Молчаливо согласованный «гигантский сценарий»

Молчаливо согласованный «гигантский сценарий»

…Робер Кулондр, посол Франции в Берлине, слегка наклонившись вперед, жадно вслушивался в каждое слово информатора. Наконец-то перед ним раскрывалась картина закулисных событий в рейхе в эти полные тревоги и ожидания дни! Его собеседник, немец по происхождению, уже давно находился «в контакте» с посольством и в секретных депешах в Париж именовался «надежным источником». Отпустив его, Кулондр стал размышлять: сообщать ли полученные сведения, как того требовал служебный долг, министру иностранных дел Бонне?

Роль, выпавшую на долю Кулондра, нельзя назвать завидной. Будучи послом Франции в Москве (с ноября 1936 г. по октябрь 1938 г.), он заверял советских руководителей в стремлении французского правительства к сближению с СССР, хотя знал, что в действительности это не так. «Тем не менее, – пишет он в своих мемуарах, – я считал своим долгом делать все, чтобы добиться сближения и вести себя так, как если бы Париж стремился к этому». Откровенное признание. В переводе с языка дипломатического оно означало, что посол систематически вводил в заблуждение Советское правительство. Затем на Кэ д’Орсэ решили, что его познания, приобретенные в период пребывания в нашей стране, могут быть с большой пользой применены иначе – Кулондра направили в Берлин для достижения «сближения» Франции с рейхом, – против СССР. Умный и опытный дипломат не мог не понимать трагического для Франции значения капитуляции в Мюнхене. «Звон колоколов не убивает больного, – отметил Кулондр в связи с этим в своих записках, – а извещает о его смерти. Мюнхен не вызвал крушения Франции: он его зарегистрировал». Казалось, это должно было как-то проявиться во время его деятельности в Берлине. Но нет: как признает сам, прибыв туда, он руководствовался убеждением, что следует разрешить Германии «ревизию» границ на востоке и дать возможность Гитлеру «обеспечить мир в Европе». Явно антисоветский курс Франции неизбежно привел ее к катастрофе 1940 г.

Не рискнув доверить полученную информацию Бонне, Кулондр 30 августа адресует письмо непосредственно французскому премьеру и отправляет с надежным человеком, поручая передать лично Даладье.

«Проба сил оборачивается в нашу пользу, – пишет он. – Из надежного источника мне стало известно, что на протяжении пяти дней г. Гитлер проявляет нерешительность, имеются колебания внутри партии…

Нападение на Польшу было назначено в ночь с 25 на 26 августа. По причинам пока мало известным г. Гитлер в последний момент отступил… Резкий тон его ответа английскому правительству (23 августа. – Авт. ) имел единственную цель – скрыть это…

Судя по тому, что мне сообщили, г. Гитлер ищет сейчас выхода из того тупика, в который сам себя завел. Он еще рассчитывает сделать это с выгодой…

Я полагаю, вы любите рыбную ловлю. Так вот: рыбка на крючке. Теперь надо действовать искусно…»

Информацию, подброшенную, как можно судить, кругами германской «оппозиции», Кулондр воспринял как обнадеживающую с точки зрения осуществления планов французской дипломатии заключить с рейхом новую сделку – за счет Польши.

Тот факт, что Кулондр не рискнул направить добытую информацию своему непосредственному шефу – Бонне, говорит о том, каких масштабов достигла капитулянтская деятельность «могильщиков Франции», видевших в Гитлере спасителя классовых привилегий крупного капитала и с беззастенчивым цинизмом предававших национальные интересы.

Французские «гарантии», предоставленные Польше, как и английские, были заведомым обманом. Более того, в развитие существовавшего между двумя странами договора 1921 г. генерал Гамелен, начальник французского генерального штаба, и генерал Касприцкий, военный министр Польши, 19 мая 1939 г. подписали в Париже протокол. Он предусматривал конкретные формы и сроки оказания помощи: французская авиация немедленно начнет боевые действия против Германии (Гамелен обещал, что пять подразделений бомбардировщиков «Амио-143», общая численность которых составит 60 самолетов, смогут приступить к операциям в Польше при условии, что будут подготовлены аэродромы); на третий день мобилизации Франция откроет военные действия против Германии ограниченного масштаба; начиная с 15-го дня мобилизации эти действия будут осуществляться основными силами французской армии, Бонне сумел превратить это обязательство в пустую бумажку, заявив, что оно вступит в силу только после подписания дополнительного политического соглашения, которое подписывать не собирался![56]

Колоритное замечание по данному вопросу содержится в дневниках английского генерала, начальника имперского генерального штаба Айронсайда: «Французы лгали полякам, когда обещали атаковать Германию. Никто об этом и не думал».

24 августа после утреннего заседания французского кабинета министров в Варшаву была направлена телеграмма с настоятельной рекомендацией: в случае провозглашения гитлеровцами присоединения Данцига к рейху ни в коем случае не предпринимать военных действий, а ограничиться «юридическими средствами». Послу в Варшаве Л. Ноэлю поручалось подчеркнуть, что это, разумеется, ни в какой степени не означает сокращения объема обязательств Франции в отношении Польши, предусмотренных соответствующими договорами и соглашениями. Как выясняется, в те же дни депутаты парламента Франции тайно посещали Гитлера в «Бергхофе»! Поскольку граница с Германией уже была закрыта, то они могли пересекать ее только по специальным пропускам, из чего следует, что такого рода путешествия совершались с ведома французских властей.

Подобные визитеры, как видно, и были прежде всего использованы гитлеровцами для проведения во Франции широкой пропагандистской диверсии. По возвращении они сообщали точку зрения Гитлера: он убежден, что в случае возникновения германо-польского конфликта Франция продемонстрирует свою солидарность с Польшей, возможно, даже объявит войну. Однако практически ничего не будет сделано. Поэтому в его распоряжении еще целая зима для того, чтобы урегулировать конфликт дипломатическими средствами. «Эти слова стали известны в Париже… – отмечает в своих мемуарах упоминавшийся выше французский генерал Бофр. – Возникло по меньшей мере странное ощущение безопасности: для посвященных война была не „прыжком в неизвестность“, а своего рода молчаливо согласованным гигантским сценарием. Следовательно, ничего слишком важного не произойдет, если мы будем правильно играть нашу роль».

В действительности политика французских капитулянтов была составной частью гигантского заговора международной реакции, рассчитанного на то, чтобы руками фашистских агрессоров разгромить рабочее и революционное движение в Европе. Французские генералы не могли забыть, как в 1918 г., когда во многих воинских частях под влиянием событий в России вспыхнули массовые революционные выступления, «пришлось» расстреливать каждого десятого. В 30-е годы, опасаясь, что собственными силами уже не справиться, они возложили эти функции на «зондеркоманду» мирового империализма – гитлеровский рейх. Звеном, в этом заговоре было предательство Польши, шесть миллионов ее дочерей и сыновей – убитых, замученных в застенках, расстрелянных на рассвете, нагих и с гипсом во рту.

…В последние дни августа во Франции проводилась частичная мобилизация – «операция прикрытия». С вещевыми мешками за плечами парни погружались в железнодорожные составы. Веселые лица, смех, возгласы: «Мы вернемся через месяц!» На стенах вагонов чья-то рука вывела: «Оплаченный отпуск». Шутка? Многим из тех парней, что вернулись, пришлось проводить этот «отпуск» в концлагерях и на каторжных работах…

Тем временем французская дипломатия тщательно отрабатывала тексты нот и телеграмм – замешивала гипс для Польши.