14. «Всё для фронта!»
14. «Всё для фронта!»
План операции «Уран», массированного советского контрудара, направленного против 6-й армии немцев, разрабатывался долго и тщательно. Это было довольно необычно, принимая во внимание свойственную Сталину нетерпеливость и импульсивность. Видимо, в этот раз желание взять реванш было настолько сильным, что он смог держать себя в руках.
Оригинальный замысел операции «Уран» родился в субботу 12 сентября. В этот день Паулюс встречал Гитлера в Виннице, а Жуков, после неудачной атаки русских на северный фланг 6-й армии, был вызван в Кремль. В кабинете, помимо Сталина, находился и начальник Генерального штаба Василевский. Стоя под портретами Кутузова и Суворова, Жуков сбивчиво объяснял, почему нападение не увенчалась успехом. Он особенно напирал на тот факт, что три неполные армии, посланные в бой, не имели достаточной поддержки со стороны танковых дивизий и артиллерии. На вопрос Сталина о том, как следовало бы организовать атаку, Жуков ответил, что нужна была, по крайней мере, еще одна полная армия, поддержка танкистов, три бронебригады и не менее четырехсот гаубиц. Немного помолчав, Жуков добавил, что перед началом наступления следовало провести мощную авиабомбардировку. Василевский полностью с ним согласился. Сталин, ничего не говоря, взял карты, на которых было отмечено расположение резервов Ставки, и стал изучать их. Жуков и Василевский негромко обсуждали положение дел. Оба пришли к выводу, что нужно искать другое решение.
Сталин, который, казалось, был полностью погружен в карты, вдруг спросил: «А что вы понимаете под другим решением?» Два генерала, застигнутые врасплох, промолчали. «Возвращайтесь в Генеральный штаб и хорошенько подумайте, что можно сделать для спасения Сталинграда», – сказал Сталин и вновь углубился в карты.
Жуков и Василевский вернулись в Кремль на следующий вечер. Как выяснилось, Сталин не терял времени даром. Он приветствовал генералов вопросом: «Итак, что вы решили? Кто доложит?» Жуков и Василевский переглянулись. «Мы придерживаемся единого мнения», – ответил Василевский.
Весь предыдущий день генералы провели в Ставке, изучая возможности формирования новых армий и танковых дивизий. Решить этот вопрос следовало всего за два месяца. Немецкие войска под Сталинградом образовали клин, имеющий уязвимые фланги. Чем дольше Жуков и Василевский смотрели на карту, тем больше убеждались в том, что единственно верным решением будет кардинальное изменение стратегической ситуации на юге. Жуков считал, что нужно завязать в Сталинграде оборонительное сражение, выделив для этого необходимое количество войск. По его мнению, не стоило тратить силы на контратаки, важно было лишь не допустить врага до западного берега Волги. Пока немцы будут сражаться в городе, следовало скрытно сосредоточить за линией фронта свежие армии, а затем, неожиданно нанеся с флангов глубокие контрудары, осуществить полное окружение противника.
Сталину сначала не понравился этот план. Он очень боялся потерять Сталинград и был уверен, что действовать надо немедленно. Подумав, Сталин предложил компромиссное решение: нанести атакующие удары вблизи города. Жуков ответил, что в этом случае окружение 6-й армии немцев, которая наверняка окажет ожесточенное сопротивление, станет невозможным. В конце концов Сталин согласился с планом, который предложили генералы.
Советский лидер, в отличие от Гитлера, вовсе не был помешан на идеологических вопросах. 1941 год никак нельзя назвать удачным для Красной Армии, но в то же время многочисленные поражения помогли Сталину избавиться от устаревших представлений о ведении войны. Он больше не считал ложным учение об использовании глубоких танковых ударов, рассекающих оборону противника. Ночью 13 сентября Сталин полностью одобрил план предстоящей операции. Жукову и Василевскому он приказал соблюдать строжайшую секретность. «Никто, кроме нас троих, не должен знать о плане, пока не придет время». Операцию решено было назвать «Уран».
Жуков не был блестящим составителем планов, но являлся лучшим их исполнителем. Сталин не раз восхищался его настойчивостью в достижении цели. Не желая повторять прежние ошибки, когда в атаки бросали неподготовленные и плохо вооруженные силы, Жуков назвал подготовку войск задачей номер один. Поэтому вновь сформированные резервные дивизии отправлялись на относительно спокойные участки фронта для того, чтобы обстрелять бойцов. Помимо этого, подобные перемещения должны были ввести в заблуждение немецкую разведку. Полковник Рейнхард Гелен, весьма энергичный и подозрительный начальник немецкой разведки, всерьез полагал, что Красная Армия планирует крупную наступательную операцию против группы армий «Центр».
Данные разведки и допросы военнопленных позволили немцам определить, что удары, предусмотренные операцией «Уран», будут нанесены по румынским армиям, расположенным на флангах 6-й армии Паулюса.
В начале второй половины сентября Жуков в обстановке строжайшей секретности совершил поездку на северный фланг германских войск. Александр Гличев, лейтенант из разведроты 221-й стрелковой дивизии, однажды ночью был вызван для доклада в штаб дивизии. Около штаба он заметил два «виллиса». На таких машинах обычно ездило начальство. После краткого разговора у лейтенанта отобрали автомат и подвели к одной из машин. Он должен был сопровождать какого-то офицера вдоль линии фронта.
Гличев прождал до полуночи, когда из штабного блиндажа вышел плотный, не очень высокий мужчина в сопровождении охраны. Не говоря ни слова, этот человек забрался в машину и сел на заднее сиденье. Гличев, следуя полученным инструкциям, указывал шоферу путь вдоль линии фронта от одного командного пункта к другому. Перед самым рассветом они возвратились назад. Лейтенант получил обратно свой автомат и вернулся в дивизию. Лишь много лет спустя от своего бывшего командира он узнал, что офицером, которого ему довелось сопровождать в ту ночь, был сам Жуков.
Возможно, и не было острой необходимости заместителю Верховного Главнокомандующего лично беседовать с командиром каждой части и выяснять обстановку на месте, но Жуков есть Жуков.
Пока Жуков инспектировал северный фланг, Василевский побывал в 64-й, 51-й и 57-й армиях к югу от Сталинграда. Его также интересовала степь за линией соленых озер. Василевский считал необходимым создать хорошо защищенный плацдарм для начала операции «Уран».
Разведка и самолеты противника представляли серьезную угрозу в плане сохранения секретности операции. Но два обстоятельства играли на руку Красной Армии. Во-первых, Гитлер не верил в то, что у русских могут быть резервные армии, тем более танковые, без которых немыслима ни одна крупномасштабная акция. Во-вторых, неудачные действия русских против 14-й танковой армии севернее Сталинграда убедили немцев в том, что противник не способен создать серьезную угрозу в этом районе, а уж тем более совершить быстрое окружение всей 6-й армии.
В тот период Германия ежемесячно производила 500 танков. Когда генерал Гальдер заявил Гитлеру, что Советский Союз производит 1 200 танков в месяц, фюрер ударил кулаком по столу и воскликнул: «Это возмутительно! Это попросту невозможно!» Однако это оказалось возможным, и цифра, названная Гальдером, была даже значительно занижена. В первом полугодии 1942 года советские танковые заводы выпустили 11 000 машин, а во втором уже 13 с половиной тысяч, то есть примерно 2 200 танков ежемесячно. Кроме того, быстро росло производство самолетов: с 9 с половиной тысяч в первом полугодии до 16 тысяч во втором. Само предположение, что Советский Союз, потерявший столько промышленных областей, может по производству военной техники обогнать рейх, приводило Гитлера в ярость. Нацистские вожди ни за что не хотели признать силу русского патриотизма. Они также недооценивали советскую программу эвакуации промышленных предприятий на Урал и перевода всей экономики на военные рельсы.
А между тем за Волгу из западных областей было переброшено полторы тысячи заводов. Предприятия были восстановлены на новом месте в тяжелейших условиях уральской зимы и в рекордно короткие сроки лишь благодаря самоотверженному труду русских людей. Многие из перевезенных заводов поначалу не имели не только окон и крыши, но даже стен. Люди работали на морозе. Если завод начинал работать, он уже не останавливался. Исключение составляли только случаи, когда прекращалась подача электроэнергии, С трудовыми ресурсами проблем не возникало. На Урал были эвакуированы сотни тысяч рабочих. Советская власть с таким же безразличием распоряжалась жизнями своих граждан, с каким штабисты посылали на смерть солдат. Это коллективное жертвоприношение – иногда добровольное, чаще принудительное – принесло тем не менее весьма впечатляющие результаты.
В то время как советская промышленность уже во многом зависела от женского труда, Гитлер еще не пришел к мысли использовать на заводах труд жен и матерей своих солдат. В Советском Союзе десятки тысяч женщин – «тружениц тыла» – работали на линиях по сборке танков, у токарных станков. Они понимали, как важна их работа для фронта, для победы. Многочисленные плакаты повторяли один и тот же вопрос: «А что ты сделал для фронта?» Челябинск, крупный центр военной промышленности на Урале, получил даже второе имя – Танкоград. При танковых заводах открывались школы, в которых готовили будущих танкистов. Партия всячески содействовала установлению связей между рабочими бригадами и фронтовыми частями. Заводы делали все возможное, чтобы увеличить производство танков. Танкист-наводчик Минаков написал стихотворение, которое любили повторять рабочие танковых заводов:
Радость друзьям, смерть врагам!
Я за наш танк душу отдам!
Позднее кто-то предложил сформировать из рабочих Первый Уральский добровольческий танковый полк. За 36 часов от желающих вступить в полк поступило свыше четырех тысяч заявлений, в том числе и от женщин.
Даже труд заключенных на военных заводах в России был гораздо производительнее, чем труд квалифицированных рабочих на аналогичных заводах Германии. Случаев саботажа почти не было. Узники ГУЛАГа свято верили в победу над немецко-фашистскими захватчиками и всеми силами старались ее приблизить.
Советской пропагандой часто упоминалась помощь союзников, но переоценивать ее значение не стоит. Сталин не раз жаловался Жукову на качество истребителей «Тайфун», предложенных Черчиллем, а английские и американские танки явно уступали русскому Т-34. Обувь и одежда, поставляемая из Британии, были абсолютно бесполезны в условиях русской зимы. Зато американские автомобили: «джипы», «форды», «виллисы» и «студебеккеры» – оказались на высоте. Огромную, неоценимую помощь Красной Армии оказали поставки продуктов питания из Америки. Советские ветераны до сих пор вспоминают тушенку, присланную из Чикаго.
Жуков прекрасно понимал, что держать ситуацию под контролем могут только опытные, знающие командиры. В конце сентября он убедил Сталина назначить командующим Донским фронтом генерала Константина Рокоссовского. Донской фронт протянулся от северных окраин Сталинграда на запад до станицы Клетская. В то же время на пост командующего Юго-Западным фронтом был назначен генерал-лейтенант Николай Ватутин. Юго-Западный фронт прикрывал правый фланг позиций Рокоссовского и противостоял 3-й румынской армии.
17 октября штаб Донского фронта распорядился эвакуировать все гражданское население не менее чем на пятнадцать километров за линию фронта. Эвакуация должна была завершиться к 29 октября. Данное распоряжение было продиктовано не столько заботой о людях, сколько военными соображениями. Освободившиеся населенные пункты предполагалось превратить в убежища для передвигающихся частей. Эвакуация проходила очень сложно, так как, помимо вещей, граждан обязали забрать с собой крупный рогатый скот, овец, свиней, кур. Коровы использовались как тягловая сила. Вся колхозная техника – трактора и комбайны также вывозились за линию фронта.
Многие мирные жители вошли в строительные части, общая численность которых превышала сто тысяч человек. Строители занимались ремонтом дорог и мостов на линии Саратов – Камышин – Сталинград, а также других путей, ведущих к фронту.
Несколько веток новой железной дороги Саратов – Астрахань вели в степь, в районы высадки резервов Ставки. Ежедневно по железнодорожному полотну проходило полторы тысячи вагонов. Случались и недоразумения. Одна распределенная по вагонам дивизия ждала отправки на фронт два с половиной месяца. Все это время состав стоял на запасных путях. О дивизии просто-напросто забыли.
План операции «Уран» был прост, но дерзок по замыслу. Главный удар предполагалось нанести на юго-восточном направлении с плацдарма под Серафимовичем, примерно в ста километрах от Сталинграда. Плацдарм представлял собой вытянутую сорокапятикилометровую зону, которую 3-я румынская армия не смогла занять из-за нехватки сил. Этот район степи был настолько удален от Сталинграда, что немецкие танковые и моторизованные части все равно не смогли бы спасти положения, даже совершив молниеносный бросок от города. Начатое одновременно с главным ударом нападение должно было рассечь плацдарм противника южнее Клетской. В результате атаки наступающие части заходили в тыл 11-й армии Штрекера, расположенной в излучине Дона. Намечалось, что третья ударная группировка атакует в северо-западном направлении с плацдарма южнее Сталинграда. В итоге эта группа войск должна была встретиться с частями Донского фронта в районе Калача. Таким образом предполагалось завершить окружение 6-й армии Паулюса и части 4-й армии Гота. В целом к участию в операции «Уран» было привлечено около 60 процентов всей танковой мощи Красной Армии.
Приготовления к операции велись в режиме строгой секретности. Советская контрразведка приняла к этому экстренные и весьма эффективные меры. Учитывалось все; в том числе и получение немцами сведений от пленных и перебежчиков. Немецкая разведка ошибочно полагала, что за лето русские сформировали пять новых танковых армий, примерно равных по силе германским корпусам, и пятнадцать танковых корпусов, соответствующих германским дивизиям. До начала наступления советские танки были тщательно замаскированы и строго охранялись. Переговоры танкистов по рации были сведены до минимума. Все приказы отдавались персонально и в устной форме. Для того чтобы отвлечь внимание противника, Ставка имитировала активное перемещение войск в районе Москвы. Немцы считали, что если наступление и состоится, то, скорее всего, в районе Ржева. В то же время фронтовые дивизии, расположенные вблизи района проведения операции «Уран», получили приказ начать строительство оборонительных сооружений, которые легко могла бы обнаружить немецкая разведка. Войска Воронежского фронта к операции вообще не привлекались. Они лишь имитировали подготовку к наступлению. Вся эта деятельность была направлена на то, чтобы ввести противника в заблуждение относительно тех участков фронта, с которых действительно планировалось начать наступление. Свежие части, предназначенные для участия в операции «Уран», совершали марши по ночам, а днем тщательно маскировались или укрывались в убежищах, что было отнюдь не простой задачей в голой степи. К счастью для русских, искусство маскировки в Красной Армии было развито превосходно.
Только для того чтобы обмануть пилотов Люфтваффе, через Дон построили семнадцать мостов. Но лишь по пяти настоящим переправлялись боевые машины 5-й танковой армии и 4-го танкового корпуса, а также кавалерийские корпуса и стрелковые дивизии.
Южнее Сталинграда через Волгу переправились 13-й и 14-й механизированные корпуса, 4-й кавалерийский корпус и части поддержки. Всего на запад было переброшено 160 тысяч человек, 430 танков, 550 орудий, 14 тысяч автомобилей и более 10 тысяч лошадей. Войска переправлялись большими группами по ночам, испытывая при этом огромные трудности – по реке шел лед. Да и маскировка отнимала много времени и сил. Впрочем, русские и не надеялись сохранить подготовку удара в тайне от врага, куда важнее было, чтобы немцы не узнали, какова сила этого удара.
В начале осени 1942 года большая часть германского генералитета не считала, что с Красной Армией уже покончено, однако многие допускали, что конец ее близок. Среди офицеров были и скептики. Капитан Бер, получивший высшие знаки отличия за участие в боях в северной Африке, прибыл в штаб 6-й армии. Подполковник Нимейер, начальник разведки, встретил его не в лучшем расположении духа. Он угрюмо посмотрел на капитана и сказал: «Мой дорогой друг, подойдите к карте и взгляните на эти красные флажки. Русские концентрируют войска к северу и югу от Сталинграда». Старшие офицеры прекрасно понимали, что это означает, и все же начисто отвергали мысль о возможности окружения.
Паулюс и Шмидт, просмотрев доклады Нимейера, сочли его опасения сильно преувеличенными. Оба генерала были готовы к тому, что русские предпримут ряд атак с применением артиллерии и танков, но крупное наступление... Нет, это решительно невозможно. (Впоследствии Паулюс, как это свойственно людям его склада, утверждал, что он с самого начала знал истинное положение дел и предвидел, чем все закончится. Зато Шмидт откровенно признался, что немецкое командование недооценивало противника.) Что касается Гота, то он единственный более или менее ясно представлял себе возможные последствия наступления Красной Армии из района южнее Сталинграда.
В большинстве своем штабные генералы в Берлине сходились во мнении, что у русских нет сил для нанесения сразу двух мощных ударов. Но, по оценке полковника Гелена, сохранялась вероятность зимнего наступления Красной Армии против группы армий «Центр». Организация Гелена не приняла во внимание сосредоточение частей 5-й танковой армии русских на Донском фронте. Только сигналы, перехваченные как раз накануне начала наступления, показали немцам, как они ошибались.
Паулюс и Шмидт игнорировали тревожную информацию, поступающую из разных источников. Из этого можно сделать только один вывод: поскольку угрожающая обстановка складывалась не на их участке фронта, они решили ничего не предпринимать. Подобная пассивность явно противоречила прусским военным традициям, согласно которым бездеятельность, выжидание приказа, забота лишь о собственном благополучии считались непростительными ошибками. Гитлер, впрочем, не любил инициативных и самостоятельных генералов, и Паулюс, будучи больше штабистом, чем полководцем, очень легко приспособился к нраву фюрера.
Позже, когда катастрофа уже произошла, Паулюса стали обвинять в невыполнении приказов Гитлера. Но его настоящая ошибка как главнокомандующего состояла в том, что он не подготовился к достойной встрече противника. Все, что ему нужно было сделать – вывести большую часть танков из бесполезного боя в городе и создать сильную механизированную группу, способную быстро отреагировать на удар русских. В германских частях в то время была страшная неразбериха со снабжением, и Паулюсу следовало взять все поставки под личный контроль, чтобы быть уверенным – по первому же приказу техника двинется вперед.
Если бы Паулюс осуществил все эти несложные приготовления и не побоялся взять ответственность на себя, 6-я армия не уступила бы русским и в критический момент смогла бы дать противнику решительный отпор.
Специальным распоряжением от 30 июня Гитлер запретил взаимодействие соседствующих частей. Тем не менее генерал Шмидт, по наблюдениям генерального штаба, игнорировал этот приказ. Один из офицеров 6-й армии находился в расположении румынских войск в северо-западном районе. Это был лейтенант Герхард Шток. В 1936 году на Олимпийских играх в Берлине он завоевал золотую медаль в метании копья. Генерал Штрекер также посчитал возможным послать в румынские части своего офицера. Первые сообщения об активизации действий противника за Доном стали поступать в конце октября. Главнокомандующий 3-й румынской армией генерал Думитреску считал, что сможет удержать линию обороны, если его войска займут весь южный берег Дона. Таким образом он намеревался использовать реку как естественную преграду. Еще в конце сентября Думитреску рекомендовал штабу группы армий «Б» выделить войска для прикрытия еще не занятых участков побережья Дона. В ответ инициативный генерал получил разъяснение, что все свободные части направляются в Сталинград, падение которого ожидается со дня на день.
Заметив оживление в расположении противника, румыны были сильно встревожены. И это неудивительно, ведь их дивизии, многие из которых насчитывали всего по семь батальонов, должны были прикрывать фронт протяженностью в двенадцать километров. Остро не хватало противотанковых средств. У румын имелись только 37-миллиметровые противотанковые пушки на конной тяге, которые русские в насмешку называли «пушки-колотушки», потому что их снаряды не могли повредить брони танков. Не хватало снарядов для артиллерии – большая часть боеприпасов поступала в 6-ю армию.
Думитреску отправил доклад о сложившейся ситуации в штаб группы армий «Б» 29 октября. Маршал Антонеску также обращал внимание Гитлера на опасное положение, в котором оказались румынские войска. Но Гитлер, со дня на день ожидавший сообщения об окончательном захвате Сталинграда, был занят совсем другими проблемами. К берегам северной Африки приближался англо-американский флот, войска Роммеля отступили от Эль-Аламейна – фюреру было о чем призадуматься. Начало операции «Торч» заставило его обратить внимание на Францию. 11 ноября Гитлер приказал ввести войска на еще не оккупированную территорию Франции, и в этот же день Паулюс начал свое последнее наступление в Сталинграде.
Тревожные сообщения о подготовке русскими массированного наступления участились. 7 ноября немецкий офицер, находившийся в расположении 3-й румынской армии, передал, что румыны ожидают сильной атаки противника с применением танков не позднее чем через сутки. По сообщению офицера, удара следовало ожидать на участке Клетская-Распопинская. Ошибка румынских командиров состояла в том, что они ожидали атаки в ближайшие 24 часа, связывая наступление с годовщиной Октябрьской революции. Когда же ничего не произошло, все последующие предупреждения немцы стали расценивать как паникерство.
Генерал фон Рихтгофен, ознакомившись с данными авиаразведки, окончательно убедился в том, что русские готовят мощное наступление. Поэтому, когда Паулюс 11 ноября двинул свои войска в атаку, Рихтгофен выделил часть самолетов для нанесения удара по частям русских, противостоящим 3-й румынской армии. На следующий день он записал в своем дневнике: «На Дону русские активно продолжают подготовку к наступлению. Румынская авиация непрерывно наносит удары по противнику, но русские подтянули резервы. Интересно, когда они планируют начать наступление?»
14 ноября Рихтгофен делает в дневнике следующую запись: «Погода становится все хуже. Холодный туман вызывает обледенение крыльев. На Сталинградском фронте все спокойно. Наши самолеты успешно бомбят железнодорожные пути на восток от города – места дислокации пополнений и продовольственные склады русских. Истребители уничтожают советские части, направляющиеся к Дону».
Германские самолеты, бомбившие тылы Красной Армии, нанесли 5-й танковой армии за Доном большой урон.
Хрущев и Еременко едва не погибли, когда самолеты противника неожиданно появились над Светлым Яром, где советское начальство принимало делегацию из Узбекистана. Узбекские делегаты сопровождали эшелон с подарками для защитников Сталинграда. 37 вагонов были загружены вином, сигаретами, сушеными дынями, рисом, апельсинами, грушами и вяленым мясом.
Между Ставкой фюрера, штабом группы армий «Б» и штабом 6-й армии существовали серьезные разногласия в оценке сложившейся ситуации. Гитлер считал, что дела обстоят не так уж плохо, и ограничился распоряжением пополнить румынскую армию немецкими частями. Он рекомендовал также устроить минные поля, как будто не понимал, что ни боеприпасов, ни резервных частей попросту не осталось. Правда, в резерве еще находился 48-й танковый корпус, которым командовал генерал-лейтенант Фердинанд Хейм, бывший начальник штаба Паулюса. На бумаге корпус представлял собой серьезную силу: 14-я и 22-я танковые дивизии, 1-я румынская танковая дивизия, противотанковый батальон и моторизованный артиллерийский батальон. Однако при ближайшем рассмотрении корпус уже не производил столь грозного впечатления. В нем насчитывалось всего около сотни боеспособных танков.
Что касается 14-й танковой дивизии, то она была практически уничтожена еще в ходе уличных боев в Сталинграде. Даже не было смысла ее переформировывать. Румынские танковые части состояли из легких танков «Шкода», производимых в Чехословакии. В бою против русских Т-34 у них не было никаких шансов. 22-я танковая дивизия как резервное формирование не обеспечивалась горючим и простояла без движения так долго, что мыши соорудили себе норы внутри боевых машин. Зверьки перегрызли всю электропроводку, и танки, естественно, не могли быть немедленно отправлены в бой. Многие полки дивизии были разделены на части. Немецкие танкисты бродили как неприкаянные и выясняли у румынских коллег то одно, то другое. Чтобы успокоить румын, небольшие группы, состоящие, как правило, из двух танков и двух-трех противотанковых орудий, выезжали на «охоту за дикими гусями», то есть перемещались вдоль линии фронта с участка на участок, демонстрируя противнику «боевую мощь». Адъютант фюрера Николаус фон Белов позднее утверждал, что Гитлера неверно информировали о количестве боеспособных танков в этой дивизии. Но даже если это и так, Гитлер сам виноват в том, что штабисты не осмелились сообщить ему истинное положение вещей.
Южнее Сталинграда единственным резервом немцев, который мог бы оказать помощь 3-й румынской армии, была 29-я моторизованная пехотная дивизия. Но 10 ноября командир дивизии получил приказ быстро двигаться в расположение 3-й румынской армии в район Перелазовского. Поселок Перелазовский был центром сосредоточения 48-го танкового корпуса. Несмотря на все предупреждения генерала Гота, немецкое командование не восприняло всерьез угрозу, нависшую над южным флангом.
Неустойчивая погода в первой половине ноября сильно затрудняла передвижения советских войск. Сильные морозы вдруг сменялись ледяным дождем, что, конечно, не способствовало быстрому продвижению вперед. К тому же многие русские части готовились к операции «Уран» в спешке, не были обеспечены зимней одеждой. Катастрофически не хватало рукавиц, шапок и даже портянок.
7 ноября, когда 81-я кавалерийская дивизия из 4-го кавалерийского корпуса пересекала калмыцкую степь южнее Сталинграда, четырнадцать человек, в основном узбеки и туркмены, у которых не было зимней одежды, умерли от переохлаждения. Хотя в этом случае диагноз «безответственность командиров» был бы точнее. Офицеры ехали впереди и не видели того, что происходит у них за спиной, пока продрогшие солдаты не попадали с лошадей. Бойцов положили на телеги, где они и замерзли до смерти. Животные тоже не выдерживали жуткого холода. Только в одном эскадроне за сутки погибло 35 лошадей.
Некоторые солдаты пытались увильнуть от предстоящих боев. В 93-й дивизии было отмечено семь случаев самострела и два – дезертирства. В Москву начальнику Главного политического управления Красной Армии Щербакову отправилась докладная: «Попытки предательства участились». Показателен такой факт: один член партии, стоя в карауле, прострелил себе левую руку. Что уж говорить о простых бойцах.
В Кремле царила нервозная обстановка. Жуков доложил Сталину, что начало операции «Уран» придется отложить на десять дней, до 19 ноября. Трудности с транспортом, нехватка тяжелых грузовиков не позволили в срок обеспечить ударные формирования горючим и боеприпасами. Сталин начал опасаться, что немцы узнают о готовящемся наступлении и примут надлежащие меры. Но другого выхода не было, и операцию пришлось перенести, Сталин приказал ежедневно докладывать в Ставку обо всех изменениях в расположении 6-й армии немцев и перемещениях противника. В целом советский лидер был уверен в успехе предстоящей операции. Сталин чувствовал, что на этот раз он наконец-то сможет взять реванш.
13 ноября Жуков и Василевский прилетели в Москву для доклада Сталину. Позже Жуков вспоминал: «Сталин, можно сказать, был доволен. Он не спеша попыхивал трубкой, поглаживал усы и выслушал нас не перебивая».
Накануне Сталинградской битвы разведка Красной Армии, проанализировав все сведения, сработала очень успешно. Своими достижениями разведчики как бы компенсировали все провалы и ошибки, допущенные ранее. Впрочем, многие огрехи были вызваны недоверием Сталина ко всякого рода точной информации. Особенно подозрительно он относился к разведданным[8].
Большая часть сведений добывалась путем захвата «языков», разведки боем и авиаразведки. Работа разведчиков в эфире тоже позволяла получать данные о противнике. Особенно хорошо разведка была поставлена в артиллерийских частях. Ракетчики поставляли генералу Воронову ценнейшую информацию о сосредоточении противника на важных участках фронта. Между тем саперы разведывали проходы в минных полях, установленных немцами. Главной проблемой тут был морозный туман, о котором и фон Рихтгофен вспоминал с таким раздражением.
12 ноября был первый сильный снегопад. Разведчики решили извлечь из этого выгоду. Надев белые маскхалаты, они группами уходили в ночную тьму. Главной задачей было заполучить «языков» и выудить из них сведения о силах противника и новых частях, находящихся в районах предстоящего наступления. Разведгруппе 173-й стрелковой дивизии сразу же повезло. Красноармейцам удалось захватить немцев, которые были заняты на строительстве бетонного бункера. Другие пленные подтвердили, что строительство бункеров идет по всему фронту, но новых формирований не прибывало. В расположении 3-ей румынской армии разведчики выяснили, что командование отправило все необходимое для строительства бункеров в тыл, где планировалось соорудить надежное убежище для штаба армии, и материалов для укрепления фронтовой линии не осталось. То есть противник явно предполагал возможность наступления на этом участке фронта, но, конечно, не знал точно, где оно должно начаться и когда.
В те дни Кремль особенно нуждался в точных сведениях о моральном состоянии бойцов 6-й армии Паулюса. С начала Сталинградской битвы не было захвачено ни одного немецкого полкового штаба. Кроме слезливых писем и приказов незначительного содержания, разведка ничем не располагала. Наконец 9 ноября генерал-майор Ратов получил документы, захваченные в расположении 384-й пехотной дивизии. Бумаги представляли собой личную и деловую переписки солдат и офицеров саксонских и австрийских полков. Ратов сразу понял – это то, чего они так долго ждали. Копии переводов были немедленно отправлены Сталину, Берии, Молотову, Маленкову, Ворошилову, Василевскому, Жукову и Александрову, начальнику отдела пропаганды и агитации. Ратов не сомневался:
Сталина очень порадует содержание этих документов. Любопытно, что люди, писавшие эти письма, так и не побывали в воюющем Сталинграде. Вот что, например, писал генерал Габленц командирам 384-й пехотной дивизии: «Я знаю, каково состояние дел в дивизии. Мне известно, что сил уже не осталось. Постараюсь сделать все возможное, чтобы улучшить положение наших бойцов. Идет жестокая битва, и с каждым днем будет все тяжелее и тяжелее. Изменить ситуацию к лучшему невозможно. Но вялость большинства солдат может быть преодолена активностью руководства. Командирам следует быть строже. В моем приказе №187-42 от 3 сентября 1942 года есть пункт о привлечении дезертиров к строжайшей ответственности. Их должен судить военный трибунал. Солдат, заснувший на боевом посту, заслуживает расстрела на месте. Пора начать жить по законам военного времени. За неповиновение приказу – смерть. Офицеры должны предупредить своих солдат, что эту зиму мы проведем в России. О доме лучше на время забыть».
Советские механизированные формирования, надежно замаскированные за линией фронта, покинули свои укрытия и двинулись на позиции, с которых должны были начать атаку. Дымовые завесы скрывали их переправу через Дон, а позади линии фронта громкоговорители передавали музыку, чтобы скрыть шум моторов.
На трех фронтах Сталинградской оси было сосредоточено и готово к наступлению более миллиона солдат. Начальник медицинской службы генерал Смирнов подготовил к приему раненых 119 полевых госпиталей. 62 тысячи коек ждали своих пациентов. Все указания были отданы за три часа до атаки. Части Красной Армии получили задание как можно глубже проникнуть в расположение противника. Об окружении пока не говорилось. Бойцы были возбуждены. Они понимали, что немцы не ожидают нападения. Техника была проверена и перепроверена. Танкисты слушали работу двигателей своих машин, как врачи вслушиваются в стук сердца. Времени на бытовые нужды – стирка, бритье, письма – совсем не осталось. Об отдыхе не могло быть и речи, сама атмосфера была напоена ожиданием битвы.
Немцы действительно не подозревали, что новый день будет сильно отличаться от предыдущих. Вечерняя сводка по 6-й армии оказалась краткой: «В целом по фронту без значительных изменений. Ледяной покров на Волге несколько ослабел».