Глава V. Марсельский инцидент
Глава V. Марсельский инцидент
Боевые успехи русских войск во Франции снискали глубокое и искреннее уважение к русским солдатам простых людей Франции. Воспитанные на иных, более демократических традициях, французские солдаты, с которыми приходилось встречаться солдатам русской бригады, с подчеркнутым вниманием относились к своим боевым товарищам, искали с ними дружбы и гордились этой дружбой.
В свою очередь и русские солдаты высоко ценили своих товарищей по оружию, поддерживали с ними хорошие отношения.
С большой симпатией относились к русским солдатам и французские крестьяне.
Наблюдая за жизнью и бытом французского солдата, русские солдаты особенно сильно почувствовали ту разницу, которая существовала в отношениях между солдатом и офицером в русской и французской армиях. Эту разницу можно было ежедневно наблюдать как в боевой обстановке, так и в тылу.
Полностью разделяя взгляды начальника бригады генерала Лохвицкого на сущность воинской дисциплины, большинство офицеров бригады продолжали и здесь, во Франции, заниматься рукоприкладством, унижающим солдата и оскорбляющим его человеческое достоинство. Офицеры бригады могли остановить на улице французского городка русского солдата, уволенного в отпуск, и, найдя какой-либо дефект в его обмундировании или незначительное упущение в поведении, расправиться с ним самым недостойным образом. Часто эти дикие сцены вызывали открытое возмущение французских граждан, и они решительно выступали в защиту русского солдата, [51] указывая офицеру на недостойность его поступка. Но это не всегда действовало отрезвляюще на вошедшего в раж офицера. Были даже случаи, когда русский офицер обрушивался на француза, пытавшегося встать на защиту русского солдата, градом брани и угроз, совершенно забыв о том, что он находится в чужой стране, а не в царской казарме.
Подобные сцены очень озлобляли солдат бригады. Здесь, во Франции, где они, как им об этом говорили их офицеры, представляли великую державу — Россию и ее армию, — бесправие солдата и жестокость офицера чувствовались с особой силой.
Отчужденность русского солдата от офицера, недовольство солдат русской бригады произволом, царившим в бригаде, не всегда носили скрытые формы. Иногда они выливались в открытое выступление наиболее передовой части солдат против тех порядков, которые устанавливались в русских частях во Франции.
В августе 1916 года в одной из русских частей, не входивших в состав 1-й русской бригады, произошло событие, которое очень ярко характеризовало и настроение солдатских масс, и поведение офицеров, привезших в чужую страну порядки царской казармы. Оно получило большой резонанс не только в русских войсках, но и в частях французской армии.
Все подробности этого события стали известны солдатам 1-й бригады и вызвали у них большое возмущение.
15 августа 1916 года в военном лагере де-Ларме в Марселе был убит солдатами подполковник русской службы Краузе.
Вот как это случилось.
Маврикий Краузе, капитан 89-го Беломорского пехотного полка, Главным управлением Генерального штаба был назначен командиром роты маршевого батальона 2-й особой пехотной русской бригады, действовавшей в составе союзной армии на Салоникском фронте.
При назначении в заграничную командировку Краузе получил чин подполковника и во время пути следования из России до Салоник, через Францию, временно исполнял обязанности командира 3-го батальона 4-го пехотного полка 2-й бригады.
22 июля 1916 года из Архангельска во Францию вышел очередной эшелон русских войск. Эшелон состоял всего лишь из одного русского парохода «Екатеринослав», [52] на борту которого находились два пехотных батальона и три пулеметные роты, предназначенные в состав 3-го и 4-го пехотных полков 2-й дивизии, действовавшей в Салониках. Кроме того, на этом транспорте следовали четыре пулеметные роты для пополнения полков 1-й русской бригады, действовавшей на французском фронте.
Весь отряд в составе 16 рот и команд общей численностью 3500 солдат, 26 офицеров следовал под общим командованием командира 2-го батальона 4-го пехотного полка подполковника Крылова.
20 июля подполковник Крылов назначил подполковника Краузе комендантом эшелона. Подполковника Краузе за резкость и грубость недолюбливали не только солдаты, но и подчиненные ему офицеры.
В конце вторых суток плавания «Екатеринослав» шел вблизи берегов Норвегии. В это время была принята английская радиограмма, извещавшая о том, что на пути следования русского транспорта курсируют немецкие подводные лодки и что ему необходимо изменить курс. В тот момент, когда на «Екатеринослав» пришла эта тревожная радиограмма, подполковник Краузе собирался произвести учебную стрельбу из пушки, установленной на палубе. Капитан корабля, ссылаясь на английскую радиограмму, предложил подполковнику Краузе отменить учебную стрельбу, чтобы не привлечь ею внимание противника.
Капитана парохода поддержал и подполковник Крылов, предложивший Краузе провести учебную стрельбу в другое время в безопасной зоне.
Несмотря на двукратное предложение не проводить учебной стрельбы, подполковник Краузе не изменил своего намерения. Учебная стрельба была проведена.
Через час после учебной стрельбы «Екатеринослав» получил вторую английскую радиограмму: «Транспорту угрожает опасность, меняйте курс!»
После получения второй радиограммы огни на корабле были потушены, иллюминаторы закрыты, вентиляция выключена, чтобы уменьшить шум. Корабль сделал один поворот, затем, пройдя некоторое расстояние, повернул еще градусов на 45 и полным ходом на всех парах пошел в открытое море.
Подполковник Крылов собрал офицеров, коротко объяснил им обстановку и приказал подготовить своих людей; полуротным командирам — быть у своих подразделений, [53] а ротным — дежурить на палубе. Сам Крылов поднялся в капитанскую рубку.
В трюмах огромного парохода стало наблюдаться необычное оживление. Оно усилилось, когда солдаты услышали команду: «Надеть спасательные пояса!»
Солдаты быстро вскочили с нар и, надев спасательные пояса, устремились к узким трапам. Команды «Тише!», «Спокойно!» тонули в гуле встревоженных голосов. Люди из всех трюмов устремились наверх, на палубу.
Сильный ветер гнал тяжелые волны навстречу идущему в море кораблю. Скоро ветер сменился бурей. Огромные волны поднимались все выше, все яростнее били о борг корабля. Содрогаясь всем корпусом, «Екатеринослав» шел вперед, удаляясь от опасного места.
Спустя некоторое время пароход вышел из опасной зоны. Люди немного успокоились. Солдаты спустились в трюмы, офицеры разошлись по своим каютам...
Поступок подполковника Краузе вызвал глубокое возмущение солдат. Они расценили его как намерение выдать транспорт врагу.
Поступок Краузе вызвал резкое осуждение и у офицеров. Капитан корабля потребовал от подполковника Крылова посадить подполковника Краузе под арест и по прибытии во Францию доложить о случившемся представителю императорского правительства при французской главной квартире генералу Жилинскому.
По-своему переживал этот случай и подполковник Краузе. Забившись в каюту, он в течение пяти суток, пока продолжалось плавание, не показывался на палубе.
29 июля в 10 часов утра «Екатеринослав» прошел портовые ворота Бреста и, несколько замедлив ход, тихо остановился у причала. Всю пристань заполнил народ. Тысячи жителей Бреста собрались сюда еще задолго до прихода русского парохода, чтобы встретить русские войска. Встреча была такой же радушной, как и в Марселе.
По прибытии в Брест подполковник Крылов в сопровождении портовой администрации отправился к городским властям, а подполковник Краузе стал готовить войска к высадке.
Приняв рапорты ротных командиров, Краузе обошел выстроенные роты, поздоровался с ними и поздравил с благополучным прибытием в союзную державу. Хотя он и старался внешне быть спокойным, ему это однако не удавалось. После инцидента с учебной стрельбой Краузе [54] испытывал затаенную тревогу и вместе с тем раздражение. Встречаясь взглядами с окружающими его солдатами, он чувствовал, что люди его поступок расценивают как преступное самоуправство, которое могло стоить им жизни.
Прибывшие в Брест русские войска после торжественного обеда, устроенного им городскими властями, по железной дороге отбыли в отведенные им районы расквартирования.
1 августа в 10 часов утра по местному времени к станции Марсель подошел первый эшелон со 2-м батальоном подполковника Крылова. Вскоре к станции подошел и второй эшелон с 3-м батальоном подполковника Краузе.
В Марселе, как и в Бресте, русских солдат встречали местные власти и представитель русского генерального консульства ротмистр Барбашевский. Когда церемония представления и встречи закончилась, Барбашевский по просьбе губернатора Марселя сообщил подполковнику Крылову, что для размещения офицеров отведена гостиница «Режине» в Марселе, а для солдат — бараки лагеря де-Ларме, расположенные в окрестностях города.
Марсель являлся последним пунктом, откуда после трех-, четырехдневного отдыха батальоны, предназначенные для пополнения русских войск, сражавшихся на Салоникском фронте, должны были отправиться в новый переход — до Салоник.
Личный состав этих батальонов, как и личный состав 1-й бригады, был взят непосредственно из частей действующих армий. Перед отправкой во Францию и во время пути следования до Франции солдаты не получали денежного содержания, не имели мыла, табака. Командование отряда обязано было выдать солдатам денежное содержание и позаботиться о приобретении ими всего необходимого.
Однако это сделано не было. В день прибытия в Марсель начальник отряда подполковник Крылов издал приказ, запрещавший выдачу увольнительных записок в город всем нижним чинам. Чтобы гарантировать исполнение приказа и соблюдение надлежащего порядка в пункте расквартирования войск, подполковник Крылов запретил также и выдачу причитавшегося солдатам содержания. Он разрешил лишь выдать по 1500 франков на роту, исходя из среднего расчета по 6 франков 50 сантимов на солдата. [55]
Приказ подполковника Крылова вызвал большое недовольство солдат, так как лишал их возможности приобрести все, в чем они испытывали острую нужду.
Это недовольство возросло еще больше, когда некоторые командиры рот, получив отпущенные для солдат деньги, использовали их на свои личные цели. Так поступили, например, командир 10-й роты поручик Чернышев, прокутивший солдатские деньги в одном из ресторанов Марселя, и командир 11-й роты поручик Тарновский, присвоивший две трети солдатских денег.
Поступок поручика Чернышева вызвал открытое возмущение солдат 10-й роты. Они отказались от присланных им поручиком Чернышевым 300 франков и потребовали в барак командира роты, чтобы объясниться с ним лично. Фельдфебель роты Саенко, встревоженный тем, как реагировали солдаты роты на неблаговидный поступок своего командира, отправился к дежурному офицеру подпоручику Беляеву и доложил ему о том, что в роте неспокойно. Он попросил разрешения отправиться в город и пригласить в барак поручика Чернышева. Дежурный офицер не придал значения докладу фельдфебеля и не разрешил ему идти к командиру роты.
Узнав, что дежурный офицер не разрешил Саенко идти к ротному командиру, солдаты заволновались еще больше. Возникло стихийное собрание роты. Раздавались возмущенные голоса, призывавшие положить конец беззаконию и произволу. Волнение в 10-й роте привлекло к себе внимание солдат других подразделений, и скоро возле барака 10-й роты собралась большая толпа.
Волнение солдат 10-й роты передалось в другие подразделения отряда, в частности в 11-ю роту, пулеметную команду и нестроевую роту, где командиры рот также бесцеремонно распорядились солдатскими деньгами. К открытому возбуждению солдат этих рот прибавилось скрытое недовольство солдат других рот.
Размещаясь вместе с солдатами, фельдфебели и унтер-офицеры знали лучше настроение солдат, чем офицеры. Они видели возбужденное состояние солдат, понимали причины этого, но сделать сами ничего не могли. Еще задолго до возмущения солдат фельдфебели и унтер-офицеры докладывали ротным командирам о настроении солдат. Ротные командиры оставались глухи к их докладам и предупреждениям.
А волнение среди солдат, между тем, все ширилось. [56]
Несмотря на усиленные наряды часовых у ворот лагеря и усиленный патруль вне лагерной черты, солдаты большими партиями отправлялись в город без увольнительных записок.
Такое поведение солдат вызвало новую реакцию командования. Утром 2 августа подполковник Крылов через своего адъютанта передал дежурному офицеру, что его приказ от 1 августа остается в силе. Причем во избежание повторения самовольных отлучек нижних чинов Крылов приказал дополнительно усилить наряды часовых и выслать патрулей в город.
Это новое распоряжение не произвело никакого впечатления даже на дежурного офицера. Он молча выслушал приказание начальника отряда и сказал, что необходимые меры будут приняты.
Утро 2 августа в лагере прошло спокойно. Так как в этот день не было никаких занятий, солдаты собирались группами и спокойно разговаривали, пели песни.
Передав дежурному офицеру распоряжение начальника отряда, адъютант 2-го батальона прапорщик Маслов поехал в город проверять службу высланных нарядов патрулей. Маслов взял с собой фельдфебеля 1-й пулеметной команды Лисицкого в качестве переводчика.
На одной из улиц Марселя прапорщик Маслов встретил группу солдат. Многие из них ушли из лагеря самовольно. Маслов арестовал солдат, не имевших увольнительных записок, и под конвоем патрулей отправил к дежурному офицеру лагеря.
Объезжая на машине одну улицу за другой, прапорщик Маслов встретил вторую группу солдат. Он остановил машину и стал проверять у них документы. Обнаружив, что ни у кого из них нет увольнительных записок, он нанес некоторым солдатам удары бамбуковым хлыстом. В несколько секунд солдаты были окружены толпой французских граждан. Раздались крики негодования. Один француз отделился от толпы, подошел к Маслову и сказал ему на чистом русском языке:
— Ваш поступок, господин прапорщик, — позорный поступок! На глазах у публики вы унижаете свое достоинство и достоинство солдата. Пора отказаться от деспотизма. Солдаты союзных армий свободно гуляют по городу, а вы своих солдат держите на положении арестантов да еще позволяете себе публично оскорблять их.
Эти слова привели в бешенство прапорщика Маслова. [57]
Не отдавая себе отчета в действиях, он закричал: «Замолчать, мерзавец!» — и тут же, обращаясь к фельдфебелю Лисицкому, приказал арестовать француза и отвести в ближайший участок полиции. Но в этот момент кто-то из толпы сказал громко по-русски:
— Успокойтесь, господин офицер! Вы забываете, где находитесь. Вы ведь не у себя дома. У нас, во Франции, есть свои органы власти и свои порядки...
Маслов остановился. Только теперь он понял, что зашел слишком далеко. Ему ничего не оставалось, как ретироваться.
По пути Маслов встретил офицера французской службы капитана Барбье. Коротко доложив ему через переводчика Лисицкого о только что происшедшем случае, Маслов сказал:
— Прошу вас принять меры к розыску этого гражданина, выяснить его личность и передать административным властям.
Французский офицер с безучастным видом выслушал Маслова, ничего не ответил, откозырял и пошел своей дорогой.
Между тем прапорщик Маслов поспешил в гостиницу «Режине» с докладом начальнику отряда.
Подполковник Крылов, выслушав доклад Маслова, вызвал командира пулеметной роты поручика Любимова и приказал ему немедленно нарядить роту в патруль, чтобы задержать всех русских солдат, которые ушли в город без увольнительных записок. Старшим патрульной роты он приказал назначить фельдфебеля пулеметной роты. Затем подполковник Крылов позвонил коменданту французской службы города и попросил его дать приказание дежурным полицейским чинам задерживать всех русских солдат и направлять их к дежурному офицеру лагеря.
Началась массовая безобразная облава на русских солдат по всему городу. В то время когда готовился этот поход против солдат отряда, самовольно ушедших в город, в лагере уже были арестованные за самовольную отлучку солдаты, часть из них стояла под ружьем, часть сидела на гауптвахте. С началом массовой облавы из города стали поступать новые группы задержанных солдат.
Рассеявшаяся было в лагере напряженная атмосфера стала накаляться вновь. Солдаты группами собирались к офицерскому собранию, где стояли под ружьем задержанные [58] солдаты, и требовали от дежурного офицера выйти к ним и объяснить, кто дал право французской полиции арестовывать русских солдат.
Дежурный офицер несколько раз выходил к собравшимся солдатам, отвечал на их вопросы и каждый раз приказывал разойтись. Но солдаты не выполняли его приказа и продолжали оживленно обсуждать происходившие события. Число солдат увеличивалось. Их собралось уже свыше двухсот. Они решительно протестовали против действий начальника отряда и чинов французской полиции. Возбуждение солдат росло, и скоро они направили дежурному офицеру следующее категорическое требование: освободить всех арестованных, выдать полностью положенные всем солдатам деньги и, наконец, разрешить солдатам отряда увольнение в город.
Категоричность, с какой были изложены эти требования, встревожила дежурного офицера. Боясь обострить положение, он приказал своему помощнику фельдфебелю Горшкову освободить всех арестованных солдат, несших наказание под ружьем. Окрыленные первым успехом, солдаты двинулись к бараку, где размещалась гауптвахта и содержались арестованные.
Там они вызвали караульного начальника старшего унтер-офицера Смелого и предложили ему немедленно освободить арестованных. Караульный начальник заявил, что без разрешения дежурного офицера выполнить это требование он не может, и отправился с докладом к дежурному офицеру.
Только теперь дежурный офицер понял всю серьезность создавшегося положения. Он приказал караульному начальнику освободить всех арестованных, а потом позвонил подполковнику Крылову и доложил ему о случившемся.
Начальник отряда не оценил по-настоящему смысла происходивших в лагере событий и, выслушав устный доклад дежурного офицера, предложил ему донести об этом в письменной форме.
Освободив арестованных, толпа солдат с песнями двинулась по главной линейке лагеря. Здесь солдаты встретились с пулеметной командой во главе с фельдфебелем, готовившейся идти патрулировать по городу. Солдаты предложили пулеметчикам присоединиться к ним. На это предложение фельдфебель Лисицкий ответил вначале окриком, а затем пытался применить оружие. Он обнажил [59] шашку, но воспользоваться его ему не удалось. Кто-то нанес ему такой сильный удар, что он выпустил шашку из рук, упал и потерял сознание. Обстановка накалялась.
В то время, когда происходил этот инцидент, в лагерь де-Ларме приехал подполковник Краузе. Приняв от дежурного офицера рапорт, Краузе обратился к нему с вопросом: «Что у вас происходит, господин подпоручик?» На это дежурный офицер с деланным спокойствием ответил: «Был маленький шум, господин подполковник, и своего рода демонстрация. Но теперь порядок восстановлен, и в лагере спокойно...»
На вопрос Краузе, что послужило причиной беспорядка, дежурный офицер сдержанно ответил, что 10-я рота осталась недовольна тем, что ей не выдали денег. Поэтому солдаты подняли шум. Однако сейчас все улажено, и порядок восстановлен.
Краузе почувствовал, что дежурный офицер умышленно сглаживает остроту положения. Поэтому он не стал больше задавать ему вопросов и приказал раньше положенного времени играть вечерний поверочный сбор.
В это время подполковник Краузе увидел фельдфебеля Лисицкого, которого сопровождали два солдата в местную аптеку на перевязку. На вопрос Краузе, что с ним, Лисицкий ответил, что на него напала пьяная толпа солдат, обезоружила и избила.
Краузе стало ясно, что события в лагере носят необычный характер, и он решил применить свое излюбленное средство — окрик и расправу и над правым и над виноватым.
Еле сдерживая охватившее его бешенство, он вместе с дежурным офицером направился к ротам, выстроенным на вечернюю поверку.
— Чем вы недовольны? — обратился к ним Краузе, но ответа не получил. — Чем недовольны? — повторил он вопрос.
Наконец раздались голоса:
— Почему нам не дают денег? Почему не пускают в город? За что арестовывают? Над нами смеются наши союзники французы!
Краузе переходил от одной роты к другой, задавал один и тот же вопрос и везде получал одни и те же ответы. Обойдя роты, он остановился перед строем и сказал: [60]
— Что вам полагается — будет выдано завтра. Думаю, разрешится вопрос и об увольнении в город.
Началась перекличка, а за ней — пение молитвы и государственного гимна. Обычно стройное исполнение гимна на этот раз отличалось разнобоем и неслаженностью: мысли солдат были заняты другим.
Казалось, что на этом все события дня закончатся. Но получилось иначе. После исполнения гимна и молитвы роты не распустили, они остались на месте. Наступило еще более тягостное молчание. Краузе какими-то особенно злыми глазами следил за солдатами, стоявшими в строю; тысячи солдатских глаз настороженно смотрели на него. Так продолжалось несколько минут. Наконец Краузе снова стал обходить роты. На этот раз он пошел не по линии фронта, а между шеренгами. Лицо его было искажено злобой, которую он уже не мог сдержать. Проходя между шеренгами, Краузе следил за малейшим движением солдат, за выражением их лиц. Наконец он остановился против первой пулеметной команды и громко сказал:
— Всех солдат, стоявших под ружьем и снятых толпой буйствующих, вернуть сейчас же под ружье! Всех сидевших на гауптвахте и выпущенных толпой водворить под арест! Выйти из строя всем, кто принимал участие в беспорядках; два шага вперед, шагом марш!..
Однако в строю никто не шевельнулся. Дежурный фельдфебель Горшков, стоявший позади дежурного офицера, крикнул:
— Выходи, ребята, не бойся, преступление ваше невелико. Наказание не будет строгим.
Краузе, грубо оборвав Горшкова, сказал:
— Ошибаешься, здесь пахнет расстрелом!
После этих слов в рядах началось движение, послышались приглушенные голоса, но солдаты по-прежнему остались на своих местах.
Выждав несколько минут, подполковник Краузе приказал распустить солдат, а сам пошел по главной линейке. Будучи не в силах сдержать охватившее его бешенство, он начал наносить своим бамбуковым хлыстом удары каждому встречному солдату. Раздались крики: «Бей немца!», «Бей тирана!» В один миг несколько человек набросились на Краузе. Кто-то из солдат сильно ударил его кулаком по голове. Краузе зашатался, выпустил из рук бамбуковый хлыст, но удержался на ногах и не [61] упал. За первым ударом последовал второй. Краузе побежал. В это время от общей группы солдат отделились три — четыре человека и бросились ему наперерез. Молча, без шума и крика, солдаты настигли Краузе. После непродолжительной борьбы он упал и больше не двигался. Наступившая темнота скрыла и подробности происшедшей драмы, и ее участников. Только поздно ночью у лагерного барака № 2 был обнаружен в бессознательном состоянии подполковник Краузе. Весь лагерь был уже погружен в глубокий сон. Через час Краузе скончался, не приходя в сознание.
Убийство подполковника Краузе привело в движение весь механизм царской России. По ходатайству военного министра Николай II предоставил представителю русского императорского правительства во Франции генералу-от-кавалерии Жилинскому по военно-судной части права командующего фронтом и потребовал от него «навести силой порядок в войсках скорыми и энергичными мерами».
Утром 3 августа начались аресты солдат. Вначале было арестовано 15 человек. К вечеру арестовали весь личный состав 3-й пулеметной команды. Команду разоружили и под конвоем отправили в Марсельский порт. Здесь она была погружена на товарный транспорт и вывезена в форт Сен-Жан, на восточном берегу Средиземного моря.
Следственная комиссия свою работу закончила очень быстро. И хотя ни одного подлинного виновника смерти подполковника Краузе установлено не было, 26 солдат и унтер-офицеров были преданы военно-полевому суду.
21 августа 1916 года в лагере Майльи состоялось заседание военно-полевого суда. Опасаясь возможных эксцессов, командование русских войск во Франции распорядилось вывести из лагеря все тыловые части и маршевый батальон 1-й русской бригады.
Судебное разбирательство также не выявило конкретных виновников смерти подполковника Краузе. Все показания немногочисленных свидетелей опровергались и самими подсудимыми и большинством многочисленных свидетелей защиты.
Но недаром глаза древней богини правосудия Фемиды плотно закрыты повязкой. Военно-полевой суд, состоявший из офицеров 1-й бригады, после небольшого совещания вынес решение: из 26 человек, обвиняемых в убийстве [62] подполковника Краузе и «в явном восстании с намерением воспротивиться начальству и нарушить долг службы», 8 человек подвергаются лишению всех прав состояния и смертной казни, 18 человек освобождаются за недостаточностью улик.
Кровавая рука царского правосудия сделала свое черное дело. К расстрелу были приговорены: рядовой нестроевой роты Степанов, старший унтер-офицер 3-й пулеметной команды Лукичев, младший унтер-офицер нестроевой роты Гладков, рядовой 10-й роты Степанов, старший унтер-офицер 1-й пулеметной команды Романов, рядовой 3-й пулеметной команды Барандич, рядовой 5-й роты Салбанов и рядовой 10-й роты Соловьев.
В три часа ночи 22 августа приговор военно-полевого суда был приведен в исполнение.