Антисемитизм в высшей школе
Антисемитизм в высшей школе
Еще более поражает — и подтверждает выдвинутую выше гипотезу о происхождении советского антисемитизма 20-ых годов — широкое распространение антисемитизма в рассматриваемый нами период в школе, особенно в высшей школе (Сообщений об антисемитизме в народной школе в печати попадается гораздо меньше и на них — в интересах экономии места — я здесь не останавливаюсь. В виде примеров можно назвать случаи, отмеченные у Горева, стр. 10–12, или в телеграммах ЕТА из Ленинграда от 5-го июня и из Москвы от 7-го июня 1928 года15.
В цитированной уже выше брошюре Добина мы читаем16:
«В день, когда пишутся эти строки, в „Комсомольской Правде“ опубликованы кошмарные случаи, от которых веет средневековой жутью. Речь идет о проявлениях антисемитизма в харьковских вузах.
В геодезическом институте систематически, изо дня в день долгие месяцы, за закрытой дверью студенческого общежития велась упорная травля рабфаковца-еврея Ш. Среди товарищей он чувствовал себя затравленным зверем. Каждый его шаг, движение, нечаянно оброненное слово вызывали поток грубых насмешек, площадной брани и издевательств.
Молодой студент-геодезист Ляшенко, комсомолец, издевался над Ш. только потому, что он был единственным евреем в общежитии. Закадычный друг Ляшенко, геодезист Микула, не пожелал отставать от своего приятеля. Безобидного и, может быть, не в меру покорного Ш. обливали ледяной водой, заставляли ночами бодрствовать, лежать в постели с широко раскрытыми глазами. Его будили ударом линейки по голове, сонного обливали холодной водой и кололи голые пятки кронциркулем. Глубокие и длительные обмороки явились последствием травли. Трудно было узнать рабфаковца: он постарел, осунулся и превратился в инвалида с дрожащими руками. А хулиганы продолжали издеваться. Ляшенко ударил по щеке Ш. Это вызвало похвалу Микулы и на другой день последний повторил опыты: Ш. был избит. На третий день били по лицу не руками, а грязной галошей.
В том же институте хулиганы топтали живот беременной курсистки-еврейки. В Харькове в студенческом городке, в общежитии в корпусе № 11, другая кучка хулиганов-антисемитов избивает до полусмерти 16-тилетнего студента музтехникума Аркадия Рейхеля».
И это — если и не в такой крайней форме — было далеко не местное явление. Корреспондент Еврейского Телеграфного Агентства (ЕТА) телеграфировал из Москвы 28-го мая 1928 года17:
«Из разных частей страны приходят сообщения, что среди студентов советских учебных заведений стало обычным, говоря о евреях, употреблять слово „жид“.
„Октябрь“, еврейская коммунистическая газета в Минске, отмечает, что к еврейским молодым людям, желающим поступить в Минскую Консерваторию, часто обращаются со словом „жид“. Газета обвиняет директора Консерватории, Прохорова, в намеренной дискриминации по отношению к евреям...
Харьковская газета „Штерн“ приводит ряд инцидентов, возникших на почве острого антисемитизма, господствующего среди студентов Харьковского Технологического Института, а между тем комсомольская организация насчитывает в Институте 400 членов и пользуется большим влиянием на студентов.
Даже студенты-коммунисты заражены антисемитизмом и часто спрашивают, почему для евреев не вводится в высших учебных заведениях процентная норма».
Особенно поражает в этой телеграмме сообщение о возрождении идеи процентной нормы для евреев, бывшей в старой России в последние ее десятилетия боевым знаменем реакции в высшей школе. Сообщение это не осталось изолированным. В телеграмме ЕТА из Москвы от 21-го октября 1929 года мы опять читаем18:
«Собрание студентов-коммунистов в Киеве потребовало введения процентной нормы для евреев при приеме в Университет. Требование это предварительно обсуждалось в заседании бюро Комсомола».