Глава шестая. Воры в законе, лидеры преступных групп, уголовники

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава шестая. Воры в законе, лидеры преступных групп, уголовники

Разумеется, во Владимирской тюрьме отбывали наказание и уголовники всех мастей.

Одним из ярких представителей криминального мира был, например, Василий Бабушкин (Вася Бриллиант), неоднократно отбывавший наказание в тюрьме. Всегда следил за своим здоровьем, делал физзарядку. С окружающими был вежлив, режим не нарушал. До конца жизни придерживался воровских традиций.

В 1978 году министры Чебриков и Щелоков подготовили совместные документы о переводе «особо опасных преступников» в тюрьмы Казани и Чистополя. Москва готовилась к Олимпийским играм. Во Владимир, как город Золотого кольца России, всегда приезжает очень много туристов, так что решено было всех «политических» сидельцев отправить как можно дальше от Москвы. В тот же период около 26 криминальных лидеров — «воров в законе» — уже отбывали наказание во Владимирской тюрьме. Здесь собралась так называемая отрицаловка. Все находились в одном корпусе. Переведенные на строгий режим получали горячее через день. На работу выводили до 900 человек. Осужденный мог получить посылку один раз в три месяца.

1980-е, годы перестройки, внесли разлад и смятение в преступный мир. Они коснулись и тех, кто был на свободе, и тех, кто отбывал наказание в местах лишения свободы. Закрытая раньше тюремная тема благодаря новым требованиям гласности и плюрализма стала вдруг выходить на передний план. «Воры в законе» не преминули воспользоваться этой обстановкой. Как всю страну, так и тюрьму стало лихорадить. Развал Советского Союза и появление независимых государств напрямую отразилось на криминальном сообществе. В колониях и тюрьмах стали появляться новые группировки по национальным признакам. Только во Владимирском централе в то время были русская, азиатская, казанская, кавказская и другие, более мелкие, группировки. У каждой был свой лидер — «вор в законе». В своих переписках-«прогонах» они всячески очерняли друг друга, объявляя негодяями и т. п., призывали основную массу осужденных вставать только под их «знамена». Боролись за каждого нового члена группировки. Конкуренты могли взять под свое крыло любого осужденного, даже того, кто был с позором уличен в различных проступках. Даже «крыса» (на воровском жаргоне — арестант, уличенный в воровстве у соседа по нарам) находил приют и с усиленной силой начинал обливать грязью бывших соратников.

Для увеличения численности авторитетов в своих группировках воры стали короновать друг друга. Так, лидер казанской группировки в централе за короткий период возвел в высший ранг тюремной иерархии Рашпиля, Рыжего и др. Создал свою группу из пяти воров лидер славянской группировки, который короновал даже бывшего бригадира рабочего цеха Брауманского — кличка Сталинградский, Казачка, Ленчика Тряси Башку (у того от нервного тика тряслась голова) и других. Так же поступали и в других группировках. Численность «воров в законе» сразу возросла на порядок, их противостояние — тоже.

Медицинский осмотр осужденного

В это время подпольно стали активно изготовлять запрещенные предметы: холодное оружие — штыри и заточки, причем каждая группировка по-своему. По манере изготовления можно было определить, кому принадлежало оружие. Татарские группировки делали трехгранные штыри, русские — обоюдоострые заточки, кавказцы — округленные пики. Напряжение было огромное — все хотели расправиться с конкурентами. Приходилось вводить усиленный конвой, выводить на прогулку каждую группировку отдельно, тщательно учитывать маршруты движения. При встрече в коридорах заключенные из враждующих группировок набрасывались друг на друга. В отдельных случаях приходилось выводить «отрицаловку» из камер на режимные мероприятия под дулами автоматов.

Страшное было время. Новоприбывшие в централ не могли понять, куда приткнуться, под чью опеку идти, — хоть на части разрывайся. Каждая группировка делала свой «прогон», в котором говорилось, что на тюрьме главный такой-то «вор», и тут же за ней шла другая подобная записка, где в криминальных «руководителях» значился совсем другой. Необходим был длительный, кропотливый труд всех служб, чтобы ликвидировать это противостояние. Велась оперативная работа по компрометации тюремных авторитетов, всеми силами добивались лояльности к администрации и режиму содержания.

От постоянной войны группировок начали уставать сами осужденные. Все по горло были сыты этой революционной «перестройкой». Период «кислородного отравления» свободой проходил. Начал укрепляться режим, обстановка в учреждении стала подконтрольна администрации.

На какие только ухищрения не шли рецидивисты в камерах Владимирской тюрьмы, чтобы попасть в вожделенную «больничку». Этим грубовато-ласковым словом зэки называют стационарное отделение медицинской части учреждения. Здесь их ждали улучшенные условия содержания: усиленное питание, возможность сколько хочешь валяться в кровати, наконец, видеть живых женщин наяву, а не во сне. Чтобы попасть из тесной камеры в иную среду обитания, некоторые зэки глотали стекла, всевозможные резиновые трубки, заражались туберкулезом, увечили себя всевозможными способами.

Самый тяжелый случай членовредительства во Владимирской тюрьме случился в 70-х годах. Один психически больной рецидивист вырезал из своего живота приличный кусок мяса и стал его есть. Жующего самоеда срочно доставили в медчасть, рану ему зашили и в скором времени отправили в спецбольницу, где содержат умалишенных осужденных.

В середине 70-х в один из дней в приемном покое медицинской части Владимирской тюрьмы раздался шум. Несколько сотрудников несли на руках рецидивиста Рощупкина и вместе с ним почему-то кусок доски. Оказалось, что этот тяжелый шизофреник раздобыл где-то большой гвоздь и… прибил свою мошонку к скамейке. Физическая боль доставляла этому человеку что-то вроде наслаждения. Местный хирург успешно разъединил зэка и доску.

ОДИН ЗЭК УМУДРИЛСЯ ПРОГЛОТИТЬ ЦЕЛЫЙ НАБОР КОСТЯШЕК от домино. ПОТОМ ОН ПРЫГАЛ В MEДЧАСТИ, И ХОРОШО БЫЛО СЛЫШНО, КАК В ЕГО ЖЕЛУДКЕ ГРЕМЯТ ВСЕ 28 ФИШЕК.

Квартирный вор Генка Азов как-то заимел желание отдохнуть «на больничке». Для начала он проглотил металлический штырь длиной 10 см. Была сделана операция, ему вскрывали брюшную полость. После выздоровления его опять вернули в камеру.

Спустя время рецидивисту пришла в голову новая мысль: он изготовил самодельный шприц, разжевал во рту хлебный мякиш, добавил воды и… ввел этот раствор себе в легкое. Там образовался гнойник. Снова потребовалось срочное хирургическое вмешательство. В общей сложности четыре раза Азов старательно калечил свое здоровье. В итоге он умер от сердечной недостаточности.

Следующий случай произошел в августе 2005 года. Осужденный Н. задумал убить своего сокамерника и украдкой заточил черенок ложки. Однако замысел его разгадали сотрудники и вовремя перевели Н. в другую камеру. Тогда Н. из принципа решился на самоубийство: приставил заточенный черенок к своей груди и резким ударом вогнал его себе в девятое межреберье. Черенок целиком вошел в легкое. Н. была срочно сделана операция, больной выжил.

Было время, когда в медицинскую часть частенько привозили подростков из воспитательной колонии. По разным причинам эти ребята стремились попасть «на больничку». Почти всегда они глотали различные инородные тела, которые не могут выйти из организма естественным путем. Например, берется два куска тонкой стальной проволоки длиной 5–7 см. Их связывают резинкой, получается крест. Концы креста соединяют при помощи хлебного мякиша, чтобы можно было его проглотить. Под воздействием желудочного сока хлебный мякиш растворяется, крест в желудке распрямляется. Достать его можно лишь на операционном столе. Один юный «герой» поставил рекорд, проглотив за один присест 34 куска тонкой медной проволоки. Известно, что любое оперативное вмешательство в брюшную полость, как правило, приводит к образованию так называемой спаечной болезни. После такой операции у человека может возникнуть кишечная непроходимость, а это чревато серьезной угрозой для здоровья. После операций мальчишки клялись врачам, что больше глотать кресты, проволоку, крючки от панцирных кроватных сеток не будут. Но некоторые из них с упорством, достойным лучшего применения, уродовали себя снова и снова.

Почему они это делали? Частично на этот вопрос можно найти ответ из писем юных арестантов. Отрывок первый: «…захотелось съездить «на больничку», узнать людей, познакомиться. Стал мастыриться (заниматься членовредительством. — Прим. авт.). Намазал себе при помощи карандаша ногу до самого полового члена, потом туго обернул ее мокрой тряпкой, а потом раз десять мне по ней били со всей силы резиновой подошвой. Получилась огромная опухоль, вроде как перелом. Вызвали врача, сказали ему, что случайно упал со шконки (кровать). Меня на носилках отнесли в рентгенкабинет, так как самостоятельно идти я вроде как не мог (надо же было косить, обманывать, стонать). Сделали рентген, он, конечно же, ничего не показал. Врачи сказали, что все нормально, просто сильный ушиб. Моя мастырка не удалась».

Сотрудники санчасти Владимирской тюрьмы. 1960 г.

Отрывок второй: «…Узнал, что недалеко есть «больничка», где лечатся зэки со взрослых режимов.

Стал косить, мастыриться, чтоб уехать туда набраться опыта. Перепробовал почти все известные мне мастырки — дышал известью, цементом, дробленым стеклом, хотел привить туберкулез — ни фига не помогало. В город на снимки меня возили, но ничего не вышло. «Разъело только гортань, а легкие как у новорожденного», — сказал врач. Потом загонял в ранку на ноге слюну. Она у меня вся разбухла, стала гнить…».

Слава богу, как говорят врачи, сейчас таких пациентов у них нет.

Врачи в тюрьме прекрасно знают, что осужденные выздоравливают здесь гораздо быстрее, чем больные на воле. В 1975 году тюремный хирург оперировал язву желудка у заключенного Линкявичуса. У того случилось осложнение: кровь пошла горлом. Была сделана повторная операция. Оказалось, кровоточил один сосуд, его зашили. Вечером доктор зашел в камеру к больному и остолбенел. Тот сидел на койке и пил из миски воду. Этого делать при таких операциях категорически нельзя. Хирург приготовился к тому, что через 4–5 часов больной умрет. Однако он выздоровел вопреки всем прогнозам.

Раздача пищи в режимном корпусе. 1990-е годы

В 1978 году осужденный Виктор Баташов получил тяжелую производственную травму: с токарного станка сорвался металлический шестигранник и угодил зэку в затылок. Удар был страшной силы. Пациента принесли к хирургу в тяжелейшем состоянии: мозги текли, были переломаны кости черепа. Врач сделал операцию, убрал все размозженное, подчистил рану, но на выздоровление пациента не надеялся. Баташов остался жив. Заново научился ходить, говорить и писать.

Однажды в камере заключенные очень сильно избили провинившегося, по их мнению, сокамерника. У того были переломаны ребра, нанесена черепно-мозговая травма. Специалисты обнаружили тяжелый ушиб мозга. Через две недели он встал на ноги. У врача-консультанта из обычной поликлиники буквально глаза полезли на лоб.

Ближе к концу XX века численность воров в тюрьмах значительно снизилась, а на свободе увеличилась, потому что появилась возможность стать «бизнесменами» и заниматься открытым бизнесом (с бандитским, конечно, душком). Если раньше по «понятиям» — воровским законам — настоящий вор должен был сидеть в тюрьме, то теперь он мог стать главой фирмы, негласно управляя криминальными сообществами. Во Владимирском централе «воры в законе» стали содержаться в единичных случаях. Питание для осужденных было скудное, в середине 90-х годов прошлого века эта проблема для учреждений уголовно-исполнительной системы была наиболее острой. Пищу, которую раздавали на режимных корпусах, заключенные называли «баланда», а некоторым продуктам и блюдам давались интересные названия, как, например, «бикус» — капуста тушеная, немного кислая, «головастики» или «ратаны» — жареная рыба, а «бомжатина» — макароны быстрого приготовления. Что только не придумывали осужденные, чтобы украсить свой камерный стол! В советский период чай был запрещен в камерах, но все изменилось, наступило новое время, и чай стал доступен осужденным, они готовили из него «чифирь». «Чифирь» является одним из наиболее традиционных напитков, с употреблением «чифиря» связано много тюремных традиций и обычаев. Чтобы приготовить в камере «чифирь» на одного человека, необходимо на кружку половину пачки мелколистного чая или немножко больше крупнолистового. В ход обычно идет недорогой чай. Его добавляют в кипящую воду, все это не перемешивается, чай должен остаться на поверхности. Настаивают напиток в течение 10–15 минут. Употребляют «чифирь» горячим. По словам одного из заключенных, это «разговорный» напиток: его пьют в компании, делая по глотку и передавая напиток по кругу, при этом обсуждая разные новости и байки. А к «чифирю» готовили «рандолики» — это резанный кубиками черный хлеб, обжаренный на растительном масле с солью и приправами по вкусу. В праздничные дни готовили «торт», в котором использовали ингредиенты, присланные из дома в посылках или приобретенные в тюремном ларьке. В состав «торта» входило печенье — 1 кг, творог — 50–60 г., сливочное масло — 30–40 г., сгущенное молоко — одна банка, конфеты шоколадные — 500 г. Рецепт приготовления очень прост. Творог смешивается со сливочным маслом, потом добавляется сгущенное молоко и тщательно это все перемешивается. На печенье намазывается приготовленная смесь, затем отдельные печенья укладываются домиком друг на друга. После этого в миску укладываются конфеты, которые топятся на плитке, полученным горячим шоколадным раствором обливается построенный из печенья домик.

В настоящее время питание для осужденных существенно изменилось. Вот, например, раскладка продуктов и меню в сутки на одного человека по норме № 1 (рабочая).

•РАСКЛАДКА ПРОДУКТОВ•

ПО НОРМЕ № 1