«Трехдневный поиск голодных, полунагих французов»: бой под Красным
«Трехдневный поиск голодных, полунагих французов»: бой под Красным
2 (14) ноября Наполеон с гвардией двинулся из Смоленска вслед за авангардными корпусами. Колонна отступающих французских войск сильно растянулась. В частности, корпус маршала Нея, находившийся в арьергарде, покинул Смоленск лишь 17 ноября. Этим обстоятельством воспользовался Кутузов, направивший авангард под командованием Милорадовича наперерез корпусам Евгения Богарне, Даву и Нея в районе села Красного, где и произошло очередное сражение.
Отдельно следует напомнить, что происходило на северном направлении. В частности, после второго сражения под Полоцком, когда генералу Витгенштейну на северном направлении удалось освободить этот город, ему противостоял маршал Виктор, который снова получил приказ отбить Полоцк у Витгенштейна. Начальник штаба Великой армии маршал Бертье писал Виктору: «Вы должны отбить Полоцк. Эта задача крайне важна. В течение нескольких дней в ваши тыловые районы смогут вторгнуться казаки; завтра армия императора будет в Смоленске, крайне усталая после прохождения 120 миль без привалов. Перейдите в наступление – безопасность всей армии зависит от вас; промедление на день может означать бедствие. Армейская кавалерия идет пешком, потому что холод убил всех лошадей. Наступайте немедленно, это приказ императора и безвыходная необходимость».
К этому времени корпус Виктора был расквартирован в районе Смоленска и представлял собой резерв Великой армии. По приказу Наполеона он с 22 000 солдат отправился против армии Витгенштейна. Около города Чашники французский корпус под командой генерала Леграна, отступая под давлением российской армии, встретился с передовой дивизией Виктора. Увидев подкрепление, Легран решил остановиться и занял оборонительную позицию. Объединенные силы французов составляли 36 000. В Полоцке Витгенштейн оставил гарнизон численностью 9 000 человек и направился навстречу Виктору с 30 000.
Войска противника расположились у Чашников, примкнув правым флангом к реке Улла. К вечеру 18 (30) октября войска Витгенштейна приблизились к их позиции. Его авангард оттеснил передовые части французов к самым Чашникам, где те заняли достаточно сильную позицию. Общая численность находившихся здесь французских войск достигала 20 000 человек, из них до 10 000 – в 1-й линии.
Перед рассветом 19 (31) октября авангард Витгенштейна развернул свои войска в одну линию и, имея на правом фланге кавалерию и артиллерию, двинул пехоту в атаку на Чашники, но ее отбили. Примерно через три часа прибыли построенные в боевой порядок главные силы Витгенштейна. С их появлением противник стал отступать. Возобновивший атаку русский авангард, усиленный стрелками, занял Чашники. В результате первая неприятельская линия отступила, продолжая удерживать позицию у леса на своем левом фланге, позади которого находилась переправа через реку. Французов атаковал отдельный корпус. Его пехотные полки, поддержанные огнем батарейной роты, наступали с фронта, а егерский полк обходил лес правее. В этой обстановке противник, не оказывая сопротивления, отступил к войскам 2-й линии, где занял удобную для обороны позицию. Одновременно за реку отошел и его правый фланг.
Видя перед собой значительные неприятельские силы, Витгенштейн остановил наступление. Вперед была выдвинута артиллерия, которая вступила в перестрелку с батареями противника. К вечеру на другом берегу реки Улла появились неприятельские войска, также выставившие артиллерию. Против них было направлено 16 орудий, огонь которых заставил противника отойти от Уллы. С наступлением темноты неприятельские войска отступили в направлении на Сенно. Российские войска потеряли в сражении при Чашниках 400 человек.
Оценивая результаты боя, необходимо указать, что победа войск Витгенштейна не выглядела блестяще, но ее последствия оказались крайне неблагоприятными для французов. В частности, Виктор не смог отбросить русскую армию за линию Двины и обезопасить коммуникацию Великой армии. Витгенштейн еще больше приблизился к ним, и появилась возможность его совместного действия с Чичаговым и Кутузовым.
В результате побед под Полоцком и Чашниками Витгенштейн отправил отдельный отряд для захвата военного склада в Витебске. 7 ноября после короткой битвы французский гарнизон Витебска сдался.
Падение Витебска нарушало планы Наполеона, который планировал там разместить на зимние квартиры свои измотанные войска. Когда он узнал о поражении под Чашниками, то приказал Виктору снова немедленно атаковать Витгенштейна, чтобы прикрыть отступление армии от Смоленска и отбросить врага к Полоцку. Это привело к еще одному сражению – под Смолянами 1–2 (13–14) ноября 1812 года.
Утром 1 (13) ноября французская пехотная дивизия, а также кавалерия 9-го армейского корпуса атаковали русский авангард. После двух часов упорной обороны они отошли, потеряв до 500 человек. К утру следующего дня Витгенштейн расположил части корпуса генерала Ф. Штейнгейля на правом берегу реки Лукомля, прикрывая путь на Чашники и Полоцк. По флангам пехоты встало несколько эскадронов кавалерии. Левее этих сил в таком же боевом порядке разместился корпус генерала Г. Берга. На стыке двух русских корпусов для ведения огня по главной дороге развернулась крупная артиллерийская батарея под прикрытием пехотного полка. Село Смоляны, располагавшееся перед этой позицией, было занято егерями. После этого приказ следовать к главным силам получил и резерв.
Поздним утром французская пехотная дивизия снова атаковала русский авангард, который отступил и встал в резерв. Затем последовали бои за Смоляны, которые неоднократно переходили из рук в руки и в результате на некоторое время оказались в руках противника. Одновременно с этим маршал Виктор попытался прорвать русские позиции слева и справа, однако они были отражены огнем батарей. После этих неудач последовала атака на центр позиции Витгенштейна. Только когда прибыл дополнительный пехотный полк, российские войска овладели Смолянами и принудили неприятеля отойти.
Потерпев неудачу во фронтальных атаках, Виктор двинул большую часть своего корпуса вдоль реки Улла в обход левого фланга русской позиции. Это движение было остановлено подоспевшим русским резервом. В это же время часть сил противника неуспешно попыталась навести мосты через Лукомлю правее корпуса Штейнгейля. Лишь на другой день Виктор, выставив значительный арьергард, отступил.
В сражении при Смолянах противник потерял около 3 000 человек (в том числе 800 пленных). Потери российской стороны составили от 1 000 до 2 000 человек. Клаузевиц вспоминал: «Когда автор прибыл в эту армию, она только что отразила последнюю попытку французских маршалов атаковать ее под Смолянцами. Армия оценивала этот бой как новую победу; в войсках говорили о 17 настоящих сражениях, которые дала витгенштейновская армия. Этим хотели лишь отметить ту значительную активность, которая царила на этом театре войны. На победу же при Смолянцах смотрели как на успех в чисто оборонительном сражении, в котором преследование не играет особой роли».
В результате этих боев Виктор не смог выполнить поставленных задач и не обеспечил прикрытие путей отступления Великой армии с севера. Но вместе с тем Витгенштейн также не смог наладить сообщение с 3-й Западной армией адмирала Чичагова, поскольку опасался действий в своем тылу войск армейского корпуса Э. Макдональда и пехотной дивизии. Вынужденная пассивность Витгенштейна стала одной из причин срыва планов российского командования по окружению Великой армии на рубеже р. Березина (об этом мы расскажем позже).
Через два дня после боя под Смолянами, который происходил на северном направлении, началось сражение под Красным между основными частями российской армии под командованием Кутузова и отступающей армией Наполеона (3–6 (15–18) ноября).
Выйдя из Смоленска, Наполеон на некоторое время потерял контакт с Кутузовым и ошибочно предполагал, что русская армия также понесла потери и не способна активно преследовать французов. Поэтому, не ожидая атак, французский император приказал выступать из Смоленска отдельными корпусами. Такое решение было объяснимым: отрицательная температура исключала бивачное расположение частей, и, следовательно, каждый корпус в конце дневного перехода должен был прибыть в крупный населенный пункт для расположения на квартирах. Во время отступления колонна французских войск сильно растянулась.
2 (14) ноября корпуса под командованием Понятовского и Жюно, находясь в голове отступающих французов, миновали городок Красный и продолжили отступление на Оршу. На следующий день сам Наполеон с гвардией прибыл в Красный, где планировал остановиться на несколько дней. Он надеялся тут собрать отставшие войска для дальнейшего отступления: 6 000 корпуса Богарне, 9 000 корпуса Даву и 8 000 корпуса Нея. При этом корпус Нея, находившийся в арьергарде, покинул Смоленск лишь 5 (17) ноября.
Как отмечал Шамбре, французская армия насчитывала до 50 000 солдат, из них 16 000 в гвардии. Всего 37 000 пехоты, 5 100 конных и 7 000 жандармерии, артиллерии и инженерных частей. Вместе с регулярными французскими войсками уходили около 20 000 голодных и безоружных солдат.
В это же время параллельно с французской армией по южной дороге двигались российские войска. В районе Красного пути их следования пересекались. Имея гораздо лучшее снабжение, армия Кутузова приблизилась к Красному в лучшем состоянии. Однако необходимо учитывать, что она тоже понесла потери во время ускоренных маршей по заметенным дорогам: из Тарутино выступило 100 000 человек, через 3 недели осталось не более половины, при этом убыль в боях составила только 10 000. Хотя со временем подошла и часть отставших солдат. Зная о растянутости колонны французской армии, Кутузов решил атаковать их в районе Красного.
Утром 3 (15) ноября летучий отряд Адама Ожаровского из Кутькова совершил удачный набег на Красный. В 4 часа дня Милорадович, получивший приказ отрезать противнику дорогу на городок, подошел к Смоленской дороге в тот момент, когда по ней двигалась гвардия Наполеона.
Всего под Красным Кутузов имел в своем распоряжении от 50 000 до 60 000 регулярных войск, значительное количество кавалерии и почти 500 орудий. Кроме того, 20 000 казаков поддерживали главную армию, атакуя мелкими отрядами французов на всем пути отступления от Смоленска до Красного.
Армия Наполеона растянулась на 4 перехода: ее авангард подходил к Красному, когда главные силы только отходили от Смоленска. Таким образом, у российской армии появилась возможность бить растянутые на марше корпуса поодиночке.
3 (15) ноября на Смоленской дороге произошел первый в ходе сражения под Красным боевой контакт. Милорадович вышел на позицию южнее дороги и при виде императорской гвардии во главе с Наполеоном не решился на атаку. Ограничившись артиллерийским обстрелом колонны, он пропустил противника в город, захватив при этом 11 орудий и 2 000 пленных.
Далее гвардия Наполеона подверглась нападению летучего отряда Орлова-Денисова, но без особых потерь для французов. Один из командиров партизанского движения, Д. Давыдов, отмечал: «Я как теперь вижу графа Орлова-Денисова, гарцующего у самой колонны на рыжем коне своем, окруженного моими ахтырскими гусарами и ординарцами лейб-гвардии казацкого полка…».
О реакции самого императора Наполеона и его гвардии Давыдов написал так: «Подошла старая гвардия, посреди коей находился сам Наполеон… мы вскочили на коней и снова явились у большой дороги. Неприятель, увидя шумные толпы наши, взял ружье под курок и гордо продолжал путь, не прибавляя шагу. Сколько ни покушались мы оторвать хотя одного рядового от этих сомкнутых колонн, но они, как гранитные, пренебрегая всеми усилиями нашими, оставались невредимы; я никогда не забуду свободную поступь и грозную осанку сих, всеми родами смерти испытанных, воинов. Осененные высокими медвежьими шапками, в синих мундирах, белых ремнях, с красными султанами и эполетами, они казались маковым цветом среди снежного поля… Командуя одними казаками, мы жужжали вокруг сменявшихся колонн неприятельских, у коих отбивали отстававшие обозы и орудия, иногда отрывали рассыпанные или растянутые по дороге взводы, но колонны оставались невредимыми… Полковники, офицеры, урядники, многие простые казаки устремлялись на неприятеля, но все было тщетно. Колонны двигались одна за другою, отгоняя нас ружейными выстрелами и издеваясь над нашим вокруг них бесполезным наездничеством… Гвардия с Наполеоном прошла посреди… казаков наших, как 100-пушечный корабль между рыбачьими лодками».
В конце дня французы вошли в Красный, отогнав при этом казаков. Как уже упоминалось, французский император планировал остаться в Красном на несколько дней, чтобы, прежде всего, соединить все свои корпуса.
После полуночи Наполеон обнаружил огни русского летучего отряда на юге от Красного. Оценив их изолированное положение от главной армии Кутузова, он приказал гвардии организовать внезапную атаку. Командир гвардии разделил ее на три колонны и начал движение. Этот план был очень удачным: казаки были захвачены врасплох. Несмотря на отчаянное сопротивление, отряд был полностью разбит и потерял половину людей пленными и убитыми. Но отсутствие кавалерии у французских гвардейцев не позволило организовать преследование отступающих казаков.
Тот же Давыдов так описывал эти события: «…в ту же ночь Ожаровский поражен был в селе Куткове. Справедливое наказание за бесполезное удовольствие глядеть на тянувшиеся неприятельские войска и после спектакля ночевать в версте от Красного, на сцене между актерами. Генерал Роге, командовавший молодою гвардиею, подошел к Куткову во время невинного усыпления отряда Ожаровского и разбудил его густыми со всех сторон ружейными выстрелами. Можно вообразить свалку и сумятицу, которая произошла от сего внезапного пробуждения! Все усилия самого Ожаровского и полковника Вуича, чтобы привести в порядок дрогнувшие от страха и столпившиеся в деревне войска их, были тщетны! К счастью, Роге не имел с собою кавалерии, что способствовало Ожаровскому, отступя в Кутково, собрать отряд свой и привести оный в прежде бывший порядок, с минусом половины людей».
На следующий день, 4 (16) ноября, после обеда, к Красному приблизился корпус Евгения Богарне. Милорадович, который по-прежнему находился на Смоленской дороге, нанес удар по этой колонне французов. В этом столкновении корпус вице-короля потерял 2 000 только пленными от своих 6 000 (по другим сведениям – не больше 1 500), а также багаж и орудия. Потери российских войск составили до 1 000 человек. Богарне спасло лишь то, что Кутузов традиционно не желал большой битвы и приказал Милорадовичу отойти поближе к основной армии. Когда стемнело, остатки корпуса Богарне обошли расположение Милорадовича с севера и, сопровождаемые казаками, добрались до Красного.
В этот же день к Красному прибыли основные силы Кутузова, которые расположились между Новоселками и Шиловым. Накануне этого, с большими силами французов столкнулся Сеславин. Считая, что это был сам Наполеон (на самом деле – корпуса Жюно и Понятовского), он сообщил об этом Кутузову. Вечером под давлением решительно настроенных Толя и Коновницына Кутузов запланировал атаку Красного на утро следующего дня.
План будущего сражения предусматривал разделение армии на три части. Первая, под командованием Милорадовича, должна была атаковать остатки корпуса Богарне, а также приближающийся корпус Даву. Главная армия делилась на две части, одна в 15 000 под командованием Голицына должна была атаковать Красный с фронта через Уварово. Другая (20 000 солдат), под командованием Тормасова, должна была обогнуть Красный с юга и перехватить путь отступления французов. Кроме этого летучий отряд Ожаровского действовал самостоятельно на северо-западе от Красного. Но уже около часу ночи Кутузов узнал, что в Красном остался Наполеон, и отменил наступательную операцию.
Поздно ночью 5 (17) ноября 9 000 солдат корпуса Даву снялись с лагеря и начали спешный марш на Красный. Сообщение о поражении накануне корпуса Евгения Богарне настолько обескуражило Даву, что он решил отказаться от первоначального плана, согласно которому должен был ожидать корпус Нея, и только потом двигаться на соединение с Наполеоном. Около 9 часов главная колонна Даву (7 500 человек и 15 орудий) поравнялась с русским авангардом Милорадовича. Последний держал дорогу под прицелом сильной батареи. Целый корпус французов, преследуемый многочисленной кавалерией и пехотой, расстреливался из орудий чуть ли не в упор. Однако Милорадович, получивший предписание Кутузова не отрезать противнику путь к отступлению, а лишь преследовать его, когда он пройдет мимо, остановил своих солдат.
Тяжелое положение Даву побудило Наполеона к решительным действиям. Еще до восхода солнца он снова подготовил гвардию к отвлекающей атаке против Милорадовича и главной армии Кутузова. Он надеялся таким образом ослабить давление русского авангарда на Даву – оставшаяся артиллерия французской армии и гвардия были построены для атаки. Но к вечеру этого дня арьергард Даву с обозами все равно был отрезан от основных частей. По данным, которые приводит Михневич, потери французов составили 6 000 пленных, 45 орудий; российские войска потеряли не более 700 человек. В это время приказ двигаться на запад получили остатки корпуса Богарне с целью охраны путей отступления на Оршу. В планы Наполеона входило удержать российские войска, пока с ним не соединятся корпуса Даву и Нея. Только после этого он хотел продолжить отступление. Поэтому главной целью было не допустить перекрытия Кутузовым пути отступления.
Через два часа после начала марша Даву 11 000 солдат императорской гвардии выступили из Красного на юг и юго-запад. Эти войска были разделены на две колонны: 5 000 двигались по дороге на Смоленск, остальные 6 000 молодой гвардии под командой Роге направились на юг. Левый фланг молодой гвардии был прикрыт элитным батальоном гренадер старой гвардии. Справа от всего боевого порядка были расположены слабые остатки гвардейской кавалерии. Общее управление операцией осуществлял маршал Мортье.
Это выдвижение было весьма неожиданным для российских войск. Эффект от него дополнительно усиливался из-за личного присутствия Наполеона. Со своей знаменитой шляпой в руках император шел впереди старой гвардии, объявив: «Довольно уже я был императором; пора снова быть генералом».
Императорской гвардии противостояла русская пехота, поддержанная сильными артиллерийскими батареями. Вот как это описал Сегюр: «Русские батальоны и батареи закрывали горизонт с трех сторон – с фронта, с правого фланга и с нашего тыла». В этом случае реакция фельдмаршала Кутузова на движение французской гвардии была решительной, но в то же время неоднозначной: российские полки вместо контратаки перешли к обороне, продолжая артиллерийский обстрел французских гвардейцев, которые атаковали деревню Уварово. Они надеялись использовать ее для прикрытия отступления корпуса французского маршала Даву. Деревня удерживалась лишь двумя батальонами пехоты Голицына, которые не могли оказать серьезного сопротивления. В результате Голицын, по приказу Кутузова, был вынужден оставить Уварово и открыл по деревне ожесточенный артиллерийский огонь.
Стараясь сконцентрировать войска, Кутузов приказал авангарду Милорадовича продвинуться на запад и соединиться с войсками Голицына. Это решение Кутузова вызывает споры в связи с тем, что армии Голицына и Тормасова были уже не только соединены, но и находились в мощной оборонительной позиции. План Наполеона сработал: Милорадович лишился возможности для маневра и шанса полностью уничтожить корпус Даву.
Ближе к полудню на дороге появился Даву, который преследовали команды казаков. Также картечными выстрелами французов провожала русская артиллерия. Значительная часть обоза была потеряна, но пехота противника добралась до Красного.
В такой ситуации Беннигсен приказал Голицыну отбить Уварово. Эта атака совпала с контратакой колонны гвардейцев, которым противостояли два полка кирасир. Французы выстроились в каре и отбили две атаки, однако третья атака прорвала каре. После этого вторая линия выдвинулась для поддержки, но также была отогнана плотным артиллерийским огнем. Также в критическом положении оказалась и голландская дивизия старой гвардии. Генерал Роге попытался поддержать голландцев, атаковав русскую батарею гвардейским полком лёгкой пехоты, но атака рассыпалась под картечью и встречными атаками кавалерии. В результате голландцы потеряли 464 человека из 500.
Ближе к обеду, когда императорская гвардия с трудом удерживала позицию возле деревни Уварово, Наполеон получил донесение о готовности российских войск выдвинуться на перехват пути отступления. Также стало известно о появлении в тылу отряда Ожаровского. Это, а также сведения о потерях молодой гвардии, заставили Наполеона начать отступление, не дожидаясь подхода корпуса Нея. Соображения французского императора и его видение обстановки в тот момент генерал Коленкур описал следующим образом: «Остановиться и поджидать друг друга, когда нечего есть, это значило бы поставить все под угрозу, или, вернее, все погубить, потому что таким путем нельзя было бы добиться желательного результата. Как могли бы мы кормить корпуса, если они перестанут двигаться? Мы стоим здесь 24 часа, и уже все умирают от голода. Если я двинусь на русских, они уйдут; я потерял бы время, а они выиграли бы пространство».
В такой ситуации Наполеон приказал старой гвардии вернуться в Красный и, соединившись с корпусом Евгения Богарне, выдвинуться на запад. Молодая гвардия оставалась возле Уварова, чтобы дать время Даву привести войска в порядок.
Когда старая гвардия и корпус Богарне направились по дороге в Оршу, молодая гвардия, опасаясь окружения, тоже оставила позиции под Уваровым. Из первоначальной численности (6 000 человек) в ее рядах оставалась половина.
Опасаясь наступления Кутузова, Даву и гвардия выступили из Красного. В Красном остался лишь слабый арьергард генерала Фридриха. Корпус Нея этим утром только еще выходил из Смоленска.
Когда Кутузов узнал, что Наполеон располагается перед ним, он традиционно не позволил Голицыну и Милорадовичу преследовать французов. Тормасову также было запрещено движение. По сути, русский главнокомандующий продолжал уклоняться от значительных столкновений с французами, оберегая солдат. После того как стало ясно, что Наполеон отступает, Кутузов направил вперед Тормасова. Его марш длился около двух часов и, таким образом, возможность окружения французов снова была упущена. Тормасову удалось лишь отрезать арьергард и обозы корпуса Даву. Был захвачен личный багаж маршала, в том числе его маршальский жезл.
После обеда успешное наступление на арьергард Фридриха начал и Голицын. С наступлением ночи Кутузов разместил свои войска в Красном и его окрестностях, имея под рукой около 70 000 солдат. Об этом ничего не знал Ней, двигавшийся на деревню, то есть прямо в руки российской армии. 6 (18) ноября, в 3 часа дня, его корпус вошел в боевой контакт с войсками Милорадовича, занявшего позицию на крутом берегу реки Лосьминки. В его распоряжении находилось 12 000 солдат. Маршал Ней имел под ружьем от 7 000 до 8 000 человек, от 400 до 500 кавалеристов и 12 орудий. Вокруг его колонны шло несколько тысяч больных и раненых.
Будучи уверен, что в Красном (то есть прямо за позициями Милорадовича) расположены французские части, Ней предпринял попытку пробиться. Ему приписывают слова «Победим русских их же оружием – штыками». Действительно, атака производилась без единого выстрела и сначала была успешной. Однако последовавшая ожесточенная контратака заставила французов отступить и спрятаться в лесу. За ним был Днепр, а с других сторон – превосходящие силы российской армии.
Милорадович, понимая безнадежность положения корпуса Нея, сделал ему предложение о почетной сдаче. Маршал отказался, однако 6 000 солдат, в основном из сопровождающих корпус, сдались. Генерал Ермолов отметил в своих записках: «Я донес Милорадовичу, что вышедшие из опушки леса неприятельские колонны, соединившись, взяли направление на нашу позицию, остановились недалеко от батарей наших и отправили от себя для переговоров офицера, который объявил, что число всех чинов, состоящих в колонне и сдающихся пленными, более шести тысяч человек; оружие у них далеко неравное числу людей, пушки ни одной».
Отставшие войска Нея сдавались в плен генералу Милорадовичу. Об этом писал сражавшийся на стороне русских французский эмигрант, барон Кроссар: «Генерал Кретов провел ночь у Милорадовича и на другой день очень живо и забавно рассказывал нам обо всем, что было ночью. Уснуть было невозможно, то и дело солдаты из корпуса Нея стучались в окна и спрашивали: «Здесь, что ли, сдаются?» Получив утвердительный ответ, они собирались вокруг костров, и с этого момента не было ни друзей, ни врагов… Изнуренные голодом и усталостью, подавленные перспективой неизбежной гибели, злополучные солдаты Нея толпились вокруг костров…».
Фезензак, свидетель событий переправы Нея через Днепр, писал о маршале: «Чем больше была опасность, тем быстрее принимал он решения, а раз решившись на что-либо, он уже не сомневался в успехе. И в этот момент его лицо не выражало ни нерешительности, ни беспокойства. Все взгляды обращены были на него, но никто не осмеливался задать ему вопрос. Наконец, увидев около себя одного офицера своего штаба, маршал сказал ему вполголоса: “Неважно у нас”. – “Что вы будете делать?” – спросил офицер. “Перейдем через Днепр”. – “А где дорога?” – “Найдем”. – “А если он не замерзнет”. – “Замерзнет”. – “В добрый час”, – сказал офицер. Этот своеобразный диалог, который я воспроизвожу буквально, раскрыл план маршала – достигнуть Орши, идя по правому берегу реки, и сделать это достаточно быстро, чтобы еще застать там армию, двигавшуюся по левому берегу. План был смелый и ловко задуман; сейчас мы увидим, с какой энергией был он выполнен».
Подобным образом о тех событиях рассказывал и генерал Фрейтаг: «Маршал Ней намеревался дождаться рассвета, чтобы переправиться через реку, которая еще не совсем замерзла, несмотря на чрезмерный мороз. Необходимо было, следовательно, видеть ясно, чтобы испробовать места, где лед был достаточно крепок для того, чтобы выдержать на себе людей и лошадей; но в полночь нас предупредили о приближении неприятеля; в самой деревне даже будто бы видели казаков. Маршал Ней дал тотчас же приказ о переправе. Пушки и артиллерийские повозки были брошены; беспорядок и сумятица достигли своего апогея; каждый пытался переправиться вперед. Мы тихо скользили друг за другом, опасаясь провалиться под лед, который то и дело трещал под нашими ногами: мы находились беспрерывно между жизнью и смертью. Но, кроме опасности, угрожающей нам лично, мы должны были стать свидетелями самого печального зрелища. Всюду вокруг нас виднелись несчастные, провалившиеся вместе с своими лошадьми глубже, чем до плеч; они звали своих товарищей на помощь, которую те не могли им оказать, не подвергаясь риску разделить их печальную участь; их крики и жалобы раздирали наши души, уже достаточно потрясенные опасностью, грозившей нам самим».
Действительно, во время переправы множество людей утонуло. Когда же менее тысячи солдат Нея выбрались на противоположный берег, там их уже встретили казаки: «Казаки кричали нам, – писал Фезензак, – чтобы мы сдавались, и стреляли в нас в упор; настигнутых их пулями мы покидали. У одного сержанта выстрелом из карабина была перебита нога. Он упал около меня, хладнокровно сказав своим товарищам: «Вот еще один человек погибает; возьмите мой ранец, он вам пригодится». Мы взяли его ранец и молча покинули его. Двое раненых офицеров подверглись той же участи…».
Преследуемый казаками, Ней 8 (20) ноября добрался до расположения Наполеона, сохранив лишь 800–900 человек (это число указывал полковник Фезензак, который проделал этот путь с маршалом). По сути, корпус Нея перестал существовать. Вместе с тем для деморализованной армии новость о соединении Наполеона с Неем имела моральный эффект победы.
Человеческие потери французов под Красным оцениваются между 6 000 и 13 000 убитых и раненых, а также в 20 000–26 000 пленных. Клаузевиц оценил потери Наполеона за 4 дня бов в 33 000 человек и 230 орудий. Таким образом, общие потери французов сравнимы с потерями при Бородино. Также они потеряли более 200 орудий и практически все орудийные заряды.
В надписи на стене Храма Христа Спасителя указано, что в сражении под Красным потери российской армии составили немногим более 2 000 солдат и офицеров.
Интересные воспоминания о настроениях французских солдат оставил один из участников сражения барон Поль Бургонь: «Впереди, направо, налево, позади – всюду виднелись одни русские, очевидно, рассчитывавшие без труда одолеть нас. Но император хотел дать им почувствовать, что это не так легко, как они думают: правда, мы в жалком положении, умираем с голоду, однако у нас осталось еще нечто, поддерживающее нас, – честь и мужество. Император, наскучив преследованием всей этой орды, решил от нее избавиться». Про одну из контратак он писал так: «…русские и французы, вперемешку, в снегу, дрались, как звери, и стреляли друг в друга чуть не в упор… [После предложения сдаться] полковой адъютант послал меня с приказанием прекратить огонь. «Прекратить огонь?» – отвечал один раненый солдат нашего полка, – пусть прекращает, кто хочет, а так как я ранен и, вероятно, погибну, то не перестану стрелять, пока у меня есть патроны!»… Полковой адъютант, видя, что его приказание не исполняется, подошел сам, от имени полковника. Но наши солдаты, сражавшиеся отчаянно, ничего не слушали и продолжали свое…»
Пытаясь спастись, французские солдаты использовали самые разные уловки. Ложье рассказывал про одну из таких операций: «Ночь развернула уже над полем сечи свой густой покров. Мы шли без шума, с большой осторожностью; мы проходили по полям, по оврагам, по волнообразной местности, покрытой снегом, оставляя слева от себя левый фланг боевой линии русских, минуя их огни и посты. Первая же неосторожность могла погубить эти еще оставшиеся после боя силы. Ночь благоприятствовала нам, но луна, скрывавшаяся до последнего момента за густым облаком, вдруг вышла, чтобы осветить наше бегство. Скоро русский голос нарушил эту таинственную тишину: «Кто идет?». Мы все остановились, только полковник Клюкс отделился от авангарда, подбежал к часовому и сказал ему тихо, по-русски: «Молчи, несчастный, разве ты не видишь, что мы из корпуса Уварова и назначены на секретную экспедицию?» Часовой больше не сказал ничего…»
В целом, оценивая результаты боя под Красным, необходимо отметить, что действительно сражение было выиграно ценой минимальных потерь в армии Кутузова. Сам фельдмаршал получил титул князя Смоленского, а Платов (командовал казачьими полками) – графское достоинство. Тем не менее, многие офицеры были недовольны осторожными действиями и нерешительностью Кутузова. По их мнению, именно это позволило Наполеону уйти от полного поражения.
Партизанский командир Д. Давыдов вспоминал: «Сражение под Красным, носящее у некоторых военных писателей пышное наименование трехдневного боя, может быть по всей справедливости названо лишь трехдневным поиском голодных, полунагих французов; подобными трофеями могли гордиться ничтожные отряды вроде моего, но не главная армия. Целые толпы французов при одном появлении небольших наших отрядов на большой дороге поспешно бросали оружие».
Говоря о недовольстве окружения Кутузова его действиями, стоит сказать, что, по свидетельству квартирмейстера А. Щербинина, начиная с Малоярославца, главнокомандующий активно противодействовал планам П. Коновницына и К. Толя перекрыть Наполеону дороги на Вязьму, «не пускаясь с утомленным войском на отвагу против неприятеля».
Беннигсен, который, как известно, находился в конфликте с Кутузовым, утверждал, что значение боя под Красным было чрезмерно раздуто Кутузовым: «Все только с сожалением толковали и с горестью вспоминали о том, что можно было бы сделать в этот день, как вдруг, к величайшему изумлению, узнали, что сочинена реляция о кровопролитной битве, продолжавшейся три дня непрерывно, в которой французы были почти совершенно истреблены 5 ноября под Красным. В этой реляции упоминалось о всех орудиях, утраченных или покинутых французами на всем пути их отступления из Смоленска, исчислялись все больные и раненые, захваченные в различных госпиталях, все отсталые, взятые в плен в продолжение многих дней; число их было очень значительно».
Несколько раздраженными были отзывы и генерала В. Левенштерна: «Я не имею претензии критиковать действия наших генералов во время трехдневного сражения под Красным, но не подлежит сомнению, что если бы они выказали более энергии, то ни Даву, ни вице-король и в особенности Ней не могли бы ускользнуть от них. Корф, Ермолов, Бороздин и Розен ничуть не воспользовались своим благоприятным положением». В данном случае обвинение генералов было не совсем корректным, поскольку они лишь выполняли приказы и не имели надлежащих полномочий для самостоятельных действий. Историк Е. Тарле писал: «Генерал Корф, человек весьма прямой, громко высказал, что он исполнил буквально приказание фельдмаршала облегчить неприятелю отступление».
Также необходимо понимать, что положение российской армии не было настолько хорошим, чтобы она могла спокойно продолжать преследование противника. О продовольственных проблемах рассказывал адъютант Милорадовича Федор Глинка: «После всего этого ты видишь трофеев у нас много; лавров девать некуда; а хлеба – ни куска… Ты не поверишь, как мы голодны! По причине крайне дурных дорог и скорого хода войск наши обозы с сухарями отстали; все окрестности сожжены неприятелем, и достать нигде ничего нельзя. У нас теперь дивятся, как можно есть! и не верят тому, кто скажет, что он ел. Разбитые французские обозы доставили казакам возможность завести такого рода продажу, о которой ты, верно, не слыхивал. Здесь, во рву, подле большой дороги, среди разбитых фур, изломанных карет и мертвых тел, кроме шуб, бархатов и парчей, можно купить серебряные деньги мешками! За сто рублей бумажками покупают обыкновенно мешок серебра, в котором бывает по сто и более пятифранковых монет. Отчего ж, спросишь ты, сбывают здесь так дешево серебро? – Оттого, что негде и тяжело возить его. Однако ж куплею этой пользуются очень немногие: маркитанты и прочие нестроевые. Но там, где меряют мешками деньги, – нет ни крохи хлеба! Хлеб почитается у нас единственной драгоценностью! Все почти избы в деревнях сожжены, и мы живем под углами в шалашах…»
Эти слова подтверждал и военный министр Барклай-де-Толли, обращаясь к императору Александру I: «Ваша армия, государь, в дурном состоянии, потому что армия, в которой управление дезорганизовано, есть тело без души. Пока она еще действует в защиту отечества под влиянием патриотического народного духа, но после перехода через границу эта армия не будет соответствовать своему назначению, если она останется в нынешнем положении».
Вместе с тем заслуживают внимания слова Р. Вильсона, английского посланника при штабе Кутузова, который в своих мемуарах отказывался от возникших у него подозрений в «трусости» Кутузова, но отмечал, что была «какая-то скрытая причина» для подобного поведения фельдмаршала. Отмечая, что российская армия, преследуя противника, также несла существенные потери, историк Михневич приводит верные, по его мнению, слова Кутузова: «Все это [французская армия] развалится и без меня».
Поэтому утверждение, что в результате сражения под Красным французским войскам был нанесен удар, который их значительно ослабил, можно считать справедливым. В армии Наполеона почти не осталось кавалерии и артиллерии.
8 (20) ноября французский император выступил из Орши в направлении к городу Борисову на реке Березина. Его по-прежнему преследовал Кутузов, а с юга наперерез Наполеону подходила 25-тысячная русская армия Чичагова. На севере французы едва сдерживали 30-тысячную армию Витгенштейна.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.