Николай I Личная жизнь «жандарма Европы»
Николай I
Личная жизнь «жандарма Европы»
В декабре 1825 года в течение двух недель Константин считался императором, несмотря на подписанный им ранее акт отречения от престола. Он не приехал в столицу, чтобы подтвердить свое отречение, предоставив Николаю самому разбираться с восставшими войсками, а положение было серьезным. Николай даже распорядился заготовить экипажи для членов царской семьи с намерением «выпроводить» их под прикрытием кавалергардов в Царское Село. «Самое удивительное в этой истории – это то, что нас с тобой тогда не пристрелили», – сказал он впоследствии своему брату Михаилу.
Больше всего Николай боялся того, что волнения могли охватить и чернь. А опасность эта была реальной: к площади подтягивалось все больше и больше зевак. Они толпились в окрестных переулках и усеяли крыши домов. «Как мы вон там около мунаминта-то[15] проходили, московцы баили, будто хотят обидеть Государя, кому намеднись мы присягнули; корону, значит, Богом данную, отнять у него. Вот они и кричат “ура” Константину Павловичу: допущать его до обиды-то им нежелательно», – так пересказывали разговоры зевак на улицах.
«Цесаревич сам отказался; письмо с курьером Сенату прислал прошлой ночью», – попытался убедить его приятель какого-то старика, стоявшего на углу с молодым парнем и девушкой, – наверное, его родственниками. «Так-то так, милый господин! – ответил тот, – и сам батюшка митрополит им то же самое говорил, и генерал-губернатор наш, граф Милорадович; да поди-тка, не верят!
И высокопреосвященнейшего напугали, едва успел уйти к собору А бедного Милорадовича-то так-таки уложили. Я сам видел, как он с лошади-то упал». «Да баили еще, – вмешался тут молодец, искоса нас оглядывая, – что Государь-то Константин Павлович с аршавской своей-то с гвардией сюда идет расправу творить, что уж он у Пулкова». «И супруга ихняя тоже с ним», – прибавила робко молодая женщина». «Да-с! точно-с и супруга Государева», уже оживленнее сказал молодой парень; «вот, почему солдатики те и кричат, кто Константин, а кто и Конституция!»
Рассказал Юрий Карлович Арнольд
К солдатам выезжали и пробовали говорить с ними полковник Стюрлер, великий князь Михаил Павлович и митрополит Новгородский и Петербургский Серафим.
Герой Отечественной войны 1812 года генерал-губернатор Санкт-Петербурга Михаил Милорадович, человек умный и авторитетный, тоже пытался уговорить солдат вернуться в казармы. К тому же он считался сторонником Константина, и была надежда, что войска ему поверят. И действительно, солдаты прислушались к его речам. Тогда декабрист Оболенский, выйдя из рядов восставших, ранил его штыком в бок. В то же время Каховский выстрелил в Милорадовича. Через несколько часов Милорадович скончался.
Рассмотрев извлеченную врачом пулю, генерал произнес: «О, слава богу, эта пуля не солдатская. Теперь я совершенно счастлив…»
После этого были предприняты две атаки конногвардейцев под предводительством Алексея Орлова, но они были отбиты.
Известно, что первоначально Николай Павлович был крайне растерян. Он еще не успел почувствовать себя монархом. Ведь только что сам Милорадович убеждал его отказаться от престола в пользу Константина. И почти убедил.
К тому же войска еще не успели принести ему присягу. Более того, две недели назад они присягнули Константину.
Но со смертью Милорадовича все изменилось. Николай сам выехал к колеблющимся солдатам, остававшимся в казармах.
«Я не совершал ничего необыкновенного; я сказал солдатам: “Встать в строй”, а когда делал смотр полку, крикнул: “На колени!” Все повиновались. Минутою раньше я примирился со смертью, и это придало мне силы. Я преисполнен благодарности за свой успех, но не горжусь им, ибо здесь нет никакой моей заслуги», – вспоминал он впоследствии.
Приняв присягу, Николай повел солдат на площадь. Их было вчетверо больше, чем у восставших.
Первые залпы были холостыми, они должны были разогнать зевак. Толпа кинулась бежать, и в давке погибло очень много народа. Следующие были даны картечью.
«В промежутках выстрелов можно было слышать, как кровь струилась по мостовой, растопляя снег, потом сама, алея, замерзала», – писал позже декабрист Николай Бестужев. К ночи все было кончено.
Эти события совершенно расшатали хрупкое здоровье императрицы. Вернувшись к супруге, Николай увидал, как у нее трясется голова, рассказывал Астольф де Кюстин, от этой нервной болезни ей так и не удалось до конца излечиться. Дрожь эта была еле заметна; она даже проходила совсем, когда императрица была спокойна; но стоило ей разнервничаться, как недуг вновь обострялся. Можно только догадываться, чего стоил бедной женщине целый день ожидания. Увидев Николая, она, ни слова не говоря, обняла его. Император же, в свой черед, ощутил слабость, став на миг просто человеком, он бросился в объятия одного из самых верных своих слуг, что присутствовал при этой сцене, и воскликнул: «Какое ужасное начало царствования!»
На характере Николая эти события тоже сказались не лучшим образом, он разучился улыбаться и стал жестким, даже жестоким. До самой смерти он отказывался помиловать декабристов, несмотря на заступничество жены. «Они хотели убить твоих детей!» – напоминал он ей всякий раз, когда она просила за кого-то из осужденных.
«Моя птичка»
Супруга императора Николая I Александра Федоровна, урожденная Фредерика-Луиза-Шарлотта-Вильгельмина Прусская, была третьим ребенком в семье и происходила из знаменитой династии Гогенцоллернов.
Ее детство пришлось на период наполеоновских войн. Шарлоте было всего лишь восемь лет, когда она вместе с тяжело больной матерью бежала зимой по продуваемой всеми ветрами Куршской косе от приближающегося Бонапарта. В двенадцать лет девочка осталась сиротой.
Александра Федоровна с дочерью Марией у Черного моря. Петр Соколов. 1829 г.
Мать Шарлотты – Прусская королева Луиза была женщиной необычайной красоты и силы воли. Ей были присущи великолепный вкус и обаяние. До сих пор жители Калининградской области вспоминают эту женщину с уважением: она многое сделала для развития этих земель и ввела в моду янтарь. Самый светлый оттенок этого камня так и называют – «королевским».
К несчастью, войны и вызванные ими тяжелейшие лишения подточили ее здоровье, и прекрасная королева умерла в возрасте 34 лет.
После победы над Наполеоном Александр вместе с младшим братом совершил путешествие по Европе. Именно тогда Николай и познакомился с Шарлоттой – и это была любовь с первого взгляда. И это неудивительно, девушка была необыкновенно хороша собой: белокурая, румяная, очень стройная. Год спустя было официально объявлено об их помолвке.
В 1817 году они обвенчались. Принцесса Шарлотта Прусская стала именоваться великой княгиней Александрой Федоровной. От этого брака родилось семеро детей, в том числе – будущий император Александр II.
Большим умом Александра-Шарлотта не отличалась, и знала это. По-русски она говорила с ошибками, хотя могла читать на этом языке, любила русские песни и стихи. Зато простая и безыскусная Шарлотта стала прекрасной матерью и нежной женой. Воспитание своих детей она поручила В. А. Жуковскому, с которым очень дружила.
Я музу юную, бывало,
Встречал в подлунной стороне,
И Вдохновение летало
С небес, незваное, ко мне…
Цветы мечты уединенной
И жизни лучшие цветы,
Кладу на твой алтарь священный,
О, Гений чистой красоты! —
– эти стихи посвятил он ей. Да-да! Знаменитая строчка о «гении чистой красоты» была придумана им, а не Александром Сергеевичем.
Даже потеряв с возрастом свою красоту, Александра Федоровна сохранила великолепную грацию и изящество. Она чудесно танцевала и очень любила балы, хоть они и вредили ее слабому здоровью.
Из-за чувствительности жены Николай установил жесткую и довольно нелепую цензуру: газетчикам запрещалось писать о несчастных случаях или других происшествиях, которые могли бы расстроить его августейшую супругу. Даже когда во время шторма на Финском заливе перевернулись две лодки, полные людей, газеты упомянули об этом лишь короткой строчкой, присовокупив: «Жертв нет».
Александра Федоровна жила в тепличной, искусственной атмосфере. При дворе ее называли Лалла-Рук в честь героини романтической поэмы Томаса Мура или Белой розой – по названию ее любимого цветка. Супруг же звал ее «моя птичка» и безумно ревновал: он даже просматривал ее бальные книжки, следя за тем, чтобы она не слишком часто танцевала с одними и теми же кавалерами.
Александра Федоровна много занималась благотворительностью, ее именем был назван Александринский театр в Санкт-Петербурге. Известно, что она хорошо рисовала и даже писала портреты, занималась резьбой по камню.
Увы, в личной жизни не все было так гладко. После седьмых по счету родов врачи категорически запретили императрице иметь детей. Что фактически означало прекращение ее интимных отношений с мужем.
И вот тут-то Николай, ощутив себя свободным, пустился во все тяжкие. Ходили слухи, что он «осчастливил» всех более или менее хорошеньких дам и девиц во дворце. Маркиз де Кюстин привел слова одной придворной дамы, которая призналась, что если б она отказала царю, то первым бы осудил ее за это собственный муж…
До поры до времени Александра не ревновала. Пока Николай вдруг не увлекся всерьез. Его избранницей стала Варвара Нелидова – племянница знаменитой фаворитки Павла I.
«Варенька Нелидова, – записала в своем дневнике дочь императора Ольга Николаевна, – была похожа на итальянку, со своими чудными темными глазами и бровями». Княжна не находила в чертах фрейлины императрицы какой-то особенной внешней красоты, но отметила, что Нелидова «была веселой, она умела во всем видеть смешное, легко болтала и была достаточно умна, чтобы не утомлять». И еще: «Она не отличалась благородством, но была прекрасна душой, услужлива и полна сердечной доброты.»
Графиня Нессельроде писала своему сыну: «Государь с каждым днем все больше занят Нелидовой. Ходит к ней по нескольку раз в день; он и на балу старается все время быть близ нее. Бедная императрица все это видит и переносит с достоинством, но как она должна страдать».
Впрочем, Варвара была очень скромна и никогда не пользовалась своим положением. Николай, в свою очередь, тоже стремился ничем не обижать свою супругу. Говорят, что законная жена и любовница даже сумели подружиться.
А. Ф. Тютчева вспоминала о Нелидовой: «Ее красота, несколько зрелая, тем не менее еще была в полном своем расцвете. Ей, вероятно, в то время было около 38 лет. Известно, какое положение приписывала ей общественная молва, чему, однако, казалось, противоречила ее манера держать себя, скромная и почти суровая по сравнению с другими придворными, она тщательно скрывала милость, которую обыкновенно выставляют напоказ женщины, пользующиеся положением, подобным ее».
О смерти Николая I ходило много слухов. Он был крайне удручен военными поражениями России и утратил интерес к жизни. То, что он запретил врачам вскрывать свое тело и бальзамировать его, вызвало сплетни о том, что Николай принял яд. Но скорее всего, он простудился, принимая на сильном морозе и ветру парад войск в одной легкой шинели.
У постели умирающего неотлучно сидела Александра Федоровна. «Сашка, в дурном порядке сдаю тебе команду!» – будто бы сказал Николай сыну на смертном одре.
После смерти их общего возлюбленного Александра Федоровна не стала мстить бывшей сопернице. Нелидова сама отказалась от светской жизни, и некоторое время ее даже считали умершей, хотя прожила она еще очень долго – до 1897 года, пережив Александру на 37 лет, а своего возлюбленного – более чем на сорок лет.
Во время Крымской войны государь, возмущенный всюду обнаруживавшимися хищениями, в разговоре с наследником выразился так: «Мне кажется, что во всей России только ты да я не воруем».
* * *
Административная машина того времени была так отлично налажена, что управляющему краем было чрезвычайно легко. Петербург поважнее Казани, да и то в старые годы градоправители его не находили никаких затруднений в исполнении своих многосложных обязанностей.
– Это кто ко мне пишет? – спросит, бывало, петербургский губернатор Эссен, когда правитель канцелярии подаст ему бумагу.
– Это вы пишете.
– А, это я пишу. О чем?
Узнав, о чем он пишет, государственный муж подписывает бумагу.
Бывали администраторы более беспокойные, как, например, эриванский губернатор князь Андроников. Этот все сомневался, не обманывает ли его правитель канцелярии, и придумал способ, посредством которого удостоверялся, что его не обманывают.
– Скажи правду, это верно? – спрашивал он правителя канцелярии, подносившего ему бумаги к подписанию.
– Верно, Ваше Превосходительство.
– Взгляни на образ, побожись!
Тот взглянет на образ, побожится; князь Андроников перекрестится и подпишет.
* * *
Государь Николай I вышел к полку. По недосмотру одна пуговица на обшлаге оказалась незастегнутой, о чем адъютант доложил, намереваясь помочь. Государь сказал голосом, который был слышан всему полку: «Я одет по форме. Это полк одет не по форме». И тотчас полк расстегнул одну пуговицу на обшлаге.
* * *
Шел как-то Николай ночью по столице – любил проверять посты. Навстречу прапорщик (в то время низший офицерский чин) одной из инженерных частей. Увидел царя и вытянулся во фронт. «Откуда ты?» – спрашивает император. «Из депа, Ваше величество». – «Дурак! разве “депо” склоняется?» – «Все склоняется перед Вашим Величеством». Николай любил, когда перед ним склонялись, и прапорщик проснулся капитаном.
* * *
Младшему брату императора Николая I великому князю Михаилу Павловичу представили отставного гвардейского унтер-офицера с целым бантом боевых наград. Михаил стал расспрашивать старика о его службе, походах, ранениях и начальниках.
– Начальники все были хорошие, – отвечал старик, – отцы-командиры! – И, ответив так, улыбнулся.
– А где ж твои зубы, старик? – спросил великий князь, заметив, что во рту у ветерана нет ни одного зуба.
– Начальство повыбило, – добродушно ответил кавалер и ветеран.
Справедливости ради следует пояснить, что по правилам, введенным после Отечественной войны, наличие медалей (особенно Георгиевского креста) спасало солдата и от рукоприкладства, и от телесных наказаний. Тем более, если у солдата наград было несколько.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.