О ВОЗМОЖНОСТЯХ ПРОПАГАНДЫ НОВОГО ВЗГЛЯДА НА ИСТОРИЮ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

О ВОЗМОЖНОСТЯХ ПРОПАГАНДЫ НОВОГО ВЗГЛЯДА НА ИСТОРИЮ

Эмблема телевизионного канала РЕН ТВ (1) придумана спонтанно и выглядит оригинально. Но свыше 500 миллионов лет назад в морях Земли жили трилобиты, скелеты которых (2 и 3) так разительно похожи на придуманную абстракцию. Палеонтологи изучают формы древней жизни, которые, как монеты для археологов и историков, позволяют восстановить ГЕОЛОГИЧЕСКУЮ ИСТОРИЮ Земли.

Старая историческая парадигма вездесуща и привычна. Но сквозь привычное старое наслоение пробивается новая парадигма, лишенная пока мощной общественной поддержки.

Паблик Рилейшн (PR) взращивается годами. И средства массовой информации (СМИ), а не только средняя и высшая школа, обеспечат доступность нового знания всему обществу. Комментатор из XXI века вправе посчитать все шекспировские пьесы высококлассной PR-продукцией, подготавливающей общество к нужному восприятию истории в интерпретации заказчика.

И 2000 пьес Лопе де Вега (Вега Карпьо) тоже PR в интересах продюсера и заказчика. Как иначе продвигать в массы свои взгляды на жизнь? Одних церковных проповедей мало.

В до кинематографические времена театр был мощной PR-структурой.

Но поток не ангажированных драматургов, которые свободно, в меру своих желаний, интерпретировали историю легендарных королей, проводя исторические параллели, становился опасным для правителей.

Тогда правительства стали цензурировать и запрещать пьесы и спектакли, а то и просто ликвидировать неугодных авторов. Ведь общество могло приобрести иное мнение о праве нынешнего государства на национальное достояние в прошлом и будущем. А там и до революций-контрреволюций недалеко…

Достаточно вероятно предположение, что первыми многотиражными средствами пропаганды были раннехристианские евангелия и послания Апостолов.

Церковный контроль за работой переписчиков и первопечатников был строгим, но все не проконтролируешь, потому даже в канонических текстах остаются описания таких технологий, которые невозможны в I веке нашей эры.

Так, если принимать на веру весь текст Евангелия от Иоанна, то нечего сомневаться в умении делать железные гвозди во времена царя Ирода. Ибо сказано:

…Если не увижу на руках Его ран от гвоздей, и не вложу перста моего в раны от гвоздей, и не вложу руки моей в ребра Его, не поверю. (Иоанн, 20:25)

Поверим, что во времена составления Евангелия от Иоанна гвозди уже были.

А в апокрифической «Истории Филиппа, Апостола и благовестника» Апостол Филипп ведет пропаганду христианства среди жителей Карфагена-града:

…Братья мои, оставьте то сознание прежнее, языческое, и не идите вслед за знанием живописцев, и образами деревянными, и каменными, и медными, и железными, и жестяными, и свинцовыми, и золотыми, и серебряными, и глиняными, которые люди сделали, у которых глаза есть, а не видят они, у которых уши есть, а не слышат они. И нет дыхания в устах их, и руками своими не осязают они. И ногами своими не ходят они. И ноздрями своими не обоняют они. И не говорят гортанями своими. И гвоздями и осями прикреплены они к ним, дабы не развалились они… (Новозаветные апокрифы. СПб. Амфора. 2001, с. 350)

Так что, или умели люди использовать свинец и железо, да еще и жесть выделывать в I веке нашей эры, или описанные события происходили сравнительно недавно, когда появилась металлургия, когда тиражировались железные гвозди и когда люди научились катать жесть из слитка железа!

А на каком корабле плыл апостол Филипп? На огромном, ибо «охватил трепет 495 человек, которые были на корабле». Не на плоту, на корабле дощатом. Правда, кто и как доски делал и кто корабль строил — неведомо. А многим так просто неинтересно знать то.

Один философ спросил у авторов «Книги цивилизации»: «Зачем вам это? Зачем сеять сомнения в устройстве исторического прошлого? И так много сложностей в нашем мире…» Философ сей новозаветные тексты не ревизует. Вольному воля.

И мощнейший аппарат средств массовой информации не привлекается к развенчанию мифов. И даже Комиссия РАН по борьбе с лженаукой не возражает против засилья мифов в истории. Вдумайтесь: наука X X I века не дискутирует с религией.

В прошлом же любой правитель, которому удавалось продержаться у власти несколько лет, неминуемо задумывался о своей роли в истории. Чтобы он, имярек, выглядел не как хищник, выскочка, парвеню, а легитимный наследник великого прошлого! Хорошо также иметь божественное происхождение, святую мать и, соответственно, непорочное зачатье (Иисус Христос, византийские императоры, Чингисхан…).

Русские цари, императоры и императрицы пытались попиарить в свою пользу, известно, что были некоторые успехи, в книжное время первым «пиарщиком», подражателем Шекспиру в драматургии, становится А.П. Сумароков со своими трагедиями на «древнерусские» темы: «Хорев» (1747) и «Синав и Трувор» (1750).

Последний этап сочинения традиционной истории России происходит в период 1775–1795 годов, причем при непосредственном влиянии и деятельном участии самой Екатерины II. Часть этой работы, связанной с созданием истории «Древней Руси», Екатерина поручила АИ. Мусину-Пушкину, собравшему большую коллекцию древнерусских памятников литературы. Ими широко пользовался при написании своей «Истории» Н.М. Карамзин. Но создавалась — подчеркнем это еще раз, — не научная история прошлого нашей страны, а ее политическая версия.

Шедшая вслед за древними версиями «предпетровская» историография XVII века — это историография не имперского, а местного московского масштаба. Ее основная цель только в обосновании претензии Москвы на владение и управление огромными территориями Евразии. А реализованы претензии были Петром, что и отражено в истории. Характерно, что в декабре 1721 года по случаю торжественного въезда Петра в Москву на специально построенных триумфальных воротах герцога Голстинского в Немецкой слободе было два образа: Ивана Васильевича с надписью «Начал» и Петра с надписью «Совершил» (сообщает И.Е. Забелин). «Екатерининская» же историография есть обоснование владения действительно завоеванными ею в 1764–1794 годах землями от Кракова до Владивостока и колониями в Северной Америке.

Екатерина II сама и набросала необходимую уже не для предыдущих Романовых-московитов, а для своей евроазиатской Российской империи «древнерусскую канву», сверяясь при этом с английским шекспировским образцом. Это видно из ее «Записок касательно русской истории», в частности, из эссе «Чесменский дворец», где прямо показано, в какой последовательности надо выстроить историю и какие из ранее заявленных персонажей должны в этой истории участвовать, например: Всеволод Большое Гнездо и Александр Невский.

В этом эссе повествуется, как некий старый инвалид, «обходя рундом вокруг Чесменского дворца», услышал разговор находящихся в дворце портретов и медальонов. А хранились во дворце изображения всех современных Екатерине государей Европы и якобы всех вообще государей России (ни от одного из упомянутых ниже русских князей не осталось портрета).

Героев много; приведем в качестве примера разговор с древними русскими князьями:

«ФРИДРИХ (принцу Генриху). Брат мой, кто этот бородач, которого я там вижу? Господин бородач, кто вы такой?

Св. АЛЕКСАНДР НЕВСКИЙ. Не нужно судить о людях по бороде. Таков, как я есмь, я никогда не предпринимал несправедливых войн. Я защищал свою родину и своих союзников храбро и успешно против шведов, литвы и тевтонских рыцарей, основавшихся в Ливонии и Пруссии. Мои достоинства и в особенности мое бескорыстие привлекли мне доверие моего народа и моих соседей. Мои родные меня любили и уважали, потому что я был справедлив и без зависти по отношению к ним; моя праведная жизнь и мудрость способствовали моему причислению, после смерти, к лику преподобных.

ФРИДРИХ. Всего вам доброго, господин преподобный, поглядите-ка, сколько достоинства скрывалось под этой бородой.

Св. АЛЕКСАНДР НЕВСКИЙ. Дорогой сотоварищ, недостаточно остроумничать насчет бороды своего ближнего; нужно понимать достоинства, не смотря на бороду. Я родился и жил до 1740 года. Вы могли бы меня знать, если б столько же занялись этой частью истории, которая меня касается, сколько французскими стихами. Не моя вина, если вы со мной знакомы не более, чем с немецкой литературой, хотя это литература вашей родины; а вообще, слуга покорный, я не имею ничего общего с вами ни на этом, ни на том свете.

ФРИДРИХ. И прекрасно, но кто эти другие господа с такими заросшими подбородками?

Св. АЛЕКСАНДР. Направо от меня вы видите моего отца, налево моих братьев; против меня Всеволод, мой дед и двое моих дядей.

ФРИДРИХ. Полагаю, что все это не умело ни читать, ни писать?

ЯРОСЛАВ ЯРОСЛАВИЧ. Никто из нас не мнил прослыть писателем, не зная грамматики и орфографии; но зато мы все умели воевать.

ФРИДРИХ. Но какое у вас громадное родство! ВАСИЛИЙ ЯРОСЛАВИЧ. Дом Рюрика был в родстве с большинством из королей: племянница моя Анна вышла замуж за Филиппа, Второго по имени, короля французского. ФРИДРИХ. А дедушка никогда не разговаривает? ВСЕВОЛОД ЮРЬЕВИЧ. Я не люблю долгих разговоров; впрочем, я могу вам сказать, что я основатель Владимирского княжества, где прокняжил 35 лет».

Екатерина, кстати, была уверена, что Москву основал сын Невского Даниил в конце XIII века, а Юрия Долгорукого ни разу не упоминает; что варяги — родом с Дона, и пришли в Скандинавию из Руси и т. д. Тур Хейердал уже в наше время искал доказательства этой версии. Но сама императрица, судя по ее текстам, явно путалась, сколько должно быть Владимиров, сколько Ярославов и кто кому кем приходится. А трехсотлетний разрыв между Даниилом Московским и Василием Шуйским в екатерининской редакции истории России так и остался ничем не заполненным…

Она сочинила две драмы на темы прошлого: «Историческое представление из жизни Рюрика и Олега, подражание Шекспиру» и «Начальное управление Олега», обозначая главные вехи своей истории. Естественно, «шекс-пиар-овский» почин императрицы был немедленно подхвачен придворными литераторами.

В 1765–1770 годах Сумароков по заказу Екатерины пишет оды, призванные исторически обосновать сначала покорение Центральной России и Малороссии, а затем и историческую миссию Екатерины по объединению «Запада и Востока», то есть по созданию Российской империи. Исторические поэмы пишет М. Херасков («Россияда», «Владимир» и пр.), усердствуют в имперском славословии В. Майков, Г. Державин и другие.

Бурную деятельность развивает поощряемый Екатериной литературный кружок под руководством издателя Н.И. Новикова, преобразованный в 1782 году в «Дружеское ученое общество», а в 1784-м в «Типографическую компанию». В 1773 году он начинает печатать «Древнюю Российскую Вивлиофику», то есть историческую библиотеку, и до 1790 года издает множество книг на исторические темы. Однако после французской революции (1789) Новиков, известный своим масонством, попадает в опалу; в 1792-м он арестован и сослан.

Конфискованные архивы его кружка попадают к А.И. Мусину-Пушкину, который среди неизданных материалов обнаруживает и труды умершего в том же году члена «Типографической компании» писателя, историка и экономиста МД Чулкова. А этот МД Чулков, помимо экономических трудов, известен своим фундаментальным четырехтомником «Собрание разных песен», в котором в 1770–1774 годах были опубликованы народные исторические песни и сказания в его собственной литературной обработке.

И вот, в 1795 году АИ. Мусин-Пушкин обнаруживает среди его бумаг рукопись «Слова о полку Игореве» и дает его Екатерине для ознакомления. Ее реакция была негативной, — но почему? Можно предположить, что такая история противоречила ее версии, или, напротив, Екатерина хо-рошо знала «источник» этого труда АИ. Мусин-Пушкин осмелился снова показать список «Слова» только после ее смерти, уже в 1797 году, Павлу I. Павел публикацию разре —

шил: поначалу он одобрял все, чего не одобряла его маменька. В первый же день воцарения он амнистировал опального Новикова, как и Радищева. Но подготовку к первому изданию «Слова» (1800) Мусин-Пушкин начал только в 1798 году, после смерти Н.И. Новикова, единственного, кто еще мог что-либо сказать о возможном авторстве М.Д. Чулкова или кого-либо другого из своего общества восьмидесятых годов.

Воплощением «екатерининской редакции» истории России стал гигантский исторический 12-томный труд Н.М. Карамзина.

М.М. Тихомиров писал: «По счастливой случайности Татищев пользовался как раз теми материалами, которые не сохранились до нашего времени, и в этом отношении его труд имеет несравненно большие преимущества, чем труд Карамзина, почти целиком (за исключением Троицкой пер-гаментной летописи) основанный на источниках, сохранившихся в наших архивах».

По поводу этого странного «счастья», выпавшего Татищеву, — все его источники пропали, а все источники Карамзина целехоньки,-А.К. Гуц меланхолично заметил, что, наверное, именно в силу «счастливой» судьбы ко многим известиям В.Н. Татищева дальнейшие историки относились с сомнением. Его прямо обвиняли в выдумках, а иногда и в прямых подлогах, чего «несчастливый» Карамзин избежал.

И при этом творчество Карамзина ставят рядом с творчеством его современника, крупного английского писателя и историка Вальтера Скотта, блестящие исторические романы которого отличаются тем, что в них очень органично сочетаются реальные исторические события и художественный вымысел.