Иван Грозный Человек, который преступил границы

Иван Грозный

Человек, который преступил границы

Психологи говорят, что людям свойственно оправдывать власть имущих. Пороки, за которые осудят равного, простят тому, кто стоит выше на социальной лестнице.

Возможно, это происходит потому, что людям хочется верить в то, что власть принадлежит разумным, «хорошим» людям. Но на деле, увы, случается и по-другому…

Одной из самых мрачных фигур в русской истории является царь Иоанн Васильевич, получивший прозвание Грозный, или, как называли его иностранцы, Ужасный. Вряд ли найдется другой правитель, сделавший столько зла своему народу и проливший столько крови, но и его порой пытаются оправдать.

Итак, перенесемся более чем на пятьсот лет назад.

«Город Москва, главный город и столица Руссии. И самая область, и река, которая протекает через нее, носят одно и то же имя и называются на туземном языке Москвою. Что же из них дало имя прочим, неизвестно; однако правдоподобно, что город и область получили имя от реки. Ибо, хотя самый город в древности не был столицею народа, однако имя московитов было небезызвестно древним», – писал австрийский дипломат барон Сигизмунд Герберштейн, дважды побывавший в Московском великом княжестве.

Город этот в основном состоит из деревянных изб, однако ближе к центру встречаются и каменные строения: приземистые, с крохотными оконцами, зарешеченными – от лихих людей.

«Москвичи считаются хитрее и лживее всех остальных русских, и в особенности на них нельзя положиться в исполнении контрактов. Они сами знают об этом, и когда им случится иметь дело с иностранцами, то для возбуждения большей к себе доверенности они называют себя не москвичами, а приезжими», – замечает все тот же автор.

Жители города бреют головы, покрывая их небольшими шапочками – тафьями. Знатность, богатство определяются по количеству одежды: несколько рубашек, затем – кафтан, спускавшийся до щиколоток, кафтан перетягивался поясом, на котором висели кинжал и ложка. Поверх кафтана – однорядка – длинная широкая одежда из парчи или шелка с меховой опушкой. На нее – охабень… Еще носят ферязи, кунтуш и, обязательно – высокие сафьяновые сапоги, вышитые жемчугом и драгоценными камнями.

Женщин на улицах мало, и только небогатые и незнатные. Боярыня же заперта в тереме «за двадцатью семью замками, заперта на двадцать семь ключей, чтобы ветер не веял на нее, чтобы солнце не жгло ее белого лица, чтобы лихой молодец не увидел ее». Выйти из терема знатная женщина может лишь в домашнюю часовню или – по большим праздникам – в церковь.

«В этом городе есть крепость, построенная из кирпичей и омываемая с одной стороны Москвою, с другой – рекою Неглинной», – продолжает Герберштейн. Это – Кремль, место жительства великих московских князей, а ныне – царя всея Руси Ивана Васильевича. Сейчас там траур: умерла царица Анастасия Романовна. Горюют все: от судомойки до царского духовника. И не по обязанности плачут, не потому, что положено, а потому, что была царица редкого ума, красоты и доброты.

Кротка как ангел, но совсем не рохля: как никто умела сдерживать гневливый характер царя. И совет ему разумный дать могла, и на своем настоять. В дела вникала, в тереме квашней не сидела, царь ей многое позволял. Другую бы, может, и осудили за такие вольности, – но не ее, потому что многие понимали, что только ее доброте и заступничеству жизнью обязаны. Сам-то Иван Васильевич на расправу крут и всюду измену видит. Вот и теперь воет около гроба возлюбленной супруги: «Отравили! Извели ее злые люди, супостаты, лиходеи мои…» Ой, что-то будет!

Но никто и в кошмарном сне не мог предвидеть того, что ожидало Россию. Того, что следующие двадцать пять лет станут одними из самых страшных в ее истории.

Царь Иван Васильевич Грозный был сыном великого князя Московского Василия III и его второй жены Елены Глинской. По отцовской линии был потомком Ивана Калиты, а по материнской происходил от Мамая, считавшегося родоначальником рода Глинских. Бабкой его была византийская царевна Софья Палеолог.

Сам Иван считал свое детство очень несчастливым: ему было всего три года, когда скончался его отец. Заботясь о стране и о сыне, перед смертью Василий сформировал регентский совет – «седьмочисленную» боярскую думу. Опекуны должны были управлять государством, пока Ивану не исполнится 15 лет. Дума действовала менее года: очень скоро бояре принялись интриговать, борясь за власть. Не отставала от них и Елена Глинская, после смерти мужа заведшая любовника – Телепнева-Оболенского, по прозвищу Овчина.

Когда Ивану было восемь лет, Елена неожиданно умерла, возможно, была отравлена, а через шесть дней после ее смерти бояре избавились и от Оболенского, который был «рассечен на части».

Патологические черты характера будущего царя всея Руси сказывались уже и в то время: любимым развлечением маленького князя было сбрасывать собак с башни. Скинув вниз очередную несчастную дворняжку, он быстро сам сбегал по лестнице, чтобы полюбоваться на ее предсмертные конвульсии.

Впоследствии в переписке с Курбским Иван оправдывал свои злодейства именно детскими впечатлениями, тем, что он натерпелся в свое время от бояр: «Нам бо в юности детства играюще, а князь Иван Васильевич сидит на лавке, локтем опершися, отца нашего на постелю ногу положив, к нам же не преклоняяся», что в переводе означает: «Бывало, мы играем в детские игры, а князь Иван Васильевич Шуйский сидит на лавке, опершись локтем и положив на постель нашего отца ногу, а на нас не смотрит».

Не правда ли, страшная обида? Не смотрит старик-князь, у которого свои внуки подрастают, на детские игры, да еще, страдая варикозом вен, осмелился ногу положить на давно опустевшую кровать их отца. В 1542 году он умер, а год спустя Иван выместил обиду на его брате, затравив того собаками.

Таинственный брат Ивана Грозного

Существует легенда, отчасти объясняющая вечный страх Ивана перед изменой. Глинская была второй супругой Василия III. Первой же его супругой была Соломония, дочь боярина Иоанна Сабурова. В продолжение 21 года Василий не имел от нее детей, поэтому распорядился заключить ее в монастырь в Суздальском княжестве. Соломония не хотела постригаться, она плакала и кричала, когда митрополит в монастыре отрезал ей косы. Она не хотела надеть куколь, и боярин Иван Шигона даже ударил ее плетью, произнеся: «Смеешь ли ты противиться воле государя и медлить исполнением его приказаний?» Ошеломленная Соломония спросила, по какому праву он ее бьет, он отвечал: «По приказанию государя».

Тогда она объявила перед всеми, что надевает монашеское платье не по желанию, а по принуждению, и призвала Бога в мстители за такую несправедливость.

Постриг Соломонии. Лицевой свод. XVI в.

Через некоторое время распространился слух, что Соломония беременна. Этот слух подтверждали две боярыни, прислуживавшие ей во дворце. Желая узнать, как на самом деле обстоят дела, Василий послал советников в монастырь, где содержалась Соломония, и поручил им хорошенько разведать истину. Княгиня-монахиня ответила, что они недостойны, чтобы глаза их видели ребенка, и что когда он облечется в свое величие, то отомстит за оскорбление матери.

Между тем в народе ходили сплетни, что Соломония родила сына, именем Георгия. Говорили, что именно его, подросшего и возмужавшего, потом тщетно старался найти и убить царь Иван.

Нашел ли его царь? Этого мы никогда не узнаем, но возможно, что страхи его имели под собой серьезные основания. Ученые обнаружили это только в 1934 году, когда при ликвидации усыпальницы в подклети Покровского собора рядом с гробницей Соломонии было обнаружено маленькое белокаменное надгробие XVI века. Археолог А. Д. Варганов вскрыл ее и обнаружил… куклу. Свернутая из тряпочек фигурка была облачена в шелковую рубашечку и запелената в расшитый жемчугом свивальник. Теперь эти предметы находятся в Суздальском музее. Был ли настоящий младенец, и куда он делся – ответа на этот вопрос у историков нет.

«Учителные люди»

Один из эмигрантов, бежавших в Швецию при царе Алексее Михайловиче, Григорий Котошихин, оставил нам подробное описание русского быта и того, как воспитывали княжеских детей: «А на воспитание царевича или царевны, выбирают жену добрую, и чистую, и млеком сладостну, и здорову, и живет та жена у царицы в Верху на воспитание год».

До исполнения пяти лет за царевичем смотрит мамка – «боярыня честная, вдова старая», да нянька, да иные прислужницы. «А как царевич будет лет пяти, и к нему приставят для бережения и научения боярина, честью великого, тиха и разумна», в это же время княжескому дитяти подбирают друзей – детей боярских одного с ним возраста.

«А как приспеет время учити того царевича грамоте, и в учители выбирают учителных людей, тихих и не бражников». Они занимаются с царевичем до исполнения ему пятнадцати лет – возраста совершеннолетия в тогдашней России. За это время княжеские дети учились читать и писать, выучивали назубок Псалтырь и другие церковные книги. Иногда они обучались и иностранным языкам: латинскому, греческому, немецкому. Арифметике и точным наукам их не учили.

Первый русский царь

В 1545 году Иван достиг совершеннолетия, таким образом став полноправным правителем, и тут же объявил о том, что, во-первых, хочет жениться, а во-вторых, желает венчаться на царство и именоваться впредь не великим князем, а царем всея Руси. «Жаловать своих холопей мы вольны и казнить их также вольны», – так Иван сформулировал суть самодержавия. Эту формулу стоит сравнить с более древней, летописной, которая гласила, что князь поставлен от Бога казнить злых и миловать добрых, то есть следовать законам и моральным нормам. Теперь это отменялось: больше нет законов, нет правил, есть лишь воля одного человека – и горе холопам, если этот человек окажется душевнобольным.

Свадьба Ивана Грозного с Анастасией Романовой. «Царственная книга». XVI в.

Оба пожелания были выслушаны боярами со вниманием. 16 января 1547 года в Успенском соборе Московского Кремля состоялась церемония венчания на царство, и в этом же году полторы тысячи девиц были свезены на смотрины. Свой выбор Иван остановил на дочери окольничего – Анастасии.

Жена и советница царя Анастасия Романовна была дочерью Романа Захарьина-Юрьева. Именно от него и произошла фамилия Романовы: избранный царем в 1613 году Михаил Федорович – внучатый племянник Анастасии.

Анастасия считалась красавицей: невысокая, темноволосая, с роскошной косой до пола и выразительными темными глазами. Ее называли кроткой, но в то время это слово означало умение держать себя в руках, спокойствие и выдержку, а вовсе не бесхарактерность, как это воспринимается теперь. Напротив, Анастасия обладала очень сильной волей. Она была очень умной и добродушной женщиной, умевшей сдерживать дикие порывы Ивана. Увы, сам Иван, по описанию современников, был слишком нервным, непостоянным, внушаемым и даже трусливым, и только влияние Анастасии позволяло направлять его мысли и чувства в благое русло.

Прожила она с царем 13 лет. Именно эти годы царствования Ивана стали самыми продуктивными и полезными для страны. Были завоеваны Казань, Астрахань, многие ливонские города. Царь приближал к себе людей, основываясь не на их знатности, а на их уме и талантах.

После ее кончины проявились все самые дурные качества Ивана Грозного, и он открыто перешел к террору. Официальным предлогом стала версия об отравлении Анастасии, которую долгое время считали блажью постепенно сходящего с ума царя.

Уже в XX веке вскрытие ее захоронения стало сенсацией, подтвердив версию об отравлении: в останках (волосах, тлене и даже одежде) в огромных, немыслимых концентрациях были обнаружены ртуть, свинец и мышьяк.

Значит, все-таки убийство! Но кто же преступник?

Дети Анастасии:

– царевич Дмитрий Иванович (1552–1553), наследник отца во время тяжелой болезни в 1553-м; в том же году младенец случайно погиб: нянька. Проходя по мосткам на лодку оступилась и уронила его в реку.

– царевич Иван Иванович (1554–1581), погибший во время ссоры с отцом;

– царевич Федор Иванович (1557–1598), с 1584-го царь.

Царица Анастасия с новорожденным Иваном. Лицевой свод. XVI в.

Кроме того, у Ивана и Анастасии были дочери Анна, Мария и Евдокия, умершие в младенчестве.

В 1553 году Иван тяжело занемог, лекари даже объявили его безнадежным, и тогда встал вопрос о наследнике престола. Претендентов было двое: его годовалый сын Дмитрий и двоюродный брат Владимир Старицкий. Иван хотел оставить трон сыну, советники же убеждали его передать все брату. Дмитрий – младенец, сам править не сможет. Значит, вновь повторится та же грызня, что сопровождала его детство. Начнутся междоусобицы, не дай бог – изведут младенчика. Не стоит искушать судьбу – лучше сразу передать все брату. Так говорили ему друзья и советники, члены особого кружка – «Избранной рады», доверенные лица Ивана. Однако царь слышал иное: предали, изменили! Только и ждут его смерти, чтобы передать все сопернику…

Но смерть не пришла: царь выздоровел. Но еще семь лет он ждал, прежде чем отомстить «изменникам».

В «Избранную раду» входили несколько человек, в том числе и священник Сильвестр (умер около 1566), который был родом из Новгорода. Он сумел войти в доверие к царю после страшных пожаров в Москве 1547 года, воспринятых им как «кара господня». Он не был ни умным, ни хорошо образованным человеком, однако умел играть на суевериях Ивана Васильевича и сдерживать его «буйства». Ему приписывается авторство «Домостроя» и жития княгини Ольги. Примечательно, что в проповедях особое внимание он уделял обличению содомского греха. В 1560 году Иван сослал Сильвестра в Кирилло-Белозерский монастырь, где он принял постриг.

Загадка смерти Анастасии

Анастасия умерла в 1560 году. Ее смерть не была внезапной, известно, что она болела около десяти месяцев. Но после ее кончины Иван во всеуслышание объявил, что его любимую супругу отравили.

Этому мало кто верил. Главным доводом против версии об убийстве служило то, что ее смерть была никому не выгодна: ведь все любили и уважали царицу. Ее ценили как единственного человека, способного умерить гнев царя. Поэтому результаты химического анализа останков Анастасии стали настоящей сенсацией.

Кому могла понадобиться ее смерть, послужившая поводом для гонений и казней? Кто посмел посягнуть на ту, которую считали ангелом во плоти?

Известно, что царь Иван Васильевич шел за ее гробом, сам не свой от горя. Даже много лет спустя он с тоской и любовью вспоминал о ней в письмах. Но… история сохранила один поразительный факт: спустя восемь дней после похорон Анастасии бояре били челом царю с просьбой подумать о возможности второго брака. Формулировка была самой аккуратной: все знали, как велико его горе. В живых оставались двое царских детей – старший Иван и младший Федор, но кто знает, сколько лет жизни отпустил им Господь? А царь молод, ему всего тридцать лет, негоже хоронить себя заживо.

Ответ Ивана Васильевича изумил всех. Он не только не разгневался и спокойно выслушал бояр, но и ответил им, что сам уже думал о повторном браке. И не только думал – но и принял решение посвататься к сестре польского короля Сигизмунда-Августа Екатерине.

Не правда ли – странное противоречие? Прошла всего лишь неделя со смерти жены, а любящий муж, только что рыдавший на похоронах, уже спокойно рассуждает о новой партии и даже обсуждает кандидатуры невест.

Невольно возникает еще один вопрос: когда же царь успел так хорошо все обдумать? Неужели в ту неделю траура, что минула после похорон? Или это произошло раньше – в десять месяцев болезни Анастасии? Но в этом случае напрашивается вывод: царь давно уже понял, что его жена не поправится.

Екатерина Ягеллонка – непокорная полячка

Судьба этой женщины удивительна тем, что опровергает расхожее мнение, будто принцессы служат разменной монетой в политических интригах. Дважды Ягеллонка оказывалась в ситуации, когда ее могли принести в жертву большой политике, – и дважды близкие ей люди вели себя порядочно.

Екатерина. Лукас Кранах Младший. 1553 г.

Екатерина была дочерью покойного короля Польского Сигизмунда I и его второй жены Боны и сестрой нынешнего монарха – Сигизмунда-Августа. В 1561 году к ней посватался только что овдовевший Иоанн Грозный. В политическом отношении брак был очень выгоден, но слухи о безобразиях, творившихся в царском дворце, уже успели донестись до Варшавы. Рыцарственный и романтичный Сигизмунд-Август не стал жертвовать сестрой ради политических интересов. Он избежал прямого отказа, но выставил такие условия, которые явно не могли быть приняты. Это вызвало скандал: Грозный воспринял неудачное сватовство как личное оскорбление.

Вскоре появился другой претендент на руку Екатерины – Юхан, герцог Финляндский, сын Густава Вазы. Увы, его старший брат, Эрик, был почти таким же полупомешанным, как и Грозный, и во всем видел покушение на свою королевскую власть. Желание его брата породниться с польским королем показалось ему подозрительным, он высказался против. Однако Юхан не послушался: то ли действительно злоумышлял против брата, то ли невеста ему сильно нравилась – совсем не красавица, худенькая, рыженькая, с огромными темными выразительными и очень умными глазами. Не через сватов, а сам лично он отравился к польскому двору и посватался к Екатерине. Она ответила согласием. Свадьба состоялась, что привело к междоусобице. Юхан потерпел поражение и был заключен Эриком в Грипсгольмском замке вместе с женой, которая не пожелала разлучиться с мужем.

Но Иван Грозный не забыл своего неудачного сватовства. Он начал переговоры с Эриком, уступая ему навеки Эстонию с Ревелем, обещал помогать против Сигизмунда и доставить выгодный мир с Данией и Ганзою, лишь бы только Эрик выдал ему свою невестку Екатерину – в то время уже мать троих детей. Эрик согласился. В Стокгольм приехал боярин Воронцов с товарищами, а другие бояре готовились уже принимать Екатерину на границе. Но этому беззаконию воспротивились члены Государственного совета Швеции. Они всячески тянули время, не допуская русских послов до разговора с Эриком. Ну, а потом произошло то, чего Эрик больше всего боялся: сейм низложил его с престола и возвел на трон его брата, Юхана. Екатерина стала шведской королевой и могла больше не бояться за свою судьбу.

Русские послы, продержанные еще несколько месяцев в Швеции как бы в неволе, со стыдом вернулись домой. Иоанн был вне себя от ярости.

Царские невесты

Но в 1560 году Иван недолго переживал из-за отказа польской гордячки и вскоре послал сватов «у Черкаских князей дочерей смотрети». Там он подыскал себе другую невесту – девушку по имени Кученей, дочь хана Темрюка, правившего у порогов Днепра, там, где ныне стоит город Черкассы. Эта девушка слыла писаной красавицей, но даже не была христианкой. Черкешенку спешно окрестил митрополит Макарий, она получила имя Мария и была обвенчана с царем. Ни о каком «наставлении в православии» речи не было: царь так хотел поскорее жениться, что времени на это не осталось. «Обряды и празднества, сопровождавшие эту женитьбу, были столь странными и языческими, что трудно поверить, что все это происходило в действительности», – писал английский посол Горсей. Со дня смерти Анастасии прошел ровно год – минимальный срок положенного траура.

Современники очень не любили Марию, считая ее злой и жестокой. Они обвиняли «злонравную» Марию в дурном влиянии на царя. Известно, что она действительно не отличалась добротой и очень любила наблюдать за жестокими казнями: в такие дни она выходила на крепостную стену и наблюдала, как приговоренным ломали руки и ноги, сажали их на кол или варили живьем в кипятке.

Умерла Мария в 1569 году и, как и после смерти Анастасии, Иван подозревал бояр в том, что они ее «извели». Единственный ее ребенок, о котором известно, царевич Василий Иванович, родился в 1563 году и прожил всего два месяца.

Часть ее родни так и осталась на службе у московского царя (это князья Черкасские), а часть – переметнулась к крымскому хану. Есть неподтвержденные сведения, что отец Марии-Кученей хан Темрюк участвовал в походе Девлет-Гирея на Москву 1571 года.

После смерти Марии Темрюковны жены сменяли друг друга с калейдоскопической быстротой.

В 1571 году Иван снова устроил смотрины, куда свезли около двух тысяч девиц, и остановил свой выбор на красавице Марфе Васильевне Собакиной. Однако, прежде чем был совершен брак, эта девушка сильно занемогла, и царь по своему обыкновению заговорил о том, что ее отравили, обвинив в этом родственников своей прежней супруги. Последовали казни: в числе прочих брата Марии, Михайла Темрюковича, столь же жестокого и ненавидимого, как и она сама, посадили на кол.

Иван все же обвенчался со своей больной невестой, но не прошло и двух недель после свадьбы, как Марфа умерла. Царь кричал, что ее извели лихие люди.

В 1929 году ее могила была вскрыта. Среди музейных сотрудников бытует легенда, что Марфа лежала в гробу нетленная – бледная и прекрасная, словно живая, однако чудо длилось лишь несколько мгновений: при первом дуновении воздуха тело рассыпалось в прах.

На другой день после смерти Марфы Иван Васильевич собрал духовенство на собор и принудил его составить грамоту, разрешающую царю вступить в четвертый брак, издавна запрещенный церковными уставами. Обосновывал он это тем, что не жил с Марфой как с женой и «девства ее не разрешил». Царю перечить не смели: разрешение было получено.

В 1572 году царь женился в четвертый раз, на Анне Алексеевне Колтовской. Об этой женщине ходит много легенд, считается, что именно она сумела настроить царя против многих опричников и добиться официальной отмены опричнины. Даже выяснили, что она имела вескую причину ненавидеть опричников: ее первый жених был замучен в одном из подземелий Грозного.

Впрочем, интриговала она недолго: менее чем через год Иван насильно отправил Анну в монастырь, где ее насильно постригли под именем Дарья. Есть даже сведения, будто он возненавидел ее настолько, что заставил принять схиму – особо строгий вид пострига. Схимницы запирали себя в некоем подобии склепов, больше напоминавших подземную тюрьму, с ними было запрещено разговаривать. Возможно, Анна подверглась подобному наказанию, потому что слишком много знала.

Долгие годы содержалась Анна в монастыре. Она пережила Грозного и умерла уже в царствование Михаила Федоровича. Ни о каком заточении в подземелье уже не было и речи. Напротив, известно, что под конец жизни бывшая царица пользовалась уважением: при воцарении Михаил даже посылал ей подарки.

С тех пор Грозный больше не спрашивал у митрополита разрешения на женитьбу, и с последующими своими женами его венчал личный духовник, не смевший ослушаться царского приказа.

Пятая жена, Мария Долгорукая, была его супругой всего один день в ноябре 1573 года. После брачной ночи Иван заподозрил, что она не девственница, а потому приказал посадить ее в колымагу, запрячь диких лошадей и пустить на покрытый тонким льдом пруд, в котором несчастная и погибла. «Этот пруд, – замечает англичанин Горсей, – был настоящая геенна, юдоль смерти, подобная той, в которой приносились человеческие жертвы; много жертв было потоплено в этом пруду; рыбы в нем питались в изобилии человеческим мясом и оказывались отменно вкусными и пригодными для царского стола».

В память события с Долгорукой царь велел провести черные полосы на позолоченном куполе церкви в Александровской слободе.

Василиса Мелентьева. Николай Неврев. 1886 г.

Анну Васильчикову, скорее, можно назвать любовницей, так как нет никаких упоминаний, что Иван с ней обвенчался. Царицей она не считалась. Точно неизвестно, как долго прожила она с ним: называют сроки от нескольких месяцев до двух лет. Затем, как и прочие, она была насильно пострижена в монахини и в 1579 году умерла.

Василиса Мелентьева была вдовой одного из посадских людей, заколотого опричником. Царь взял ее в сожительницы около 1575 года, по одной молитве, без брачного обряда, а через два года то ли убил, то ли приказал постричь в монахини в Новгороде за то, что заметил ее «зрящу яро» на окружничего князя Ивана Девтелева, которого тоже казнил.

Парсуна Ивана Грозного. XVI в.

Несколькими годами позднее Иван женил своего сына Федора на Ирине Федоровне Годуновой (именно вследствие этого брака был приближен к царю и получил боярство ее брат, Борис Годунов). А затем из толпы невест Иван выбрал себе в жены девицу Марию Нагую. Как и к прежним своим сожительницам, он к ней довольно быстро охладел и планировал отправить бедняжку в монастырь, несмотря на то, что в отличие от большинства женщин Грозного, Мария Нагая успела родить сына. Это был несчастный Дмитрий, который погиб при загадочных обстоятельствах в 1591 году в Угличе, став невольной причиной появления множества самозванцев.

Черный маг Элизеус Бомелиус

В 1570 году царь приблизил к себе вестфальского авантюриста и чернокнижника Бомелиуса. В летописях этот человек упоминается как «злой волхв», хотя официально он числился лейб-медиком.

Елисей Бомелиус был сыном лютеранского проповедника из Голландии, недоучившимся медиком, практиковавшим в Лондоне и еще в Англии судимым за занятия черной магией.

В 1569 году московский посол Андрей Совин предложил Бомелиусу стать врачом русского царя. Тот с радостью переехал в Москву, где быстро стал любимцем Ивана, не столько врачуя тело, сколько насылая порчу и составляя яды. Карамзин писал: «Злобный клеветник Бомелиус составлял губительное зелье с таким адским искусством, что отравляемый издыхал в назначенную тираном минуту».

Русские ненавидели Бомелиуса и всячески пытались очернить его. В конце концов он оказался в опале. В 1579 году мага арестовали и подвергли пыткам, при которых он признался в измене.

«Его руки и ноги были вывернуты из суставов, спина и тело изрезаны проволочным кнутом; он признался во многом таком, чего не было написано и чего нельзя было пожелать, чтобы царь узнал. Царь прислал сказать, что его зажарят живьем. Его сняли с дыбы и привязали к деревянному шесту или вертелу, выпустили из него кровь и подожгли; его жарили до тех пор, пока в нем, казалось, не осталось никаких признаков жизни, затем бросили в сани и провезли через Кремль. Я находился среди многих, прибежавших взглянуть на него, он открыл глаза, произнося имя бога; затем его бросили в темницу, где он и умер».

Рассказал Джером Горсей.

Бомелиус долгое время играл на суевериях Ивана, поддерживал в нем страх, предсказывал бунты и измены. Он «обманул царя уверениями, что королева Англии молода и что для него вполне возможно на ней жениться».

Грозный стал писать Елизавете Тюдор, рассказывая, что изменники составляют против него заговоры, соумышляют с враждебными ему соседями, хотят истребить его со всем родом. Иван просил английскую королеву дать ему убежище в Англии и намекал на возможность брака. Елизавета отвечала, что московский царь может приехать в Англию и жить в ее владениях сколько угодно, но в своей руке отказала.

Тогда Иван стал спрашивать, не найдется ли при английском дворе какой-нибудь принцессы королевской крови, годной ему в супруги. Нашлась родственница Елизаветы, старая дева Мария Гастингс, графиня Гоптингтонская, – в русских документах ее называли княжной Хантинской.

Иван отправил в Лондон дворянина Федора Писемского узнать о невесте. Тот отписался, что «Мария Гастингс ростом высока, стройна, тонка, лицом белая, глаза у нее серые, волосы русые, нос прямой, пальцы на руках долгие». Об одном он забыл упомянуть: что невесте уже исполнилось тридцать лет. Ее называли племянницей Елизаветы, хотя она была всего лишь ее дальней родственницей по матери. На случай, если бы королева заметила, что у царя уже есть жена, Писемский должен был сказать, что она не какая-нибудь царевна, а простая подданная и для королевиной племянницы можно ее и прогнать.

Поначалу предложение стать русской царицей показалось засидевшейся в девках Марии великой честью, но потом, услышав о злодеяниях Ивана, она отказалась наотрез.

Пришлось сказать послу, что она была недавно в оспе и потому видеть ее и списывать с нее портрет никак нельзя. Рябая невеста не прельщала Ивана, и он принялся расспрашивать, нет ли у Елизаветы какой-нибудь другой родственницы, на которой он мог бы жениться. Переговоры зашли довольно далеко, в Москву даже был отправлен посол Баус, но его визит окончился ничем.

Федор Басманов – скоморох или любовник?

Говоря об любовных похождениях Ивана, нельзя ограничиться одним только женским полом. Содомские наклонности Грозного не были секретом для его близких: еще протопоп Сильвестр обличал их в своих проповедях. Да и сам Иван признавал, что ему свойственны «чрезъестественные влечения». Долгое время в фаворе был Федор Басманов. «Царев любовник» – называл его беглый князь Курбский. Об их связи писал и польский историк итальянского происхождения Александр Гваньини. Немецкий наемник Генрих Штаден, служивший в России в 1564–1576 годах опричником, в своих «Записках о Московии» также говорил о том, что царь предавался разврату с Федором Басмановым.

Во время оргий, которые устраивали опричники, Федор часто переодевался в женское платье и плясал для царя. Один из бояр, Димитрий Овчина-Оболенский, упрекнул этим любимца. «Ты служишь царю гнусным делом содомским, а я, происходя из знатного рода, как и предки мои, служу государю на славу и пользу отечеству». Федор пожаловался царю. Иван задумал отомстить Овчине, скрывши, за что. Он ласково пригласил Овчину к столу и подал большую чашу вина с приказом выпить одним духом. Овчина не мог выпить и половины. «Вот так-то, – сказал Иван, – ты желаешь добра своему государю! Не захотел пить, ступай же в погреб, там есть разное питье. Там напьешься за мое здоровье». Овчину увели в погреб и задушили, а царь, как будто ничего не зная, послал на другой день в дом Овчины приглашать его к себе и потешался ответом его жены, которая, не ведая, что сталось с ее мужем, отвечала, что он еще вчера ушел к государю.

Но в конце концов и Басмановы были заподозрены в измене. Первым пострадал отец – Алексей Данилович. В рассказе Карамзина отца и сына бросили в темницу вместе, и царь сказал, что помилует того, кто сумеет убить другого. Федор убил отца, но Иван Грозный сказал: «Отца своего предал, предашь и царя!» – и приказал его казнить. Басманов был приговорен к четвертованию, по слухам, на плахе он стал кричать, что готов поведать народу, как был любезен царю. Чтобы пресечь ненужные откровения, Малюта спешно отсек ему голову.

Но покончим с любовниками московского царя и вернемся к его государственной деятельности.

Псы царевы

В 1560-е годы перемены последовали не только в личной жизни царя, но и в политике. После смерти Анастасии практически все прежние советники царя и их родственники – даже малые дети – были арестованы, сосланы или казнены, а во дворце появились новые лица. Это были уже упоминавшиеся Басмановы, отец и сын, князь Афанасий Вяземский, Малюта Скуратов-Бельский, Василий Грязной и другие.

Вскоре царь выкинул совсем небывалый фокус: в конце 1564 года он распространил слух, что собирается бросить престол и страну. Приказав собрать дворян, детей боярских и приказных людей, выбрав их поименно, Иван объявил, будто ему известно, что многие не терпят его и злоумышляют на его жизнь, поэтому он намерен отказаться от престола. С этими словами Иван положил на землю жезл и царскую одежду и вскоре отбыл в Александровскую слободу (120 км от Москвы). Оттуда он принялся слать грамоты, которые зачитывали на площадях. В них он говорил о своей любви к народу и о великом гневе на бояр. Иван достиг желаемой цели: народ с энтузиазмом воспринял идею, что «царь – хороший, бояре – плохие». Нанятые люди распространяли слухи о том, что если бы не бояре, то жизнь стала бы сытой и вольной. Ситуация грозила бунтом, и бояре были вынуждены отправить посольство в Александровскую слободу.

Выслушав их, Иван согласился вернуться, но с тем условием, что он окружит себя доверенными, «опричными» людьми, призванными истреблять лиходеев и выводить измену из государства. Бояре согласились.

Митрополит Филипп и Малюта Скуратов. Николай Неврев. 1989 г.

Царь вернулся в Москву. Его едва узнали: черты его лица были искажены злобой, он глядел исподлобья, а беспокойные глаза беспрестанно перебегали из стороны в сторону. Мало того: он почти облысел, и борода его тоже сильно поредела.

Царь объявил свой план: отныне Русское государство переставало быть единым целым, а делилось на земщину и опричнину. В опричнину царь записывал только тех людей, которых считал себе верными. Вся остальная Русь называлась земщиной, управление ею доверялось боярам.

Грозный поселился в Александровской слободе, в укрепленном замке, обведенном валом и рвом, куда никто не смел ни въехать, ни выехать из него без его ведома. В трех верстах от слободы стояла воинская стража.

Численность опричников быстро увеличивалась и вскоре достигла шести тысяч человек. Они давали царю клятву не иметь никакого дружеского сообщения, не есть и не пить с земскими людьми. Летописцы утверждают, что им даже вменялось в долг насиловать, грабить и убивать земских. Символом опричников стали изображение собачьей головы и метла в знак того, что они кусаются, как собаки, оберегая царское здравие, и выметают всех лиходеев.

Обидеть царского опричника считалось смертельным преступлением. За это у земского отнимали все имущество, сажали в тюрьму или казнили. При тяжбе с земским в суде опричнику верили на слово, чем вовсю пользовались царские любимцы. Опричник, заезжая в лавку, мог подбросить что-то, а потом заявить приставу, что купец украл у него большую сумму денег. И лавка подвергалась разорению. Или заведет опричник с земским на улице разговор, а потом вдруг схватит его и начнет обвинять, что земский ему сказал поносное слово – опричнику верят.

Опричники стали привилегированным сословием, а земское население – совершенно бесправным. Само собой, ни о каких законах и речи не было, в стране царил произвол. «Если бы Сатана хотел выдумать что-нибудь для порчи человеческой, то и тот не мог бы выдумать ничего удачнее» – заметил Горсей.

«Все московиты считают, что самой природой назначено обвинять друг друга право и неправо по любым поводам: они наносят друг другу разные бесчестие, один часто приходит в дом другого и тайно приносит свои вещи, а потом говорит, что они же унесены от него воровски. Великий же князь охотно слушает, когда один другого в чем-то обвиняет: ведь у него появляется повод убить того, кто обвинен».

Рассказал Александр Гваньини.

Многие авторы умиляются показному благочестию, царившему в слободе. Но на самом деле обычаи, заведенные Иваном, позволяют назвать опричнину деструктивной сектой, пародирующей обрядовую сторону православия, а по сути – близкой к сатанизму.

В Александровской слободе существовало подобие монастыря. Триста доверенных опричников носили черные рясы поверх вышитых золотом кафтанов, а на головах – маленькие черные шапочки – тафьи. Иван назвал себя игуменом, Вяземского назначил келарем, Малюту Скуратова – пономарем, сам сочинил для братии монашеский устав и сам лично с сыновьями ходил звонить на колокольню. В двенадцать часов ночи все вставали и шли к полуночной, а в четыре утра – к заутрени. Богослужение длилось от четырех до семи часов утра. Сам царь так усердно клал земные поклоны, что у него на лбу образовались шишки.

Далее следовал завтрак или даже обед, учитывая, что вставали в четыре утра. Ели в трапезной; Иван, как игумен, не садился за стол, а читал перед всеми житие дневного святого, а обедал уже после один. Все наедались и напивались досыта; остатки выносились нищим на площадь.

Все чинно? Пока – да. Но дальше начинались ужасы: после обеда царь Иван ездил пытать и мучить опальных; в них у него никогда не было недостатка, их приводили целыми сотнями. Пытки и казни служили Ивану развлечением, после кровавых сцен он казался особенно веселым. Современники писали, что он всегда дико смеялся, когда смотрел на мучения своих жертв. Монашествующие опричники работали палачами, и у каждого из них под рясою был для этой цели длинный нож.

«…Орудие из четырех колес изобретено для пыток самим нынешним великим князем: к первому колесу привязывают одну руку, ко второму – другую, таким же образом – каждую ногу к остальным двум колесам. Каждое колесо поворачивают пятнадцать человек, и будь казнимый хоть железный, хоть стальной, но шестьюдесятью человеками, беспощадно тянущими в разные стороны, он разрывается на части. Сам же князь обычно созерцает самолично эту казнь, и когда человека разрывает, он громко кричит, ликуя, на своем языке: “Гойда, гойда!”[1], как будто бы он совершил нечто выдающееся. Вся толпа знати и простонародья, стоящая кругом, обычно вторит своему государю теми же словами и рукоплещет».

Рассказал Александр Гваньини.

Затем в назначенное время отправлялась вечерня, после братия собиралась на вечернюю трапезу, снова молились, и царь ложился в постель, а слепцы попеременно рассказывали ему сказки.

Монашеский устав не мешал опричникам предаваться самому дикому разврату. Царь хвастался, что лично изнасиловал тысячу девиц. Если он где-то видел красивую женщину, то по его приказу несчастную хватали, и он тешился над ней несколько дней, а после отдавал опричникам. Опричники иногда раздевали женщин догола и заставляли их ловить кур. После этого многие из них сами лишали себя жизни. Выжившие иногда могли вернуться домой. Но не всегда…

«…У некоего знатного мужа, его главного писца, по имени Мясоедовский… была насильно похищена жена вместе со служанкой и задержана на несколько недель. Потом он (Иван Грозный… – М. Т.) приказал повесить ее и служанку в дверях мужнина дома, где они и провисели две недели, пока не были сняты по приказу государя. И ее муж был вынужден выходить и входить через эти двери под трупом жены. Еще более ужасную вещь сделал он с другим своим писцом: он похитил и обесчестил его жену, а потом повесил ее в той комнате в доме писца, где тот обычно принимал пищу, прямо над столом; и писец был вынужден совершать свою горчайшую трапезу за столом, над которым висела задушенная жена, до тех пор, пока не унесли ее тело по приказу государя».

Рассказал Александр Гваньини.

Историки некоторое время подвергали сомнению эти сплетни, но, увы, они подтвердились. Гваньини лишь напутал имя дьяка, в действительности Мясоед было его прозвищем, а звали его Константин Семенович Вислово.

«Заканчивая повествование о его благочестии, нельзя не привести один памятный акт, его милосердное деяние. В 1575 году вслед за моровым поветрием начался большой голод, уничтоживший лучших людей… Города, улицы и дороги были забиты мошенниками, праздными нищими и притворными калеками; в такое трудное время нельзя было положить этому конец. Всем им было объявлено, что они могут получить милостыню от царя в назначенный день в слободе. Из нескольких тысяч пришедших 700 человек – самых диких обманщиков и негодяев – были убиты ударом в голову и сброшены в большое озеро на добычу рыбам; остальные, самые слабые, были распределены по монастырям и больницам, где получили помощь».

Рассказал Джером Горсей.

Перечень жертв Ивана Грозного огромен. Людей не просто казнили, а мучили, убивали с выдумкой, с неимоверной садистской жестокостью.

Престарелого конюшего Ивана Петровича Челяднина царь вдруг обвинил в том, будто он хочет свергнуть его с престола и сам сделаться царем; царь призвал конюшего к себе, приказал одеться в царское одеяние, посадил на трон, сам стал кланяться ему в землю и говорил: «Здрав буди, государь всея Руси! Вот ты получил то, чего желал; я сам тебя сделал государем, но я имею власть и свергнуть тебя с престола». С этими словами он вонзил нож в сердце боярина, а затем приказал умертвить его престарелую жену.

Опричиники. Николай Неврев. 1870-е г.

Князя Михаила Воротынского, талантливого полководца, успешно разившего татар, обвинили в чародействе. Царь приказал подвергнуть его пытке огнем в своем присутствии, сам, как рассказывают, подгребал жезлом своим уголья под его тело, а потом отправил измученного Воротынского в ссылку на Белоозеро. Несчастный умер в пути.

Молодого князя Бориса Телепнева посадили на кол, где он промучился 15 часов, прежде чем умер. А в это время перед его глазами опричники насиловали его престарелую мать.

Жену казначея Никиты Фуникова, сестру князя Вяземского, за то, что она не могла сказать, где хранятся деньги ее мужа, царь велел раздеть на глазах ее пятнадцатилетней дочери, посадить на грубую веревку, протянутую от одной стены до другой, и несколько раз протащить от одного конца до другого, фактически перепиливая ее тело пополам. После этого ее отправили в монастырь, но по дороге женщина умерла.

Подобные зверства продолжались массово в течение более чем двадцати лет. Во время казней народ приходилось сгонять на площадь: даже чернь, охочая до крови, пресытилась жестокостью.

Еще в 1550-е годы одной из причин конфликта Московского государства с Польшей стал запрет Ивана Грозного на въезд в Россию еврейских купцов.

Грозному можно приписать и один из первых в русской истории еврейских погромов: взяв в 1563 году Полоцк, он приказал вырезать всех евреев. То же повторялось и в других городах.

Григорий Лукьянович Скуратов-Бельский, более известен как Малюта Скуратов – свое прозвище он получил за малый рост и лютость. Впервые его имя упоминается в 1567 году: в походе на Ливонию он занимал должность «головы» (сотника) в опричном войске. А в 1559 году он уже возглавлял опричное сыскное ведомство – полицию по делам государственной измены, которой до того не было в государственном устройстве. Основным средством дознания Скуратова была пытка. Казни следовали одна за другой. «Где проехал Малюта – там и курица не пьет», – говорили о нем, подразумевая, что даже в лужах скопилась не вода, а кровь.

Малютой было состряпано дело против Владимира Старицкого – удельного князя, двоюродного брата Ивана. Главным свидетелем обвинения стал царский повар по прозвищу Молява, который признался, что Владимир Старицкий поручил ему отравить царя. Сам Молява не дожил до конца процесса, но на основе его показаний Старицкий был обвинен и вместе со всей семьей принужден выпить яд.

Малюта обожал лично участвовать в расправах, хоть не всегда это было безопасно. Во время резни в Торжке Малюте исполосовали живот ножами так, что «из него выпали внутренности». Но он выжил.

Погиб Скуратов 1 января 1573 года, лично возглавив штурм крепости Вейсенштейн (ныне Пайде). Наследников мужского пола Малюта не имел, а только трех дочерей, выданных замуж за Ивана Глинского, Бориса Годунова и Дмитрия Шуйского.

Война против собственной страны

Иван Грозный вел себя так, словно находился в чужом государстве, которое надо было завоевывать. Ему постоянно чудились измены и заговоры, причем уже не со стороны отдельных лиц, а целых городов.

В декабре 1569 года он предпринял поход на север. С ним были все опричники и множество детей боярских. Он шел как на войну, осудив на кару все попадавшиеся ему на пути города: Клин, Тверь, Торжок, Вышний Волочек, Валдай, Яжелбицы.

Опричники били и убивали кого попало, бросая тела убитых в Волгу. В помяннике Ивана записано около полутора тысяч убитых только в Торжке. Эти «победы» давались легко: города не оказывали никакого сопротивления собственному государю.

В Новгороде его встретили хлебом-солью. В ответ он приказал собрать всех самых знатных и богатых людей Новгорода и приказал опричникам раздеть их и терзать «неисповедимыми», как написал летописец, муками, обжигая их тела некой горючей смесью, специально используемой для пыток. Потом он велел измученных, опаленных людей привязать сзади к саням, отвезти к Волхову и метать в реку с моста. Вдоль по реке ездили царские слуги с баграми и топорами и добивали тех, кто пытался выплыть. «Пять недель продолжалась неукротимая ярость царева». Волхов был запружен телами. В Новгороде до сих пор бытует предание, что с тех пор Волхов никогда не замерзает около моста – он теплый от пролитой крови в том месте, где происходила казнь.

До той поры Новгород был городом богатым, но после Иванова посещения край обнищал и обезлюдел. Погром привел к страшному голоду и, как следствие, болезням. Доходило до того, что люди поедали друг друга и выкапывали мертвых из могил.

Из Новгорода царь отправился в Псков с намерением и этому городу припомнить его древнюю свободу. Жители готовились к смерти. Желая задобрить царя, они выставили на улицы столы с хлебом-солью и все смиренно пали ниц. Единственным человеком, который не склонился, а вышел царю навстречу, стал юродивый Никола. Он на блюде поднес Ивану кусок сырого мяса. «Я христианин, и не ем мяса в пост», – брезгливо произнес Иван. «Ты хуже делаешь, – ответил Никола, – ты ешь человечину». Затем юродивый предсказал ему беду, если он начнет свирепствовать во Пскове. А вслед за тем у Ивана издох его любимый конь. Это так подействовало на царя, что он никого не казнил, а ограничился только грабежами.

После новгородской бойни Ивану взбрело на ум, что и в Москве есть заговорщики. Он начал розыск. Первыми пострадали его прежние любимцы Вяземский и Басмановы.

25 июля на Красной площади поставлено было 18 виселиц и разложены разные орудия казни: печи, сковороды, острые железные когти («кошки»), клещи, иглы, веревки для перетирания тела пополам, котлы с кипящей водой, кнуты и пр. Народ, увидевши все эти приготовления, пришел в ужас и бросился бежать куда попало. Купцы даже забыли запереть свои лавки.

На пустынную площадь выехал царь с опричниками, за ними вели 300 человек осужденных на казнь. Измученные пытками, они едва держались на ногах.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.