Назрановский поход

Назрановский поход

В 1841 году весь край между Сунжей и Андийским Койсу, все селения до самого Аварского Койсу признали Шамиля своим имамом и предводителем.

Взоры имама вновь обратились на запад. Уже 23 февраля 1841 года владикавказский комендант полковник Широков получил от лазутчиков сведения «о поголовном сборище чеченцев под начальством Ахверды-Магомы с намерением будто бы предпринять набег к Назрану». Известие это заставило Широкова собрать всех людей трех кавказских линейных батальонов, находившихся на дорожных и других работах, и усилить небольшой наблюдательный отряд около крепости Назрань. В рапорте генерала от инфантерии Головина военному министру генерал-адъютанту Чернышеву от 24 февраля 1841 года говорилось о необходимости принятия мер для преграждения пути горцам к Владикавказу и Военно-Грузинской дороге.

В марте 1841 года Шамиль посылает чеченца Магомета Киреева к закубанским черкесам для согласования совместных действий. В то же время к Шамилю постоянно прибывали представители назрановского общества, призывавшего имама с войском для освобождения ингушских мусульман от господства гяуров. Ингушские патриоты клялись Шамилю в том, что при первом его появлении у Назрани вся Ингушетия присоединится к войску мюридов. Желание назроновских ингушей перейти на сторону Шамиля подтверждали и мюриды из карабулакских и галашевских чеченцев.

Еще при первых известиях в марте 1841 года о намерении Шамиля сделать поход на крепость Назрань комендант Владикавказской крепости полковник Широков спешно прибыл в Назрань и, собрав всех жителей, с помощью обещаний и уговоров, при активном содействии назрановских старшин сумел пресечь народное волнение. В знак доказательства своей покорности жители выдали 40 аманатов.

По инициативе командующего сунженским отрядом подполковника Нестерова и назрановского пристава есаула Гайтова, который провел совещание с ингушскими старшинами, жители приступили к прорытию канавы от берега реки Назранки до берега реки Сунжи, в версте от Назрановского укрепления. Есаул Гайтов личным примером и денежным пожертвованием до 40 рублей серебром на угощение жителей много способствовал скорейшему окончанию работ.[16] По замыслу Нестерова, сбор всех жителей Назрановского округа с их скотом и имуществом за прорытой канавой, в зоне достижения пушечных выстрелов со стен Назрановской крепости, должен был удержать колеблющихся назрановцев от перехода на сторону Шамиля и ободрить их «противиться неприятелю и дать мужественный отпор его натискам».

Еще до 3 апреля по распоряжению полковника Широкова большая часть скота назрановцев была перегнана к Владикавказу; а 5 апреля по приказанию подполковника Нестерова назрановцы с оставшимся скотом, небольшим количеством имущества и хлеба с помощью русских войск и услужливых назрановских старшин были собраны в укрепленный лагерь между вырытой ими канавой и Назрановской крепостью. Практически царским военным командованием были приняты все меры предосторожности для того, чтобы «связанные по рукам и ногам» назрановцы не присоединились к Шамилю.

В первых числах апреля Нестеров получил известия от генералов Ольшевского, Пирятинского, Мусы Хасаева и от своих лазутчиков о приближении сильного войска горцев под командованием самого имама Шамиля. Число мюридов было преувеличено до невозможности – по слухам, их насчитывалось двадцать с лишним тысяч человек. Эти тревожные известия заставили Нестерова обратить внимание на те пункты, через которые Шамиль мог прорваться к Назрани, чтобы «увлечь колеблющихся назрановцев». Нестеров расположил войска своего отряда в Малой Яндырке (1 батальон и 2 орудия), Назрани (3 роты пехоты, 150 малороссийских казаков и 2 орудия); на правом фланге при ауле Дзанга для прикрытия камбилеевских аулов и крепости Владикавказ были оставлены 1 батальон, 50 малороссийских казаков и 2 орудия.

5 апреля царским командованием в Назрани от лазутчиков были получены более определенные сведения: Шамиль находится на реках Осе и Фортанге с войсками, насчитывающими якобы более 20 тысяч воинов, и собирается идти прямо на Назрань тремя отрядами. (На самом деле войско Шамиля было намного малочисленнее.)

Здесь к войскам Шамиля присоединились тысячи карабулакских чеченцев, галашевцев, а также беглых назрановских ингушей. Войско Шамиля было доведено до 9 тысяч человек.

Один из отрядов под предводительством наиба Малой Чечни Ахверды Магомы должен был идти левым берегом Сунжи, по Кабардинским горам и напасть на Назрань с севера. Второй отряд под личным предводительством Шамиля должен был двигаться правым берегом Сунжи и напасть на Назрань с запада. Третий отряд под предводительством помощника наиба Аварии Хаджи-Мурата – лихого наездника Кахара должен был перерезать дорогу между Назранью и Владикавказом и прекратить все сношения между этими укреплениями.

Взволнованный Нестеров, воспользовавшись инструкцией от командования, что главной целью его отряда является прикрытие покорных назрановцев, чтобы они не присоединились к Шамилю, приказал собрать назрановцев ближе к крепости и присоединил к себе еще один батальон. Около 10 тысяч назрановцев было собрано близ укрепления.[17]

Во Владикавказ были посланы лазутчики с известием на маленьком лоскутке: о наступлении Шамиля на Назрань и с просьбой о помощи. Владикавказский комендант тотчас же приказал майору Сулимовскому с отрядом, стоявшим при селе Заги-юрт (в 8 верстах от Владикавказа), идти в Назрань для соединения с подполковником Нестеровым. Последовало также предписание командиру Волынского пехотного полка прислать подкрепление во Владикавказ. Однако Сулимовский, не желая рисковать, потребовал усиления своего отряда, чтобы не быть разгромленным по дороге.

В это время отряд Нестерова расположился на высотах Гоши-Камемыш, в одной версте к юго-западу от Назрановской крепости.

6 апреля на рассвете три отряда 9-тысячного войска Шамиля показались против позиции, занятой царским отрядом Нестерова в 1,5 тысячи человек и назрановским ополчением, насчитывавшим 3,5 тысячи человек. (Впоследствии Нестеров в донесении преувеличил войско Шамиля до 16 тысяч, хотя Шамиль никогда в дальних походах не собирал, как это было в походе на Грузию, более 12 тысяч воинов.) Отряд под предводительством Кахара двинулся из Кончи для пересечения дороги на Владикавказ, прервав сообщение с этой крепостью на трое суток. Второй отряд, Ахверды Магомы, из аула Большая Яндырка направился к Кабардинским горам (Сунженский хребет) и расположился на высотах, господствующих над рекой Назранкой. Шамиль же с третьим, более многочисленным отрядом стал на высотах Имбарц на правом берегу реки Сунжи.

Тотчас после того, как все три отряда заняли свои позиции, имам выслал к назрановцам почетных людей с прокламацией, в которой призывал жителей перейти на сторону борцов за ислам и отойти от покорности гяурам. Имам Шамиль был вполне уверен в успехе своих предприятий и потребовал аманатов. Но удача изменила ему. Назрановские старшины немедленно доставили прокламации царскому командованию.

Других подкреплений, кроме владикавказского отряда майора Сулимовского, который должен был присоединиться только вечером, у Нестерова не было. Подполковник вновь отправил лазутчиков с просьбой о помощи и разрешил назрановским старшинам вести переговоры, поручив им дать посланникам имама лживые обещания о выдаче аманатов и даже переходе на сторону Шамиля, чтобы оттянуть время до утра 7 апреля и дождаться подкрепления.

Тем временем во Владикавказ прибыл батальон Волынского пехотного полка. Комендант крепости распорядился, чтобы солдатами этого батальона были заняты в крепости караулы, а также командировал к отряду Сулимовского батальон Владикавказского гарнизона и 250 человек конной осетинской милиции. Сулимовскому полковник Широков предписал, невзирая ни на какие препятствия, пробиться «сквозь толпы Шамиля» и соединиться непременно с подполковником Нестеровым.

А назрановские старшины, согласно инструкции Нестерова, повели с Шамилем тонкую игру, пытаясь перехитрить его. «Назрановцы обманули тогда Шамиля, – писал секретарь имама Мухаммед-Тахир ал-Карахи, – заявив, что они согласны с ним. Они оттягивали решение своего вопроса до тех пор, пока не завели в крепость своих детей и жен, свои имущества».

Шамиль, регулярно получавший данные разведки, быстро разгадал игру назрановских старшин. Недовольный их медлительностью, имам дал им срок на размышление до 2 часов дня с угрозой в случае невыполнения его требований начать опустошение аулов заблудших пособников гяуров.

Окончательно убедившись, когда истек срок, что обещания назрановских старшин были коварной ложью, имам решил вернуться обратно в Дарго, но предварительно исполнил свою угрозу, приказав поджечь оставленные жителями аулы. Сильный ветер быстро распространил пламя, так что вскоре все аулы, лежавшие по берегам Сунжи и Назранки, были в огне. Конница же Кахара начала жечь ингушские аулы по реке Камбилеевке и осетинские хутора в 6 верстах от Владикавказа.

Кавалерия Шамиля насчитывала до 4 тысяч всадников, и естественно, что Нестеров со 150 малороссийскими казаками не смел выйти за пределы оборонительных рубежей Назрановского укрепления. Спаслись только ингушские аулы, лежавшие на расстоянии выстрела царских орудий, но и к тем мюриды Шамиля стали приближаться, спускаясь с холмов хребта Имбарц по направлению к Ведзижеву-аулу, расположенному при слиянии двух рек – Сунжи и Назранки.

Назрановцы, пришедшие в отчаяние при виде своих горящих аулов, спросив разрешения у царского командования, ободренные Нестеровым и подкрепленные пушечным огнем, бросились в бой. Атака назрановцев была усилена 3 ротами русской пехоты с 2 орудиями под командованием майора Траскина. Эти роты расположились между крепостью и валом по берегам Назранки и Сунжи; остальные же 3 роты, 2 орудия и 150 малороссийских казаков, оставшись на прежней позиции, расположились так, чтобы мюриды были долгое время в недоумении о числе отряда русских. План Нестерова осуществился, и имам, поняв, что готовность назрановцев перейти на его сторону мнимая и что он может встретить повсюду сильный отпор со стороны царского отряда, почти до 6 часов вечера ничего не предпринимал.

Пока происходила сильная перестрелка в окрестностях редута Назрана, Ахверды Магома, спустясь с Сунженского хребта, прошел с отрядом влево, на Владикавказскую дорогу, с явным намерением атаковать русских с фланга и оттеснить их к Назрановскому укреплению. Опасаясь этого, Нестеров скрытно перевел 2 роты и 1 орудие на прежнюю позицию, оставив для защиты и одновременно угрозы назрановцам 1 роту и 1 орудие.

Ахверды Магома со своими чеченцами сделал несколько быстрых атак на царскую роту, расположенную цепью, но встретив огонь батареи 3 орудий и сильный ружейный огонь, прекратил свой натиск и двинулся влево на соединение с отрядом Кахара. Нестеров тотчас же послал к назрановцам 2 роты и 1 орудие под командованием майора Триха на то место, где раньше стояла крепость и где теперь происходил упорный бой. Назрановцы, чувствуя за спиной «заботливую» силу царской крепости, оскалившейся пушками и штыками, и готовность Нестерова во всем им способствовать, вели сильную перестрелку и пытались выбить мюридов с занимаемой ими позиции у Ведзижева-аула и смежных с ним сел. Эта позиция неоднократно переходила из рук в руки, пока наконец вечером мюриды не ушли на исходные рубежи.

Шамиль распорядился отвести воинов со всех пунктов.

Назрановские мухаджиры, воевавшие в его войсках, еще продолжали убеждать имама в том, что назрановские жители перейдут на его сторону, и собиравшийся было уйти обратно в Чечню Шамиль решил остаться еще на день, чтобы его не упрекнули в поспешности.

...Настало время вечерней молитвы. Провожаемые картечным огнем мюриды вернулись на высоты Имбарц. Была оставлена лишь передовая цепь мюридов, с которыми назрановцы вели перестрелку до поздней ночи.

Ночь с 6 на 7 апреля русский отряд провел под ружьем на тех самых позициях, где проходил бой. Ночь эта была для Нестерова очень беспокойной. Подкрепление из Владикавказа все не приходило. Ежеминутно ожидалось нападение мюридов. Нельзя было положиться и на назрановцев, которые, уверовав в силу Шамиля, могли перейти на его сторону и напасть на крепость.

Но надежду в Нестерова вселяло то, что ему удалось спровоцировать столкновение и вражду между назрановцами и войсками Шамиля.

В ночь на 7 апреля отряд майора Сулимовского, к которому был присоединен владикавказский батальон майора Петриева и 250 человек конной осетинской милиции, выступил из Заги-юрта на помощь подполковнику Нестерову.

7 апреля с зарей Нестеров ожидал нового нападения. Но Ахверды Магома узнал о приближении отряда Сулимовского, идущего от Владикавказа, и, пользуясь темнотой ночи, двинулся со своей конницей навстречу колонне Сулимовского. Сулимовский был предупрежден о нападении Ахверды Магомы стоявшим на аванпосте корнетом Сосновым, который, различив в тумане приближающуюся конницу, поскакал уведомить майора и тем избавил отряд от внезапной атаки чеченцев. Несколько атак всадников Ахверды Магомы были встречены огнем. Стрелки обоих батальонов отряда майора Сулимовского, подкрепленные картечным огнем отряда Нестерова, бросились вперед с криком «ура!» и прорвались к Назрани.

Таким образом, под командованием Нестерова теперь было 3,5 тысячи человек (4 батальона пехоты, 450 казаков и осетин), 6 орудий, а также около 3,5 тысячи человек назрановского ополчения. Всего около 7 тысяч человек.

Шамиль присоединил отряд Ахверды Магомы к себе и долгое время оставался на месте, не предпринимая никаких действий, покуда около полудня, воодушевленные русским подкреплением и бездействием имама, храбрые назрановцы первыми не завязали перестрелки на правом берегу Сунжи, по хребту Имбарц. Ожесточенные опустошением своих жилищ, они горели мщением к мюридам и бросились на левый фланг войска Шамиля так молниеносно и с такой решимостью, что мюриды были выбиты с высот и начали отступать. Во время этого боя назрановцы с жадностью набрасывались на патроны, которые им раздавали в царских войсках, даже раненые не выходили из боя, желая отомстить и получить бесплатные боеприпасы. Русские подкрепляли назрановцев огнем артиллерии и несколько  раз выдвигали роты для их ободрения. Видя успех назрановцев, Нестеров воспользовался минутным замешательством на левом фланге мюридов и тотчас под командой подполковника Рихтера послал 1 батальон, 2 орудия и 150 малороссийских казаков по левому берегу Сунжи для действий в тыл и на фланг чеченцев. Казаки и солдаты переправились через реку. Мюриды были выбиты и, теснимые со всех сторон, отступили за хребет Имбарц. Секретарь Шамиля Мухаммед-Тахир писал, что назрановцы «напали на один край войска имама. Люди его отошли в сторону. Имам с товарищами передвинулся тогда на холм и начал называть отходящих по племенам. Они тут возвратились к нему, сразились с назрановцами и загнали их в крепость».

Несмотря на то, что действие артиллерии Назрановского редута, обстреливавшей ущелье почти по всем направлениям, было весьма опасно для мюридов, разъяренные чеченцы, преследуя отступавших назрановцев и русских, перед вечером подошли к укреплению настолько близко, что только сильный орудийный огонь и вылазка добровольцев под командованием поручика Осмоловского заставили мюридов отойти.

Окончательно убедившись, что назрановцы не примкнут к нему, имам Шамиль приказал наибам готовиться к сбору.

На рассвете 8 апреля Нестерову доложили, что Шамиль со всем своим отрядом в полночь ушел в Кончинский лес. Узнав об уходе войска Шамиля, русские солдаты радостно крестились, благодаря Господа за избавление. Назрановцы же с горечью смотрели на дым догоравших своих аулов.

Потери у русских составили: убитыми 2 рядовых, ранеными 8 человек и 3 лошади из артиллерийской упряжки. У назрановцев было убито 12 человек, ранено 44, лошадей убито 6, ранено 10. Всего: 14 убитых, 52 раненых. Кроме того, чеченцы взяли в плен 2 ингушей и захватили 6 лошадей. Была сожжена большая часть назрановских аулов по Сунже, Назранке и Камбилеевке, а также несколько осетинских хуторов.

Русские войска выпустили 18 449 ружейных патронов (из которых назрановцам было выдано 5258 штук) и 153 пушечных заряда.

Уже 9 апреля в донесении начальнику подполковник Нестеров, как обычно в таких случаях, расписал свои фантастические «подвиги» и «большое поражение» Шамиля и преувеличил (якобы согласно показаниям лазутчиков) потери мюридов. На самом же деле ни одно тело мюрида не попало в руки к русским, потери не превышали потерь царского отряда и их местных прислужников. Также не было никакого военного поражения Шамиля. Наоборот, поход Шамиля на Назрань в военном отношении был для имама успешным, так как он заставил противника укрыться в крепости, нанес огромный моральный и материальный ущерб союзникам русских, лишив их домов, имущества и продовольствия и заставив их увидеть в войсках имама грозную силу.

Самой большой своей победой царское военное командование считало внесение раздора и вражды между кавказскими народами. 26 апреля 1841 года военный министр России генерал-адъютант граф Чернышев сообщил командующему войсками Кавказской линии и в Черномории генерал-адъютанту Граббе, что «Его Величество с особенным удовольствием усмотрев из этого журнала храбрость, усердие и преданность нашему правительству назрановских жителей, оказанные ими при отражении нападения, сделанного Шамилем на Назран 7 апреля, всемилостивейше соизволил пожаловать им знамя, разрешая притом войти с представлением о награде пристава их есаула Гайтова, предводительствовавшего ими».[18] Был награжден также и Нестеров, ставший полковником.

В начале июня 1841 года полковник Широков, собрав во Владикавказе назрановских старшин, торжественно объявил им о монаршей милости в виде награждения назрановских жителей Георгиевским знаменем за отражение нападения Шамиля на Назрань. Кроме того, назрановским старшинам были выданы крупные денежные подарки и вознаграждения.

Царские власти щедро раздавали ингушским предводителям награды и деньги, льстили гордости честолюбивых назрановцев, лишь бы привлечь ингушей на свою сторону, чтобы на время расправы с Чечней обезопасить Военно-Грузинскую дорогу, не дать объединиться Северо-Восточному и Северо-Западному Кавказу и разгромить кавказские народы по одиночке. Свою ошибку ингуши поняли в 1858 году, но было уже поздно.

«Так благодаря предательству старшин, простой народ не примкнул к Шамилю, и тот вынужден был удалиться назад», – писал ингушский историк С. Б. Котиков.

Вскоре, однако, Шамиль свел на нет весь политический успех царского командования. В конце апреля тысячный отряд чеченцев во главе с наибом Малой Чечни Ахверды Магомой переправился близ аула Самашки на левый берег Сунжи и через Малую Кабарду осуществил набег на Военно-Грузинскую дорогу. (В царских донесениях количество чеченцев было преувеличено до 2 тысяч.) 28 апреля чеченский отряд, разделившись надвое, атаковал военное поселение Александровское; одна часть отряда отвлекала войска, а другая напала на поселян, занимавшихся полевыми работами. После перестрелок с солдатами чеченцы ушли из Александровского, захватив в плен до 100 душ обоего пола и угнав весь скот селения. Не встретив никаких препятствий, они вернулись в Чечню.

Назрановский отряд под командованием начальника центра Кавказской линии генерал-майора Пирятинского, состоявший из 4 батальонов, 5 орудий, 2 малороссийских эскадронов и назрановской милиции, был в сборе еще с апреля для обеспечения охраны Военно-Грузинской дороги, окрестностей Назрана, Владикавказа и всего района между этими пунктами и Моздоком. Однако из-за тяжелой болезни генерал-майора Пирятинский не сумел ни предупредить набега чеченцев на военное укрепление Александровское, ни настигнуть их, когда они возвращались за Сунжу, обремененные своей добычей. После смерти генерал-майора Пирятинского отряд поступил под начало талантливого царского полковника Нестерова.

Неудачи, преследовавшие царские войска в Чечне и Дагестане, вынудили командование в 1841 году на помощь действовавшим против Шамиля военным частям прислать 14-ю пехотную дивизию. В Дагестане на реке Койсу, у Чиркея было заложено царское укрепление Евгеньевское. В Чечне после неудачной попытки отряда Граббе заложить укрепление Чахкери в конце июля было начато строительство двух новых укреплений на реке Сунже, у чеченских аулов Казах-Кичу и Закан-юрт, завершенное в середине октября 1841 года. Этими укреплениями была закончена Сунженская линия, которая хотя и не полностью закрыла Малую Чечню и Терек, но весьма затруднила продвижение чеченцев на левый берег Сунжи и к Тереку и блокировала торговые и иные связи внутренней Чечни с другими регионами.

«За блистательное отражение скопищ Шамиля и за верность ингуши удостоились получить знамя и некоторые привилегии, которыми и пользовались до 1858 года.

Главные привилегии, данные ингушам, заключались в том, что они были избавлены от несения подворной повинности и за ними было утверждено право владения землей на всей территории, занимаемой ими в 1840 году», – писал Н. Грабовский.