На вокзале никто не встретил

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

На вокзале никто не встретил

Алимова выехала для нелегальной работы за границей лишь спустя несколько лет после того памятного разговора. А до этого была учеба, о которой по понятным причинам рассказывать не буду. Перечислю лишь иностранные языки, которыми она владеет в разной степени совершенства: турецкий, уйгурский, английский, азербайджанский, узбекский. Несколько хуже немецким и персидским. Ну, туркменский и русский, разумеется, не в счет.

О смерти Сталина Алимова узнала, находясь в одной из европейских стран. До отъезда на самостоятельную работу ей осталось всего восемь месяцев.

Осенью того же года, уже в Москве, неожиданно объявили: «Через неделю намечен Ваш отъезд». Она взмолилась: «Дайте хоть повидаться с родными, слетать в Туркмению». Успела побывать в Ашхабаде, сказала своим, что предстоит очень длительная командировка в Закарпатье, в горах почты нет, так что письма будет присылать с оказией, с тем же человеком и ей можно отправить весточку.

Через несколько дней Ирина Каримовна Алимова отправилась в длительную командировку, не зная, когда вновь увидит Москву, Ашхабад, маму, родных… В кармане у нее были документы с другим именем и фамилией. Отныне ее настоящая фамилия как бы исчезла, растворилась. Даже в доме на площади Дзержинского в Москве фигурировал только ее псевдоним — «Бир».

Путь ее был не прост и лежал через третью страну, где предстояло прожить не один месяц. Легенда, то есть биография ее новой жизни, была такой. Она — дочь богатого уйгура. Родители — эмигранты из России, точнее из Средней Азии, уехали еще до революции. В документе, написанном муллой по-арабски, справа налево (чтото вроде нашей метрики) указывалось, что Гюзель родилась в таком-то году, в таком-то селении. В ее новой биографии был у нее и жених, сын эмигрантов из России. Их родители дружили, держались вместе и в России, и за рубежом. Жених занимался мелким бизнесом в другом городе. И вот она ехала к нему…

На самолете благополучно прибыла в зарубежный город и, пересев на поезд, отправилась к жениху. Гюзель видела его только на фотографии. Встреча должна была состояться на вокзале.

Но что-то не сложилось, и на вокзале его не было. (До этого он пять дней «светил» на перроне, в этот же раз объявили, что поезда не будет, а он просто опаздывал). Черная южная ночь, чужой город, пустой вокзал… Гюзель вышла на площадь, почувствовала чей-то пристальный взгляд. У фонаря стоял полицейский, чуть дальше — рикша. Она небрежно махнула рукой, подзывая рикшу. Стал приближаться и полицейский.

— Почему здесь так темно? — спокойно сказала она ему по-уйгурски. — Надо бы усилить освещение.

Рикша укрепил чемодан, помог подняться в коляску. Она небрежно сказала ему: «В центральную гостиницу…». Было два часа ночи.

В отеле она получила комнату. Двери в номерах здесь не закрывались. Она села, не раздеваясь, на кровать и стала ждать рассвета. В гостинице было шумно, в каких-то комнатах пели, где-то слышались крики… В пять утра дверь ее комнаты отворилась и вошел человек в кальсонах. Он не спеша подошел к печке-буржуйке в углу, умело растопил ее и, ни слова не говоря, вышел. Как потом она узнала, это было обычным делом, и показалось бы очень странным, если бы она реагировала неадекватно.

А днем Гюзель встретилась с женихом по запасному варианту в городе, возле универмага. Через четыре месяца они зарегистрировали брак. Это, к счастью, оказался не фиктивный брак, не только по «легенде», но настоящее, счастливое супружество двух любящих друг друга людей, объединенных общей опасностью, общим делом, общей судьбой. Думаю, когда-нибудь мы расскажем и о муже Ирины Каримовны — замечательном советском разведчике, но пока время не пришло…