Глава 10. НА БЕРЛИН!

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 10.

НА БЕРЛИН!

27 марта 1945 г. агентство Рейтер информировало своих читателей: «Не встречая на своем пути никакого сопротивления, они (англо-американские войска. — Авт.) устремляются к сердцу Германии». На следующий день И.В. Сталин получил личное послание Верховного Главнокомандующего союзными войсками в Европе генерала Д. Эйзенхауэра. Он сообщал, что в его планы входит окружение и разгром немецких войск, оборонявших Рур, а также изоляция данного района от основной части Германии. «Я рассчитываю, — отмечал Эйзенхауэр, — что эта фаза (операции) завершится в конце апреля, а может быть и раньше, и моя следующая задача будет состоять в рассечении войск противника посредством соединения с Вашими армиями». Взятие Берлина Эйзенхауэр не планировал, но, как показали в последующем события, старался не мешать своим подчиненным. В письме начальнику штаба армии США генералу Д. Маршаллу он отмечал: «В любое время, когда мы сможем взять Берлин без больших потерь, мы, конечно, это сделаем. Но я полагаю, что неразумно, с военной точки зрения, в данных условиях делать Берлин главной целью… Если учесть тот факт, что война ведется в политических целях, и если Объединенный комитет начальников штабов решит, что взятие Берлина войсками западных союзников имеет значение большее, чем чисто военные соображения на этом театре, то я с готовностью внесу необходимые изменения в свои планы…».

Сталин, как известно никогда никому не доверял, в том числе и союзникам. Но портить отношения с ними пока не желал. Поэтому 1 апреля ответил Эйзенхауэру, что «план рассечения немецких сил путем соединения советских войск с Вашими войсками вполне совпадает с планом Советского Главнокомандования»{479}. Сталин также был согласен в том, что местом соединения союзных и советских войск должен быть район Эрфурт, Лейпциг, Дрезден. В этом направлении и намечалось нанести главный удар войсками Красной Армии. По мнению Сталина, Берлин потерял свое прежнее стратегическое значение, а потому для овладения им намечалось выделить второстепенные силы. Он также одобрил предложение Эйзенхауэра создать второе дополнительное кольцо путем соединения войск союзников и Красной Армии «где-либо в районе Вена, Линц, Регенсбург». Переход в наступление советских войск планировался на вторую половину мая. Что касается дополнительного удара в район Вена, Линц, то Сталин отмечал, что он уже осуществляется советскими войсками. «Впрочем, этот план может подвергнуться изменениям в зависимости от изменения обстановки, — пишет Иосиф Виссарионович, — например, в случае поспешного отхода немецких войск сроки могут быть сокращены. Многое зависит также от погоды»{480}.

Ответ Сталина сыграл свою роль: Эйзенхауэр отклонил настойчивую просьбу командующего 21-й группой армий фельдмаршала Б. Монтгомери о выделении ему десяти дивизий для наступления на Берлин, более того, изъял из его подчинения американскую 9-ю армию и передал ее командующему 12-й группой армий генералу О. Брэдли. Тот разделял точку зрения Эйзенхауэра, считая, что взятие Берлина будет стоить около 100 тыс. солдатских жизней, а это «слишком большая цена престижного объекта, особенно учитывая, что мы его должны будем передать другим». Комитет начальников штабов, а затем и президент Ф. Рузвельт решение Эйзенхауэра поддержали.

Иначе думал премьер-министр Великобритании У. Черчилль, который 1 апреля телеграфировал президенту США Ф. Рузвельту:

«5… Ничто не окажет такого психологического воздействия и не вызовет такого отчаяния среди всех германских сил сопротивления, как нападение на Берлин. Для германского народа это будет самым убедительным признаком поражения. С другой стороны, если предоставить лежащему в руинах Берлину выдержать осаду русских, то следует учесть, что до тех пор, пока там будет развеваться германский флаг, Берлин будет вдохновлять сопротивление всех находящихся под ружьем немцев.

6. Кроме того, существует еще одна сторона дела, которую вам и мне следовало бы рассмотреть. Русские армии, несомненно, захватят всю Австрию и войдут в Вену. Если они захватят Берлин, то не создастся ли у них слишком преувеличенное представление о том, будто они внесли подавляющий вклад в нашу общую победу, и не может ли это привести их к такому умонастроению, которое вызовет серьезные и весьма значительные трудности в будущем? Поэтому я считаю, что с политической точки зрения нам следует продвигаться в Германии как можно дальше на восток и что в том случае, если Берлин окажется в пределах нашей досягаемости, мы, несомненно, должны его взять. Это кажется разумным и с военной точки зрения»{481}.

Но эта телеграмма Черчилля стала, по существу, последней попыткой добиться пересмотра решения Эйзенхауэра о наступлении союзных войск в направлении Лейпцига и Дрездена.

Сталин, сообщая Эйзенхауэру, что переход в наступление советских войск планируется на вторую половину мая, несомненно, лукавил. Сталин, направляя 1 апреля телеграмму Верховному Главнокомандующему союзными войсками в Европе, провел в Кремле совещание. В нем участвовали члены ГКО, начальник Генерального штаба генерал армии А.И. Антонов, начальник Главного оперативного управления Генштаба генерал-полковник С.М. Штеменко, командующие 1-м Белорусским и 1-м Украинским фронтами Маршалы Советского Союза Г.К. Жуков и И.С. Конев.

На совещании Конев и Жуков доложили Сталину, что их войска готовы к наступлению на Берлин. Верховный Главнокомандующий поручил им здесь же в Москве, в Генштабе, подготовить свои планы и через сутки-двое доложить о них Ставке ВГК, чтобы вернуться на свои фронты с уже утвержденными планами на руках. Сталин предупредил, что Берлин надо взять в кратчайший срок, а потому время на подготовку операции весьма ограниченно.

Утром 2 апреля Жуков и Конев прибыли в Ставку ВГК с готовыми для доклада планами. Начальник Генерального штаба доложил общий план Берлинской операции. После этого были рассмотрены планы командующих 1-м Белорусским и 1-м Украинским фронтами, которые были приняты Сталиным без существенных замечаний.

По решению Сталина к проведению Берлинской операции привлекались, кроме войск 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов, также 2-й Белорусский фронт, часть сил Балтийского флота, 18-я воздушная армия, три корпуса войск ПВО страны и Днепровская военная флотилия. Они насчитывали 2, 5 млн. человек, 41, 6 тыс. орудий и минометов, 6250 танков и САУ, 7500 боевых самолетов{482}.

Им противостояла достаточно мощная группировка войск вермахта: 3-я танковая и 9-я армии группы армий «Висла», 4-я танковая и 17-я армии группы армий «Центр», 6-й воздушный флот и воздушный флот «Рейх». Эта группировка насчитывала около 1 млн. человек, 10,4 тыс. орудий и минометов, 1,5 тыс. танков и штурмовых орудий, 3,3 тыс. боевых самолетов{483}. Кроме того, в резерве Главного командования Сухопутных войск находилось 8 дивизий, а в самом Берлине было сформировано около 200 батальонов фольксштурма. Противник уступал войскам трех фронтов по живой силе в 2,5 раза, по орудиям и минометам — в 4, по танкам и САУ — в 4,2, по боевым самолетам — в 2,3 раза.

На подступах к столице Германии была создана мощная система оборонительных сооружений общей глубиной до 90 км, включая оборонительные обводы вокруг Берлина. Для их возведения были привлечены войска, местное население, военнопленные и иностранные рабочие. Три оборонительные полосы вдоль Одера и обводы Берлина были плотно насыщены огневыми средствами, минными заграждениями, бетонированными сооружениями для огневых средств, противотанковыми и противопехотными препятствиями, мощными опорными пунктами, приспособленными к круговой обороне. Местность между Одером и Берлином была выгодна для обороны. Зееловские высоты, реки Одер, Нейсе, Даме, Шпрее, густая сеть каналов, железных и шоссейных дорог, большое количество городов с каменными зданиями — все это крайне усложняло действия наступавших войск. Используя шлюзы на Одере и каналах, противник готовил к затоплению значительные районы. Берлинский оборонительный район имел три обвода, а сам город делился на девять оборонительных секторов. Здания в центре подготавливались к упорной обороне, на улицах сооружались баррикады.

По замыслу Ставки ВГК предусматривалось мощными ударами войск 1-го и 2-го Белорусских и 1-го Украинского фронтов прорвать оборону по Одеру и Нейсе и, развивая наступление в глубину, окружить основную группировку противника, расчленить ее и уничтожить по частям, а в дальнейшем выйти на Эльбу. Начальник штаба Центральной группы войск генерал-полковник Г.К. Маландин, выступая в феврале 1946 г. на научной конференции, отмечал, что учитывая продвижение союзников к Берлину и к Эльбе, а также наличие крупных сил вермахта (137 дивизий из 179, в том числе 24 танковых и 8 моторизованных), необходимо было «для завершения войны взять Берлин и взять его раньше, чем это успеют сделать союзники, чтобы создать для нашей Родины наиболее выгодную политическую послевоенную ситуацию»{484}.

Наступление было решено начать 16 апреля силами 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов, так как 2-й Белорусский фронт занимался ликвидацией группировок противника в районе Данцига и Гдыни.

2 апреля Сталин и генерал армии Антонов подписали директиву № 11059 для 1-го Белорусского фронта, которая требовала «подготовить и провести наступательную операцию с целью овладеть столицей Германии городом Берлин и не позднее двенадцатого пятнадцатого дня операции выйти нар. Эльба»{485}. Командующему 1-м Украинским фронтом директивой Ставки № 11060 от 3 апреля ставилась задача: «Подготовить и провести наступательную операцию с целью разгромить группировку противника в районе Котбус и южнее Берлина. Не позднее 10–12 дня операции овладеть рубежом Беелитц, Виттенберг и далее пор. Эльба до Дрездена. В дальнейшем, после овладения Берлином, иметь в виду наступать на Лейпциг». Главный удар фронт должен был нанести силами пяти общевойсковых и двух танковых армий из района Трибеля в общем направлении на Шпремберг, Бельциг. На участок прорыва требовалось привлечь 6 артиллерийских дивизий прорыва, создав плотность не менее 250 орудий (калибра 76-мм и выше) на 1 км фронта. Для обеспечения главной группировки с юга предусматривалось силами 2-й Польской армии и частью сил 52-й армии нанести вспомогательный удар из района Кольфурта в общем направлении Бауцен, Дрезден. Танковые армии и общевойсковые армии второго эшелона предписывалось ввести в сражение после прорыва обороны для развития успеха на направлении главного удара. На левом крыле следовало перейти к жесткой обороне, обратив особое внимание на бреславльское направление{486}. Поддержка войск с воздуха возлагалась на 2-ю воздушную армию.

В директиве № 11060 между 1-м Белорусским и 1-м Украинским фронтами с 15 апреля устанавливалась следующая разграничительная линия: до Унруштадта — прежняя и далее озеро Энсдорфер-Зе, Грос-Гастрозе, Люббен (все пункты, кроме Люббена, для 1-го Белорусского фронта включительно). Конечный пункт (Люббен) находился примерно в 60 км юго-восточнее Берлина. Такое определение разграничительной линии противоречило всем канонам военного искусства. Но было сделано по инициативе Конева. Он, выступая на совещании в Кремле, заявил, что его войска также хотят участвовать в штурме Берлина, а разграничительная линия между 1-м Украинским и 1-м Белорусским фронтами не позволяет сделать этого. Сталин, подойдя к карте, зачеркнул часть разграничительной линии, проходящей юго-западнее Берлина: пусть город штурмует тот, кто первым в него ворвется. У Жукова возникло опасение, что это потребует дополнительной увязки взаимодействия, иначе войска фронтов перемешаются, и нарушится управление, как это уже было под Харьковом в 1943 году. Однако Конев воспринял жест Сталина по-своему:

«Ведя эту линию карандашом, Сталин вдруг оборвал ее на городе Люббен, находившемся примерно в шестидесяти километрах к юго-востоку от Берлина. Оборвал и дальше не повел. Он ничего не сказал при этом, но я думаю, и маршал Жуков тоже увидел в этом определенный смысл. Разграничительная линия была оборвана примерно там, куда мы должны были выйти к третьему дню операции. Далее (очевидно, смотря по обстановке) молчаливо предполагалась возможность проявления инициативы со стороны командования фронтов. Для меня, во всяком случае, остановка разграничительной линии на Люббене означала, что стремительность прорыва, быстрота и маневренность действий на правом крыле фронта могут впоследствии создать обстановку, при которой окажется выгодным наш удар с юга на Берлин. Был ли в этом обрыве разграничительной линии на Люббене негласный призыв к соревнованию фронтов? Допускаю такую возможность. Во всяком случае, не исключаю ее»{487}.

Несомненно, что Конев не собирался уступать будущие лавры победителя Жукову. Для этого Иван Степанович располагал значительными средствами: 2 тыс. танков, 7, 5 тыс. орудий и 6 тыс. минометов{488}. У его противника (4-я танковая и 17-я армии группы армий «Центр») имелось около 540 танков и самоходных орудий, до 1, 2 тыс. минометов, 2, 5 тыс. орудий{489}. Он уступал 1-му Украинскому фронту по танкам в 3,7 раза, по орудиям — в 3 и по минометам — в 5 раз.

На основе тщательного изучения обстановки и уяснения задачи Маршал Советского Союза Конев 8 апреля решил, не ожидая прибытия 28-й и 31-й армий, сосредоточить основные силы на главном направлении, прикрыв весь остальной фронт жесткой обороной незначительных сил. Прорвав оборону противника на участке шириной 35–40 км и развивая успех подвижными войсками, на пятый день операции выйти в тыл его коттбусско-берлинской группировки, изолировать ее от Берлина и, частью сил ворвавшись в город, соединиться с войсками 1-го Белорусского фронта. Для выполнения этого замысла намечалось привлечь пять общевойсковых, две танковые и одну воздушную армии, три танковых, один механизированный и один кавалерийский корпус, основную массу артиллерии.

Главный удар Конев планировал нанести из района Трибеля на участке (иск.) Форст-Мускау (ширина 24 км) в общем направлении на Шпремберг, Бельциг силами трех общевойсковых (3-я гвардейская, 13-я и 5-я гвардейская), двух танковых (3-я и 4-я гвардейские) армий и двух танковых корпусов (25-й и 4-й).

На участке прорыва, по данным разведки, оборонялись 342-я пехотная и 545-я народно-гренадерская дивизии, поддерживаемые 542-м и 1413-м крепостными пулеметными, 233-м саперным, 440-м запасным, 442-м отдельным танковым батальонами, 41-м батальоном фольксштурма и 79-м зенитным дивизионом. Всего здесь противник имел 13, 5 тыс. человек, 155 орудий, до 30 танков{490}. В резерве находились несколько строительных и саперных батальонов, дивизия особого назначения «Маттершток» и запасная бригада «Великая Германия» общей численностью до 7, 5 тыс. человек. Кроме того, предполагалось, что противник перебросит 2–3 дивизии с других участков фронта. В ходе наступления выяснилось, что информация об усилении соединений и о наличии резервов оказалась ложной.

Вспомогательный удар из района западнее Кольфурта на участке Ротенбург (иск.), Пенцих (ширина 12 км) в направлении Бауцен, Дрезден предусматривалось нанести смежными флангами 2-й польской и 52-й армий, с развитием их успеха 1-м польским танковым, 7-м гвардейским механизированным и 1-м гвардейским кавалерийским корпусами. Остальной фронт шириной до 350 км намечалось оборонять силами 6-й армии. В свой резерв Конев выделил подходящие 28-ю и 31-ю армии.

Общевойсковым армиям задача была поставлена на первые три дня наступления (на глубину до 50 км). По решению Конева подвижные войска предусматривалось ввести в сражение в первый день операции. Ввод 3-й гвардейской танковой армии планировался на стыке 3-й гвардейской и 13-й армий, а 4-й гвардейской танковой армии — в полосе 5-й гвардейской армии. Обеим танковым армиям предстояло прорвать оборону противника на участке шириной 8 км. Глубина ближайшей задачи 3-й гвардейской танковой армии составляла 58 км, 4-й гвардейской танковой армии — 66 км, дальнейшей задачи — соответственно 70 и 76 км, а продолжительность каждой задачи по двое суток. Темпы наступления для 3-й гвардейской танковой армии были определены при выполнении ближайшей задачи 29 и дальнейшей — 35 км в сутки, а 4-й гвардейской танковой армии соответственно — 33 и 38 км в сутки{491}.

Танковые армии, по замыслу Конева, должны были не дать противнику возможности занять подготовленный рубеж по р. Шпрее, а затем ворваться в Берлин с юга, где соединиться с войсками 1-го Белорусского фронта, замкнув кольцо окружения коттбусс-берлинской группировки врага. Передовым отрядам танковых корпусов приказывалось форсировать Нейсе вместе с пехотой и обеспечить ввод главных сил танковых армий с рубежа основных артиллерийских позиций противника, то есть сразу же после прорыва первой полосы обороны. К исходу первого дня наступления передовые отряды должны были захватить плацдарм на западном берегу Шпрее и обеспечить переправу главных сил армии, которым к исходу второго дня предстояло выйти в район, намеченный ранее как задача третьего дня операции. Подобное решение было вызвано стремлением прорвать вражескую оборону на всю глубину с максимально высокими темпами с тем, чтобы не допустить планомерного отхода противника на западный берег Шпрее.

И.С. Конев, оценивая перспективы предстоящей операции, считал, что после успешного и стремительного прорыва 1-й Украинский фронт будет иметь более благоприятные условия для широкого маневрирования, чем 1-й Белорусский фронт, наступавший прямо на Берлин. Поэтому при планировании операции Иван Степанович счел необходимым с самого начала заложить в план идею возможности такого маневра. В директиве войскам фронта он отмечал: «Иметь в виду частью сил правого крыла фронта содействовать войскам Первого Белорусского фронта в овладении городом Берлин». Эта задача была конкретизирована пунктом четыре директивы, в котором от 3-й гвардейской танковой армии требовалось: «На 5-й день операции овладеть районом Треббин, Цаухвитц, Тройенбрицен, Луккенвальде. Сильным передовым отрядом на шестой день операции захватить Бранденбург. Иметь в виду усиленным танковым корпусом со стрелковой дивизией 3-й гвардейской армии атаковать Берлин с юга»{492}.

По решению Конева артиллерийская подготовка атаки была запланирована продолжительностью 2 часа 35 минут с целью обеспечения форсирования р. Нейсе и прорыва главной полосы обороны противника на ее противоположном берегу. Для ведения боевых действий в городе были созданы штурмовые отряды. В состав каждого штурмового отряда входили от взвода до роты пехоты, три-четыре танка, две-три САУ, две-три установки тяжелой реактивной артиллерии, группа саперов с мощными подрывными средствами и несколько орудий сопровождения (85- и 122-мм пушки, 152- и 203-мм пушки-гаубицы) для стрельбы прямой наводкой.

2-й воздушной армии Конев поставил следующие задачи: прикрыть с воздуха сосредоточение ударных группировок 1-го Украинского фронта, в особенности танковых армий; содействовать массированными ударами наземным войскам в форсировании р. Нейсе и прорыве обороны на всю тактическую глубину; сопровождать танковые армии на всей глубине их продвижения; не допустить подхода резервов противника к полю боя со стороны Берлина и Дрездена; поставить в первый день операции дымы почти по всей линии фронта, чтобы ввести противника в заблуждение.

Начальник политического управления 1-го Украинского фронта генерал-лейтенант С.Ф. Галаджев отмечал, что агитационно-пропагандистская работа была направлена на разъяснение мыслей Сталина о том, что «…полная победа над немцами теперь уже близка. Но победа никогда не приходит сама, она добывается в тяжелых боях и упорном труде. Обреченный враг бросает в бой последние силы, отчаянно сопротивляется, чтобы избежать сурового возмездия. Он хватается, и будет хвататься за самые крайние и подлые средства борьбы. Поэтому надо помнить, что чем ближе наша победа, тем выше должна быть бдительность, тем сильнее должны быть наши удары по врагу»{493}. В войсках широко пропагандировались боевой опыт и традиции 1-го Украинского фронта. С целью еще больше повысить боевую активность войск политические органы широко использовали такое средство, как счет мести «фашистским бандитам».

В ночь с 15 на 16 апреля И.С. Конев прибыл на наблюдательный пункт командующего 13-й армией генерал-полковника Н.П. Пухова. Это были небольшой блиндаж и щель, сооруженные на опушке старого соснового бора, ниже которого находился крутой обрыв к Нейсе.

До начала операции командующий 1-м Украинским фронтом решил провести разведку боем силами разведывательных отрядов дивизий первого эшелона. Им предстояло обеспечить захват плацдарма на западном берегу Нейсе и окончательно доразведать оборонительную систему врага. В результате действий этих отрядов были подтверждены данные о противнике и захвачены пять плацдармов в полосах 13-й, 5-й гвардейской и 2-й польской армий. Сведения, добытые разведотрядами, позволили сократить продолжительность артиллерийской подготовки до 40 минут. Она началась в 6 часов 15 минут, а после ее завершения соединения первого эшелона под прикрытием артиллерийского огня, дымовой завесы и массированных ударов авиации начали форсирование Нейсе.

Наступление первоначально развивалось успешно. Однако в середине дня сопротивление противника усилилось, и темпы наступления стрелковых дивизий начали падать. В целях быстрейшего завершения прорыва обороны Конев в два часа решил ввести в сражение отдельные танковые корпуса и передовые отряды танковых и механизированных корпусов танковых армий. В полосе 3-й гвардейской армии были введены 25-й танковый корпус и 52-я гвардейская танковая бригада 6-го гвардейского танкового корпуса 3-й гвардейской танковой армии; в полосе 13-й армии — две бригады 10-го гвардейского танкового корпуса 4-й гвардейской танковой армии и 56-я гвардейская танковая бригада 7-го гвардейского танкового корпуса 3-й гвардейской танковой армии; в полосе 5-й гвардейской армии — 4-й гвардейский танковый корпус; в полосе 2-й польской армии — 16-я отдельная танковая бригада. Ввод подвижных сил позволил к исходу дня продвинуться до 8–12 км.

Наступление войск 1-го Белорусского фронта развивалось более медленными темпами. Это грозило сорвать окружение берлинской группировки противника в установленные сроки.

17 апреля Конев отдал приказание, как только позволит обстановка, подготовить передовой наблюдательный пункт недалеко от Шпрее, в районе предполагаемой переправы 3-й гвардейской танковой армии. Сам командующий фронтом к середине дня без особых осложнений добрался до Шпрее. Он доложил Сталину, что его танковые армии, форсировавшие накануне Нейсе, начали отрываться от стрелковых соединений и выдвигаться глубоко вперед в северо-западном направлении. Сталин, учитывая медленное продвижение войск 1-го Белорусского, предложил ввести его подвижные соединения через образовавшийся прорыв на участке 1-го Украинского фронта. Такое предложение означало, что Верховный по-прежнему отдает приоритет Жукову. Командующий 1-м Украинским фронтом не собирался уступать своему соседу Он сказал, что ввод подвижных сил 1-го Белорусского фронта займет много времени и создаст большое замешательство, а поэтому целесообразнее повернуть две танковые армии 1-го Украинского фронта на столицу Германии в направлении на Цоссен (в 25 км южнее Берлина). Сталин с этим предложением согласился.

В своих мемуарах Конев отмечал: «Танковые армии могли понадобиться — и впоследствии понадобились — самому 1-му Белорусскому фронту после взлома вражеской обороны на другом направлении. Танковые же армии нашего фронта, войдя в прорыв, по существу, уже были готовы к удару на Берлин. Их оставалось только повернуть, или, как я уже говорил, “довернуть“, в нужном направлении. Теперь, когда они фактически уже выходили на оперативный простор, такой “доворот” не составлял большого труда, тем более что командование танковых армий было готово к выполнению именно такой задачи»{494}.

Конев, мягко говоря, лукавил, когда докладывал Сталину, что ввод подвижных войск 1-го Белорусского фронта через образовавшийся прорыв на участке 1-го Украинского фронта займет много времени и создаст большое замешательство. Ведь в седьмом часу вечера 17 апреля Иван Степанович приказал командующим 3-й и 4-й гвардейскими танковыми, 3-й и 5-й гвардейскими и 13-й армиями стремительно развивать наступление на плечах противника, ночью форсировать Шпрее, не дав противнику закрепиться на рубеже этой реки. При этом он подчеркивал: «Смелее маневрировать танками и пехотой вне больших дорог, населенные опорные пункты решительно обходить, не ввязываться в затяжные лобовые бои. Мобилизуйте всех со страстью бить немцев и ломать сопротивление. Стремление только вперед! Наши войска должны быть в Берлине первыми, они это могут сделать и с честью выполнить приказ Великого Сталина»{495}.

В свою очередь, командующий 1-м Белорусским фронтом в половине девятого вечера 17 апреля потребовал от командующих 1-й и 2-й гвардейскими танковыми армиями и командира 9-го отдельного танкового корпуса стремительно продвинуться в район Берлина. Однако из-за упорного сопротивления противника войска фронта только к исходу 19 апреля прорвали одерский оборонительный рубеж, открыв путь для развития наступления на Берлин.

Войска 1-го Украинского фронта, выполняя приказ Конева, усилили свой натиск, вынудив противника на исходе 17 апреля начать отход к р. Шпрее. С целью не допустить его перехода к обороне на реке Иван Степанович в 3 часа 40 минут 18 апреля направил командующим танковыми армиями директиву следующего содержания:

«Во исполнение приказа Ставки Верховного Главнокомандования приказываю:

Командарму 3 гв. ТА

1. В течение ночи с 17 на 18 апреля форсировать р. Шпрее и развивать стремительное наступление в общем направлении Фетшау, Гольсен, Барут, Тельтов, южная окраина Берлина. Задача армии в ночь с 20 на 21 апреля 1945 г. — ворваться в Берлин с юга.

2. Командарму 4 гв. ТА

В течение ночи с 17 на 18 апреля форсировать р. Шпрее севернее Шпремберга и развивать стремительное наступление в общем направлении Дребхау, Калау, Даме, Лукенвальде. Задача армии к исходу 20 апреля овладеть районом Белиц, Тройенбрит-цен, Лукенвальде. В ночь с 20 на 21 апреля 1945 г. овладеть Потсдамом и юго-западной частью Берлина. При повороте армии на Потсдам, район Тройенбритцен обеспечить 5 мк. Вести разведку в направлениях: Зенфтенберг, Финстервалде, Герцберг.

3. На главном направлении танковым кулаком смелее и решительнее пробиваться вперед. Города и крупные населенные пункты обходить и не ввязываться в затяжные фронтальные бои. Требую твердо понять, что успех танковых армий зависит от смелого маневра и стремительности в действиях.

Пункт 3 приказа довести до сознания командиров корпусов, бригад»{496}.

В ночь на 18 апреля осуществился поворот 3-й и 4-й гвардейских танковых армий на Берлин. Этот поворот Конев в последующем считал естественным и закономерным маневром, рассчитанным на то, чтобы громить врага в самом невыгодном для него положении, и в значительной мере неожиданном. Однако, невзирая на все усилия, к утру выйти на западный берег Шпрее не удалось. Лишь к часу дня передовая бригада 7-го гвардейского танкового корпуса 3-й гвардейской танковой армии вышла к реке и вброд форсировала ее. Вслед за ней переправились главные силы корпуса, а командующий армией генерал-полковник танковых войск Рыбалко направил сюда 6-й гвардейский танковый корпус, пытавшийся безуспешно форсировать канал Флисс между Нейсе и Шпрее.

Пытаясь остановить наступление войск 1-го Украинского фронта, противник с 16 по 18 апреля на второй и третьей полосах обороны ввел в сражение из своих резервов шесть танковых, одну моторизованную и пять пехотных дивизий. Особо ожесточенные бои развернулись на второй полосе обороны и после ее прорыва, так как лесистая местность не позволяла применять массированно танковые части и соединения.

К рассвету 19 апреля на западный берег Шпрее вышли основные силы 6-го и 7-го гвардейских танковых корпусов и две бригады 9-го механизированного корпуса. Войска 4-й гвардейской танковой армии 18 апреля также форсировали Шпрее, прорвали третью оборонительную полосу противника и к утру 19 апреля сосредоточились на плацдармах, заняв вместе с 3-й гвардейской танковой армией выгодное положение для наступления на Берлин с юга. К исходу дня соединения и части обеих танковых армий продвинулись на берлинском направлении соответственно на 30–35 и 50 км. Войска 5-й гвардейской армии завершили прорыв третьей полосы обороны на рубеже Шпрее и вместе с частями и соединениями 13-й армии окружили шпрембергскую группировку противника.

На правом крыле 1-го Украинского фронта левофланговые соединения 3-й гвардейской армии настойчиво продвигались на запад и северо-запад. В центре же и на правом фланге этой армии противник упорно сопротивлялся, неоднократно переходя в контратаки. Кроме того, правому флангу 3-й гвардейской армии угрожала сильнейшая котбусская группировка противника. Однако Конев считал, что командарм генерал-полковник В.Н. Гордов, имея во втором эшелоне свежие стрелковый и танковый корпуса, сумеет отразить контрудар врага. Для усиления 3-й гвардейской армии Иван Степанович приказал перебросить 1-ю гвардейскую артиллерийскую дивизию прорыва.

В воздухе было полное господство авиации 2-й воздушной армии. Вражеские самолеты делали попытки прорваться в район боев небольшими группами, пытались наносить штурмовые удары по стремительно наступающим танковым частям, которые неудержимо рвались к третьей линии обороны. Однако летчики 2-й воздушной армии срывали все замыслы врага.

Чем ближе к Берлину, тем острее становилось соревнование между Жуковым и Коневым. К исходу 20 апреля 7-й гвардейский танковый корпус 3-й гвардейской танковой армии занял Куммерсдорф, а ее 6-й гвардейский танковой корпус захватил важный опорный пункт на подступах к Берлину г. Барут и вышел в район Цоссена. Здесь в глубоких подземных убежищах размещалась ставка Генерального штаба Сухопутных войск вермахта. «Разведка работала у нас плохо, — отмечал позднее П.С. Рыбалко при разборе действий 3-й гвардейской танковой армии в Берлинской операции. — Мы даже не знали, что в Цоссене находилась Ставка германского Генштаба. Две бригады вошли в Цоссен, и Ставка на их глазах ушла из Цоссена. О Цоссене мы узнали от корреспондентов»{497}.

4-я гвардейская танковая армия, совершая сложный маневр, заходя левым плечом на запад и встречая сильное сопротивление противника, особенно в районе Луккенвальде, в течение дня продвинулась на 45 км. Войска 13-й армии, продолжая наступление на запад вслед за танковыми армиями, к вечеру прошли 30 км. На правом крыле 1-го Украинского фронта соединения 3-й гвардейской армии, продолжая вести упорные бои с котбусской группировкой, отразили сильные контратаки врага и перерезали ему пути отхода на запад, прижав к болотистой пойме Шпрее. 24-й стрелковый корпус этой армии во взаимодействии с соединениями 5-й гвардейской армии завершил окружение вражеской группировки (до 5 тыс. человек) в лесу западнее Шпремберга, которая была ликвидирована 21 апреля.

На дрезденском направлении войска, наступавшие в центре оперативного построения 1-го Украинского фронта, успешно продвигались на запад. Но в районе Герлица противник, усилив в предыдущие дни свою группировку, нанес несколько контратак по соединениям 52-й армии и на левом фланге 2-й польской армии. В результате ему удалось остановить продвижение войск 52-й армии, несколько потеснить к северу части 2-й польской армии и выйти на ее тылы.

Несмотря на, казалось бы, очевидный успех на берлинском направлении, Конев был недоволен действиями танковых армий. В шестом часу вечера 20 апреля он направил командующему 3-й гвардейской танковой армией следующее распоряжение: «Опять двигаетесь кишкой. Одна бригада дерется, вся армия стоит. Приказываю: рубеж Барут, Лукенвальде через болото переходить по нескольким маршрутам развернутым боевым порядком. Смелее маневр по преодолению рубежа Барут. Исполнение донести»{498}.

Через два часа Конев приказывает командующим 3-й и 4-й гвардейскими танковыми армиями: «Войска маршала Жукова в 10км от восточной окраины Берлина. Приказываю обязательно сегодня ночью ворваться в Берлин первыми. Исполнение донести»{499}.

В свою очередь Жуков потребовал от командующих 1-й и 2-й гвардейскими танковыми армиями первыми ворваться в германскую столицу.

С целью наращивания усилий Конев 20 апреля принял решение ввести в сражение вновь прибывшую 28-ю армию генерал-лейтенанта А.А. Лучинского. Ей было приказано форсированным маршем, на фронтовом автотранспорте, двигаться из района Фюрстенау вслед за 3-й гвардейской танковой армией. К исходу 21 апреля две стрелковые дивизии должны были сосредоточиться в лесах вокруг Барута, а весь первый эшелон 28-й армии к исходу 23 апреля — в районе Цоссен, Барут.

Этот район запирал основные пути выхода из крупного лесного массива к востоку от Берлина, где были сосредоточены силы немецкой 9-й армии. Кроме того, войска 28-й армии должны были ликвидировать разрыв в несколько десятков километров, образовавшийся между 3-й гвардейской и 3-й гвардейской танковой армиями.

Несмотря на грозные приказы, танковым армиям 1-го Украинского фронта не удалось ворваться в Берлин к утру 21 апреля. Они, как и танковые армии 1-го Белорусского фронта, с огромным трудом преодолевали сильно укрепленную оборону на подступах к Берлину. «Б тесном взаимодействии с общевойсковыми эти армии прорывали 3 оборонительные полосы одерско-нейссенского рубежа, — отмечал позднее Маршал Советского Союза AM. Василевский, — действовали самостоятельно при осуществлении маневра на окружение берлинской группировки с севера и юга; участвовали в штурме Берлина, сохраняя собственные полосы действий. Опыт этой операции еще раз убедительно показал нецелесообразность применения крупных танковых соединений в сражении за большой населенный пункт; они теряют здесь свои главные преимущества — ударную силу и маневренность»{500}.

Война, пришедшая в Германию, неизбежно оказала сильное морально-политическое воздействие на население страны. Массовые разрушения от действий артиллерии и авиации, хаос, жестокие репрессии в тылу, голод и общая безысходность усиливали панику и страх немецких граждан, их обеспокоенность за судьбу родных и близких. В информационных сводках органов спецпропаганды войск Красной Армии приводились факты фанатичного поведения немецкого населения, запуганного грядущими «зверствами большевиков», а также примеры индивидуальных и групповых самоубийств, террористических акций против одиночных военнослужащих Красной Армии. Нацистская пропаганда активно использовала в своих целях ложь, одурманивание и без того отчаявшихся людей. Положение в ряде случаев усугублялось и неправильным поведением советских военнослужащих на оккупированной территории. Отмечались случаи пьянства, мародерства, насилия над женщинами, незаконных самозаготовок продовольствия и т.д. Учитывая это, Ставка ВГК 20 апреля направила командующим войсками и членам Военных советов фронтов директиву № 11072, в которой говорилось:

«1. Потребуйте изменить отношение к немцам, как к военнопленным, так и к гражданским. Обращаться с немцами лучше. Жесткое обращение с немцами вызывает у них боязнь и заставляет их упорно сопротивляться, не сдаваясь в плен. Гражданское население, опасаясь мести, организуется в банды. Такое положение нам невыгодно. Более гуманное отношение к немцам облегчит нам ведение боевых действий на их территории и, несомненно, снизит упорство немцев в обороне.

2. В районах Германии к западу от линии устье реки Одер, Фюрстенберг, далее река Нейсе (западнее) создавать немецкие администрации, а в городах ставить бургомистров — немцев. Рядовых членов национал-социалистической партии, если они лояльно относятся к Красной Армии, не трогать, а задерживать только лидеров, если они не успели удрать.

3. Улучшение отношения к немилом не должно приводить к снижению бдительности и панибратству с немцами»{501}.

Одновременно директивой Ставки ВГК № 11073 командующим фронтами были даны указания об установлении знаков и сигналов для взаимного опознавания советских и англо-американских войск. Советские войска должны были обозначать себя серией красных ракет, а танки также — одной белой полосой вокруг башни по ее середине и белым крестом на крыше башни. Англо-американские войска обозначали себя серией зеленых ракет, а танки и бронемашины — желтыми или вишнево-красными флюоресцирующими (ночью) щитами и белой пятиконечной звездой, окруженной белым кругом, на горизонтальной поверхности танка. Кроме того, советские и англо-американские самолеты, помимо установленных для них сигналов ракетами, обозначались своими национальными опознавательными знаками.

Чем ближе войска 1-го Украинского фронта подходили к Берлину, тем упорнее становилось сопротивление его защитников. Войска 3-й гвардейской армии в течение 21 апреля вели борьбу с котбусской группировкой противника, которая, по данным штаба фронта, насчитывала до 150 тыс. бойцов и 2 тыс. орудий{502}. Она фактически уже находилась в полуокружении, будучи отрезанной от коммуникаций и прижатой к болотистой пойме Шпрее. Конев, выразив свое неудовольствие командарму генерал-полковнику Гордову за промедление в ликвидации этой группировки, выделил ему в помощь 4-й и 6-й бомбардировочные, 2-й гвардейский штурмовой авиационные корпуса, 2-й истребительный и часть 6-го истребительного авиационных корпусов. Кроме того, командарму было приказано ввести в сражение 25-й танковый корпус, находившийся у него во втором эшелоне.

В тот же день, 21 апреля, соединения 3-й гвардейской танковой армии ворвались на южную окраину Берлина, а 4-я гвардейская танковая армия вышла на южные подступы к Потсдаму. Одновременно на окраины Берлина прорвались части 3-й ударной, 8-й гвардейской, 47-й, 2-й гвардейской танковой и 1-й гвардейской танковой армий 1-го Белорусского фронта.

В ночь на 22 апреля части 9-го механизированного корпуса 3-й гвардейской танковой армии форсировали канал Нотте на подручных средствах, а части 6-го гвардейского танкового корпуса разведали восточнее Цоссена брод и приспособили для переправы железнодорожный мост. Противник по-прежнему оказывал упорное сопротивление 3-й гвардейской танковой армии. Для ее усиления Конев направил 10-й артиллерийский корпус прорыва, 25-ю артиллерийскую дивизию прорыва и 23-ю зенитно-артиллерийскую дивизию, а также подчинил командующему армией в оперативном отношении 2-й истребительный авиационный корпус{503}.

Артиллерийские соединения, дислоцировавшиеся в полосе 5-й гвардейской армии, в районе Шпремберга, в течение суток — полтора совершили стремительный марш с юга на север на расстояние 130–150 км. В результате для прорыва внешнего обвода Берлина был создан мощный артиллерийский кулак. Командующему 3-й гвардейской танковой армией было приказано: «Противник, по данным пленных, от Коттбуса отходит на Берлин. Приказываю: одной бригадой с самоходным полком нанести удар из района Цоссен на Бонсдорф, с задачей не допустить отходящего противника в Берлин»{504}.

По решению Конева между 5-й гвардейской армией и 2-й польской армией была установлена новая разграничительная линия. Она давала возможность 2-й польской армии, несколько сузив свой фронт и не тревожась за правый фланг, сосредоточить усилия на отражении продолжавшихся на ее участке ожесточенных контратак дрезденско-герлицкой группировки неприятеля.

Войска 3-й гвардейской танковой армии, получив усиление, успешно продвигались вперед. Ее передовые части ворвались в южную часть Берлина и к половине шестого вечера 22 апреля вели бои за Тельтов и Ланквиц. 4-я гвардейская танковая армия, преследуя врага в общем направлении на Потсдам и не ввязываясь в бой, обошла город Луккенвальде и, продвинувшись на 20 км, овладела Зармундом на юго-западных подступах к Берлину. Два корпуса этой армии (10-й и 6-й гвардейские танковые) выходили к Берлину по касательной, стремясь все дальше на северо-запад, то есть двигаясь так, чтобы это в итоге привело к окружению Берлина. Одновременно 5-й гвардейский механизированный корпус, прикрывая левый фланг своей армии и тем самым обеспечивая ей возможность поворота на север, стремился на участке Юттербог, Луккенвальде установить прочный заслон против неприятеля фронтом на запад.

Войска 13-й армии, стремительно преследуя врага, прошли за день 45 км и вышли на уровень левого фланга 4-й гвардейской танковой армии. В результате окончательно были перехвачены все пути, которые могли быть использованы противником при попытке освободить свою окруженную юго-восточнее Берлина группировку встречным ударом с запада. 3-я гвардейская армия, после успешного обходного маневра и двухдневных ожесточенных боев, штурмом овладела Котбусом и довела до конца разгром котбусской группировки. После этого войска не только повернули на север, но и стали выходить на северо-восток, непосредственно на немецкую 9-ю армию.

К вечеру 22 апреля совершенно отчетливо обозначилось кольцо, готовое вот-вот замкнуться вокруг франкфуртско-губенской группировки врага. С севера, с востока, с юга и частично с запада она была уже плотно охвачена сплошным фронтом 8-й гвардейской, 69-й и 33-й армий 1-го Белорусского фронта, а также 3-й гвардейской, 3-й гвардейской танковой и части сил 28-й армий 1-го Украинского фронта. К исходу дня расстояние между передовыми частями 47-й армии 1-го Белорусского фронта и 4-й гвардейской танковой армией 1-го Украинского фронта уже не превышало 40 км. В результате складывались и даже почти замкнулись два кольца окружения: одно — вокруг 9-й армии восточнее и юго-восточнее Берлина; другое — западнее города, вокруг частей, оборонявших непосредственно германскую столицу. К вечеру расстояние между франкфуртско-губенским и берлинским кольцами достигало в западном направлении 80 км, а в южном — 50 км.

Успешные действия войск 1-го Украинского фронта вынудили германское командование повернуть против них 12-ю армию генерала танковых войск В. Венка, предназначавшуюся для сдерживания американских войск. Она должна была в районе Йютербога соединиться с пробивавшимися на запад войсками 9-й армии генерала пехоты Т. Буссе и частью сил 4-й танковой армии генерала танковых войск Ф.-Г. Грезера. Для нанесения удара по советским соединениям, обходившим Берлин с севера, намечалось использовать армейскую группу обергруппенфюрера СС Ф. Штейнера.

В первом часу ночи 23 апреля Ставка ВГК своей директивой № 11074 потребовала от командующих 1-м Белорусским и 1-м Украинским фронтами не позднее 24 апреля уничтожить франкфуртско-губенскую группировку, не допустив ее прорыва в Берлин или в западном и юго-западном направлениях{505}. С 6 часов утра 23 апреля между обоими фронтами временно устанавливалась следующая разграничительная линия: до Люб-бена — прежняя и далее Тойпитц, Миттенвальде, Мариендорф, Ангальтский вокзал Берлина (все пункты для 1-го Украинского фронта включительно).

И.С. Конев, получив директиву Ставки ВГК, уточнил задачи своим войскам. От командующего 3-й гвардейской танковой армией требовалось принять все необходимые меры для того, чтобы утром 24 апреля форсировать Тельтов-канал, ворваться непосредственно в Берлин, овладеть его пригородом Букков и сомкнуться в тылу франкфуртско-губенской группировки с войсками 1-го Белорусского фронта. Командующему 28-й армией было приказано, продолжая наступать главными силами на Берлин с юга, одновременно двумя дивизиями занять рубеж Тойпитц, Басдорф, перехватить там все дороги между озерами и организовать прочную противотанковую и противопехотную оборону с целью не допустить прорыва 9-й и остатков 4-й армий через тылы 1-го Украинского фронта на запад и на юго-запад. Войскам 3-й гвардейской армией предписывалось развернуть активные действия против окруженных частей 9-й армии противника{506}.

Командующий 1-м Украинским фронтом понимал, что войскам 3-й гвардейской танковой армии предстоит решить очень сложную задачу. Канал Тельтов имел ширину 30–35 м и глубину 4–5 м. На его северном берегу была заблаговременно подготовлена крепкая оборона, включавшая траншеи, железобетонные доты, зарытые в землю танки и самоходные орудия. По берегу тянулись крупные железобетонные корпуса промышленных предприятий, обращенные к каналу тыловой, глухой стороной и образующие как бы средневековую крепостную стену, спускающуюся к воде. Часть мостов через канал была подготовлена к взрыву, а часть уже взорвана. На участке шириной 12 км для обороны было сосредоточено до 15 тыс. человек, более 250 орудий и минометов, 130 танков и бронетранспортеров, свыше 500 пулеметов{507}. Для обеспечения прорыва столь сильно укрепленной обороны Конев принял меры по дополнительному усилению 3-й гвардейской танковой армии, направив ей 16-ю штурмовую инженерно-саперную бригаду и 48-ю гвардейскую стрелковую дивизию 28-й армии.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.