Архитектура Константинополя эпохи Палеологов

Архитектура Константинополя эпохи Палеологов

После восстановления Византийской империи и изгнания крестоносцев из Константинополя в 1261 году начинается последний период истории Византии, наполненный, особенно во второй его половине, все более и более безнадежным сопротивлением внешнему врагу с каждым годом все ослабевающей от усиления внутренних децентрализационных тенденций империи. Вместе с тем весь этот период отличается большим культурным подъемом в среде высших феодалов, связанным с новым интересом к греческой культуре и новым углубленным ее изучением. Вместе с тем вся культурная жизнь концентрируется в столице, в то время как в провинциях наблюдается феодальный произвол и огрубение нравов, что также связано с постоянной угрозой войны и нашествий. В отличие от средневизантийского времени византийская культура эпохи Палеологов отличается в высшей степени замкнутым и интимным характером.

В области архитектуры в столице складывается совершенно новое направление зодчества, в то время как в провинции продолжают строить, следуя средневизантийским принципам, и даже в таких крупных центрах, как Мистра в Греции, в области архитектурной композиции создают мало нового.

Константинопольская архитектура эпохи Палеологов отличается большой замкнутостью и интимностью, чем она сильно отличается от монументального средневизантийского зодчества. К сожалению, мы почти совершенно не знаем столичной дворцовой архитектуры этого времени, если не считать так называемого Текфур-Серая в Константинополе XIV века, открытого холодным северным ветрам летнего зала на высшей точке Константинополя — на краю влахернского дворца. Особенно важно было бы установить планы целых дворцов или значительных частей их XIII–XIV веков в Константинополе, так как все говорит за то, что светская архитектура феодальных дворцов была в эту эпоху ведущей и что церковная архитектура находилась под ее влиянием.

Главным памятником константинопольской архитектуры эпохи Палеологов является церковь монастыря Хора (современная мечеть Кахрие, рис. 359), которая содержит в себе части, восходящие даже в VI век, но в современном виде представляет собой целостную архитектурную композицию, получившуюся в результате пристроек и переделок конца XIII — начала XIV веков. Основным отличием Кахрие от всей предшествующей архитектуры является сознательная асимметрия ее композиции. Центральная купольная часть окружена неравномерно галереями и портиками, между которыми образуются сложные и путаные ходы. Цельная, строго симметрическая внутренность средневизантийского здания разбилась на асимметрическую временную последовательность отдельных коридоров и помещений, образующих интимные, уютные уголки, погруженные в полумрак, с тонко нюансированной композицией переходов от более светлых к более темным пространствам (рис. 360). Перед нами скорее часть интимного феодального дворца, напоминающая критские дворцы с их живописным движением архитектурного пространства направо и налево, вверх и вниз (ср. т. I), или дворцы западноевропейских феодалов XIII–XIV веков (ср. т. III). Очень характерно, что вся внутренность Кахрие разбивается на отдельные часовни, отдельные замкнутые, интимные, обычно перекрытые куполом помещеньица (рис. 360), связанные переходами с главным помещением, где происходит культовое действие. В сущности, и это главное купольное помещение так мало и интимно, что оно само напоминает скорее маленькую часовенку, предназначенную для немногих. С северной стороны наверху центрального помещения имеется небольшое отверстие, связывающее его с маленькой кельей на хорах, где, по-видимому, жил какой-то привилегированный монах, который мог таким образом слышать богослужение и присутствовать на нем, не выходя из своей кельи. Кахрие — столичная монастырская церковь одного из самых богатых феодальных монастырей XIV века. В противоположность церквам X–XII веков, в которых единое замкнутое внутреннее пространство объединяло всех присутствующих вокруг зрелища, развивающегося около амвона, архитектурная композиция Кахрие распыляет входящих в нее по отдельным часовенкам и галереям, где присутствующие могли углубляться в интимную молитву, сосредоточиться и уйти в себя. Интимность и индивидуальная молитва, в противоположность торжественным коллективным культовым действиям средневизантийского времени, является очень характерной чертой архитектуры и культуры Константинополя эпохи Палеологов. Отпала задача широкого распространения средствами религии и архитектуры идей самодержавия и единства империи, так как империя, по существу, уже распалась на поместья крупных феодалов, а император только самый богатый из них. В связи с этим переродился и культ и характер богослужения. Константинопольское церковное здание эпохи Палеологов — это скорее интимная часовня при феодальном дворце.

Рис. 359. Константинополь. Кахрие-Джами

Рис. 360. Константинополь. Кахрие-Джами

Рис. 361. Константинополь. Церкви монастыря Липса

Рис. 362. Константинополь. Молла-Гюрани-Джами

Рис. 363. Константинополь. Текфур-Серай

Для архитектуры византийской столицы XIII–XIV веков очень характерно, что большинство значительных сохранившихся зданий представляет собой пристройки к более старым постройкам. Это объясняется, конечно, также и финансовыми затруднениями, в которых все больше и больше запутывались византийские феодалы, старавшиеся в своих новых постройках по возможности использовать уже существующие и еще прочно стоящие здания. Но кроме того, большую роль при этом играл и чисто художественный момент уютного живописного пристраивания к старым стенам, причем часто сносили часть более старого здания и пристраивали к нему новые части. Один из самых ранних памятников эпохи Палеологов, южная церковь старого монастыря Липса, пристроенная около 1282 года к северной церкви около 908 года (рис. 361), ясно показывает, что тут дело совсем не только в недостатке средств. Южная церковь монастыря Липса — мавзолей Палеологов, многочисленные ниши внутри самой церкви и окружающих ее коридоров предназначены для погребений. Южная стена северной церкви (рис. 333) была снесена, но оставлена крайняя южная апсида северной церкви, которая превращена в северную апсиду вновь пристроенной южной церкви перистильного типа. При этом не могло быть и речи о недостатке средств, что видно уже из большого числа вновь пристроенных помещений и вытекает также из значения здания. После пристройки южной церкви получился сложный асимметрический комплекс запутанных ходов, перемежающихся часовенками, предвосхищающий композицию Кахрие.

О наружной обработке столичных зданий эпохи Палеологов дает представление экзонартекс Молла-Гюрани-Джами (рис. 362), пристроенный к более старым частям в XIV веке. Бросается в глаза миниатюрность как открытого наружу портика в целом, так и отдельных его частей. Расположенный на склоне холма, он отчасти стоит на довольно значительном постаменте, причем подходить к нему можно было, по-видимому, только по улочке, вдоль которой он расположен, так что экзонартекс представлялся зрителям либо сбоку в сильном ракурсе, либо с угла, приподнятый на постаменте. Наружная масса вся пронизана пространством — пролетами и нишами. Живописное движение членений особенно сильно выражено несоответствием рисунка пролетов верхнего и нижнего ярусов. Характерно перекрытие внутренности большим количеством куполов, барабаны которых выступают снаружи.

Рис. 364. Константинополь. Церковь Панагии Мухлиотиссы

Чередование в наружных поверхностях стен белого тесаного камня и красного кирпича, причем ширина слоев цемянки значительно убавилась, создает яркую пестроту в наружном виде, усиленную орнаментальными мотивами, выложенными из белых и красных кусочков и придающим зданиям эпохи Палеологов характерный отпечаток (такая орнаментация имеется в Кахрие и в особенно большом количестве в Текфур-Серае). Эта пестрая декорация сложилась в Болгарии и оттуда перешла в столичную архитектуру. Экзонартекс Молла-Гюрани показывает, что на фоне общего живописного стиля архитектуры эпохи Палеологов в Константинополе в XIV веке вновь появляется стремление к ясности и четкости формы, которое выражается в технике в уменьшении ширины швов и в усилении роли тесаного камня по сравнению с кирпичом, в отдельных архитектурных членах — в четких углах столбов и ясных профилях ниш и их членений, в композиции целого — в новом подчеркивании телесности и симметрическом построении.

Рис. 365. Мистра. Церковь Пантанассы

Рис. 366. Мистра. Церковь Св. Федора

Текфур-Серай (рис. 363) тоже надстроен над более старыми крепостными стенами, к которым он прилепился. Открытый, живописный и пространственный с внутренней стороны, он дает с наружной точки зрения более четко обрамленный трехмерный блок. Внутренняя лицевая сторона состоит из залов, расположенных над нижней сквозной аркадой, — система, известная уже в средневизантийское время в западной части Эски-Имарет XI века. Фасад Текфура показывает, какое большое значение греческая колонна имеет в византийской архитектуре до самого ее конца.

Особенно характерным примером совсем маленьких церквей эпохи Палеологов в Константинополе является церковь Панагии Мухлиотиссы (рис. 364). Ее композиционная схема восходит к Софии, но купол на четырех колоннах окружен четырьмя полукуполами, из которых каждый усложнен тремя полуцилиндрическими нишами с конхами. Здание проникнуто интимным настроением, оно обслуживает индивидуальности, небольшое количество индивидуальных людей, и этим диаметрально противоположно массовому характеру Софии в Константинополе и Пантеона. Купол Панагии Мухлиотиссы является оболочкой стоящего под ним человека, он сохраняет свою феодальную символику, но, в противоположность грандиозной массовой реализации символического действия в Софии и в средневизантийской архитектуре, в XIV веке в Константинополе это — индивидуальная символика. Не распадаясь на части, не дробясь и все время сохраняя свое космические единство (как в Софии, как в гробнице Атрея), центральное пространство Мухлиотиссы растягивается во все стороны четырьмя большими конхами и дальше двенадцатью малыми конхами, которые со всех сторон окружают человека.

Индивидуализм эпохи Палеологов соприкасается с ренессансом, но только одной своей стороной. Феодальная религиозность и символичность византийской архитектуры проводят между ними резкую грань.

В провинциальном византийском зодчестве XIII и XIV веков новые формы комбинируют с пережитками средневизантийских форм (рис. 365 и 366).

Шмит Ф. Кахрие-Джами. София. 1906; R?dell A. Die Kahrie Dschamissi in Konstantinopel. Berlin, 1908; Brunov N. (Kritische Berichte), 1928–1929; Он же. Die Panagia-Kirche auf der Insel Chalki in der Umgebung von Konstantinopel (Byzantinisch-Neugriechische Jahrbucher), 1929; Millet G. Monuments byzantins de Mistra. Paris, 1910.