4. Попытки бухарскоподданных евреев в 1909–1910 годах отсрочить выселение из Сырдарьинской области

4. Попытки бухарскоподданных евреев в 1909–1910 годах отсрочить выселение из Сырдарьинской области

По окончании очередной отсрочки бухарскоподданные евреи вновь начали предпринимать попытки добиться отмены выселения. Для этого их представители направили в октябре 1909 года телеграмму Столыпину, в которой указывали на негативные последствия выселения, как для них, так и для края. Их заявление о своей важной экономической роли имело под собой реальную почву. К концу первого десятилетия XX века значение бухарских евреев для экономики Туркестана и России еще более усилилось. Торговые обороты бухарских евреев всех категорий только с фабрикантами Московского торгово-промышленного района достигли к 1909 году 40 млн рублей в год, увеличившись с марта 1905-го почти вдвое. Заказы бухарских евреев крестьянам-кустарям данного района на шелковые ткани выросли за эти же четыре с половиной года с 3 до 4 млн рублей. За этот же промежуток времени торговые обороты с Афганистаном и Кашгаром увеличились с 4 до 6 млн рублей. По сведениям Туркестанской казенной палаты, к началу 1910 года бухарским евреям принадлежало 281 коммерческое предприятие с общим торговым оборотом в 13 млн рублей[729].

Надеясь, что сведения об экономических достижениях бухарскоподданных евреев помогут предотвратить выселение, Тажер в конце 1909 года снова отправился в Петербург[730]. Как и прежде, в столице он посетил многих влиятельных лиц. Вместе с Юлием Гессеном, помогавшим своими связями и юридическими консультациями, он ходил на прием к бывшему министру просвещения и общественному деятелю Ивану Толстому, толерантно относившемуся к евреям. Тажер просил его замолвить слово перед депутатом Думы Владимиром Хвощинским[731]. Узнав, что в Петербурге находится эмир, Тажер беседовал по вопросу выселения и с ним. Тот подарил Тажеру халат в знак расположения и обещал оказать содействие, что, вероятно, и сделал[732].

Как и прежде, поддержку бухарскоподданным евреям оказали московские фабриканты и заводчики. Они подали министру финансов Владимиру Коковцову записку, в которой заявили, что выселения евреев отрицательно сказываются на торговле и промышленности. Хотя в доступной мне цитате из этого документа, приведенной Павлом Берлиным и Павлом Бурышкиным, не упоминаются конкретно бухарскоподданные евреи, высказанные в ней особые опасения за российскую мануфактурную промышленность, за выплаты по кредитам и сохранность местного рынка дают основание предположить, что именно их предстоявшее выселение беспокоило промышленников[733]. Эта записка вызвала негодование черносотенных сил. Владимир Пуришкевич обвинил председателя партии октябристов и представителя торгово-промышленных кругов в Государственном совете Александра Гучкова в «хлопкобумажном патриотизме»[734]. Михаил Меньшиков заявил в «Новом времени», что «московские купчики», привыкшие обирать государство, начали пытаться им командовать[735]. Последовало не менее десятка других публикаций в правой прессе, в которых сообщалось о засилье евреев в Туркестане и критиковалась за попустительство им местная администрация[736].

Как бы в ответ на такие публикации мусульмане четырех волостей Перовского уезда Сырдарьинской области в конце 1909 года направили в администрацию просьбы об отмене выселения бухарскоподданных евреев из Перовска. Эти просьбы вызвали негодование Радзиевского, и он выехал туда в поисках доказательств подкупа. В ходе расследования Радзиевский установил, что народный мусульманский судья одной из волостей дал взятку мусульманским выборным-пятидесятникам для составления прошения в пользу бухарскоподданных евреев. Вследствие такого обвинения в июле 1911 года этот вопрос был также рассмотрен областным правлением Сырдарьинской области. Члены правления пришли к заключению, что инициаторами просьб являлись мусульмане – должники бухарских евреев, опасавшиеся, что в случае выселения бухарские евреи – кредиторы будут требовать уплаты долгов. Никто не был наказан[737].

Следует отметить, что всего в то время в крае проживали 1378 бухарскоподданных евреев: в Закаспийской области – 156 человек, в Самаркандской – 324, в Сырдарьинской – 741, в Ферганской – 157, в Семиреченской – ни одного[738]. Многие из них были давно вовлечены в туркестанскую экономику и являлись важным звеном в торговле с эмиратом. Изъятие этих, экономически очень активных, евреев грозило разрушением привычных товаропотоков и рыночных связей, в чем совсем не были заинтересованы их местные торговые и ремесленные компаньоны. Готовившееся выселение предпринимателей из числа бухарскоподданных евреев не могло не озаботить их наемных работников, а также поставщиков хлопка и другой продукции.

Между тем Тажер решил действовать в новом направлении. В декабре 1909 года он попросил Военное министерство и председателя Совета министров устранить препятствия к переходу бухарскоподданных евреев в русское подданство[739]. Как указывалось в предыдущей главе, согласно закону этих евреев разрешалось принимать в русское подданство с условием, что они вступят в первую или вторую купеческую гильдию. Но принятие решения по каждой конкретной просьбе предоставлялось на усмотрение министра иностранных дел и туркестанского генерал-губернатора в зависимости от места приписки к купеческой гильдии. Как будет подробно рассмотрено в следующей главе, с начала XX века туркестанские генерал-губернаторы стали очень редко удовлетворять такие просьбы. Поэтому Тажер добивался единовременного приема в русское подданство всех выселяемых. В том же декабре 1909 года известный адвокат Генрих Слиозберг от имени бухарскоподданных евреев попросил уже министра иностранных дел облегчить им вступление в русское подданство. Одновременно, из-за упразднения Оренбургского края, к южным городам которого раньше разрешалось приписываться бухарским евреям, вступившим в русское подданство, Слиозберг предлагал расширить число пограничных городов для их приписки в Туркестане[740].

Из-за этой новой инициативы в самом конце того же месяца военный министр согласился отсрочить выселение тех бухарскоподданных евреев, кто подал прошения о вступлении в русское подданство. После такого ответа практически все проживавшие в крае евреи данной категории немедленно подали соответствующие прошения. Сообщая об этом военному министру Владимиру Сухомлинову, Самсонов отметил, что в свое время один из его предшественников на должности генерал-губернатора, Иванов, даже запрещал пересылать ему просьбы о приеме азиатских евреев в русское подданство, а другой, Гродеков, отменил это распоряжение. Сам же он принимает их очень редко и только по особо уважительным причинам[741].

Но неожиданно генерал-губернатор Самсонов пересмотрел свою прежнюю непримиримую позицию по отношению к бухарскоподданным евреям. Дело в том, что в это время он загорелся идеей аннексировать Бухарский эмират, к чему, как мы помним, призывал еще Черняев в 1882 году. Скорее всего, на такую мысль Самсонова натолкнули полученные сведения об ухудшении здоровья эмира – тому оставалось жить не больше года. Под этим углом зрения выселение евреев данной категории становилось нецелесообразным. Заручившись поддержкой Совета туркестанского генерал-губернатора[742], Самсонов в начале января 1910 года предложил Главному штабу аннексировать Бухару и одновременно принять всех бухарскоподданных евреев в русское подданство. Видимо, он рассчитывал тем самым обеспечить поддержку идеи аннексии эмирата в экономических кругах и среди связанных с ними высших администраторов. Формально Самсонов объяснил перемену своей позиции тем, что выселение повлечет тяжелые последствия для торговли, хлопковой промышленности и самих евреев, которые с последующим присоединением эмирата достанутся России разоренными и «пользующимися всеми правами коренного туземного населения…»[743]. Последняя цитата недвусмысленно свидетельствует, что Самсонов уже видел вопрос аннексии почти решенным и принятие выселяемых евреев в русское подданство закрепляло бы за ними меньшие права, чем те права туземцев, которые они, оставаясь подданными эмирата, могли бы получить в случае его ликвидации. Расчеты Самсонова были достаточно наивны, поскольку Петербург в то время вполне устраивали существующие отношения с послушным эмиратом и в его аннексии мало кто усматривал выгоду.

Оба этих вопроса – присоединение эмирата и прием бухарскоподданных евреев в русское подданство – были обсуждены 28 января 1910 года на заседании Совета министров, куда был приглашен и Самсонов[744]. Во время слушания вопроса о присоединении Бухары он настаивал на необходимости расформировать войскa эмирата с последующим включением его территории в состав империи. Оппонентами выступали министр иностранных дел Александр Извольский и несколько чиновников его министерства[745]. Самсонов считал, что бухарская армия небоеспособна и не сможет защитить эмира даже от собственных дехкан, недовольных огромными налогами. Извольский спорил с ним, заявляя, что присоединение Бухары было бы не оправданно ни с политической, ни с экономической точки зрения, а от эмира можно потребовать проведения реформ[746]. На сторону Министерства иностранных дел стал и председатель Совета министров Столыпин, отметивший, что момент для присоединения Бухары к России пока еще не наступил[747]. Противники присоединения опасались, с одной стороны, что абсорбция большого числа мусульман, среди которых было немало бедных и враждебно настроенных, станет обузой для России, а с другой – что последует негативная реакция Англии.

Большинство участников заседания Совета министров поддержали Столыпина. Самсонов же внес в протокол заседания свое особое мнение, чем позже вызвал неудовольствие Николая II[748]. Не исключено, что на благосклонность русского монарха к Бухаре в какой-то мере повлияли те ожерелья и браслеты, украшенные алмазами и рубинами, которые преподнес ему и царице эмир Абдалахад (а царская свита получила ордена с драгоценными камнями) летом 1909 года в Ливадии[749]. Спустя короткое время после смерти Абдалахада Самсонов вновь поднял перед царем вопрос о захвате эмирата, но опять встретил отказ[750]. Эти усилия Самсонова привели к появлению слухов о присоединении эмирата[751]. Большинство его населения, возможно, смотрело на присоединение благосклонно, о чем свидетельствовали агентурные сведения, собранные Туркестанским охранным отделением[752]. Некоторое подтверждение этому дают и воспоминания Айни[753]. Тем не менее царская администрация к вопросу o присоединении Бухарыбольше не возвращалась[754].

Что касается обсуждения Советом министров вопроса вступления в русское подданство бухарскоподданных евреев, то Самсонов дипломатично сообщил собравшимся: «Означенные евреи являются посредниками по сбыту мануфактурных произведений Московского и Лодзинского районов на азиатские рынки и торговый оборот их… приблизительно… 18 миллионов рублей в год. При таких условиях выселение этих людей из Туркестанского края может привести к нежелательному потрясению отечественной промышленности и разорить самих выселяемых…» Он добавил, что «ставить этих евреев, издавна водворившихся в Туркестане, в положение, худшее по сравнению с евреями, в 1906 г. прибывшими в край из черты оседлости, было бы несправедливо»[755].

И в этом вопросе Самсонова ждала неудача. Большинство членов Совета во главе со Столыпиным высказались против принятия всех бухарскоподданных евреев в русское подданство. Министр финансов Коковцов, добившийся в июле 1905 года предоставления евреям избирательного права при выборах в Думу[756], выразил на заседании общую точку зрения меньшинства, поддерживавшего бухарскоподданных евреев. Он заявил, что «крупные бухарские [еврейские] купцы… представляют вообще элемент полезный» и «к удовлетворению возбужденных ими ходатайств о разрешении им вступить в русское подданство не следовало бы делать препятствий». Но при этом Коковцов повел себя осторожно, заявив, что не настаивает на своем мнении[757].

Резолюция Совета министров состояла из двух пунктов:

1. Разъяснить туркестанскому генерал-губернатору, что огульное принятие в русское подданство ходатайствующих о том бухарских евреев представлялось бы неправильным, но что к удовлетворению в установленном порядке (ст. 819) отдельных из числа таковых ходатайств, признаваемых генерал-губернатором заслуживающими особого уважения, препятствий не встречается.

2. Предоставить туркестанскому генерал-губернатору – по соглашению с министрами военными и торговли и промышленности – расширить в соответствии с выясняющейся потребностью список пограничных городов Туркестанского края, в кои за силой закона [от] 5 июня 1900 г. разрешается приезжать на жительство среднеазиатским евреям[758].

Для более глубокого понимания позиции Столыпина по вопросу о бухарскоподданных евреях уместно рассмотреть его отношение к еврейскому вопросу вообще. Как и его предшественники, он недолюбливал евреев, но, будучи прагматичным политиком, видел необходимость в ослаблении правового давления на них в России. В октябре 1906 года Столыпин по собственному почину собрал членов Совета министров и предложил им высказаться о возможности облегчения положения евреев в России, заявив, что и Плеве, при всем его консерватизме, хотел провести соответствующие постановления, а теперь этого требуют русско-американские отношения. Полагая, что инициатива исходит от царя, почти все собравшиеся отнеслись к ней положительно. Даже всегда антисемитски настроенный Щегловитов заявил, что такие меры возможны при сохранении общей внутренней политики по ограничению евреев. Только государственный контролер Петр Шванебах осторожно высказался о возможной преждевременности либерализации законодательства. Было решено силами министерств подготовить конкретные предложения и представить их Николаю II на утверждение. Проект был разработан довольно быстро, и царь рассмотрел его в декабре того же года, но подписать отказался[759].

Возможно, Николай II не захотел делать столь демонстративный шаг, опасаясь негативной реакции правового лагеря и не желая торжества либералов и революционеров, которых эта уступка могла поощрить к дальнейшей борьбе. Тем не менее все-таки, вероятно, с его согласия Столыпин подписал 22 мая 1907 года циркуляр № 20[760]. Согласно данному циркуляру евреи, незаконно поселившиеся до 1 августа 1906 года вне черты оседлости, женатые и не считавшиеся вредными для общественного порядка, не подлежали выселению до пересмотра общих законов о евреях. Циркуляр легитимировал приостановление выселения этих евреев, основанное на распоряжении № 723 (от 6 марта 1904 года) Вячеслава Плеве, едва ли не самого антиеврейски настроенного министра внутренних дел в России. За его распоряжением, которое формально мотивировалось опасением нанесения ущерба выселяемым в ухудшившейся из-за войны с Японией экономической ситуации[761], на самом деле стояла попытка умиротворить еврейскую общественность, возмущенную погромами.

Как показывают архивные материалы, несколько сотен семей ашкеназских евреев остались на жительстве в Туркестане именно благодаря циркуляру № 20[762]. В рамках всей России послабление коснулось, вероятно, нескольких десятков тысяч евреев. Однако, хотя попытка правой фракции в Думе добиться отмены этого циркуляра была безуспешной, ее публичные заявления о его незаконности способствовали некоторой делегитимации столыпинского решения. Эта делегитимация нашла выражение в самовольных выселениях таких евреев отдельными администраторами. Особенно фрондирующий характер носило выселение 1200 еврейских семей из Киева в 1910 году киевским генерал-губернатором Федором Треповым[763]. Столыпин и сам чувствовал слабость своего циркуляра, что проявилось в сопровождавшей его ссылке на одобрение Советом министров, в подробно расписанной мотивации и перечислении приостановок еврейских выселений в прошлом. В любом случае, несмотря на то что отмена депортации коснулась относительно небольшого – на фоне общей их численности в России – количества евреев, ее следует воспринимать как пробный шар в назревшем вопросе отмены черты оседлости.

По-иному Столыпин решал вопрос депортации бухарскоподданных евреев. Накануне упомянутого заседания Совета министров по бухарским вопросам он был готов согласиться на принятие их всех в русское подданство[764]. Но затем – очевидно, предположив, что царь снова не поддержит решение в пользу евреев, – предпочел его не раздражать. Недаром Владимир Джунковский, занимавший в 1905–1912 годах должность московского губернатора, отмечал в дневнике, что с 1909 года Столыпин шел на уступки антисемитским правым силам[765].

Уже спустя два дня после заседания, 30 января 1910 года, Самсонов телеграммой из Петербурга приказал выселить всех бухарскоподданных евреев этой категории из Закаспийской и Сырдарьинской областей, ведь еврейское население последней он стремился сократить больше всего. При этом он отметил, что право на вступление в русское подданство, а значит – и на проживание в пограничных городах края, получат лишь «оказавшие особые заслуги перед государством, и которые в изъятие общего положения о нежелательности принятия бухарских евреев в русское подданство мною будут признаны достойными этой исключительной милости»[766]. Забегая вперед, замечу, что такой «милости» никто из бухарскоподданных евреев впоследствии так и не удостоился.

Попытки выселяемых из Сырдарьинской области евреев отсрочить выселение до весны оказались безрезультатными[767]. В феврале – апреле 1910 года из этой области были выселены 160 семейств[768]. Хотя о предстоявшем выселении было известно давно, бухарскоподданные евреи до конца верили, что останутся, и поэтому оказались не подготовленными к выселению. По воспоминаниям Рафаэля Шамаева, пересказанным его сыном, их выселили из Перовска в течение суток: «Людям разрешалось взять с собой не более 20 килограммов [вещей], остальное – дома, имущество, скот, угодья – было оставлено»[769]. Очевидец уже ташкентского выселения бухарских евреев, Шамай Крейнерман так описывал эти события: «Семьи по десять собирались вместе с детьми, покидая с плачем и криком свои дома. Затем власти начали проверять права оставшихся, пытаясь найти подделки в документах, с тем чтобы выслать»[770].

После депортации подавляющее большинство бухарскоподданных евреев в течение нескольких месяцев обосновались в пограничных городах Ферганской и Самаркандской областей Туркестанского края, и к ним мы еще вернемся. Часть евреев поехали в эти города напрямик, а часть – переехали туда, первоначально переселившись в Бухарский эмират. Лишь незначительное число выселенных бухарских евреев решили осесть в Бухарском эмирате[771].

Данный текст является ознакомительным фрагментом.