ГЛАВА 16 ИНСТИТУТ ТИХООКЕАНСКИХ ОТНОШЕНИЙ – «КРАСНАЯ ЗАВОДЬ»

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ГЛАВА 16

ИНСТИТУТ ТИХООКЕАНСКИХ ОТНОШЕНИЙ – «КРАСНАЯ ЗАВОДЬ»

Первая благородная попытка трумэновской администрации почистить дом от идеологически подозрительных элементов создала своего рода прецедент. Ведь дело «Амеразии», кульминацией которого стало подобострастное оправдание высокопоставленных правительственных чиновников, обречено повторяться снова и снова, коль скоро «копченая селедка»[40] стала основной пищей в президентском меню. Те же силы, что развалили дело «Амеразии», позднее «оправдывали» и Элджера Хисса. И лишь упорство и личная стойкость сенатора Ричарда Никсона, впоследствии члена Палаты представителей, да потрясающее душу мужество и самопожертвование Уиттакера Чамберса помогли нанести поражение этим силам в случае с Хиссом. Но битва началась заново, когда сенатор Джо Маккарти выдвинул свои – так никем и не опровергнутые – обвинения, и когда силы зла, планировавшие смуту и неразбериху, были разбиты наголову, и справедливость восторжествовала. По крайней мере на этот раз.

Дело «Амеразии» многому эти силы научило. И коммунисты, и левые, и либералы поняли, что перед лицом общего врага их внутрисемейные ссоры и дрязги следует забыть. Они поняли, что средний чиновник быстро пасует перед надменностью, и что он легко уступает пропагандистским уловкам – даже таким, что не в ладах с логикой. И теперь они держат под своим контролем всю прессу, правительство и интеллектуалов, которые позднее столь щедро дарили своей заботой Элджера Хисса и других чле нов коммунистической сети.

И все же дело «Амеразии» не умерло – и не умрет никогда. Оно пережило и прерванное на середине расследование подкомиссии Хоббса, которая в 1946 году пыталась возложить вину за фиаско на ФБР. Оно вспыхнуло ненадолго, когда Эммануил Ларсен рассказал свою историю в журнале «Plain Talk» – отчет, где каждая строка и каждое слово может быть подтверждено и устно, и письменно, но от которого он позднее отказался в попытке завоевать поддержку администрации, чтобы таким образом вернуться на госслужбу. Его показания перед подкомиссией Тайдингса, когда она вновь открыла это дело (и быстро закрыла), принесли ему то, что он заслужил, – презрение тех, чьей поддержкой он пытался заручиться.

Когда по поручению Сената была сформирована подкомиссия Тайдингса, чтобы провести полное расследование относительно того, не работают ли в Госдепартаменте люди, нелояльные к Соединенным Штатам или бывшие когда-либо таковыми, появился проблеск надежды, что положено начало очистке авгиевых конюшен и подавлению коммуно-лево-либеральной клики. Однако попытка эта была обречена на провал объединенными усилиями демократического большинства подкомиссии. Так, сенатор Теодор Грин из Род-Айленда, старый коренник, плохо представлял себе, о чем, собственно, слушания, но хорошо помнил, что выборы на носу. Сенатор Брайан Макмагон из Коннектикута желал доказать, что он настоящий, проачесоновский либерал, даже если ему пришлось бы для этого избить каждого антикоммуниста. И сенатор Миллард Тайдингс из Мериленда, бывший когда-то мишенью кампании по очернению Нового курса, готов был продемонстрировать, что каким бы запятнанным ни было его прошлое, он все равно способен стать «своим парнем».

С первого дня слушаний, когда сенатор Маккарти только занял место, чтобы изложить свое 81-е дело на заседании Сената, стало очевидно, что коалиция Тайдингса – Мак-Магона – Грина намерена блокировать любые его попытки докопаться до истины. Ведь если обвинения Маккарти были ложными, как с пеной у рта доказывала либеральная пресса, лучшей стратегией было бы прилежно копать под каждый пункт доказательств, все взвесить и оценить, чтобы позволить фактам разбить голословные утверждения.

А вместо этого Тайдингс бесцеремонно прерывал Маккарти своими высказываниями и замечаниями, мешая ему последовательно изложить дело, а потом заявил на весь мир, что он изучал не столько обвинения Маккарти, сколько самого Маккарти. Это продолжалось и на следующий день, несмотря на протесты республиканского меньшинства. Роберт Моррис, консультант, был назначен, чтобы представлять правительственную точку зрения, однако ему не позволили даже задать вопросы свидетелям, пока крики протеста не стали так сильны, что Тайдингс был вынужден дать задний ход. Во время выступления важного свидетеля на одном из заседаний, Моррису в грубой форме было велено выйти из комнаты, где проходили слушания, в то время как с коммунистическими лжесвидетелями и проадминистративно настроенными свидетелями обращались сердечно, позволив им превратить заседания подкомиссии в коммунистический форум. К тем же, кто мог представить свидетельства не в пользу Госдепартамента, относились с враждебностью, часто переходившей в злобу и ожесточение. С Эрлом Браудером обходились почтительно, тогда как против экс-коммуниста Луиса Буденза были использованы самые грязные инсинуации из коммунистического склепа, которыми пестрил весь протокол заседания комиссии и которые были потом извлечены из него сенатором Чэвезом, демократом из Нью-Мексико, чтобы повторить их в речи на заседании сената, когда он умудрился заодно осмеять и свидетелей-католиков.

Приведенный ниже типичный обмен репликами между Робертом Моррисом и демократами – членами подкомиссии служит красноречивым примером. После нескольких отчаянных попыток пригласить некоторых важных свидетелей, Моррис в последний день слушаний обратился к Тайдингсу с просьбой:

«М-р Моррис: Сенатор, могу я упомянуть здесь лишь об одном деле?

Сенатор Тайдингс: М-р Моррис, мы можем говорить здесь о делах до Страшного суда.

М-р Моррис: Это необходимо внести в протокол, сенатор. Могу я закончить?

Сенатор Тайдингс: Конечно, хоть вы и не член комитета. А когда нам необходимо выслушать консультанта, мы просим их об этом сами…

М-р Моррис: Существует дело человека по имени Теодор Гейджер. Он служил в Госдепартаменте, а сейчас является одним из помощников Поля Хоффмана (в Администрации Экономического сотрудничества) и занимается работой, исключительно госдеповской по своему характеру. Я собрал нескольких свидетелей, которые все, как один, покажут, что этот Гейджер был членом той же ячейки коммунистической партии, что и они сами, и я считаю, что мы окажемся преступниками, если перед лицом таких показаний, которые уже запротоколированы…

Сенатор Тайдингс: Передайте это дело ФБР или сделайте что-нибудь еще. А мне бы хотелось разобраться с нашим делом. Мы не хотели бы тратить впустую этот вечер».

Довольно любопытно, что 14 страниц протокола, включая и этот отрывок, были ловко изъяты из напечатанной стенограммы слушаний Тайдингса. И об этом никогда не стало бы известно, если бы не сенатор Генри Кэббот Лодж, республиканец, заметивший отсутствие этих страниц, привлекший к этому внимание Сената и настоявший на их восстановлении в протоколе. Смешно, но под предлогом составления промежуточного протокола подкомитет Тайдингса завершил слушания до того, как они в действительности начались. А уж потом «промежуточный отчет» с помощью парламентских фокусов стал окончательным, который и был одобрен, напечатан и выпущен тремя демократами – членами комиссии без ознакомления и одобрения двух республиканцев – сенатора Лоджа и сенатора Борка Хикенлупера. Игнорируя показания, полученные подкомиссией, протокол обелял Госдепартамент, нападал на сенатора Маккарти и мазал дегтем всех антикоммунистов подряд, включая и тех, кто не имел никакого отношения к расследованию.

Дело «Амеразии» вспыхнуло ненадолго еще раз, когда Большое федеральное жюри в Нью-Йорке, освободившись от опеки Министерства юстиции, приступило к допросу свидетелей. Члены жюри были взволнованы широким распространением коммунистической подрывной деятельности. Однако Министерство юстиции вновь взяло дело под свой контроль, и в итоге жюри выпустило выдающийся документ, в котором молчаливо признавалось, что да, что-то было в основе своей неверно, что да, не все, дескать, факты были преданы гласности, но тут же следом принялось оправдывать и Министерство юстиции, и ФБР, и Управление стратегической разведки (УСР), и всех остальных, имеющих отношение к этому делу, равно как и всех виноватых. Если ФБР и УСР испортили дело «грязными» доказательствами – как утверждало Министерство юстиции, тогда они были виновны. Но если ФБР и УСР действовали, как положено, тогда дело умышленно саботировалось Министерством юстиции. Большое жюри так никогда и не взяло на себя труд объяснить это противоречие.

Итак, повторим еще раз: дело «Амеразии» было отправлено на дно – вместе с тогдашними попытками «вычистить» из правительства «красных» и им сочувствующих. Расследование было отправлено на дно игнорированием свидетельских показаний и бездействием по отношению к «красным». И публика, которая до этого бурно негодовала и выражала протест, теперь лишь недоуменно наблюдала за происходящим. Поскольку попытки администрации запутать предмет спора, чтобы скрыть важные факты на волне взрыва всеобщей радости от блестящей победы на выборах и в мутных водах несообразностей и полуправды, оказались успешными, но все же средний американец, хоть и запутавшись и не совсем ясно представляя, о чем речь, тем не менее не был убаюкан заверениями президента, что все прекрасно в этом лучшем из возможных Вашингтонов. Что-то было не так, кардинально не так, и избирателю необходим был прямой разговор, который смог бы развеять его беспокойство и тревогу. Но он не нужен был ученым мужам из администрации. Вместо этого они били в барабаны и распевали «Маккартизм!»[41]

Однако вопли о «маккартизме» не способны изгнать призраков, и в результате выборов 1950 года сенатор Тайдингс был выставлен из своего офиса, тогда как Маккарти и те, кто вел предвыборную кампанию на полемике с ним или с его помощью, были избраны. Прав он или нет, но для многих американцев Джо Маккарти стал символом казалось бы безнадежной борьбы, которая, однако, заставила администрацию задуматься о внутренних врагах. Ядовитая, злобная, хотя, возможно, и демократическая, пропаганда добилась успеха в создании из сенатора из Висконсина самой спорной фигуры в стране. Нападки журналистов – от грубых, вульгарных нападок антикоммунистической «Нью-Йорк пост» до рафинированной злобы и умышленной, преднамеренной клеветы более «объективных» изданий – лишь укрепляли сторонников Маккарти в вере, что он был самым оклеветанным человеком в Соединенных Штатах, что ни на кого другого так не клеветали. Но при этом они сознавали, что стратегия эта была стара как мир. Она использовалась против каждого, кто осмеливался говорить о коммунистической угрозе в полный голос, а не шепотом.

Кампания, начатая Маккарти, закончилась безрезультатно и не была доведена до конца. Несколько человек, представлявших «угрозу безопасности» и тем не менее спокойно переживших президентские проверки на благонадежность, были тихо, без шума уволены, и, по иронии судьбы, известие об их увольнении пришло одновременно с опровержениями Госдепартаментом обвинений, выдвинутых против них. И все же шум, крики и вздорные страсти имели одно ужасное последствие. В результате кропотливой и неблагодарной «черной работы» Джо Маккарти Сенат Соединенных Штатов создал наконец-то подкомитет по внутренней безопасности в своем Юридическом комитете под председательством сенатора Пэта Маккаррана, а Роберт Моррис был назначен консультантом в прибежище «красных» – Институте тихоокеанских отношений. Осторожный, старательный и кристально честный, обладающий глубокими познаниями в области коммунистической подрывной деятельности, обретенными им в период работы в комитете Рэпа-Кудерта и в Законодательном собрании Нью-Йорка, а также во время руководящей работы в военно-морской разведке, он был отличным выбором.

Бенджамин Мандель оставил руководящую работу в Комиссии по расследованию антиамериканской деятельности Палаты представителей, чтобы поставить свои энциклопедические познания в области коммунизма на службу комиссии Маккаррана. Работа была трудной, опасной и неблагодарной[42].

Поскольку Институт тихоокеанских отношений (ИТО), хотя его часто гипотетически, вроде как запуская пробный шар, обвиняли в том, что он дает пристанище подрывным элементам, был переполнен в высшей степени респектабельными подставными лицами – людьми, занимающими видное положение в правительстве (как, например, генерал Джордж Маршалл) или обладающими огромными богатствами и общественным престижем, фактически он был вне подозрений.

И тем не менее ИТО – это был мир, где на государственные дела, на правительство, на благотворительные фонды и пожертвования смотрели через другой конец телескопа. За импозантным фасадом внушительной репутации, благородных научных целей и профессорского величия и титулов скрывалась толпа коммунистов, прокоммунистов, либералов и оппортунистов. ИТО был своего рода гостиной – настоящей, респектабельной гостиной на Парк-авеню, – но сидели в ней шпионы и облапошенные ими простофили. Покончите с ИТО – и вы покончите с Одзаки, Агнес Смедли, Гюнтерами Штайнами, принцами Сайондзи, Генри Уайтсами и Элджерами Хиссами, и тогда доберетесь, наконец, до самого драматического момента в деле Зорге – до истории Пёрл-Харбора, истории «Амеразии», а также до архитекторов американских ошибок и поражений на Дальнем Востоке[43]. Крупные куши, отстегиваемые фондами Рокфеллера и Карнеги, помогали «сохранять плюш на креслах», которыми был набит ИТО. Представители американского национального корпоративного богатства делились с ним частью заработков – чеками и репутациями. Это те самые упрямые и невинные люди, искренне верившие, что отличительными признаками коммуниста должны быть мятые брюки, немытые волосы и восточноевропейский акцент.

Институт процветал на протяжении многих лет, и его прокоммунистические авторитетные суждения о политике на Дальнем Востоке, широко распространившись, захватили правительство, прессу, университеты. Это была своего рода политическая моногамия. Без одобрения ИТО ни одна книга по Дальнему Востоку не могла иметь успех. Одобрение института означало научный и финансовый успех. В сотрудничестве с Дальневосточным отделом Госдепартамента ИТО навязал Соединенным Штатам политику, направленную на разгром Чан Кайши и установление власти китайских коммунистов. Институт мутил и корейские воды, помогая начать «Вторую с половиной» войну. ИТО получил полуофициальный статус в отношениях с правительством, превратившись во время войны в своего рода агентство по найму. В письме, написанном как раз перед Пёрл-Харбором, сотрудник института, позднее перешедший на работу в Госдепартамент, Роберт Барнетт, так обрисовал это влияние:

«Отвечая на твою просьбу, я постараюсь изложить в этом письме, как американский совет по ИТО поднялся до требований национальной необходимости.

От армии, ВМФ, Федерального резервного банка и Министерства торговли, Администрации экспортного контроля и Бюро по ценам при администрации поступали неоднократные просьбы о помощи, которые и выполнялись нашим исследовательским персоналом.

…Мы рады, что Министерство обороны признало способности нашего специалиста по Нидерландской Вест-Индии мисс Элен ван Зилл де Лонг, поручив ей последнее задание… Уильям Локвуд, сейчас временно пребывающий в отпуске, работал в качестве секретаря американского комитета международных научных исследований и одновременно у генерала Максвелла и полковника Донована в Вашингтоне, но недавно принял секретарство в американском совете ИТО. И м-р Картер, и я получали приглашения работать в штате Управления по координации информационной политики, но остались здесь, поскольку необходимость в общественном просвещении и частных исследованиях кажется сейчас более настоятельной и необходимой… Это всего лишь примеры того, какого рода задания способен выполнять наш институт, и это также объясняет, почему правительства и нашей, и других стран так жаждут воспользоваться услугами персонала нашего института.

Помощь, оказываемая нами правительствам, к счастью, не приводит к сокращению нашей помощи бизнес-группам, прессе, университетам и средним школам. Потребность этих кругов в институтских исследованиях в настоящее время более велика, чем когда-либо ранее, ибо мы обеспечивали необходимой информацией редакцию журнала «Форчун», когда он готовил свой дальневосточный выпуск. Мы также помогали преподавательским организациям доводить до ума их дальневосточные программы. Мы провели несколько региональных конференций. Под руководством Кэтрин Портер, Мириам Фарм (посланная Госдепартаментом в качестве политического советника генерала Макартура в Японию, мисс Фарм писала другу в ИТО: «Я приставлена писать политическую часть ежемесячных отчетов Макартура. Есть определенный спортивный интерес – узнать, многого ли я смогу добиться на этом поприще»), Дороти Борг и Курта выходило огромное количество разнообразных дальневосточных обозрений, достигающих все более широкой и все более внимательной аудитории. Мы еженедельно вещаем через CBS и выпускаем недорогие брошюры, среди них, например, «Проба сил в Сингапуре», «Кризис на Филиппинах», «Япония атакует Юг», «Наш дальневосточный дневник», «Американская помощь Китаю» и «Советский Дальний Восток».

В международном плане лишь Франция и Голландия сокращают свое участие в работе института. А королевский институт в Лондоне недавно расширил исследования по Дальнему Востоку, и дальневосточные программы канадского и австралийского институтов сейчас более фундаментальны и лучше обеспечены, чем когда-либо в прошлом.

Я уверен, ты согласишься со мной, что причины, которые привели тебя к поддержке американского совета ИТО в прошлом году, являются вдвое более вескими сегодня… Но в любом случае значительно вырастет ответственность американского совета перед нашим правительством и американским народом».

В письме «мажордома» ИТО вопрос о значении этой организации был разложен по полочкам и рассмотрен куда более обстоятельно:

«Со времени нашей последней встречи правительства четырех стран признали достижения ИТО и высокий уровень нашего персонала, что выразилось в поручении нам следующих заданий:

Ты, без сомнения, знаешь, что по представлению президента Рузвельта, генералиссимус Чан Кайши пригласил Оуэна Латтимора приехать в Чунцинь в качестве его личного политического советника. Латтимор прибыл в Чунцинь 10 дней назад. Другой член международного секретариата, д-р Чжао Тингчи[44], вылетел с нашими наилучшими пожеланиями на том же самолете, чтобы стать генеральным секретарем американо-британо-китайского Фонда стабилизации валюты размером в 95 миллионов долларов. Всегда найдется дело для выдающихся сотрудников института – будь то Латтимор, американец в китайском правительстве или Чи – китаец в американском, британском и китайском правительствах. Бывший член секретариата, Ирвинг Фридмен, которому я обеспечил получение задания и возможность изучать Индию в качестве сотрудника индийского правительственного торгового представителя, теперь получил важный исследовательский пост в министерстве финансов в Вашингтоне, пост, для которого он достаточно квалифицирован… Администрация Управления экспортного контроля недавно пригласила к себе на службу на полный день весь американский исследовательский персонал на длительный период, так что нам пришлось убеждать их, что наш персонал, являясь хорошо сбалансированной, опытной исследовательской группой, способен и здесь, на месте, скорее выполнить всю работу, нежели переезжая всем скопом в Вашингтон, где его работа была бы доступна лишь одному-единственному правительственному департаменту.

Просьба другого рода была высказана м-ром Генри Люком, м-ром Уэнделлом Уилки и м-ром Джеймсом Блейном, которые попросили меня стать председателем Комитета по ассигнованиям, ведущим серьезные исследования китайских потребностей, чтобы как можно эффективнее потратить пятимиллионный фонд, если он будет собран, чтобы добиться максимального облегчения для китайцев и одновременно осуществить вложения в перспективную реконструкцию.

Все последующее только между нами, поскольку часть этой информации не для всеобщего пользования…

Пока принц Коноэ был премьером, Ушиба, глава секретариата ИТО в Японии, действовал как его личный секретарь. И пока Ушиба помогал премьеру, Сайондзи (член аппарата Зорге), внук Генро действовал как глава секретариата Института тихоокеанских отношений в Токио, за исключением времени визита Мацуоки в Европу. Сайондзи сопровождал министра иностранных дел в его фантастическом, невероятном турне с визитами к Гитлеру, Муссолини и Сталину.

Брюс Тернер, в течение многих лет секретарь ИТО в Новой Зеландии, только что прибыл в Вашингтон с членом новозеландского кабинета и вскоре отправится в Лондон, прежде чем стать членом новозеландского кабинета.

Королевский институт в Лондоне недавно резко увеличил объем исследований по Дальнему Востоку. Дальневосточная программа Канадского и Австралийского институтов стала более фундаментальной и лучше обеспеченной, чем когда-либо ранее.

Ввиду военной необходимости и большого объема внеплановой работы, которую наш институт просят сейчас выполнить, мне интересно знать, смог бы ты обсудить вопрос о том, чтобы сделать специальный, разовый вклад в размере 250 долларов Американскому совету где-то до 1 сентября?

Искренне твой – Эдвард Картер, исполняющий обязанности секретаря».

На протяжении всего нашего повествования сотрудники ИТО характеризовались соответственно их роли в описываемых событиях. Более или менее полный список личного состава института занял бы многие страницы. Но для ознакомления было бы нелишне взглянуть еще раз в этом контексте на некоторые новые и уже знакомые имена. Среди сотрудников ИТО, авторов его публикаций и членов числились:

Фредерик Вандербильд Филд – в течение нескольких лет исполнительный секретарь Американского совета ИТО, который возмещал его текущие дефициты в общей сумме в 60 тысяч долларов; миллионер-коммунист, лидер подрывной организации «Американская мобилизация за мир»; основатель «Амеразии», автор статей в «New Masses» и «Дейли уоркер».

Гарри Уайт – помощник министра финансов, автор плана Моргентау и член двух советских шпионских групп, нашедший способ передавать высшие военные секреты, для чего договорился с секретарем Моргентау о взаимном регулярном обмене документами по армии, ВМФ, разведке и проч.

Лачлин Курье – помощник администрации из Белого дома и друг советского шпиона Грегори Сильвермастера.

Лоуренс Дугган – глава латиноамериканского отдела Госдепартамента и, недолго, член шпионского аппарата Геды Мессинг.

Гюнтер Штайн – корреспондент ИТО в Чунцине, министр без портфеля в шпионской группе Зорге; корреспондент «Крисчен сайенс монитор» и пропагандист достоинств китайских коммунистов, написавший 21 статью для публикации в изданиях ИТО.

Эндрю Рот – протеже Эдварда Картера, главенствующей фигуры в ИТО, пишет для изданий института; арестован по делу «Амеразии».

Лоуренс Розингер – консультант Госдепартамента по Дальнему Востоку и получатель двух грантов от ИТО – один от Рокфеллеровского фонда, другой – от Американского совета научных обществ; штатный сотрудник института, автор и лектор в Ассоциации внешней политики.

Джозеф Барнс – одновременно и редактор иностранного отдела «Нью-Йорк геральд трибюн», и редактор злополучной прокоммунистической «Нью-Йорк стар», и одновременно секретарь ИТО, ярый защитник Советского Союза.

Макс и Грейс Грэнич – советские агенты-нелегалы. И м-р, и миссис Грэнич отказались отвечать на вопрос комиссии Маккаррана об их членстве в компартии, ссылаясь на 5-ю поправку к Конституции.

Гарриет Люси Мур – движущая сила ИТО, названа членом коммунистической партии одним из свидетелей. Гарриет Мур сослалась на 5-ю поправку к Конституции, когда комиссия Маккаррана пригласила ее на слушания.

Максвелл Стюарт – редактор «Nation» и «Public Affairs Pamphlets» – популярной серии брошюр, выпускаемой Институтом. В показаниях под присягой назван коммунистом.

Корлис Ламонт – сочувствующий коммунистам и ангел-хранитель всех прокоммунистических организаций. В настоящее время финансирует и поддерживает про-«красный» «Нью-Йорк компасс».

Элджер Хисс – как чиновник высшего эшелона Госдепартамента, один из близких друзей ИТО и как президент Фонда Карнеги за международный мир, следил, чтобы институт исправно получал денежки Карнеги. Советский агент, а ныне обитатель тюремной камеры, осужденный за нарушение присяги.

Бригадный генерал Эванс Карлсон – автор книг, издававшихся ИТО, твердый сторонник китайских коммунистов, близкий друг Агнес Смедли и тайный член коммунистической партии, согласно данным под присягой показаниям.

Израэль Эпштейн – пишет в «Нью-Йорк таймс», автор книг, изданных Институтом, друг коммунистов и враг Соединенных Штатов, если судить по его собственным писаниям, сотрудник советской тайной полиции; покинул Соединенные Штаты во избежание депортации.

Джеймс Аллен – бывший редактор зарубежного отдела в «Дейли уоркер», пишет в издания ИТО.

Менее чем за неделю до начала слушаний комиссии Маккаррана, около пятидесяти человек, более или менее близко сотрудничавших с Институтом, были идентифицированы как советские агенты, коммунисты или столь убежденные прокоммунисты, что разница была несущественной. О роли Института красноречиво свидетельствуют показания Луиса Буденза, экс-коммуниста и бывшего редактора «Дейли уоркер», в которых он процитировал Александра Трахтенберга, комиссара по культуре в коммунистической партии, сказавшего, что ИТО был «небольшой красной школой для обучения некоторых людей в Вашингтоне тому, что следует думать о роли Советского Союза на Дальнем Востоке. «Он был «красный, как роза», – сказал своему курьеру Элизабет Бентли мастер шпионажа Яков Голос. Александр Бармин, бывший бригадный генерал Красной армии, а ныне глава русской секции «Голоса Америки», объяснил это следующим образом, выступая на слушаниях комиссии Маккаррана:

«Сенатор Фергюссон: Что представлял из себя Институт? Был ли это коммунистический фронт или нечто другое, на ваш взгляд? Что именно?

М-р Бармин: Конечно, у нас бывает иногда то, что мы называем «крышей». Институт был специально создан для достижения узких военных целей. Это была фальшивка, не более, чем финт, подделка. Вместо него мог быть какой-нибудь экспортно-импортный бизнес или какой-нибудь магазин, или туристическая фирма, которые были бы устроены как место для встреч или собраний и в качестве предлога для законного жительства в районе.

Что до Института (ИТО), то здесь был, конечно, план другого рода. Это была организация, которая уже существовала и которая была основана, чтобы идеально подходить не только для какой-то одной страны, но для всего тихоокеанского региона в целом. Эта «крыша» могла позволить им обеспечить передвижение их людей, что открыло бы огромные возможности для разведывательной деятельности. Так что это была не специально созданная конструкция, но такая, что должна была проникнуть всюду и занять ключевые места в государственных учреждениях.

Что до вопроса передвижения людей, должно было быть достаточно сотрудников, которые могли бы докладывать о своих наблюдениях военной сети и спокойно работать внутри организации для сбора информации и вербовки людей и проч.[45].

Сенатор Фергюссон: Итак, Институт был последней структурой, которую вы собирались использовать и использовали, так?

М-р Бармин: Так».

«Звездой» Института тихоокеанских отношений был Оуэн Латтимор. Как Эдвард Картер был выдающимся администратором организации, так Латтимор был выдающимся ученым, защитником московских процессов, неутомимым пропагандистом интересов Советского Союза и китайских коммунистов. Латтимора можно описать как человека, который всегда оказывался в нужном месте. В 150 тысячах фрагментов переписки ИТО, которые Комитет по внутренней безопасности нашел спрятанными в подвале дома Фредерика Филда и в гараже Картера в Ли, штат Массачусеттс, досье Латтимора было огромно и – бесконечно откровенно.

Сенатор Маккарти обвинил Оуэна Латтимора в том, что он был «архитектором нашей дальневосточной политики» – политики, передавшей Китай в руки коммунистов, пытавшейся убрать умеренную администрацию в Японии и создавшей предпосылки для нынешнего конфликта в Корее. В том смысле, что писатели и корреспонденты, работавшие на институт, делали политику Госдепартамента – факт самоочевидный, и потому все спокойно доверяли этим людям. Да, Латтимор был именно тем, кем считал его Маккарти. Но Маккарти пошел, однако, дальше, обвинив Латтимора в том, что он был «советским агентом высокого ранга»[46]. Невозможно было определить заранее, насколько серьезно может быть воспринято это второе обвинение. Существуют показания Бармина, служившего когда-то под началом генерала Берзина в 4-м Управлении Красной армии, согласно которым Латтимор «считался своим человеком» в советской разведке. Бармин фактически повторил заявление в том же роде, сделанное генералом Вальтером Кривицким – покойным главой советской разведки в Западной Европе. И Луис Буденз, говоря об источниках получения официальной информации для компартии, которую поставляли ему такие люди, как Джек Стэчель, Эрл Браудер и Фредерик Филд, показал, что Латтимор считался членом международного советского аппарата. Все эти обвинения Латтимор отмел, поставив под сомнение даже сам факт существования генерала Берзина.

Невозможно дать исчерпывающую оценку этим показаниям. Да в некотором смысле это выходит за рамки данного вопроса. Метод Латтимора – метод, которому следовали и в ИТО, – лучше всего изложен в письме, написанном им Картеру в 1938 году:

«Мне кажется, ты человек достаточно себе на уме, если судить по тому, как долго ты думал над темами исследований для китайской секции – для Азиатикуса, Хан-Сенга и Чи (Чжао Тингчи).[47].

Я полагаю, для основных целей данного исследования хорошо бы менять позицию, занимаемую Институтом, в зависимости от страны. Что до Китая, я подозреваю, что это окупится, если нам держаться несколько позади официальной позиции китайских коммунистов, на достаточном отдалении, чтобы не рисковать заполучить такой же ярлык, но и несколько впереди от позиции активных китайских либералов, чтобы это было заметно. Что до СССР, следует поддерживать в основном их внешнюю политику, но без использования их лозунгов и ни в коем случае не создавая у них впечатления нашей подчиненности им…»

Такова была та самая техника «себе на уме»: поддерживаем политику, но не лозунги, которая столь эффективно применялась Латтимором, ИТО и прокоммунистически настроенной шайкой интриганов в Госдепартаменте, и теми, кто повсюду всучивал Америке тех, кого сейчас уже повсеместно признали национальными врагами. Метод этот – вести коммунистическую пропаганду в привычных американских терминах – метод тонкий, коварный и психологически точный[48].

Подобные статьи влияли на ту часть американской публики, которая в свою очередь оказывала влияние на формирование американской внешней политики. Через таких людей, как помощник госсекретаря Самнер Уэллес, постоянно пребывавшем в близком общении с Эдвардом Картером и другими светилами и знаменитостями ИТО, и Джон Винсент, эта пропаганда прямиком попадала в Госдепартамент. ИТО сделал свои многотомные исследования доступными для правительства. Его издания – «Far Eastern Survey» и «Pacific Affairs» – последний редактировался сначала Латтимором, потом – Мишелем Гринбергом (членом аппарата Бентли, ставшего помощником личного адъютанта Белого дома Лачлина Курье и впоследствии перешедшего в Госдепартамент, откуда он был уволен в период «сокращения численности вооруженных сил») – являлись фактически обязательным чтением для чиновников зарубежной службы. А это способствовало ловкому и упорному распространению пропаганды. В 1947 году, когда «Незаконченная революция» Эпштейна вышла в свет, Картер написал разоблачительно откровенное письмо директору по рекламе издательства «Литтл, Браун и компани», помеченное «лично и конфиденциально»:

«Пишу в знак признательности за «Незаконченную революцию в Китае» Эпштейна, которую вы столь любезно прислали мне несколько дней назад. Я уже прочел 2/3 ее и надеюсь закончить в ближайшие несколько дней.

Думаю, это крайне важно, что вы изобрели подобный способ заставить прочесть ее среди прочих и госсекретаря Джорджа Маршалла, и сенаторов Ванденберга, Морсе и Ивса, и Джона Фостера Даллеса, и Джона Винсента из Госдепартамента. Вам известно лучше, чем мне, как удостовериться в том, что они прочтут ее в ближайшем будущем. Письмо от меня на эту тему может заставить некоторых из них подумать, что я рекомендую книгу, потому что я был поклонником Эпштейна, и они могут слегка скептически отнестись к моей рекомендации.

У меня есть другое предложение. В книге отражено столь глубокое понимание китайского народа и искреннее восхищение им, что, я полагаю, равно важно найти способы и средства, чтобы добиться ее широкого распространения в Китае. Думали ли вы о китайском издании?

Книга, по сути, объединяет в одном томе несколько книг. Это проникновение в историю Китая в годы войны. Это документ общественного значения, и это настольная книга для военных, которая могла бы иметь огромную ценность, например, для маки во Франции и даже для горстки антигитлеровски настроенных немцев в Германии. Она могла бы стать настольной книгой по политическим и военным вопросам и для Вьетнама, и для других азиатских стран, на случай, если империалистические державы попытаются вернуться к до-Пёрл-Харборовскому господству.

Книга не столь необходима в коммунистических районах Китая, как в районах, контролируемых Гоминданом, и ее авторитетные итоги и выводы могли бы помочь обрести надежду вновь, а также ознакомить с новыми методами миллионы китайцев, недовольных правлением Гоминдана…

Более, чем когда-либо в недавние годы, возросло число людей и в Соединенном королевстве, и в Канаде, а также в Австралии и Новой Зеландии, которые нашли бы книгу познавательной, и не только в отношении Китая, но и в отношении мыслей, высказанных в ней, в отношении ко многим движениям на европейском континенте и повсюду в мире.

Я поздравляю «Литтл, Браун и К», продемонстрировавшего безошибочную мудрость в решении не только опубликовать эту книгу, но и сделать все для ее широкого распространения.

Искренне ваш, Эдвард Картер».

P. S. Я не советовался с Эпштейном в отношении этого письма. Надеюсь, однако, что он с одобрением отнесется к нему и оно вызовет дальнейшие конкретные предложения от него. На этот случай я позволю себе послать ему копию лично.

P. P. S. Говоря о генерале Маршалле, я хотел бы, чтобы вам удалось найти кого-то, кто сумел бы заставить его прочитать книгу от начала до конца, а не просто конец с готовым анализом Эпштейна, касающимся деятельности Маршалла. Мне кажется, что ему бы не помешало почувствовать нарастающий эффект предыдущих глав, чтобы заставить себя объективно оценить свою собственную роль.

Я уверен, что Джон Винсент прочел бы книгу непредвзято. Ему, вероятно, знакома большая часть материала, приведенного в книге, но он скорее всего не видел его, организованного столь логично. Если бы он взялся продвигать книгу, он сумел бы убедить генерала Маршалла прочитать ее от корки до корки.

Конечно, многие скажут, что Эпштейн – рьяный защитник коммунизма. Полагаю, что это скорее всего так, но думаю, что он призывает всего лишь к более глубокому и здравому анализу мира, чем это делают многие другие нынешние рьяные защитники. Я слышал, что «Нью-Йорк таймс» обратилась к Оуэну Латтимору с просьбой отрецензировать книгу. Надеюсь, что и другие издания сделают столь же мудрый выбор.

Полагаю, что гоминдановское правительство внесет книгу в список «запрещенных» для ввоза в Китай. Но надеюсь, что вы сумеете передать ее в руки посла Лейтона Стюарта и некоторым американским корреспондентам, таким, как Бенджамин Уэллс, Кристофер Ренд, Арч Стил и Сан Фо, а также мадам Сун Ятсен и некоторым другим до того, как упадет бронзовый занавес».

Рецензия Оуэна Латтимора в «Нью-Йорк таймс» была восторженной. «Израэль Эпштейн бесспорно зарезервировал себе место в… выдающейся компании своей безоговорочной поддержкой китайских коммунистов…», – писал он. В коммунистической «New Masses» Фредерик Филд из Института тихоокеанских отношений заметил, что «иностранные угнетатели сегодня – это в первую очередь американские империалисты». Одна из главных тем в книге, достойных похвалы, писал Филд, это «борьба китайского народа против… американского империализма». Он провел параллель между продажными китайскими чиновниками и некоторыми американскими конгрессменами. Самуэль Сайлен поместил в «Дейли уоркер» корреспондента ИТО Эпштейна «в верх списка». И эту книгу Картер столь энергично хотел всучить генералу Маршаллу, чтобы она направила его на путь истинный в его государственных размышлениях!

В 1945 году Макс Истмен и Т. Пауэлл написали критическую статью для «Ридерс дайджест» об американской политике в отношении Китая. Напечатанная под заголовком «Судьбы мира поставлены на карту в Китае», она доказывает опасность прокитайской коммунистической пропаганды и показывает, как использовали ее для того, чтобы изгнать Чан Кайши и, очевидно, Соединенные Штаты. Вскоре после появления этой статьи, Картер написал Латтимору шифрованное письмо о своем визите на «166 улицу» и о разговоре с отцом о сыне. Сын «также подтвердил, как я и предполагал, что отец любит писать сам. Я, однако, был готов через два-три дня послать ему набросок вместе с самым тактичным и убедительным письмом, какое я только мог написать – в слабой надежде, что он выразит готовность что-то сделать». Объяснения этим секретам были найдены в других письмах, хранившихся в архивах ИТО.

Латтимор написал набросок ответа в «Ридерс дайджест» и переслал его Картеру, который пешком отнес его на 166 улицу, в дом Корлисса Ламонта. Ламонт передал письмо своему отцу, банкиру Томасу Ламонту, а тот, в свою очередь, должен был передать его в «Нью-Йорк таймс» как написанное от себя лично. Подобной уловкой Картер надеялся убедить читателей «Таймс» в том, что даже ярые консерваторы были прокитайски настроенными коммунистами. Ответ Томаса Ламонта, хотя в чем-то и соглашавшегося с Картером, тем не менее ясно и лаконично ставит все на свои места:

«Я также был обеспокоен непрекращающимися нападками разных комментаторов на Россию… Я прочел статьи в «Ридерс дайджест» и внимательно просмотрел меморандум. Я полагаю, что вы фактически предлагаете мне написать в «Нью-Йорк таймс» письмо и убедить наше правительство изменить нынешнюю политику, обеспечив доступ так называемых коммунистических армий к помощи по ленд-лизу… Главное здесь, похоже, в том, что я должен изобразить более адекватное знание ситуации, чем у нашего правительства. В вашем меморандуме вы указываете, что Россия в одиночку помогала Чану. Хорошо, если это так, но почему это не дополнительный аргумент для того, чтобы и нам сделать то же самое?»

Картер, державший в своих руках политику и судьбы Института, как-то написал канадской знакомой, характеризуя Эрла Браудера как лектора:

«Он действительно очень хорошо информирован и, вопреки распространенному мнению, 100%-ный американец». В архивах ИТО находилась и пачка с документами, касающимися другого 100%-ного американца – коммуниста Фредерика Филда. В 1940 году Филд подал в отставку с поста исполнительного секретаря Института тихоокеанских отношений, с тем, чтобы возглавить руководство коммунистическим фронтом «Американская мобилизация за мир», функционировавшим в период действия пакта Гитлер – Сталин.

Фронт этот долбил Белый дом, призывая к решительным действиям по прекращению помощи Британии и вел широкую агитацию повсюду, пока Гитлер не вторгся в Россию. Даже Картер вынужден был признать, что поддержка Филдом этого фронта оказалась неожиданным сюрпризом для него. И тем не менее Филипп Джессап, ставший впоследствии председателем ИТО, убеждал попечителей совета Института отклонить предполагавшееся увольнение Филда[49].

«Мы считаем, что это отвечало бы интересам (ИТО), если бы м-р Филд по-прежнему близко сотрудничал с нами, насколько это возможно, – писал Джессап. – И мы бы хотели и впредь видеть его в качестве секретаря совета, максимально участвующего в руководстве и определении политики…»

Столь безграничную терпимость разделяли и попечители совета Института, однако Филд настоял на своем переходе в коммунистическую организацию. Через десять дней он телеграфировал о своем уходе из ИТО «ввиду неизбежной критики и неправильного понимания», и попросил Джессапа «не делать поспешных выводов, пока я не смогу поговорить с вами лично. «Оуэн Латтимор рекомендовал Филда на работу в Консультативный совет по обороне. Но после того, как коммунисты отказались впредь считать фашизм «делом вкуса» – перемена, чудесным образом совпавшая с концом медового месяца Гитлер – Сталин, – Филд вновь вернулся в ИТО. В 1942 году он решает, что неплохо бы получить назначение в армейскую разведку США. И Картер с Уильямом Стоуном – когда-то сотрудничавшим с «Амеразией» и ИТО, а впоследствии определявшим политику для «Голоса Америки» при Госдепартаменте, поспешили дернуть за все струны, какие могли, чтобы надеть офицерский мундир на Филда. Однако доклад ФБР предотвратил это, к большому Картера и Стоуна сожалению.

Д-р Карл Витфогель, один из выдающихся ученых, специалистов по Дальнему Востоку, сообщил комиссии Маккаррана о беседе, состоявшейся между ним и Оуэном Латтимором в 1944 году, сразу по возвращении миссии Генри Уэллеса в Китай, Россию и Индию. «Мы говорили о возможных решениях на Дальнем Востоке. (Латтимор) сказал, что для Кореи хорошее консервативное решение было бы лучшим решением, т. е. если бы Советский Союз занялся бы этой страной, которая меня сильно беспокоила. Я, естественно, вышел из себя и подумал, что представителю американского правительства не следовало бы так говорить…»

Латтимор отрицал, что подобная беседа имела место. Отрицал он также и другие высказывания, приписанные ему д-ром Витфогелем. В письме, датированном 20 февраля 1947 года, Латтимор в том числе писал: «Я никогда не спорил, что Америке следует свергнуть (микадо)». Витфогель ответил цитатой из книги Латтимора «Решение в Азии», опубликованной в 1945 году: «Если японцы сами решат действовать без императора, ну и на здоровье. Если нет, нам следует ясно дать понять, что милитаризм потерпел катастрофическое поражение и что мы, победители, не нуждаемся в императоре, и что и он сам, и все мужские претенденты на трон… должны быть интернированы, предпочтительно в Китае. Его имущество и поместья следовало бы использовать для проведения аграрной реформы, ясно, что без его согласия… Вновь возникшие имущественные интересы будут в состоянии предотвратить реставрацию монархии (после его смерти)».

Все это, конечно, отрывочно, фрагментарно. И это лишь небольшая часть свидетельских показаний, которые в свою очередь являются лишь небольшой частью закончившейся истории. Но это говорит о духе, царящим в Институте, круге правил и обязанностей его сотрудников. Из организации, основанной Э. Рутом и другими выдающимися американцами для изучения сложных проблем Тихоокеанского региона – сферы жизненных интересов Америки, ИТО превратился в холдинговую компанию убежденных защитников Советского Дальнего Востока и прибежище наивных простофиль. Хотя наивность объясняет, но не извиняет проступков. Когда Жерар Слоуп, нынешний глава ИТО, готов ручаться за розингеров, эпштейнов и филдов, когда он закрывает глаза на доклады со зловонным душком или отказывается признать результативность воздействия Института на политику Госдепартамента, его добрые намерения приобретают чисто теоретический характер. Дорога в Москву вымощена благими намерениями – и далеко не все, идущие по ней, сознают, куда они идут.