Последний звонок

Последний звонок

7 октября 1989 года ГДР исполнялось 40 лет. К этой дате готовились и друзья, и недруги республики. Если подготовка властей и официальных кругов союзников ГДР носила во многом формальный характер (разрабатывались планы организовать на предприятиях столько-то соревнований по повышению производительности труда, провести столько-то тожественных заседаний и т.д.), то контрподготовка оказалась куда более эффективной. Впервые был опробован и показал впоследствии неплохую результативность метод обвинения властей в подтасовывании результатов голосования на выборах (все равно каких и независимо от того, имели ли подтасовки место в действительности или нет). Сразу после выборов в местные органы власти 7 мая 1989 года в разных концах страны появились группки диссидентов, которые начали соответствующую кампанию, немедленно получившую мощную информационную поддержку из ФРГ. Наибольшей известностью стала пользоваться группа, сформировавшаяся вокруг общины церкви Св. Николая в Лейпциге и в резкой форме требовавшая «расследования нарушений законности» в ходе выборов 7 мая.

Общеизвестно, что в политической системе «реального социализма» выборы, да еще на коммунальном уровне, не имели практического значения (обращалось внимание разве только на процент принявших участие в голосовании, который в идеальном случае должен был приближаться к 99%). Таким образом, у руководителей ГДР (главным по выборам 7 мая от СЕПГ был назначен «номер 2» в партийной иерархии Эгон Кренц, который стал председателем Центральной избирательной комиссии) не было особых оснований заниматься приписками и подчистками на выборах в местные органы власти, равно как и у избирателей голосовать «не так». Однако для удара по системе, уже достаточно скомпрометированной в глазах широких масс населения, были хороши все средства. Прием сработал. На протяжении всех последующих этапов кризиса клеймо «фальсификаторов» получало все большую убедительность, несмотря на отсутствие каких бы то ни было доказательств. Это клеймо сыграло немаловажную роль в окончательном демонтаже репутации Эгона Кренца, возглавившего СЕПГ и ГДР после отставки Эриха Хонеккера. Вместе с личной репутацией Кренца был заодно окончательно разрушен авторитет возглавлявшихся им институтов власти (политбюро ЦК СЕПГ и Государственный совет ГДР).

Однако решающим ударом по ГДР стало «открытие шлюзов» для ухода граждан республики в ФРГ. После возведения стены в 1961 году отдушиной для заложенной в генетическом коде немцев страсти к путешествиям стали поездки в социалистические страны, с которыми у ГДР были специальные соглашения. Визы для взаимных поездок не требовалось, но оговаривалось, что для выезда в капиталистические страны нужно соответствующее разрешение страны, выдавшей загранпаспорт. Такой порядок мог функционировать, только пока все участники соглашения выполняли свои обязательства. Между тем реформы в духе советской перестройки становились в странах – членах СЭВ все более радикальными, что означало, в частности, растущую потребность в капиталовложениях из-за границы. Деньги у ФРГ, в круг интересов которой исторически входила Центральная Европа, были. Это создавало условия для оказания влияния на социалистические страны в направлении достижения стратегических целей Бонна. На первом месте среди них стояло: «прибрать к рукам» ГДР. Отсюда негласное предложение союзникам восточногерманского государства – займы они получат, но взамен должны проторить «тропу на Запад» для восточных немцев. Первыми откликнулись венгры, которых не нужно было долго уговаривать; они дальше остальных продвинулись по пути к рынку, и деньги им нужны были позарез[61].

Удару в спину ГДР была придана вполне респектабельная форма. Венгерские власти объявили, что приступают к практическому строительству «общеевропейского дома» и готовятся либерализовать режим своей границы с Австрией – убрать пограничные сооружения, упростить паспортный контроль. Эти меры должны были относиться не только к венгерским гражданам, но и к гражданам третьих стран. 19 августа в рамках так называемого «панъевропейского пикника» на участке границы у Шопрона был на три часа отменен контроль за въездом и выездом всех желающих. Официальной целью этой меры было объявлено облегчение контактов между венгерской и австрийской молодежью. Однако в назначенный час у границы собрались только отдыхавшие в Венгрии граждане ГДР. Начался массовый переход отдыхавших в Венгрии восточных немцев на австрийскую территорию без соответствующего разрешения властей ГДР. Жарением шашлыков «на природе» занялись исключительно организаторы акции с обеих сторон, которые констатировали, что их замысел реализован. На радостях было объявлено, что «пикник» – это только начало.

Дело было поставлено на широкую ногу – Австрия отказалась требовать въездные визы для беглецов из ГДР, на австрийской стороне границы их встречали на комфортабельных автобусах (границу разрешено было пересекать только пешком, поэтому автомашины с восточногерманскими номерами оставались на венгерской территории). Автобусы доставляли людей (разумеется, бесплатно) к границе с ФРГ, где они передавались баварским властям. Телевидение ФРГ подробнейшим образом информировало мировую общественность о том, что австро-венгерская граница стала «проницаемой». 24 августа власти ВНР разрешили «в порядке исключения» выезд в ФРГ через Австрию гражданам ГДР, находившимся в западногерманском посольстве и в специально созданных лагерях для беженцев. 28 августа западная пресса сообщила, что через Венгрию на Запад уже ушли 4 тысячи граждан ГДР. 11 сентября венгры окончательно открыли границу с Австрией для находившихся на их территории граждан ГДР. В церемонии устранения последних пограничных заграждений приняли участие министры иностранных дел Австрии и Венгрии, что обеспечило акции прайм-тайм в мировых телевизионных новостях.

Далеко не все граждане ГДР, находившиеся в Венгрии, воспользовались предоставленной им возможностью сменить место жительства: летом там отдыхали обычно свыше 300 тысяч восточных немцев одновременно. Однако телевизионная «картинка» и комментарии к ней создавали впечатление, будто восточногерманское население уходит поголовно. Этот эффект подкреплялся широко освещавшимися в западногерманских СМИ акциями по «оккупации» посольств ФРГ в соцстранах со стороны желающих выехать на Запад граждан ГДР, требовавших предоставления им «политического убежища» и свободного проезда в Западную Германию. Посетители, пропущенные в здания посольств самым обычным порядком, отказывались покинуть его, пока им не будет гарантирована возможность эмигрировать. Первым объектом оказалось, естественно, постоянное представительство ФРГ в ГДР[62]. 8 августа оно закрылось для посетителей, так как в нем скопилось 130 граждан ГДР, попросивших политического убежища; половина кабинетов сотрудников была спешно приспособлена для проживания людей; ощущалась острая нехватка туалетов и душевых комнат. 14 августа по аналогичным причинам закрылось посольство ФРГ в Будапеште, в котором находились 180 восточных немцев, желающих выехать в Западную Германию. Впрочем, венгры оборудовали временный лагерь для таких лиц вне стен дипломатического представительства; лишь условно считалось, что они «оккупировали» посольство. 22 августа закрыло свои двери западногерманское посольство в Чехословакии. Чехи не последовали примеру венгров, и «выездники» из ГДР находились в саду посольства в условиях, далеких от всяких санитарных норм. Тем не менее приток людей в пражское посольство ФРГ не прекращался. Западногерманское телевидение многократно показывало драматические сцены, когда молодые супружеские пары из ГДР перелезали через не очень высокую решетку, окружавшую посольство, просовывая своих грудных детей сквозь прутья забора. 19 сентября был прекращен допуск посетителей в посольство ФРГ в Варшаве. На следующий день печать ФРГ сообщила, что общее число беженцев из ГДР перевалило за 17 тысяч человек.

Вся эта цепь событий не прошла бесследно для состояния нервной системы у людей по обе стороны германо-германской границы. Около полуночи 18 августа с территории земли Гессен, ФРГ, была обстреляна восточногерманская деревушка Вальхаузен на берегу пограничной реки Верра. Обошлось без пострадавших, были зафиксированы лишь многочисленные следы попадания пуль в жилые дома, хозяйственные постройки и даже деревенскую церковь. Печать ГДР опубликовала сообщения об обстреле, аналогичная информация появилась в московской «Правде», постоянное представительство ГДР в Бонне заявило официальный протест против «тяжкого провокационного покушения» и потребовало принять меры по недопущению подобного впредь. 1-й секретарь СЕПГ округа Эрфурт Герхард Мюллер посетил пострадавшую деревню и передал ее жителям слова сочувствия от Эриха Хонеккера.

На Западе немедленно поднялся крик о том, что все случившееся является «провокацией» МГБ ГДР, стремящегося-де отвлечь внимание от проблемы бегства из республики. Однако направленные к месту, откуда велся обстрел, сотрудники криминальной полиции ФРГ действительно обнаружили 91 стрелянную гильзу от патронов для малокалиберной винтовки. Расследование обстоятельств инцидента зашло в тупик из-за отсутствия свидетелей и недостаточного служебного рвения западногерманской полиции, оставившей без внимания анонимный звонок, раскрывавший закулисную сторону происшествия.

Дело в том, что в этот день на западном берегу Верры отмечался праздник урожая, на который собрались со всей ФРГ родственники бывшего хозяина имения Вальхаузен, крупного землевладельца, лишившегося своей собственности в восточной зоне в результате земельной реформы, осуществленной советскими оккупационными властями. Три молодых человека и одна девица из числа упомянутых родственников в состоянии сильного подпития решили «отомстить» новым владельцам и начали обстрел противоположного берега. У всех этих «мстителей» были охотничьи билеты и, следовательно, разрешение на ношение оружие. Слава богу, они ни в кого не попали. Но что было бы, если бы имелись жертвы и пограничники ГДР открыли ответный огонь, на что имели полное право? По реке Верре проходила не только германо-германская граница, но и линия соприкосновения НАТО и Организации Варшавского договора. В феврале 1991 года, уже после присоединения ГДР, полицейское расследование было прекращено[63].

25 августа Кочемасов рассказал нам о состоявшейся накануне беседе с председателем Совета министров ГДР Вилли Штофом[64], который назвал ситуацию с «выездниками» сложной ввиду отсутствия поля для маневра. По словам посла, Штоф говорил: «Прервать выезд туристов в ВНР нельзя. Попытаемся сузить масштабы, хотя это сложно. Венгры нас не понимают, но и им непросто. [Ведется] активная диверсионная работа из ФРГ по разложению и заманиванию в ФРГ; это планировалось давно с прицелом на 40-летие ГДР». Посол комментировал слова собеседника следующим образом: «Друзья судорожно ищут выход. Пока дано указание усилить работу с каждым в индивидуальном порядке. Штоф ситуацию не очень драматизировал. Причины ухудшения обстановки – невнимание к людям, бюрократизм, невозможность высказать свое мнение (как в экономике, так и в политике), засилье догматизма. Нужна перестройка идеологической работы». И в последствии руководство ГДР «не драматизировало» положение, хотя никто не видел путей выхода. Просто надеялись, что все как-нибудь «уладится» само собой.

Пока же решили без большой огласки в печати дать разрешение тем, кто находился в посольствах ФРГ в соцстранах, без проволочек выехать в Западную Германию с тем, чтобы эта проблема не помешала отпраздновать 40-летие республики. (Естественно, от огласки воздерживались или отделывались несколькими ничего не говорящими строчками только СМИ ГДР; западногерманская печать трубила об этом во всю мощь.) 8 сентября постпредство ФРГ в Берлине покинул последний «оккупант»; вскоре все они выехали в Западную Германию. Правда, это не означало, что постпредство вернулось к нормальной работе: посетители по-прежнему не допускались в здание, поскольку западногерманские дипломаты не без оснований опасались, что «оккупация» возобновится с участием других «выездников». 30 сентября прилетевший в Прагу министр иностранных дел ФРГ Ганс-Дитрих Геншер объявил тамошним восточногерманским «сидельцам», что все они получили согласие властей ГДР на выезд в Западную Германию. Умело срежиссированная сцена выступления Геншера перед собравшимися в посольстве ФРГ в Праге людьми неоднократно передавалась всеми западногерманскими телевизионными каналами и была доведена практически до сведения каждого жителя ГДР. С тем чтобы «сохранить лицо», власти республики потребовали формального возвращения «выездников» на территорию республики, прежде чем они поедут в ФРГ (официально считалось, что они выдворяются из ГДР по гуманитарным соображениям).

Однако это странное урегулирование привело лишь к отрицательным последствиям. Уже состоявшаяся 1 октября первая волна выездов из Праги (6000 человек) и Варшавы (800 человек) поездами особого назначения через Дрезден сопровождалась попытками «посторонних» (которых не было ни в Праге, ни в Варшаве, но которые хотели уехать в ФРГ) присоединиться к выезжающим по пути следования железнодорожных составов. Когда же 3-4 октября пошла вторая волна выездов, возникли серьезные столкновения между полицией и толпой, пытавшейся штурмом взять вокзал в Дрездене[65]. Банальное головотяпство партийной бюрократии привело в ГДР к первому открытому столкновению между силами поддержания правопорядка и недовольными гражданами. Затем стычки народной полиции с демонстрантами стали почти нормальным явлением. Временами они приобретали ожесточенный характер – как, например, во время празднеств 7 октября, когда демонстранты пытались прорваться к Дворцу Республики, где проходило торжественное заседание с участием иностранных гостей. Нам рассказывали, что во время двухдневного заседания политбюро ЦК СЕПГ 10-11 октября Хонеккер поставил в неформальной обстановке (за обеденным столом) вопрос о возможности вывести на улицы танки ННА («Просто вывести!»). Его никто не поддержал. Реакция Хонеккера: «Нет так нет!»[66]. 3 октября, после того как Чехословакию покинули все желавшие выехать в ФРГ восточные немцы, власти ГДР временно отменили безвизовый выезд своих граждан в социалистические страны. Таким образом, накануне 40-летия республики границы ГДР были закрыты. Скопившихся в Варшаве «выездников» переправили в ФРГ без заезда в ГДР двумя специальными рейсами польской авиакомпании «Лот» 17 и 20 октября.

Судя по всему, ситуация явно выходила из-под контроля. Позволительно усомниться в том, что даже полномасштабная перестройка внутренней политики СЕПГ могла бы на тот момент обеспечить перелом в настроениях населения. Слишком много времени было потеряно в бездействии, которое к тому же продолжалось. Из-за болезни Хонеккера республика на два месяца (август-сентябрь) оказалась в определенном смысле обезглавленной. Впрочем, возвращение вождя к исполнению своих обязанностей отнюдь не улучшило взаимоотношения между правителями и управляемыми. В комментарии на тему о «выездниках», опубликованном 1 октября АДН, официальным информационным агентством ГДР, говорилось, что они «своим поведением попрали наши моральные ценности и сами исключили себя из нашего общества. Поэтому никто по ним не заплачет». Утверждали, что последнюю фразу собственноручно вписал в текст Хонеккер. Трудно было представить себе что-либо более неуместное и провокационное в условиях, когда из республики бежали тысячи молодых людей.

Параллельно с акциями «выездников» выплеснулось на улицу и недовольство людей, требованием которых стали радикальные реформы в ГДР под лозунгом: «Мы остаемся здесь!» С 4 сентября каждый понедельник после вечернего богослужения в церкви Св. Николая в Лейпциге начались уличные шествия, которые очень скоро превратились в коллективного выразителя чаяний протестной части общественного мнения ГДР. Эти «понедельничные демонстрации», для участия в которых со временем стали собираться люди со всей республики, формулировали те конкретные требования, на удовлетворение которых властям предстояло пойти. В первой демонстрации участвовали всего лишь 1200 человек (позже счет шел на десятки и сотни тысяч), но выдвинутые ими требования поддерживались большинством населения. На первом месте были: «Свобода поездок вместо массового бегства!» и «Долой Штази!» Скоро на транспарантах демонстрантов появилась цитата из Бертольда Брехта: «Если вождей не устраивает народ, пусть поищут себе другой»[67]. Наибольшей популярностью пользовался лозунг: «Народ – это мы!» («Wir sind das Volk!»). Именно он стал боевым кличем осени перемен в ГДР[68].

Нерешительность и неуверенность в себе руководства ГДР были без промедления использованы внесистемной оппозицией, которая поспешила организоваться, чтобы подготовиться к грядущим политическим битвам. 9-10 сентября в Грюнхайде под Берлином на базе движения сторонников мира оформился «Новый форум», задуманный как политическая платформа для всей ГДР – «крышевая» организация объединенных оппозиционных сил республики. Главной целью «Нового форума» были провозглашены «демократический диалог о реформах и содействие преобразованию общества» под девизом: «Время созрело!» 12 сентября было опубликовано программное воззвание гражданского движения «Демократия – сейчас!», опиравшегося в первую очередь на околоцерковные круги. Платформа нового движения исходила из того, что эра государственного социализма подошла к концу, нужна его мирная и демократическая перестройка, но руководство СЕПГ не в состоянии мыслить по-новому. 1 октября образовалась оппозиционная группа «Демократический прорыв» с социальным и экологическим уклоном; 30 октября ей был придан характер партии; ее окончательное оформление как партии было завершено 16-17 декабря. 7 октября, в разгар празднеств по случаю 40-летия республики, в деревушке Шванте под Ораниенбургом (близ Берлина) была учреждена Социал-демократическая партия ГДР. Ее целью была провозглашена «последовательная демократизация государства и общества» для построения «экологически ориентированной социальной демократии».

Параллельно началась трансформация «блоковых» партий, направленная на ликвидацию монополии СЕПГ на власть[69]. Глава ЛДПГ Манфред Герлах стал одним из народных трибунов, открыто требовавших пересмотра политической системы ГДР. В ХДС сменился лидер – им стал до того малоизвестный адвокат Лотар де Мезьер, который взял курс на обеспечение политической самостоятельности партии. 28 ноября состоялось последнее, носившее чисто формальный характер заседание «блока демократических партий»; выход ХДС из блока 4 декабря открыл процесс его окончательного упразднения.

К концу осени 1989 года была завершена новая расстановка внутриполитических сил ГДР, которым предстояло решить судьбу республики. Общественность стала привыкать к вчера еще неизвестным именам десятков людей, впервые вышедших на политическую арену. Внесистемная оппозиция получала постоянно растущую пропагандистскую и материальную поддержку из ФРГ. СЕПГ «потеряла улицу» – ей не удавалось больше вывести людей на демонстрации в поддержку социалистического строя. Близился момент последней и решительной схватки, исход которой определял, будет ли ГДР продолжать существовать в дальнейшем.