XVIII. «Непохожие» и «похожие» крестьяне и вольные слуги в господарских имениях при Казимире и его сыновьях

XVIII. «Непохожие» и «похожие» крестьяне и вольные слуги в господарских имениях при Казимире и его сыновьях

Старожильство как юридическое основание «непохожего» состояния и его происхождение и признаки. Обязательственный характер прикрепления крестьян-отчичей; случаи ухода их на сторону и превращения в вольных «похожих» людей. Вольные «похожие» люди на самостоятельном тягле или оброке; «жалобники» или «слободичи»; потужники и дольники крестьян-господарей. Элементы, из которых составлялось «похожее» крестьянство. Слуги и их главная повинность; происхождение этого класса. Слуги путные, панцирные, доспешные, щитные, конные; ордынцы. Личная вольность как главное отличие этого состояния от «простых» людей. Бояре-крестьяне.

Тяглое крестьянство, жившее в господарских имениях, разделялось на «непохожих» невольных и «похожих» вольных людей. Все крестьяне-отчичи, жившие целыми поколениями на своих земельных участках, de jure считались «непохожими», не имевшими права покидать свои земли и свои службы господарю великому князю. Тот самый принцип старожильства, который крепил крестьян к тяглу и владельцу в Северо-Восточной Руси, действовал в той же мере, если не в большей, и в Литовско-Русском государстве, где «старина» вообще была юридическою опорою и социальных, и политических отношений. В отношении к положению крестьян принцип старожильства стал определяющим, главным образом, благодаря условиям тогдашнего господарского и вообще крупного хозяйства. При малочисленности рабочего населения сравнительно с величиною территории, при натуральном характере крестьянских «служб» господарское, как и всякое другое крупное хозяйство, могло держаться только на невольном труде. Одной челяди дворной было недостаточно для надлежащего обеспечения господарского хозяйства рабочею силою и доходами. Поэтому Литовско-Русские господари, как и все другие землевладельцы, стали держаться правила, что крестьяне, прочно осевшие в их имениях, – люди «заседелые», «старожильцы» – не могут покидать своих земель, бросать свою «службу» господарю или владельцу. Известный привилей 1447 г., устанавливавший, что господарь и его урядники не будут принимать в великокняжеские села из имений князей, панов, рыцарства-шляхты и мещан людей «данных, извечных, селянитых, невольных», и требовавший того же от землевладельцев в отношении господарских крестьян, не вводил никакой новости, а только подтверждал, санкционировал уже сложившиеся отношения. Старожильство господарских крестьян было основанием для сыска их как беглых и возвращения на свои отчины. Например, в 1533 г. пану Альбрехту Мартиновичу Гаштольду как державце бобруйскому дан был такой приказ: «Которыя земли пустовския лежат впусте, а их никто не держит, на таковых повинни будете ваша милость, отчичов отыскавши, и посадити». Признаком старожильства крестьян было отчинное, наследственное владение тем или другим участком: землею, дворищем, селищем, жеребьем или его долею. Кроме того, старожильство устанавливалось и десятилетнею земскою давностью владения крестьянским участком, без особых гарантий свободного выхода.

Вызванное потребностями господарского хозяйства прикрепление крестьян-отчичей носило при всем том обязательственный характер, не было в жизни безусловным. Крестьянин-отчич мог освободиться от своей неволи, сдав или продав свою отчину прихожему крестьянину. Такая сдача и продажа господарскими крестьянами своих отчин практиковалась в широких размерах. Продавшие или сдавшие свои отчины (подразумевается: с разрешения господаря или его уряда) крестьяне уже не подлежали возвращению на эти отчины, с которых полнилась служба новыми владельцами. На это указывает, например, такой случай. Тиун господарский Черсвятской волости в 1522 г. предъявил требование к одному полоцкому боярину, чтобы он выдал человека своего Климяту на том основании, что человек этот господарский, из Лодостна. Но Климята объяснил, что хотя он и из Лодостна, но отец его еще при жизни своей продал свою отчину старцу лодостненскому Тетере. На основании этого показания воевода полоцкий оставил Климяту за его владельцем. Обязательственным характером прикрепления объясняется и широко практиковавшийся отход членов крестьянской семьи на сторону. Крестьянские отчины в некоторых случаях оказывались недостаточными для всех наличных членов крестьянской земли. Поэтому часть их уходила на сторону, порывала всякую связь с отчиною и не подвергалась возвращению, раз с отчины и без того исправно полнилась служба. Таким образом, например, в 1514 г. Сигизмунд I разрешил своему дворянину Косте Пищикову принять на пожалованную ему землю двух господарских крестьян, которые «отошедши от братьи своея колко лет ходили по людем по наймом», между тем как там, «где они перед тым жили, четыре брата их живут и службу супольно служать». Разъяснение мотива, которым король руководился в своем дозволении, указывает на то, что здесь мы имеем дело не с простым разрешением принять господарских крестьян-отчичей, а с признанием того, что эти отчичи перестали быть в сущности отчичами, стали вольными «похожими» людьми, не связанными более обязательною «службою» своему господарю.

Обязательственный характер прикрепления господарских крестьян сказывается и в отношении Литовско-Русского правительства к уходу крестьян без заместительства на их отчинах. Крестьяне-отчичи нередко покидали свои дома и земли вследствие бедности и невозможности служить службу господарю. Они расходились «в покормы», поступали в наймы или «запродавались в пенязях», т. е. становились закупами, наконец, присаживались к зажиточным крестьянам в потужники, в дольники и подсуседки. Великокняжеская администрация не возвращала таких разорявшихся крестьян на их отчины, где от них не могло уже быть пользы. Таких крестьян надо было ставить на ноги, поднимать экономически. Но такая задача была не по плечу великокняжеской администрации, и потому правительство предпочитало терпеть уходы разорившихся крестьян в надежде, что они сами поправятся на стороне, воротятся на свои отчины или сядут на другой господарской земле. Господарь мог бы распоряжаться такими ослабевшими крестьянами и другим образом, например, продавать их или жаловать без земли другим владельцам. Но продажа господарских крестьян без земли совершенно не практиковалась, а пожалование без земли бывало очень редко. Нам известна только одна запись такого пожалования, состоявшаяся при Казимире в 1447 г.: «Билятовичам Твирмунтову землю, а самого Твирмунта пану Кезкгайлу». Обычно крестьяне жаловались частным владельцам с землями и угодьями, с обязательством нести с них новому пану ту же службу, какую несли и самому господарю великому князю или какую другую по его усмотрению. Крестьянин-отчич крепко срастался со своей землею, с которой он служил свою службу, и мыслился вместе с нею как живая служба, а не отдельно от нее. Сами крестьяне обычно тяготели к своим отчинам, к своим родовым гнездам и неохотно расставались с ними. В источниках сохранились многочисленные следы борьбы их с нуждою, стремления удержаться так или иначе на своих отчинах. Самый отход крестьянина на сторону иногда имел целью простой заработок, поправление материальных ресурсов для продолжения хозяйства и службы господарю на своей отчине. Для поправления своего материального положения крестьяне прибегали также к долгам у зажиточных соседей, которые они погашали либо работою, либо прибытками своего хозяйства, либо отдачею в пользование арендатору своих земель и угодий, либо, наконец, продажею части своей отчины. Но все это сплошь и рядом еще более обессиливало крестьянина, который и бросал тогда свою отчину, становясь «похожим» человеком, на которого господарской администрации приходилось только махнуть рукой.

Как бы то ни было, но крестьяне-отчичи de jure были людьми «непохожими», и господарь великий князь в известных случаях, когда представлялась возможность, осуществлял это право в жизни, выводил крестьян-отчичей, зашедших за других владельцев или даже в другие господарские волости, и водворял их на места прежнего жительства. Но наряду с отчичами «непохожими» в господарских имениях проживало немало крестьян вольных – «похожих». Эти вольные крестьяне устраивались в господарских имениях разным образом. Часть их оседала на пустовщинах, покинутых отчичами, либо на той самой службе, которая шла прежде с этого участка, либо на оброке, арендной плате. Эти крестьяне, если они не засидели земской давности или если особым договором гарантировали себе право выхода, оставались людьми вольными, которые могли уйти в другое место. Ограничение существовало для так называемых «жалобников» и «слободичей», которые садились «на воле», «на жалобе» или «на свободе», т. е. с условием в течение известного количества лет не платить всех или части податей и не нести повинностей (в большинстве случаев это были вольные прихожие люди, которые садились не на пустовщинах, а на сыром корню, новозаселяли имение). Такие прихожие крестьяне должны были отсидеть не только волю, но и таковое же число лет уже без воли, и в случае самовольного ухода подлежали возвращению «не мней, яко и отчичи» (Статут 1529 г., раздел VIII, арт. 20). Вольные и «похожие» люди, не сидевшие на воле, не были привязаны к своей земле и могли всегда покинуть ее. Когда великому князю приходилось жаловать князю, пану или боярину в составе того или другого имения земли, на которых сидели вольные «похожие» люди, он постоянно оговаривал в своих привилеях, что люди вольные, сидящие в том имении, вольны: всхотят ему служить, служат, а не всхотят ему служить, и он имеет отпустить их добровольно «со всими их статкы». Другая часть вольных «похожих» людей устраивалась в господарских имениях не самостоятельными хозяйствами, а в потужниках, в дольниках, половинниках, третчиках у крестьян-отчичей. Эти крестьяне имели дело не с господарскою администрацией непосредственно, а с крестьянами-«господарями», с которыми они и заключали свои ряды и уговоры.

Откуда набирались вольные «похожие» люди? Прежде всего, несомненно, что часть их наследственно пребывала в этом звании. Вольные «похожие» люди, чтобы не подпасть действию земской давности и не сделаться людьми «заседелыми», брали особые удостоверения или записи своего вольного состояния, которое переходило таким образом и на их детей. Часть набиралась из вольноотпускной челяди и отчичей, получавших формальное разрешение «уходить прочь, куда кто хочет». Но значительная часть набиралась из отчичей и без этого прямого разрешения. Таковы были прежде всего те крестьяне, которые сдавали или продавали свои отчины другим, а сами шли кормиться на сторону. Сюда присоединялись также и те крестьяне-отчичи, которые по бедности бросали свои отчины и долгое время «волочились» по людям в наймитах и закупах. Давность делала их свободными в глазах правительства. Поэтому, жалуя их пустовщины какому-нибудь боярину, господарь сплошь и рядом оговаривал: «А придут ли отчичи тое земли, а всхотят ли ему служыть по своей доброй воли, и они нехай служать, а не всхотят ли ему служыти, и они мают поити, куда хотячы». Наконец, в разряд вольных «похожих» людей попадали и те крестьяне-отчичи, которых выпускали от себя на сторону крестьянские семьи-товарищества как лишних членов, ненужных для выполнения службы господарю. В состав вольных «похожих» людей попадали приходни из-за рубежа, тверичи, москва и пребывали в этом состоянии до тех пор, пока не становились людьми «заседелыми», старожильцами или отчичами. Вольные «похожие» люди набирались также и из мещан, которые покидали свои усадьбы и земли в городе и шли на покорм в села. И наконец, контингент вольных «похожих» людей пополнялся из класса так называемых слуг, которые по природному состоянию своему в рассматриваемое время были еще вольными людьми.

Люди служебные, слуги разных наименований составляли вторую многочисленную категорию населения господарских имений наряду с тяглым крестьянством. По своему экономическому положению слуги близко стояли к тяглому крестьянству. Так же, как и тяглые крестьяне, слуги были маленькими землевладельцами, а сплошь и рядом и земледельцами, и промышленниками, сидевшими целыми гнездами на своих «отчинах». Но они отличались от крестьян своей специальною службою. Главною их повинностью была военная служба и разъезды по поручениям великокняжеской администрации в мирное время. Все другие повинности, которые они отправляли вместе с тяглыми крестьянами, были только побочными, добавочными к главной повинности.

Первоначальное ядро этого класса составили младшие дружинники, те самые гриди и отроки, которые были у князей Киевской Руси и которые под именем слуг постоянно фигурируют рядом с боярами в договорных грамотах удельных князей Северо-Восточной Руси. Так же, как и старшие дружинники-бояре, слуги с течением времени сели на землю за невозможностью князей содержать их на всем готовом. Потребности военные и административные заставляли Литовско-Русского господаря пополнять этот основной контингент слуг различными элементами из тяглого крестьянства. Вот характерный в этом отношении пример. В 1514 г. некто Лаврин Станкевич, слуга из Киевской земли, бил челом господарю, прося вызволить его отца и братьев от тяглой службы. Он мотивировал свою просьбу тем, что его отец и братья – люди «достаточные» и могут «гораздо службу земскую заступовати». Господарь исполнил просьбу: освободил крестьянина Станка и его двух сыновей от трех тяглых служб, которые они служили, от дякла и других «дачек», которые они платили господарю и его урядникам, и велел им «службу земскую заступовати у трех зброях». Они должны были иметь коней добрых, и зброи, и брони «так достаточне», как предписано было боярам-шляхте. Слуги или служки, не ездившие на войну и служившие только по поручениям администрации, набирались иногда не только не из достаточных, а наоборот – из «привбожалых», «зубожалых» людей, которые не в состоянии были полнить своей тяглой службы.

Слуг было несколько разрядов. Наиболее многочисленный из них составляли слуги путные (по лат. servitorеs expeditionarii), названные так оттого, что специальною повинностью их был «путь» или «листовная служба». Они ездили по разнообразным поручениям местной великокняжеской администрации с «листами», с деньгами в Вильно и другие города, куда было нужно. Но когда начиналась война, они выступали в поход под командою местного державцы или наместника. Некоторые из них по отдельным местностям несли и другие повинности, давали дякло, дань медовую и грошовую, коней, бобровщину и разные другие «подачки» господарю и местной администрации. Наиболее распространенною повинностью путных слуг было кошение сена на господаря. Слуги путные в Полоцкой земле назывались сельскими путниками. В Киевской земле, на Волыни и Полесье к этому же разряду слуг относились слуги посельские. Путные слуги иногда только по традиции назывались путными, ибо не несли путной собственно службы, а только военную, панцирную. Такие слуги назывались иногда путными боярами. В Смоленской и Витебской земле слуги, несшие панцирную службу, так и назывались панцирными слугами или даже панцирными боярами. Панцирная служба считалась тяжелее обыкновенной военной, и потому панцирные слуги обыкновенно не несли уже никаких других повинностей, кроме панцирной службы, которую они отправляли «поспол з бояры». Впрочем, бывали и тут исключения, и панцирные слуги несли и разные другие повинности. Кроме панцирных слуг в Смоленской земле были еще слуги доспешные, щитные и конные. Это были все разновидности одного и того же разряда слуг, несших военную службу. Слуги конные являются по актам и в других областях Литовско-Русского государства, в том числе и в собственно Литве. Все они сверх своих специальных служб несли и другие повинности: давали дани деньгами, лошадьми, медом, косили сено, ходили на толоку, сыпали ставы. Слуги Киевской земли, провожавшие послов в Орду, назывались ордынцами.

Выходя сплошь и рядом из тяглого крестьянства, неся заодно с ним разные повинности, слуги рассматривались как крестьяне и вместе с крестьянами назывались «людьми» (например, люди служебные, люди путные и т. п.). Но при всем том в рассматриваемое время они не приравнивались вполне к тяглым крестьянам, не почитались за людей «простых» и «невольных», хотя бы и были отчичами, людьми «заседелыми» (во второй половине XVI в. положение их в этом отношении уже изменилось). В силу этого в 1511 г. королю Сигизмунду били челом «люди служебные» Городенского повета Сенька Климович и Мицута Иванович, жалуясь на то, что король отдал их дворянину Сеньку Тверитину «за простых людей», не ведая того, что они люди служебные и живут большею частью при господарском дворе. Король уважил их жалобу и вернул их снова к Городно. В составе того или другого господарского села и волости слуги нередко жаловались господарем разным лицам наряду с тяглыми крестьянами. Но жаловались, собственно, не они лично, а их земли. Поэтому, пожаловав в 1511 г. князю Михаилу Ивановичу мстиславскому двор Молодечно в вотчину, король Сигизмунд счел нужным оговорить: «Которые люди путные и иные люди вольные там в Молодечне, тые и теперь вольны: всхотят ли ему служити, и они мают ему служити, а не всхотят ему служити, ино им поити добровольно, где хотячи, землю оставивши». В одном судебном «выроке» по поводу путных слуг господарь и паны-рада в опровержение притязания на этих слуг в силу господарского пожалованья разъясняли: «То не слушная речь (не подходящая вещь), абы слуги путные мяли кому в неволю даны быти». Но с течением времени старожильство как принцип прикрепления стало действовать и в отношении слуг, которые стали такими же невольными людьми, как и тяглые отчичи (см., например, Статут 1588 г., раздел XII, арт. 12–13).

Потребности государственной обороны заставляли Литовско-Русского господаря привлекать к военной службе зажиточных крестьян, снимая с них решительно все тяглые повинности. Примеры такой вербовки идут со времен Витовта. Витовт вызволил, например, предков городищских земян на Подляшье Сабней и Головенек от тяглой службы, от «порубов» (раскладки крестьянских повинностей) и дякла и предоставил им «одним конем на войну ходить, как и иншии бояре ходят». Великий князь Сигизмунд Кейстутович во время похода своего к Брянску вызволил с тяглой службы предка некоего Яна Ганцевича и велел ему «боярскою службою служить». Переход с тяглых и других служб совершался иногда по инициативе самих крестьян. Так, в 1541 г. сокольник Сташко Тузикович просил вызволить его от службы сокольницкой и дать ему земли, которыми он владеет, «на службу боярскую земскую». Король исполнил его просьбу: обязал служить его тою же службою, как и иные бояре, и освободил от всех других служб и дачек. Все эти лица, служившие вместе с боярами, и слыли обыкновенно за бояр, хотя и не приравнивались к благородным боярам, шляхте. Поэтому, например, когда вышеупомянутый Ян Ганцевич захотел получить с прибившего его лица шляхетское бесчестье, т. е. 12 рублей грошей, Сигизмунд отказал ему на том основании, что хотя великий князь Сигизмунд и велел его предку служить боярскою службою, но шляхетства ему не дал. Король присудил ему бесчестья только рубль грошей, «как которому путному слуге». Из этого видно, что многие бояре носили только имя бояр, не отличаясь по своим правам от слуг.

Литература

Любавский М. К. Областное деление и местное управление Литовско-Русского государства ко времени издания первого Литовского Статута. М., 1892; Он же. Литовско-русский сейм. М., 1900; Леонтович Ф. И. Крестьянский двор в Литовско-Русском государстве // Журн. М-ва нар. просвещения. 1897. № 4–5; Он же. Бояре и служилые люди в Литовско-Русском государстве // Журн. М-ва нар. просвещения. 1907. № 5–6; Грушевський М. С. Iсторiя України – Руси. Львiв, 1905. Т. 5.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.