ИСТОРИЯ ИЛИ ПОЛИТИЧЕСКАЯ ИСТОРИОГРАФИЯ?

ИСТОРИЯ ИЛИ ПОЛИТИЧЕСКАЯ ИСТОРИОГРАФИЯ?

«Независимая газета» от 28 октября 2000 года известила: «ПИСЬМО В БУДУЩЕЕ» ПРОЧИТАТЬ НЕ УДАЛОСЬ.

В Древнем Новгороде произошло долгожданное событие: из кремлевской стены вынули капсулы с посланием комсомольцев 60-х молодежи 2000 года.

Капсулу заложили в далеком 1966 году делегаты пленума Новгородского обкома ВЛКСМ. Сегодня при большом стечении народа состоялась торжественная выемка шкатулки из нержавеющей стали. Но прочитать «письмо в будущее» так и не удалось: бумага практически полностью истлела.

К сожалению, не смогли найти и копии послания. Одна копия за эти годы затерялась где-то в Новгороде, а вторую еще в далеком 1966 г. забрал для публикации корреспондент «Комсомольской правды», да так и не вернул.

Великий Новгород

Таким образом, бумагу и послание на этой бумаге не спасла техника второй половины XX века! Не значит ли это, что вне книгохранилищ и библиотек бумага истлевает очень быстро? Бумага оказывается ненадежным носителем исторической информации. А на бумаге какого времени изготовления написано было «Слово о полку Игореве»? Эти бумаги уж явно хранились не в шкатулке из нержавеющей стали…

Мы уже упоминали такое цивилизационное событие, как книгопечатание. Одним из необходимых компонентов этого события было производство бумаги и типографской краски. Традиционно считается, что бумагу впервые изготовили в Китае во II веке н. э. Там же было развито производство минеральных красок. Что, китайцы были менее развиты, чем европейцы, в инженерном смысле и не удосужились изобрести ручной печатный станок? Или, напротив, европейцы были настолько дикарями относительно китайцев, что за 1200 лет не освоили производство бумаги? Просто и бумага, и типографская краска вошли в обращение в то же время, что и стальной чекан для монет, и технология гравирования (не ранее XIV века), то есть по цивилизационным темпам того времени — в течение не более 100 лет после изобретения таких материалов где-либо — хоть в Китае, хоть в Тмутаракани.

Химическое материаловедение позволяет утверждать, что за 800 — 1000 лет бумага как термодинамически неравновесный материал обязана истлеть полностью. Поэтому никаких бумажных памятников ранее XI века быть в принципе не может. Была ли бумага в Китае II века или нет — этой бумаги в природе сегодня быть не может в любых условиях хранения, она обязана дезаккомодировать в силу своей неравновесности. Это — термодинамика, одна из самых фундаментальных естественных наук. С ней, как сказал Больцман, не поспоришь.

Мы уже говорили, что технический прогресс развивается волнообразно: периоды накопления опыта использования какого-либо природного ресурса и технологии (эволюционирующее тиражирование продукции) сменяются периодами освоения нового ресурса (или нового качества уже известного ресурса) и рождением новой технологии, то есть технической революции, которая переводит цивилизацию на качественно более высокий уровень, на котором снова начинается эволюционирующее тиражирование и т. д.

Например, дрова как энергоноситель позволяют развить температуру «красного каления», что достаточно для обжига глины и выплавки олова и свинца, а также сплавов на их основе с участием меди, то есть бронзы. Однако для развития черной металлургии необходим другой энергоноситель — уголь, причем для выплавки стали уголь коксующийся, позволяющий достичь температуры «белого каления». Черная металлургия требует также использования флюсов. Только в этих условиях образуется не просто спеченная, но и плавленая керамика, то есть стекло.

Возникновение производства самого примитивного непрозрачного стекла неразрывно связано с освоением угля как энергоносителя и развитием черной металлургии. Причем именно потребность в развитии металлургии стимулировала развитие стекольного производства, а не наоборот. А традиционная история твердит, что производство стекла в Египте было известно за 4 тыс. лет до н. э., то есть за 3 тыс. лет до начала «железного века». С естественно-научной точки зрения, это абсурд.

Также и при исследовании бесчисленных войн историки часто упускают из виду экономическую аксиому, что все войны на земле — это борьба за контроль над источниками природных ресурсов и путями их транспортировки — начиная с благ Земли обетованной в Ветхом Завете и кончая нефтью Персидского залива неподалеку от этой самой земли.

Здесь приведена очень малая часть примеров, когда традиционная история принципиально противоречит естественно-научным данным. Но даже это ограниченное число примеров позволяет назвать традиционную историю, в частности, европейской цивилизации, политической историографией.

Обратим внимание и на то, что идейная направленность традиционной истории противоречит именно тем философским законам, которые находятся в полном согласии с естественно-научной методологией, например, диалектике Гегеля или условиям оптимизации общественного устройства, систематизированным Кантом. И не случайно традиционная историография игнорирует исследования Ньютона и Ломоносова в области истории, основанные на естественно-научном подходе, а своими героями делает авантюристов-кладоискателей Шампольона и Шлимана или фальсификаторов русской истории и культуры Шлёцера и Тишендорфа.

Современные отечественные апологеты традиционной истории ополчились на работы математической школы А. Фоменко, применившего методы статистического анализа к самой традиционной истории. Почему же специалисты в области макроэкономики не ополчаются на математиков, применяющих те же самые методы в их дисциплинах? Да потому, что экономика как современная наука практически перестала быть идеологизированной. История же пока остается политической историографией. При этом нисколько не умаляется роль историков, археологов, палеографов и т. д. Наоборот, для них открывается колоссальное поле деятельности по созданию именно научной дисциплины истории, свободной от каких-либо идеологических установок — вместо нынешней идеологизированной историографии.

Политическая историография имеет и своего родоначальника — выдающегося государственного деятеля Византии, основоположника учения о государстве Георгия Гемиста Плифона (иначе-Плетон, 1355–1452). Этот человек предвидел распад Византийской империи и пытался обосновать необходимые перемены в государственном устройстве, но не успел — Византия была объективно обречена. Именно этот 83-летний старец, эмигрировав из Византии во Флоренцию и привезя туда свой архив, основал там на деньги банкиров Медичи «Платоновскую Академию», которую правильнее было бы назвать Плифоновской.

Образовавшаяся «Платоновская семья» после падения Византии в 1453 году и начала бурную деятельность по «обнаружению» и тиражированию «древних» источников, в частности, руками книгоиздателей и торговцев типа П. Браччолини, которого собственные современники неоднократно уличали в подделке рукописей. Некто Л. Бруни, флорентийский канцлер, славно поработал на своих хозяев Медичи, дабы возвеличить их род: опубликовал в 1439 году (то есть через год после приезда во Флоренцию Плифона с византийскими архивами) 12-томную «Историю Флоренции» (и это — до начала книгопечатания!), в которой ничтоже сумняшеся просто переписаны византийские хроники с заменой места действия и действующих лиц на флорентийские. И средневековая история Флоренции сразу «удлинилась» примерно на 260 лет (как раз на срок «татаро-монгольского ига на Руси»!).

С этого времени Флоренция и становится всемирным художественным салоном, торгующим «византийским антиквариатом» до сих пор. И именно на задворках мастерской великого Микеланджело в XVI веке откапывают новоиспеченного «древнегреческого Лаокоона», и после появления шедевров Леонардо да Винчи и Рафаэля внезапно «обнаруживают» творения и итальянских художников Проторенессанса (Джотто, Чимабуэ и др.), поскольку «византийских» изделий на рынке уже не хватало. Характерно, что иконами во Флоренции не торговали, поскольку за кражу православных икон в мусульманской Османской империи отрубали руки, это было опасно, а писать иконы флорентийские художники не умели. А вот изготовление «древних» рукописей было поставлено на поток-и не только во Флоренции, и продолжалось до XX века.

И в XIX веке есть блестящее подтверждение фальсификации европейской культуры. Вещий Александр Сергеевич Пушкин был не только великим поэтом, но после 1832 г., когда он начал всерьез сомневаться в правдивости карам-зинской истории, и весьма скрупулезным историком, о чем знают сравнительно немногие. При написании цикла «Песни западных славян» он заподозрил, что поэтический сборник Проспера Мериме «Гузла» («Guzla», 1827 г.) основан не на настоящем боснийском фольклоре. По просьбе Пушкина его друг С. А. Соболевский в 1835 г. написал письмо П. Мериме с целью выяснить происхождение, по выражению Пушкина, этих «странных песен».

В своем ответе честный Проспер Мериме, будучи пойман за руку, признался в том, что сам придумал весь свой «боснийский» фольклор, ради шутки желая посрамить бесчисленных, по его выражению, «фальсификаторов древней поэзии», и просил Соболевского извиниться за него перед Пушкиным, поскольку «даже Адам Мицкевич попался на удочку и счел мои песни подлинно боснийскими, а правду теперь знают всего девять человек, включая Пушкина и Соболевского». Этот пример наглядно показывает, как легко было даже в XIX веке фальсифицировать «древние» памятники. Если бы не проницательность Пушкина и не честность Мериме — имели бы мы теперь «древнебоснийский» — византийский фольклор образца XIX века.

Никаких оригиналов рукописей, написанных еврейским и греческим письмом ранее XV века, нет. И точно так же отсутствуют оригиналы рукописей, написанных по-латыни ранее XIII века, в частности, оригиналы рукописей Данте, Боккаччо и Петрарки в Италии, Д. Уиклифа и Р. Бэкона в Англии, Ф. Бонавентуры во Франции и других авторов, традиционно относимых к XIII веку. Все якобы «древние» рукописи «утрачены» и существуют только в позднейших списках. Также, например, в Риме не сохранилось ни единого здания, построенного ранее XV века, кроме недостроенного Колизея. А сохранившиеся архитектурные памятники XIII–XIV веков, например Флоренции или Пизы, носят ярко выраженный византийский колорит.

Это все свидетельствует в пользу того, что собственно западноевропейской культуры как таковой до XIII века просто не было — она была частью византийской. И не случайно ни на одном из западноевропейских храмов нет золотых куполов, как в России. И в России великий Андрей Рублев расписывал храмы на 100 лет раньше не менее великого итальянца Леонардо да Винчи. Алтарные православные росписи Рублева (например, «Деисусный ряд») и алтарные католические «ретабло» в Испании (например, в Севилье), выполненные в одно и то же время (конец XIV в.), композиционно и функционально однородны и принадлежат общей византийской культуре.

Традиционная история утверждает, что «нашествие» Батыя привело к разорению Киевской Руси. Но не странно ли, что именно после взятия Батыем Киева там начинается бурное строительство православных храмов, появляется свой епископ и т. д.? И не странно ли, что старейшая православная церковь боснийского Сараева (XV в.) по внешнему облику похожа не на христианский храм (нет ни куполов, ни креста, ни колокольни), а на синагогу, а по внутренней планировке — на мечеть (с раздельной нефовой выгородкой для молящихся женщин)?

И не менее странными представляются именно те церковные сооружения Западной Европы, которые сохранили до настоящего времени архитектуру XIII–XIV веков, — баптистерии, например, Флоренции и Пизы. По сути они представляют собой крытые проточные бассейны, разделенные на сектора, предназначенные для массового крещения. Это — функциональные здания, а не памятники, и строились они именно в то время, когда существовала реальная необходимость именно в массовом крещении, а не в индивидуальном, как сегодня.

Это прямо говорит о том, что христианство в Западной Европе стало массовым не в IV, а после XIV века. Например, в старом городе Пизе, помимо крепостных стен, сохранилось всего четыре памятника: самым древним считается уже упомянутый баптистерий, затем знаменитая падающая колокольня, собор Св. Иоанна и… действующее до сих пор гебраистское (то есть древнееврейское) кладбище византийского обряда, расположенное слева от ворот с внешней стены крепости. Все правильно — иудейский обычай хоронить покойников за стеной города хорошо известен. Но «древние евреи византийского обряда» по-русски называются хазары, а поскольку христианских захоронений в старой Пизе нет, это означает, что хазары и построили этот самый город. Между тем вероисповедание хазар весьма отличается от ортодоксального иудаизма — это, скорее, иудеохристианская вера. И не случайно именно с европейскими баптистериями связан культ Иоанна Крестителя. Из этих же баптистериев в начале XVII века вышли первые баптисты. Для нынешнего религиозно расколотого мира это кажется невероятным. Но не для средневековой Византии, одной из незыблемых основ существования которой была веротерпимость.

Положило же начало утрате веротерпимости реальное, а не мифическое появление папской кафедры в Риме, произошедшее только в 1376 году. Именно деятельность католической церкви, насильно внедрявшей богослужебную латынь и пытавшейся сосредоточить в своих руках и религиозную, и светскую власть, и привела к тотальной войне в Европе. Частью этой войны стали и Куликовская битва 1380 г., и битва на Косовом Поле в 1389 г., и насильное обращение Литвы в католичество в 1387 г. и т. п.

Церковный раскол (1415–1431 гг.) и провал попытки нового объединения (уния 1439 г.) привели к религиозному размежеванию между Западной и Восточной частями империи, что и предопределило падение Царьграда как центра в 1453 г., когда империя раскололась на три части: католический запад, православный восток и мусульманский юг. С потерей единого общепризнанного культурного (= цивилизационного) центра и наступила «феодальная раздробленность» Европы.

Именно после 1415 года в Западной Европе и появились первые высокопоставленные византийские эмигранты «латинского» толка и иудеи. На Востоке, то есть в России, приютили славянских беженцев с Балкан, православных греков и иудеохристиан, отсюда и берет начало нынешняя церковнославянская традиция. В русской истории это выглядит так: «на Русь выехали из Орды знатные бояре мурза такой-то и такой-то». От беженцев из Византии и пошло распространение «древнегреческой» и «древнееврейской» культуры как на Запад, так и на Восток.

Но Русь не прерывала связей с прежним центром: взаимоотношения с турецким султанатом оставались дружественными вплоть до прихода к власти Романовых, гвардия султана (янычары, до 1825 г.!) целиком состояла из право-славных христиан (= казаков), а делопроизводством в Стамбуле заведовали чиновники, обученные в Москве.

А вот на Западе, порвавшем с «нехристями», предметы византийской культуры стали раритетами. И там быстро поняли, что торговля не только византийскими произведениями искусства, и рукописями, но и подделками под них, — весьма прибыльный бизнес. Самый популярный в Италии писатель первой половины XV века П. Браччолини пишет «для избранных» по-латыни романы-«переводы» произведений «древнегреческих» мыслителей, которые позже переводятся на греческий язык — уже в XVI–XVIII веках. Потрясающе точное название жанра — роман (то есть греко-римское сказание, поскольку и греки сами себя называют ромеями) относится ко всем без исключения «историческим первоисточникам» — сочинениям Геродота, Плутарха, Фукидида, Тита Ливия, Светония, Евсевия и пр.

И тут возникает еще один, отнюдь не праздный вопрос: а почему знаменитый итальянский писатель первой половины XV века Браччолини, которому при жизни поставили памятник, как Шолохову, пишет исключительно по-латыни, если за 100 лет до него итальянский литературный язык создали, как считается, Данте, Петрарка и Боккаччо? Вероятнее всего, потому, что ни итальянского литературного языка, ни сочинений Данте во времена Браччолини еще не было — они появятся только лет через 50, а то и позже. Потому и никаких ссылок на Данте у Браччолини нет, хотя в подделке сочинений «древних» последнего уличали и не раз.

К тому же не только итальянский, но вообще все национальные литературные языки в Западной Европе начали формироваться только со второй половины XVI века: это и насильственное внедрение Елизаветой I «правильного» английского языка, а также «общенемецкого языка Библии», созданного М. Лютером, и т. п. «Испанского» языка в буквальном смысле вообще не было — в самой Испании он до сих пор называется кастильским (Castellano).

Внедрение сначала латыни, а затем и письменных национальных языков на основе латиницы сопровождалось массовыми книжными аутодафе, причем на кострах инквизиции жгли в обязательном порядке все книги, написанные славянской азбукой. Примечательно, что книги эти назывались «рустика романа». «Рустика» сейчас переводится как «деревенское, грубое, мужицкое», однако по-испански это и сегодня означает «переплетенная книга», «книга в сафьяновом (кожаном) переплете», то есть в переплете русской или персидской выделки, характерном для византийской культуры. Так что жгли византийскую (а значит, и русскую) историю параллельно с внедрением латинского и «древнегреческого» новодела. (То же самое проделали и в допетровской романовской России во времена никоновских реформ жгли подряд все книги, написанные на русском, а не на церковнославянском языке.)

Главный же импульс западноевропейской книгоиздательской деятельности (причем сначала на латыни, и только позже на «древнегреческом») придала часть Византийской библиотеки (включая архивы империи), привезенная во Флоренцию в 1438 году Плифоном (Плетоном) и его сподвижниками.

Почему же византийские архивы привезли во Флоренцию, а не, скажем, в Рим? Да потому, что именно во Флоренции, а не в Риме, была западноевропейская налоговая казна бывшей империи, находившаяся в ведении семейства потомственных мытарей Медичи. И именно на деньги, оказавшиеся в руках Медичи, публикуется «Утопия» Плетона и создается знаменитая «Платоновская (правильнее — плето-новская, или плифоновская) академия», а византийские хроники издаются канцлером Флоренции Л. Бруни на латыни в 1439 году под видом истории Флоренции, тем самым удлинив эту историю как раз примерно на 260 лет.

Флорентийская книгоиздательская активность сразу же привлекла внимание Рима, папской кафедре которого крайне необходимо было стать «древнее» процветающей Флоренции. И из флорентийского книгохранилища, которым заведовал Браччолини, тут же извлекаются и впервые публикуются только в 1469–1472 годах «неожиданно обнаруженные» исторические труды-романы «древних» Тита Ливия и Корнелия Тацита, призванные узаконить «древность» Рима. (А в это же время существует реальный итальянец Тито Ливио, которого нанимают в Англии для написания хроники «Столетней» войны!) То же касается и трудов «древних» философов, драматургов и поэтов: например, первая публикация антологии «древнегреческой» эпиграммы датируется 1494 годом.

То же самое относится и к точным наукам. Одним из основоположников не только западноевропейской живописи, но и точных наук по праву можно назвать гениального Леонардо да Винчи (1452–1519). И только после Леонардо в Европе становятся известны труды Архимеда (в 1544 г.), причем одновременно с трудами знаменитого математика и изобретателя Джероламо Кардано (1501–1576). Именно тогда Европа узнала и про «архимедов винт», и про «карданов подвес». Легендарная биография Архимеда вообще во многом совпадает с биографией Кардано. При этом «Архимед», как и прочие «имена древних», — отнюдь не имя. По-гречески это выражение означает «начало начал» — это, скорее, название учебника. «Начала» же Евклида (то есть по-гречески «Прославленного») широко публикуются одновременно с трудами Франсуа Виета (1540–1603), создавшего современную алгебру. Все астрономические знания, которые можно извлечь из наблюдений невооруженным глазом, изложены в трудах двух Николаев: кардинала Кузанского (1401–1464) и Коперника (1473–1543). И именно во времена Кузанского и Коперника «всплывают» труды «древних» астрономов Гиппарха и Птолемея и т. д.

Эти примеры иллюстрируют подмену естественного процесса развития науки и культуры искусственным понятием «Возрождение». Само это понятие («Ренессанс») родилось во Франции только в конце XVII века, в период Контрреформации, когда, по сути, закончился раздел наследства единой Византийской империи, частью которого была «Реформация» и «Контрреформация».

Раздел единой старой и образование новых империй состоялись в условиях идейного компромисса между «клерикалами» (то есть сторонниками мирового главенства института папства) и «гуманистами» (то есть сторонниками главенства светской власти). Первых устроило признание «древности» церкви и института папства в пределах согласованной хронологии «новой эры», а вторых удовлетворило признание «возрождения» в новых империях традиций «древних цивилизаций», из которых выводились родословные новых правителей и светской знати, призванные обосновать их «наследственные» права на порабощение собственных народов.

Рабство как таковое существовало на протяжении всей истории человеческой цивилизации. Однако во времена Византийской империи свободных людей было гораздо больше, чем рабов. Раб принадлежал своему господину душой и телом, за что господин был обязан содержать раба. «Гуманизм» реформаторов не раскрепостил рабов — он только разделил функции рабовладельцев: светской власти досталось тело, а церковной — душа, но уже гораздо большего количества рабов, коими, по сути, стала подавляющая часть населения.

Византийский первоутопист Плетон в начале XV века мечтал реформировать Византию во всемирное государство всеобщего благоденствия. А в конце того же века канцлер Флоренции и основоположник политологии Никколо Макиавелли сформулировал тезис, определяющий и по сей день отношение власти к истории: «история нужна правителю такой, какой она позволяет ему наиболее эффективно управлять своим народом». На этом тезисе и построена вся традиционная история, сочиненная в XVI–XIX веках, которую правильнее называть «политической историографией».

В результате вместо естественного поступательного развития цивилизационного процесса в истории каждого европейского государства появились периоды «древнего» расцвета, последующего «упадка» и «возрождения», разнесенные во времени и пространстве. Вот так единая византийско-ордынская история XIII–XV веков для одних превратилась в «иго», а для других в «(Прото)ренессанс». Что изменилось за последние 500 лет, прошедшие со времени разобщения Европы, с точки зрения идеи объединения человечества, записанной в Уставе ООН, — пусть читатель решает сам…

***

Снобизм официальной науки иногда проявляется фарсом:

Самым ярким событием последнего месяца оказалось научное открытие доктора исторических наук Леонида Грача… Спикер (Верховной рады Крыма) разъяснил украинским журналистам, почему президиум парламента принял решение о восстановлении в Симферополе храма Александра Невского — по причине его самого непосредственного отношения к независимости Украины. Ведь именно этот русский князь, оказывается, разбил шведов под Полтавой.

(Независимая газета. 23.02.2000)

Возможно, журналист «Независимой газеты» просто опубликовал оговорку доктора исторических наук (схватил за язык).

А если это новый результат исторической науки крымского розлива? Не станем же мы, простые читатели, после конфуза единичного доктора исторических наук подозревать всех историков?