионеров и римской черни. Неприязнь к Гальбе проявилась особенно явственно 1 января 69 года, когда воинские когорты во всей обширной империи приносили присягу верности новому цезарю. Здесь, на нижнем Рейне, в некоторых легионах солдаты лишь молча выслушивали текст присяги и расходились в тишине. В некоторых — командование прибегло к хитрости, не называя имени властителя и требуя присягнуть лишь на верность сенату и великому Риму. Но было и так, что статуи Гальбы забрасывали камнями или и вовсе разбивали. И такое происходило в обеих германских провинциях, и в верхней и в нижней. Наместник и высшее командование сохраняло нейтралитет, не вмешиваясь в события. А солдат явно подзуживали недруги Гальбы, ненавидевшие нового императора по личным мотивам. Среди них выделялись Фабий Валенс и Цецина Алиен. Во время пребывания Вителлия в Кёльне, 2 и 3 января, войска рейнской армии, одно за другим в разных лагерях, провозгласили императором Вителлия. До них дошла весть, что Гальба убит в Риме преторианцами по наущению Отона, ставшего новым цезарем.

И вот тогда Авл Вителлий стал заложником не столько собственных амбиций, сколько собственных солдат и создавшейся ситуации. Отступить он не мог. Отон одно за другим слал ему послания, суля золотые горы, высокие должности, личную неприкосновенность и возможность самому выбрать место, где поселиться, если тот сложит оружие и откажется от незаконно присвоенного ему титула. В ответ Вителлий отправлял ему такие же послания. Оба они считали себя вполне законно избранными императорами и не жалели обещаний сопернику, лишь бы тот добровольно сложил с себя титул императора. Вскоре послания изменили тон, стали более требовательными и жесткими, а потом дело и вовсе дошло до ругательств и взаимных оскорблений. Тут уж припомнилось все самое дурное и постыдное, что только можно было приписать сопернику.

Далее пошли в ход и более действенные средства, к сопернику принялись подсылать убийц, но и это не помогло. Посланцев Отона в германских лагерях сразу опознавали как незнакомых людей, появившихся в солдатских лагерях; сторонники Вителлия, хотя им легче было затеряться в Риме, все-таки ничего не сумели сделать.

А тем временем германские легионы уже двинулись через Галлию на юг. По дороге Цецина прошелся огнем и мечом по земле гельветов (современной Швейцарии), приказав солдатам не щадить ни старых ни малых, и только за то, что в Гельвеции были задержаны его гонцы, отправленные к придунайским легионам, поддерживавшим Отона, чтобы и их склонить к бунту.

В апреле 69 года произошли решающие бои на реке Пад. В это время Вителлий находился в Лугдуне (Лион). Гонец принес весть, что после кровавой битвы под Бедриаком Отон покончил жизнь самоубийством. В доказательство ему даже вручили стилет, которым поразил себя Отон. Вителлий повелел отправить его в Кёльн и там поместить в храм Марса. К Бедриаку он вышел лишь через сорок дней после битвы, в конце мая, но и тогда еще все поле было покрыто мертвыми телами Отоновых воинов, оставленных на съедение диким псам и хищникам-падальщикам. Даже закаленные в битвах солдаты из рейнских легионов с трудом выносили ужасное зрелище и страшный смрад разлагающихся трупов, Вителлий же, высокий, рыхлый, с огромным от постоянного обжорства животом и красной от вечного пьянства физиономией, с видимым удовольствием обозревал страшную панораму. А затем произнес мерзкие слова, которые запомнили и много веков спустя повторяли с ужасом: «Убитый враг всегда хорошо пахнет, но еще лучше — убитый гражданин».

Однако и Вителлия стало мутить, пришлось выпить двойную порцию вина. А сказал он то, что думал, ведь решилась мучившая его проблема: что делать с оставшимися в живых воинами противника. Охотнее всего он уничтожил бы всех или изгнал на край света, но боялся, как бы те, не видя другого выхода, не схватились за оружие. Следовало проявить осторожность.

Преторианцев он уволил с действительной службы распустив без промедления все преторианские когорты.

Велел выдать им так называемое почетное выходное пособие, но оружие приказал сдать. Их разослали поодиночке на поселение в разные уголки громадной империи. Преторианцы восприняли это как жизненную катастрофу. Элитные подразделения армии, мужчины в самом расцвете сил — и уже ветераны! К тому же стали распространяться слухи, что бывших гвардейцев потихоньку разыскивают и арестовывают. Правда, арестована была небольшая группа из ста двадцати гвардейцев, но тревога охватила всех бывших преторианцев. Дело в том, что несколько месяцев назад эти сто двадцать человек вручили Отону письменную просьбу наградить их за особые заслуги в свержении императора Гальбы. Просьбу обнаружили в архиве. Вителлий правильно рассудил, что преторианец, воин из личной охраны императора, поднявший руку на цезаря, в любом случае бунтовщик и изменник, заслуживающий смертной казни. Так с ними и поступили.

А вот что было делать с придунайскими легионами, дружно выступившими на стороне Отона и частично принимавшими участие в битвах с силами Вителлия? Их никак нельзя было распустить — опасно оголять границы. Пришлось ограничиться полумерами: казнить только некоторых центурионов и перебазировать отдельные легионы. Так, один легион отправили в Испанию, другой — аж в Британию. Оказавшийся в Турине, легион устроил настоящую битву с отрядами батавов[17] из Рейнской армии, так что весь город был сожжен, и от него камня на камне не осталось.

Меж тем сам Вителлий потихоньку двигался к Риму. Со всех сторон к нему стекались люди, некогда близкие к Нерону, полагая, что и Вителлий примет их с радостью: актеры, певцы, погонщики колесниц, ведь новый император никогда не скрывал симпатий к Нерону, с которым был близок в молодые годы. Вот и теперь он доказал это, публично портив память бывшего приятеля и принеся жертвы его тени с помощью самых важных жрецов.

С Вителлием в столицу шло шестьдесят тысяч солдат из разных армий и бесчисленные прислужники, и в это шествие, постоянно, как ручейки в могучую реку, вливались когорты сенаторов, спешивших доказать свою преданность новому цезарю. Разумеется, из них самыми усердными оказывались те, кому было чего бояться при новом правителе. Города, через которые они проходили, тоже старались перещеголять один другой в гостеприимстве, не жалея средств на гирлянды, алтари, пиры и развлечения. Все помнили, что Вителлий — настоящий любитель бегов на колесницах и боев на арене.

Стоял июнь, созревала пшеница, ветви деревьев сгибались под тяжестью плодов, но в этом году их собирали не хозяева, а прожорливая солдатня. Многие из них явились в благословенную Италию прямиком из суровых северных стран и никогда не видели такой благодати — земель таких плодородных и так заботливо обработанных. И при полном попустительстве цезаря эти солдаты вели себя, как привыкли при завоевании земель: грабили, уничтожали, жгли хозяйства, насиловали женщин. В ордах Вителлия о дисциплине никто не думал. И хотя между отдельными легионами этой разнокалиберной армии то и дело вспыхивали стычки, в борьбе с местным населением воинство выступало на редкость дружно.

Возможно, цезарь и проявил бы некоторую твердость и навел дисциплину в войсках, зная, что с ними ему придется выступать против противника. Получив, однако, радостную весть, он махнул рукой — пусть солдаты потешатся. Весть же утвердила его в безопасности: войска в Сирии, в Иудее и в Египте принесли ему клятву верности. Все это время Вителлий не мог спать спокойно, не зная, как поведут себя легионы в этих провинциях. Теперь он стал единственным бесспорным и всеми признанным хозяином огромной империи.

В свое недолгое правление Вителлий больше всего прославился совершенно чудовищным обжорством и жестокостью, находя и в том и в другом самое большое наслаждение. Эти черты во всей полноте проявились уже во время его неспешного следования в Рим. Судьба не послала ему мудрых советников. Самыми близкими ему людьми стали разнузданные актеришки и много возомнившие о себе погонщики колесниц. Трон Вителлию завоевали легионеры, он же не только ничего полезного не сделал для государства, но и трона не смог удержать.

В середине июля Вителлий остановился в семи милях от Рима, там, где Фламинийская дорога проходит по мосту над Тибром. Из Рима повалили толпы любопытных, прослышавших о никогда доселе не виданных солдатах из северных регионов. Да и вообще уже давно не видели здесь такой огромной армии, наполовину состоящей из совершенно диких варваров, служивших в основном во вспомогательных когортах. Некоторые из них были одеты в звериные шкуры, а вооружены длинными копьями — такого в Риме не знали. Римская чернь, несдержанная на язык и привыкшая давать себе волю, принялась высмеивать этих галлийских и германских простаков, а те легко выходили из себя и по привычке хватались за оружие. Такие же сцены можно было наблюдать и в самом Риме, куда солдаты, наслышанные о великолепии столицы мира, отправлялись в самоволку еще до официального въезда в столицу императора. Главной целью таких экскурсий была центральная площадь — Форум, ведь именно здесь семь месяцев назад погиб Гальба, убитый преторианцами Отона, которых они недавно разбили в боях. Священные для римлян храмы, статуи и памятники старины на Форуме ни о чем не говорили этим варварам и полуварварам. Они считали, как бывает в каждой эпохе, что истинно важные события — те, которые происходят с их участием в данный момент, а прошлое никому не нужно. Тем не менее опыт учит, — и через это прошли бесчисленные поколения последующих веков, — ничто не устаревает так быстро, как современность и то, что в ней представляется самым важным.

Наступил день торжественного въезда в Рим. Сначала Вителлий обрядился в воинский плащ и опоясался мечом, но окружающие возмутились: по давней традиции в таком виде в город имел право вступить вождь, победивший внешнего врага, которого сенат наградил правом триумфа — торжественного въезда в столицу. Уже на ходу цезарь сорвал с себя триумфальное убранство и обрядился в сенаторскую тогу.

Возможно, свидетелем великолепного въезда в столицу Вителлия был Тацит, тогда четырнадцатилетний мальчик, будущий знаменитый историк. Во всяком случае его описание не оставляет равнодушным, наверняка оно сделано человеком, видевшим своими глазами столь впечатляющее воплощение могущества Римской империи.

Первыми шли знаменосцы с орлами четырех легионов, сопровождающих цезаря. Это были: легион XXI Rарах из Виндониссы, (современный Виндиш) в Швейцарии; далее легион I Italica Лугдунума; затем V Alauda из Ветера на Рейне (в современной Вестфалии); наконец XXII Primigenia на Рейне. Перед орлами выстроились префекты лагерей, трибуны и высшие центурионы, все в белоснежных плащах. По обе стороны этих шеренг шли знаменосцы со значками — но без орлов! — тех четырех легионов рейнской армии, которым пришлось остаться на своих постах в далекой провинции. Поочередно прошествовали конные эскадроны со своими значками-символами, за ними четко печатали шаг плотные колонны легионеров. Перед каждой центурией шагали ее офицеры, в полном вооружении, как и солдаты, в блестящих парадных панцирях и великолепных шлемах, при медалях и драгоценных цепочках — наградах за доблесть. Замыкали шествие когорты из воинов пограничных территорий, со своим необычным оружием.

До сих пор Риму никогда не приходилось видеть одновременно столько прославленных когорт, в том числе из очень далеких стран. Слава империи проявилась в полном блеске. Шеренга за шеренгой, четким мерным шагом, бренча оружием, шла воинская мощь империи, окруженная с обеих сторон плотной стеной зрителей. И хотя Вителлий был уже третьим за один год последователем Нерона, теперь встречающие его были уверены — власть его непоколебима.

Однако ошибались те, кто так думал. Уже появился новый претендент на престол, хотя весть об этом до Рима еще не дошла. Первого июля два легиона в египетской Александрии провозгласили цезарем бывшего легата и командующего римскими войсками в Александрии — Тита Флавия Веспасиана.