Битва на реке Валерик

Битва на реке Валерик

Весной 1840 года плоскостная Чечня присоединилась к непрерывно воюющим против царских захватчиков горным чеченцам. По приглашению равнинных чеченцев 7 марта из Шатоевского общества в селение Урус-Мартан прибыл имам Шамиль с 200 мюридами. Вся Чечня встречала его как освободителя.

Начались повсеместно вооруженные выступления чеченцев против царских войск.

В июне 1840 года подняли восстание надтеречные чеченцы. В чеченских аулах Старый Наур, Новый Наур, Эмингуловский, Мундаров, Банки-юрт, Мижи-юрт, Бени-юрт, Кожаки, Калаузов, Мамакай-юрт и Гунешки жители разгромили дома царских прислужников. Истребив огнем часть и своих жилищ и забрав имущество, они ушли в глубь Чечни. Владельцы этих селений князья капитан Мундар Эльдаров, штабс-капитан Кагерман Алхасов, подпоручик Кучук и прапорщик Айдемир Турловы бежали в казачьи станицы, потеряв все имущество. Бежали и другие царские офицеры из чеченцев. Был убит брат Арцу Чермоева, взят в плен штабс-капитан К. Алхасов, огромные потери понес офицерский состав.

Назначенный командиром карательного отряда, направленного в Чечню («Чеченский отряд»), генерал-лейтенант Галафеев поставил перед собой задачу остановить движение надтеречных чеченцев (скопившихся в основном в Малой Чечне) в горы и помешать их соединению с Шамилем. Заодно военная экспедиция Галафеева должна была «примерно наказать присоединившихся к Шамилю» чеченцев.

М. Н. Чичагова, жена генерал-губернатора Калуги, долгое время воевавшего на Кавказе, в своей книге «Шамиль на Кавказе и в России» в 1889 году писала: «Генерал Галафеев двинулся в Малую Чечню с целью наказать жителей за измену, но понес сильное поражение при Валерике».

В июле 1840 года, едва оправившись от кинжальных ран и переломов ребер, полученных в начале июня в рукопашной схватке с Губашем из Гухоя, имам Шамиль в сопровождении шейха Ташу-хаджи и других чеченских наибов вторгся через Салаватию в горный Дагестан с большим ополчением, состоявшим в основном из ичкерийских и шатоевских чеченцев, а также из андийцев и нескольких десятков чиркеевцев и аварцев. С боем имам занял аул Цоботль, жители которого отказались добровольно присоединиться к мюридам. Затем отряды имама двигаются на юг, вверх по Сулаку. Шамиль присоединяет к своему отряду воинов из села Чиркей и подходит к аулу Ишкарты. Здесь мюриды разбивают русский отряд и милицию тарковского шамхала Абумуслима и мехтулинского Ахмед-хана. После боя у села Ишкарты 10 июля 1840 года имам Шамиль овладел подвластными шамхалу селениями Эрпели и Каранай, поставив под угрозу шамхальство Тарковское, чем вызвал большое беспокойство царских властей. Из крепости Темир-хан-Шура навстречу мюридам с войском идет генерал Ф. К. Клюки фон Клугенау.

В это время на другом конце левого фланга Кавказской линии генерал Галафеев, знавший об отсутствии в Чечне имама Шамиля и большей части чеченских воинов, решил покончить одним ударом с Чечней и отличиться перед начальством. Накануне похода М. Ю. Лермонтов писал своему другу А. А. Лопухину: «Завтра я еду в действующий отряд на левый фланг, в Чечню брать пророка Шамиля, которого, надеюсь, не возьму...»

Усиленный отряд генерал-лейтенанта А. В. Галафеева в составе около 4 тысяч пехоты, 1500 казаков и 14 орудий 6 июля 1840 года вышел из лагеря крепости Грозной и прошел через Ханкальский проход к аулу Большой Чечен. Уничтожив это селение и аул Дуду-юрт с обширными полями, засеянными до самого Аргунского ущелья, 7—8 июля войска прошли селения Большая Атага и Чахкери, оставив их невредимыми, чтобы иметь материал для строительства укрепления в Чахкери. Затем они направились к Гойтинскому лесу, через который прошли с боем, и уничтожили аулы Ахшпатой-Гойта, Чунгурой-юрт, Урус-Мартан, Гурак-Рошни, Хажи-Рошни, Таиб с садами и посевами кукурузы. Не дожидаясь подхода царских войск, жители покидали свои селения и уходили в леса и горы. Множество беженцев из Притеречья и сунженских аулов скопилось в лесу между аулами Гехи и Валерик.

Не встречая серьезного сопротивления, кроме небольших рукопашных схваток, перестрелок и одиночных «сшибок» удалых чеченских и казачьих храбрецов, отряд Галафеева, оставляя за собой разрушенные и сожженные селения, вырубленные сады, вытоптанные посевы, достиг 10 июля селения Гехи и, предав огню хлебные поля, стал там лагерем.

Тем временем предводители чеченцев Иса из Урус-Мартана, Атабай-мулла из Чунгурой-юрта, Таиб, Саадола из Нурикоя, Майлин Таймасха (отважная женщина из Гехи), Хамзат, Муса и Саид из Притеречья и другие собирали силы, призывая на помощь чеченских ополченцев из районов Нашхи, Карабулака (Арштхой), Шатоя и Ичкерии (Нохчи-мохк). Во время всеобщей мобилизации районы Гехи, Арштхой и Нашха могли выставить лишь до 3 тысяч вооруженных ополченцев. В большинстве своем это были люди, вынужденные отрываться от сохи на время внешней опасности. Умелых и хорошо вооруженных воинов насчитывалось лишь 300—500 человек. И хотя большинство конных воинов из Ичкерии и Шатоя участвовали в это время в походе в Дагестан, все же мичиковский наиб Шоаип послал на помощь свой отряд. Сам он не мог присутствовать в Малой Чечне, так как имам Шамиль поручил Шоаипу безопасность своей семьи, которую оставил в ауле Дашмирза (Дачу-Борзой). Из этого аула Шоаип перевез семью имама в Анди, а оттуда в Дарго.

Участник экспедиции Галафеева поручик М. Ю. Лермонтов писал в своем стихотворении «Валерик»: «Из гор Ичкерии далекой уже в Чечню на братний зов толпы стекались удальцов». На призыв о помощи горские матери посылали своих сыновей и из других районов Чечни — Нашхи, Карабулака и Шатоя. Гонцы помчались к имаму Шамилю в Дагестан с просьбой вернуть кавалерию для защиты селений. Получив данные разведки о наметившемся маршруте царских войск (сведения часто поступали от мирных горцев, служивших проводниками и переводчиками в царских войсках), чеченские военачальники организовали устройство в Гехинском лесу завалов из поваленных деревьев и земли, засад и ловушек, рвов и ям, создав по дороге через лес целую цепь оборонительных сооружений. Недалеко от оборонительной линии, в лесах предгорий скопилось большое количество семей беженцев: старики, женщины и дети. Оставленные в обозе вооруженные подростки охраняли жизнь и честь своих старейшин, матерей и сестер, скот и имущество. Все, способные держать в руках оружие, двинулись в Гехинский лес, чтобы не пропустить противника. С мужчинами на оборонительную линию пошли и женщины. Лермонтов писал: «Над допотопными лесами мелькали маяки кругом; и дым их то вился столпом, то расстилался облаками; и оживилися леса...»

Утром 11 июля войска Галафеева выступили из лагеря. В авангарде отряда находились три батальона Куринского полка, две роты саперов, одна сотня донских и сотня линейных казаков и четыре орудия под командованием полковника Фрейтага. Впереди отряда ехали восемь сотен донских казаков во главе с полковником князем Белосельским-Белозеровым. Арьергардом, состоявшим из двух батальонов пехоты, четырех орудий и сотни казаков, командовал полковник Врангель. Остальные охраняли обоз.

Отряд двинулся к Гехинскому лесу. Чеченцы, скрывавшиеся в лесной чаще, не выдавали себя, заманивая противника в глубь лесных дебрей. Лишь дым маяков (костров), с помощью которых горцы сообщались друг с другом, передавая сигналы о движении вражеских войск, говорил о присутствии в лесу чеченских разведчиков.

Войска вошли в лес и двинулись по узкой арбяной дороге. Время от времени солдаты замечали мелькавшие между деревьями одиночные фигуры горцев. Головной отряд царского войска подошел к чеченским завалам, перекрывавшим дорогу, откуда был открыт яростный огонь. Чеченские стрелки осыпали царский отряд выстрелами со всех сторон, будучи сами неуязвимыми за деревьями и кустами. Некоторые забирались на деревья и, привязывая себя к стволам и ветвям, сверху посылали пули в солдат. Царские командиры бросали свои роты в штыковые атаки на штурм завалов, теряя людей, но чеченцы исчезали неуязвимыми, словно привидения.

Оттеснив чеченцев и разобрав завалы, отряд двинулся дальше, к лесной поляне, где поджидала их главная опасность. По опушке леса протекала речка Валарг-хи, пересекавшая дорогу. Берега речки были отвесны и высоки. По левому берегу тянулся лес, правый же, обращенный к отряду, был открыт, лишь в некоторых местах речку скрывали перелески.

Выехав на поляну, артиллерия открыла картечный огонь в сторону леса. В ответ не было ни звука. На поляну отряд выехал с награбленным в разоренных аулах добром. Был отдан приказ сделать привал, а пехота отправлена в лес, чтобы обеспечить переправу.

Артиллерийская прислуга уже снимала орудия с конных передков, как в этот момент чеченцы открыли убийственный огонь. Лермонтов писал:

А вот и слева, из опушки,

Вдруг с гиком двинулись на пушки;

И градом пуль с вершин дерев

Отряд осыпан. Впереди же

Все тихо — там между кустов

Бежал поток. Подходим ближе.

Пустили несколько гранат;

Еще подвинулись; молчат;

Но вот над бревнами завала

Ружье как будто заблистало;

Потом мелькнуло шапки две;

И вновь все спряталось в траве.

Чеченцы стреляли из-за завалов, срубов из бревен, с вершин деревьев и из-за кустов, били на выбор солдат и офицеров, двигавшихся по открытой поляне. Женщины и девушки заряжали ружья своих мужей, отцов, братьев, становились на место убитых мужчин. Чеченцы, у которых очень скоро кончились заряды, выхватив шашки и кинжалы, кинулись на врага. Начался упорный рукопашный бой прямо в воде быстрой речки. Лермонтов вспоминал:

Верхом помчался на завалы

Кто не успел спрыгнуть с коня.

«Ура!» — и смолкло. «Вон кинжалы,

В приклады!» — и пошла резня.

И два часа в струях потока

Бой длился. Резались жестоко,

Как звери, молча, с грудью грудь,

Ручей телами запрудили.

Хотел воды я зачерпнуть...

(И зной и битва утомили

Меня), но мутная волна

Была тепла, была красна.

Военный историк царской России генерал В. А. Потто в своей работе «Чечня» писал о тактике чеченцев во время Кавказской войны: «...горе, если ослабевала или расстраивалась где-нибудь цепь, тогда сотни шашек и кинжалов мгновенно вырастали перед ней, как из земли, и чеченцы с гиком кидались в середину колонны. Начиналась ужасная резня, потому что чеченцы проворны и беспощадны, как тигры. Кровь опьяняла их, омрачала рассудок; глаза их загорались фосфорическим блеском, движения становились еще более ловки и быстры; из гортани вылетали звуки, напоминающие скорее рычание тигра, чем голос человека». Л. Н. Толстой, воевавший на Кавказе в начале 50-х годов XIX века, вспоминал боевые кличи чеченцев: «Гиканье горцев есть звук, который нужно слышать, но нельзя передать. Он громок, силен и пронзителен, как крик отчаяния, но нет выражения страха».

Жаркие схватки возникали над телами убитых горцев, десятки родственников и друзей которых иногда погибали на штыках солдат, пытаясь вынести тело с поля боя. Яростно сражавшиеся чеченцы стояли насмерть, давая возможность семьям уйти в горы.

Сражение, ни на минуту не затухавшее в течение двух с лишним часов, кончилось так же внезапно, как и началось... Тела убитых стаскивали в кучу. Царские войска, понесшие большие потери, были остановлены. По официальным, сильно заниженным данным, отряд Галафеева потерял убитыми, ранеными и пропавшими без вести 30 офицеров (из них 6 убитыми) и 316 нижних чинов (из них 65 убитыми). Численность и потери участвовавших в сражении чеченцев неизвестны, так как чеченцы стреляли в основном из-за завалов и укрытий и тела погибших не оставляли. (Не желая лишаться наград за свои «победы», Галафеев солгал в реляции, что чеченцы оставили на поле боя 150 мертвых тел.)

Чеченцы готовились к новому сражению. Но на следующее утро началось движение сильно поредевшего отряда Галафеева к Ачхою на соединение с отрядом генерал-майора Лабынцева. После совещания Лабынцев выступил на Ассу, а Галафеев, уничтожив Ачхой, через селение Шильчихи и Казах-Кичу двинулся обратно и 14 июля прибыл в Грозную.

Н. Кровяков в книге «Шамиль» писал: «В кровопролитной битве на реке Валерик (“Речка смерти”) отряд Галафеева был разбит горцами». Походы Галафеева, по словам Г. И. Филипсона, «доставили русской литературе несколько блестящих страниц Лермонтова, но успеху общего дела не помогли».

Даже командиру Кавказского корпуса генералу Головину, трубившему о фантастических победах царских войск и в рапорте военному министру графу А. И. Чернышеву охарактеризовавшему Валерикское сражение как «жаркое дело, обратившееся к чести оружия нашего», пришлось впоследствии признать, что в сражениях при Валерике генерал-лейтенант Галафеев «сделал некоторый вред чеченцам, но и сам претерпел значительную потерю в людях».

17 июля пополненный отряд Галафеева отправился из крепости Грозной в дагестанскую крепость Темир-хан-Шура на помощь генералу Клюки фон Клугенау, войска которого потерпели поражение у аула Каранай, а сам генерал едва не попал в плен к Шамилю. Темир-хан-Шура была беззащитна перед войском мюридов. Но помощь Галафеева оказалась уже ненужной, ибо в разгар успехов Шамиль, получив тревожные вести из Чечни, спешно прервал военные действия. 16 июля он отпустил дагестанское ополчение и вернулся в Чечню, приведя в полное недоумение русское командование на Кавказе, усмотревшее в этом неожиданном уходе «особенный дар провидения».

На самом деле имам, отлично понимая, какой резонанс вызовет захват крепости Темир-хан-Шура горцами, хотел продолжить поход, но начавшийся ропот чеченской кавалерии, взволнованной вестями из Чечни, и ссора имама с влиятельным среди чеченцев и андийцев шейхом Ташу-хаджи заставили Шамиля переменить свои планы.

По дороге в Чечню Шамиль получил радостную весть о победе на речке Валарг-хи, сгладившую досаду имама на то, что его оторвали от похода на Темир-хан-Шуру.

Победа в первом (после провозглашения Шамиля имамом Чечни) серьезном сражении на Валерике еще раз продемонстрировала силу стойкости, героизма и упорства чеченского народа в освободительной войне против колонизаторов.