Ответ МИДа и Генштаба

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Ответ МИДа и Генштаба

Политический «ястреб» Комура с самого начала был настроен против начинаний Акаси, направленных на негласное финансирования русских революционеров. Во-первых, он видел в них потенциальную угрозу международному авторитету Токио, а во-вторых, не был уверен в эффективности этих трат («пока я не получал доказательств, имели ли эти субсидии какой-либо эффект, или нет», — заметил он в одной из январских депеш на имя Акизуки). Комура дальновидно полагал, что известия о тайном финансировании Японией социалистического движения в России могут вызвать большую озабоченность в мире и резкий протест со стороны не только Германии и Австрии, непосредственно втянутых в решение «польской проблемы», но и других великих держав. В свою очередь, антияпонские настроения западного сообщества могли серьезно осложнить для Токио ведение будущих мирных переговоров. В общем, с точки зрения Комура, начинания Акаси и Акизуки при гадательности выгод потенциально содержали в себе большую опасность для национальных интересов Японии.

Н. Макино 

По всем этим соображениям Комура давно и сознательно отстранился от них. В итоге деятельность Акаси, имея непосредственное отношение к вопросам внешней политики, целиком перешла в компетенцию токийского генералитета. Но Комура не собирался сдаваться и сидеть сложа руки. С конца января 1905 г. его ведомство, под предлогом более тщательного ознакомления с внутриполитической ситуацией в России, начало собирать информацию, которая могла бы дезавуировать оптимизм Акаси и скомпрометировать его подручных-революционеров в глазах высшего военного руководства страны. И такая информация не заставила себя ждать. Главным источником нужных Комура сведений выступил Макино Нобуаки, японский посланник в Вене, оценки которым текущего состояния революционного движения в России и прогнозы его развития разительно отличались от шедших из Стокгольма и Парижа.

«Хотя партии социал-демократов и социалистов-революционеров постоянно раздувают революционное движение, — сообщал Макино министру в марте 1905 г., ссылаясь на сведения своего агента из Кракова, — их активность неуклонно угасает… План мобилизации резервистов в Лодзи и Варшаве отложен… Войска заняты охраной железных дорог и городов, в которых введено военное положение. Очень маловероятно, чтобы русское правительство было готово продолжать войну. Я думаю, что внутренние беспорядки будут происходить независимо от правительственных репрессий, и сомневаюсь, чтобы люди придавали большое значение официально объявленным “политическим реформам”»{68}. Из сообщений Макино следовало, что русская революция, если и произойдет, то совершится естественным образом (а, следовательно, попытки «подстегнуть» ее излишни), и, что самое главное, Петербург, независимо от всего этого, уже созрел для мирных переговоров. В обоих случаях денежные вливания в русскую революцию следовало прекращать.

Посовещавшись со своим ближайшим окружением, Комура согласился с оценками Макино. На очередную просьбу Акизуки финансировать закупки оружия революционерами министр отреагировал так: «Как видно из Вашей телеграммы № 25, беспорядки в России имеют шанс продолжаться, даже если Япония не будет их поддерживать. Более того, я думаю, что в настоящее время помощь со стороны Японии даст мало практических результатов, даже в случае положительного итога. Правительство решило держаться политики невмешательства до тех пор, пока ситуация в России не изменится. Вам, имея в виду мои настоящие инструкции, следует вести себя осторожно. Рискнете ли сообщить подлинное состояние вещей?»{69}. Это был полный и, казалось, окончательный отказ. Акизуки оказался вынужден прекратить свои ходатайства в пользу инициатив Акаси.

Однако в Генштабе и военном министерстве Японии рассуждали иначе. В течение 19 дней, с 19 февраля по 10 марта 1905 г., происходило Мукденское сражение — величайшая на тот момент битва в новейшей истории человечества. С обеих сторон в ней приняло участие свыше 560 тысяч солдат и офицеров. Русская армия вновь потерпела поражение, 10 марта японские войска триумфально вступили в Мукден, однако на преследование в беспорядке отступающего противника у них уже не оставалось ни физических, ни моральных сил. К тому времени резервы Японии были исчерпаны, тогда как пополнение русской маньчжурской группировки продолжалось. Было очевидно, что в обозримой перспективе оборонительная линия, возведенная японцами вокруг Мукдена, не удержит пополненную свежими силами российскую армию от контрнаступления. Перед японским командованием со всей остротой встал вопрос о необходимости заключения мира.

Маршал А. Ямагата 

Мысль о выработке стратегического плана, направленного на скорейшее начало мирных переговоров, практически одновременно возникла у начальника Генштаба маршала Ямагата и главы штаба Маньчжурской армии генерала Кодама. Получив меморандум Кодама, Ямагата обсудил его с военным министром, и, заручившись поддержкой Тэраучи, представил его на рассмотрение министров иностранных дел и финансов, а затем и премьер-министра графа Кацура Таро. Высшее японское командование полагало, что в сложившихся условиях полный военный разгром России невозможен, а потому Токио следует добиваться скорейшего окончания войны другими, преимущественно дипломатическими, методами. Поскольку военные выражали готовность параллельно предпринять усилия со своей стороны, меморандум Кодама-Ямагата получил название «Очерка правительственной стратегии»{70}. Начинания Акаси упоминались в «Очерке» мельком — в качестве второстепенного обстоятельства, способного склонить Петербург к миру. Однако в действительности на русскую революцию военное руководство Японии теперь стало возлагать особенно большие надежды.

28 марта 1905 г. Генштаб тайно вызвал Кодама в Токио, где генерал в условиях строжайшей секретности с головой погрузился в составление нового плана действий. Одновременно была проведена массированная «атака» на бывших противников начинаний Акаси из состава высшего генералитета. Уже в конце марта маршал Ямагата и министр Тэраучи согласились финансировать русских революционеров, а 8 апреля этот план, несмотря на противодействие со стороны Комура, получил окончательное одобрение премьер-министра и кабинета министров{71}. Таким образом, мощный финансовый поток в адрес русских революционеров получил правительственную санкцию.