Тернистый подготовительный путь

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Тернистый подготовительный путь

Получив от Акаси деньги, Циллиакус с удвоенной энергией принялся за подготовку первой в истории российского освободительного движения межпартийной конференции. Ее непосредственная цель, объяснял он японцу, должна заключаться в выработке совместного печатного воззвания и в организации демонстраций в России{40}. Однако, говоря о задачах конференции другим заинтересованным лицам, Циллиакус с легкостью переставлял акценты: он мог указать и на организацию массовых вооруженных выступлений в империи (как это он сделал в письме Плеханову от 8 мая 1904 г.), и на выработку общего антивоенного манифеста, как он говорил финским оппозиционерам, и даже на совместные террористические выступления, как это было на одной из его встреч с эсерами в августе того же года{41}. С течением времени в изложении Циллиакуса в программной части будущей конференции требования о введении в России конституции и предоставлении национальным окраинам автономных прав постелено стали вытеснять антивоенные лозунги, а в тактике центр тяжести из пропагандистской области переносится в сферу террористической и боевой деятельности. Очевидно, что эти изменения происходили под влиянием Акаси.

В суммарном виде письменные и устные высказывания Циллиакуса на этот счет можно свести к трем позициям. По мысли Циллиакуса, участникам конференции предстояло, во-первых, скоординировать свою пропагандистскую деятельность, во-вторых, договориться о создании в эмиграции единого информационного центра для тщательного отслеживания общеполитической ситуации в России и, в-третьих, выработать план совместных действий, нацеленных на свержение самодержавия или по крайней мере на его ограничение. Позднее, под давлением «националов», в повестку дня конференции был включен и вопрос о статусе угнетенных национальных меньшинств — предварительно было решено выступить под флагом борьбы за их независимость. Наибольшие разногласия ожидались при выработке текста совместной резолюции, в которой так или иначе было необходимо отразить программные требования и особенности тактики каждой из представленных партий. Возникла даже мысль во избежание раскола не принимать никакого совместного итогового документа вообще.

В июне Циллиакус несколько раз беседовал с польским социалистом Иодко. В середине месяца они встречались в Берлине, а в конце июня — в Женеве. Устами Иодко руководство ППС согласилось участвовать в конференции, но взамен поляк потребовал предоставить его партии оружие{42}. Верный себе, оборотистый Циллиакус не только обусловил свою помощь в этом деле договором поляков со «своим другом А.» (т.е. Акаси) и передал требование Иодко японскому полковнику, но, зная о прямых контактах поляков с Хаяси, и сам под благовидным предлогом получил от японского дипломата на эти же цели 4 тысячи фунтов стерлингов (или 40 тыс. тогдашних иен). Обо всем этом Хаяси и Утсуномия немедленно доложили в Токио{43}, но ситуация с финансами от такой постановки дела запутывалась все больше.

Параллельно с Акаси активные консультации с эсерами, дрошакистами и другими потенциальными участниками конференции продолжал вести Циллиакус. Переговоры шли с переменным успехом — лидеры партий то твердо обещали свое присутствие на будущем форуме, то начинали колебаться, высказывать сомнения и опасения разного рода, выдвигать встречные условия, тянуть с ответом. Грузин Деканозов, например, в обмен на сговорчивость кавказских федералистов прямо запросил у Акаси отдельную субсидию для своей партии, ссылаясь на катастрофическую нехватку средств; «освобожденцы» никак не могли решить, следует ли им участвовать в конференции или нет (патриотически настроенных либералов отпугивал «японский след» ее инициаторов — они боялись быть скомпрометированными); марксист Плеханов в пику эсерам категорически возражал против проведения конференции в Париже и высказывался в пользу Швейцарии. «Социал-демократы, придерживаясь социалистической ориентации, не могут участвовать в конференциях, не основанных на этих принципах», — говорил он Циллиакусу, явно метя уже в либералов{44}. Существенную роль играли и межпартийные программно-тактические разногласия, и взаимная неприязнь вождей, и текущие события в самой России. Так, июльское (1904 г.) убийство эсеровскими боевиками министра внутренних дел В.К. Плеве, которое вызвало грандиозный отклик как внутри России, так и за рубежом, на какое-то время выдвинуло ПСР на авансцену русского революционного движения. Соответственно, повысились претензии ее лидеров относительно условий созыва планировавшейся конференции и программы ее работы — к явному неудовольствию других заинтересованных партий.

29 июня 1904 г. Акаси покинул Стокгольм и отправился в свое второе большое турне по Европе. 2 июля через Берлин и Страсбург он прибыл в Париж. Вслед за ним во французскую столицу явился Циллиакус, и они вместе отправились в Лондон. Встретившись здесь с Чайковским, они снова посетили японское посольство (Акаси тогда впервые лично представил Циллиакуса Утсуномия как свое доверенное лицо) и вернулись на континент — в Швейцарию. В Женеве, а затем в Цюрихе прошел новый большой раунд переговоров с лидерами эсеров (Е.К. Брешко-Брешковская), эсдеков (Г.В. Плеханов), Бунда, польских (социалист В. Иодко и «народовец» 3. Балицкий) и кавказских националистов (дрошакист М. Варандян). На этот раз почти все переговоры единолично вел Циллиакус — с этого момента Акаси, по его совету, стал держаться в тени, дабы не искушать патриотические чувства революционеров. Правда, порой Циллиакус проговаривался и прямо предлагал своим собеседникам финансовую поддержку Токио. Хотя все переговоры велись частным образом и строго конфиденциально, летом 1904 г. в эмигрантских кругах все громче заговорили о секретных контактах финна с японцами. Вскоре это породило большие проблемы.

Причину июльской активности Акаси следует искать в событиях на театре войны. На Ляодуне армия генерала М. Ноги осадила Порт-Артур, главные силы японских войск готовились к генеральному сражению под маньчжурским Ляояном. При благоприятном его исходе и в случае падения Порт-Артура, которое ожидалось буквально со дня на день, Токио мог рассчитывать на скорое заключение мира. А если мирные переговоры по времени совпали бы с крупной революционной вспышкой в России, условия договора стали бы еще более выгодными для Японии. Но добиться реального объединения российских революционных и оппозиционных партий и, таким образом, придать новый импульс массовым возмущениям внутри России оказалось весьма непросто. «Наибольшим препятствием в деле объединения оппозиционных партий, — вспоминал Акаси свои впечатления от июньского турне, — были межпартийные трения и взаимная ревность вождей. Даже вполне принимая объединение как общую цель, они не могли преодолеть взаимной подозрительности: социалисты-революционеры конфликтовали с социал-демократами; трения между польскими Национальной партией [Лигой народовой. — Авт.] и ППС были неизбежны как данность; нельзя было не принять в расчет и историю сложных межнациональных отношений — как в случае с русскими и поляками»{45}.

Свое окончательное отношение к идее объединительной конференции партийные руководители начали формулировать только в августе. 10 числа положительный ответ Циллиакусу от имени «освобожденцев» дал П.Б. Струве, а сразу за ним — и финские либералы. 18 августа в Амстердаме, выслушав на парадном обеде речь Циллиакуса о задачах предстоящей конференции, его план одобрила эсеровская верхушка — Е.Ф. Азеф, Е.К. Брешко-Брешковская, В.М. Чернов, Ф.В. Волховский и И.А. Рубанович. Дала согласие и польская Лига народова. Грузинские федералисты, дрошакисты и другие национальные партии, близкие эсерам, выжидали, но было очевидно, что их положительный ответ — лишь дело времени. Таким образом, к концу августа под вопросом оставалось только окончательное решение руководства РСДРП и близких ей национальных организаций еврейских, латышских, литовских, армянских и других марксистов. Похоже, что инициаторы конференции, зная об июньской резолюции Совета РСДРП, не испытывали по этому поводу особых тревог. Но, как вскоре выяснилось, напрасно.

П.Б. Струве 

Спустя всего два месяца социал-демократическая верхушка изменила свою позицию, и вот при каких обстоятельствах. 14-20 августа 1904 г. в Амстердаме работал очередной (6-й) конгресс II Интернационала, на котором были представлены социалистические партии 25 стран мира. Российские революционеры впервые встретились здесь с представителем японского социалистического движения — Катаяма Сэн. В знак солидарности в борьбе за немедленное установление мира и за социалистические идеалы как в России, так и в Японии, Плеханов и Катаяма под рукоплескания делегатов демонстративно обменялись рукопожатиями. И российские, и японские социалисты выступили в Амстердаме под антивоенными лозунгами.

Тема российско-японской антивоенной солидарности обсуждалась и в кулуарах, но совсем в ином контексте. Среди участников конгресса поползли слухи о том, что шнырявший между делегатами оппозиционер Циллиакус (он, не будучи делегатом, явился в Амстердам специально для продолжения переговоров) в действительности является платным агентом японского правительства, и все его начинание с объединительной конференцией напрямую финансирует Токио. В качестве ближайших подручных финна указывали на ПСР и польских социалистов. Эти разговоры весьма встревожили и насторожили лидеров РСДРП, их отношение к инициативе Циллиакуса резко изменилось — по выражению Ю. Мартова, руководство партии, опасаясь быть скомпрометированным, стремилось «сохранить полную независимость по отношению к военным противникам царского правительства»{46}. Вожди большинства национальных социал-демократических организаций также начали высказываться против участия в планировавшейся конференции. Эти настроения усились еще больше, когда стало известно, что центральная роль на будущем форуме уготована злейшим конкурентам эсдеков — эсерам. Из марксистов-«националов» наиболее умеренную позицию по этому вопросу гласно заняли лишь социал-демократы Польши и Литвы (СДКПиЛ) во главе с Розой Люксембург, да и то потому только, что хотели участвовать в конференции в противовес ППС. Но в сентябре отказались и они. Сразу по окончании амстердамского конгресса, 22 августа предложение финна обсуждалось на собрании представителей социал-демократических партий, членов Интернационала. Информация о «сознательном или бессознательном сношении» Циллиакуса с японским правительством прозвучала на этом собрании уже как факт. Все это предопределило отказ РСДРП и близких ей партий от участия в конференции. 3 сентября Совет РСДРП оформил это решение и довел его до сведения Циллиакуса. В последний момент о своем отказе ему сообщили Украинская революционная партия и еврейский Бунд. В итоге из числа национальных марксистских организаций в работе конференции согласилась участвовать лишь Латвийская социал-демократическая рабочая партия, причем на особых условиях. В общем, «единый революционный фронт», еще не сформировавшись, уже дал первую трещину.

Ю.О. Мартов 

Находясь в Амстердаме, Циллиакус исправно информировал Акаси о настроениях участников социалистического конгресса, а сразу после его окончания явился на встречу со своим патроном в Гамбург. Известие о бойкоте будущей конференции социал-демократами не могло не привести японца в замешательство. Тяжелые предчувствия немного рассеял социалист Иодко, который явился на встречу с Акаси специально, чтобы подтвердить участие в конференции ППС. Новость была тем приятней, что среди соратников Иодко под влиянием все тех же слухов о Циллиакусе также стали усиливаться бойкотистские настроения. С легким сердцем Акаси укатил в Стокгольм.

Но не успел он переступить порог своего дома, как телеграф принес из Лондона новое тревожное известие. Вопреки заверениям Иодко, сообщал ему Утсуномия, «левая» часть ППС взбунтовалась и настаивает на бойкоте конференции, не желая «работать на Японию». Так началось третье западноевропейское турне Акаси. В Лондоне, отбросив прежние конспирации, японские офицеры открыто явились на собрание местного отделения ППС, на котором были как сторонники, так и противники участия в объединительной конференции. Выслушав соображения «левых», Акаси заявил: «Организатором движения за объединение выступает Циллиакус. Я стремлюсь лишь помочь ему, если это необходимо. У несогласных нет альтернативы. Я не призываю вашу партию непременно участвовать; на вашем месте я бы сам скорее отказался. В выборе союзников у вас совершенно развязаны руки»{47}. Иодко, со своей стороны, призвал однопартийцев «тщательно взвесить» свое решение. Частным образом он заверил Акаси, что сделает все от него зависящее, чтобы представители ППС явились в Париж, и на этот раз не обманул.

«К середине сентября, — писал позднее Акаси, — и другие партии объявили о своей готовности участвовать в работе конференции»{48}. В общем, несмотря на бойкот РСДРП более или менее широкое представительство участников российского освободительного движения на объединительной конференции, казалось, было обеспечено.