Жизнеописание Чингисхана

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Жизнеописание Чингисхана

Сказ о сватовстве Тэмужина и смерти его отца Есухэй-батора

От Огэлун ужин родилось у Есухэй-батора четверо сыновей – Тэмужин, Хасар, Хачигун и Тэмугэ[55]. И родилась у них дочь, и нарекли ее Тэмулун. Когда Тэмужину исполнилось девять лет, Жочи Хасару было семь, Хачигун элчи – пять, Тэмугэ отчигину – три года; Тэмулун и вовсе лежала в люльке.

И когда исполнилось Тэмужину девять лет, Есухэй-батор отправился вместе с ним к родичам жены – олхунудам – сватать сыну невесту[56]. На полпути между урочищами Цэгцэр и Чихургу повстречали они Дэй сэцэна из племени Хонгирад[57][58].

«Сват Есухэй, куда путь держишь?» – спросил Дэй сэцэн.

«У олхунудов, родичей жены, хочу посватать я невесту сыну», – ответил Есухэй.

«Мне люб твой сын,—

Дэй сэцэн молвил.—

У отрока в глазах огонь,

И ликом светел он.

Сват Есухэй, поверишь, прошлой ночью сон удивительный привиделся мне вдруг: как будто птица, белый сокол, в когтях неся луну и солнце, спустилась на руки ко мне. Другим уже я говорил: «То – доброе знамение судьбы!» И вдруг приехал вместе с сыном ты! Сну моему не это ль изъяснение? Да сон ли это был?!

То – знак во сне явившегося гения-хранителя Хиадов[59]. Мы, хонгирады, исстари

Чужие земли и народы не воюем,

Мы светлоликих дочерей милуем,

Статью, красой не заблещут покуда.

Черного мы запрягаем верблюда,

Деву в возок-одноколку посадим,

С ласкою в ханскую ставку спровадим.

Из хонгирадского рода невеста

С ханом поделит высокое место.

Нет у нас тяги ни к битвам, ни к войнам.

Дело другое считаем достойным:

Дочку, что выросла в холе да в ласке,

В путь снаряжаем мы в крытой коляске.

Ставим в упряжку верблюда седого —

Вот и невеста для хана готова.

С ханом высоким, довольна судьбиной,

Сядет достойной его половиной.

У хонгирадов издревле пригожестью пленяли девы,

Блистали наши жены красотой;

Со славой этой из поколенья в поколенье жили мы.

Сыны у нас хозяйничают в отчине своей,

А дочери пленяют взор заезжих женихов.

Сват Есухэй, войди в мой дом.

Есть малолетняя дочурка у меня.

Взгляни и оцени».

С этими словами Дэй сэцэн проводил Есухэя в свою юрту, и взглянул на дитя Есухэй,

И пришлась по сердцу она ему,

Ибо ликом светла была она,

И в глазах ее сверкал огонь.

Девочку звали Бортэ[60]; было ей десять лет, и была она на год старше Тэмужина.

Переночевав у Дэй сэцэна, наутро Есухэй-батор стал сватать его дочь. И молвил Дэй сэцэн в ответ:

«Заставь упрашивать себя —

Да уважаем будешь,

Без долгих уговоров согласясь —

Униженным пребудешь.

Хотя и говорят в народе так[61], но дочь я все равно тебе отдам. Негоже ей у отчего порога век женский коротать. А сына оставляй у нас. Отныне он наш зять»[62].

На это Есухэй-батор отвечал: «Я сына, так и быть, тебе оставлю. Прошу, любезный сват, лишь об одном: собак боится сын мой, Тэмужин; не допусти, чтоб псы его пугали»[63].

И отдал Есухэй-батор свату Дэй сэцэну в подарок заводного коня своего и, оставив сына в зятьях, отправился восвояси.

По пути в степи Цэгцэрской наехал Есухэй-батор на татарский стан и попал на татарский пир. И сошел с коня утолить жажду на пиру. И признали татары Есухэя из хиадского рода, и усадили, и потчевали его на пиру. А сами, отмщения жаждя, сговорились тайно и подмешали в еду ему яду. И на пути домой от стана татарского занемог Есухэй-батор и домой чуть живой воротился через три дня.

«Мне плохо! Есть рядом кто-нибудь?» – вскричал Есухэй-батор.

«Я подле вас», – ответил Мунлиг, сын старика Чарахи из племени Хонхотадай.

Призвав его к себе, Есухэй-батор молвил: «Послушай, Мунлиг! Дети – малолетки у меня. А Тэмужина, старшего из них, оставил я у свата Дэй сэцэна. Но по пути домой в татарском стане я был отравлен. О, как же худо мне! Так позаботься ты, мой верный Мунлиг, о сиротах моих и о вдове. И сына, Тэмужина моего, немедля привези ко мне…» и, заповедав Мунлигу сие, он опочил.

Мунлиг, выполняя волю Есухэй-батора, пришел к Дэй сэцэну и молвил: «Достопочтенный Есухэй по сыну своему истосковался, и я приехал, чтоб его забрать».

И отвечал ему тогда Дэй сэцэн: «Коли скучает сват по сыну, мы Тэмужина тотчас же домой отправим. Но вскорости ему прибыть обратно надлежит». Отец Мунлиг[64][65] выслушал эти слова, забрал Тэмужина и привез в отчину.

Рассказ о предательстве тайчудов

В тот год весной[66], когда жены Амбагай-хана – Орбай и Сохатай – принесли дары к жертвеннику на могилах предков, Огэлун ужин запоздала, и ей не досталась ее доля поминальных кушаний. Приступив к Орбай и Сохатай, Огэлун ужин сказала: «Почто обделена я вами на поминальной трапезе сегодня? Не потому ли, что скончался Есухэй, а сыновья мои еще не повзрослели?

Неужто даже и глаза в глаза

Мы будем лишены почтенья,

Неужто даже о перекочевках

Не будете нас впредь предупреждать?!»

Услышав сие, Орбай и Сохатай вознегодовали:

«Ты приглашений, подношений ждешь? —

К чему поспела, тем и рот набьешь.

Прислуживать тебе? – Нужна ты больно!..

Что ухватила, тем и будь довольна.

Не потому ли, что нет с нами хана Амбагая, осмеливается теперь глумиться даже Огэлун над нами?!»

И стали они подбивать соплеменников: «Давайте откочуем все отсюда, а Огэлун здесь бросим вместе с сыновьями».

Наутро следующего дня Таргудай хирилтуг и Тудугэн гиртэ, предводители тайчудов[67], во главе своего племени двинулись к реке Онон. Так соплеменники покинули Огэлун и ее сыновей.

Тогда старик Чараха из племени Хонхотадай поскакал, и нагнал их, и стал уговаривать вернуться. И сказал ему Тудугэн гиртэ:

«Пересохший род. Ни воды, ни травы,

И потрескались белые камни, увы».

И не вняли словам старца тайчуды и пошли дальше. А Тудугэн гиртэ ударил старика Чараху копьем в спину и прогнал прочь со словами: «Будешь знать, старик, как мне перечить!»

Возвратился старик Чараха раненым и лежал, страданиями мучимый, когда пришел к нему Тэмужин. И молвил старик Чараха из племени Хонхотадай: «Откочевав, тайчуды увели с собою весь народ, что собран был отцом твоим достойным; его нагнал я, воротить желая, да сам, как видишь, едва живым вернулся». И заплакал Тэмужин, и ушел от старика весьма опечаленным.

Тогда Огэлун ужин сама поскакала вослед ушедшим, и держала она в руке знамя святое[68]. Воротила она иных из ушедших, но и они вскоре удалились вслед за тайчудами.

Так братья-тайчуды покинули вдовицу Огэлун ужин и сыновей ее малолетних и отошли от родных пределов[69].

От рожденья премудрая, мать Огэлун

Дэл свой поясом повязала,

По теченью Онона то вверх, то вниз

Все бродила она, кочевала.

Что в степи съедобного было,

Тем детей она и кормила.

Дни в пути, в трудах проводила.

От рожденья упорная мать Огэлун

Шла не знающим устали шагом,

С суковатой дубовою палкой в руках,

По ложбинам да по оврагам,

Вверх и вниз… Набравшись терпенья,

Все искала, копала коренья.

Было трудно ей, горько было,

Но достойных сынов вскормила.

От рожденья прекрасная, мать Огэлун

Берегами речными бродила,

Собирала по осени дикий лучок,

Даже рыбу удою удила.

Не жалела рук, не жалела ног

И сынов державных взрастила.

Был характер тверд, был порядок строг —

Вот что в жизни детей укрепило.

Ясноликая ханша-мать,

Ты сумела детей поднять,

От щедрот питая степных.

Сыновей научила мать

Званье, долг свой осознавать,

Гордость ты заронила в них.

С берегов Онона-реки

Стали дети кидать крючки,

Сами стали рыбу ловить,

Чтобы мать Огэлун накормить.

Строгих правил держится мать —

Сыновьям державными стать.

Тот рыбак и этот рыбак —

Год за годом мужали так.

Наловчились рыбу ловить—

Могут братья мать прокормить.

Предание об убиении Бэгтэра

И вот однажды Тэмужин, Хасар, Бэгтэр и Бэлгудэй[70] ловили рыбу, и попалась на крючок светлая рыбешка. Но Бэгтэр и Бэлгудэй себе ее забрали. И приступили тогда Тэмужин и Хасар к матери и с обидой говорили: «Сейчас поймали мы рыбешку, но братья Бэгтэр и Бэлгудэй себе ее забрали».

На это мать им отвечала:

«Что за охота вам, братьям, так препираться?!

Иль вам неведомо, что ныне

Нет у вас друга, кроме вашей тени,

Как нет и плети, кроме конского хвоста.

Коли такие промеж вас раздоры, как сможем мы отмстить отмщением ворогам-тайчудам?! Неужто рознь вас одолела, как прежде сыновей Алан гоо? Я истинно вам говорю: не смейте!»

Но не вняли Тэмужин и Хасар материнским словам, прекословили: «Вчерашний день пичугу подстрелили мы, так Бэгтэр с Бэлгудэем также отобрали. И нынче тоже отняли улов. Но коль они такие, как жить нам вместе дальше?!»

И, вознегодовав, вышли они прочь и в сердцах громко хлопнули дверью. И подкрались Тэмужин и Хасар один сзади, другой спереди к Бэгтэру, когда тот на пригорке пас девять соловых[71] коней.

Узрев, что братья приложили стрелы к тетиве и уж готовы выстрелить в него, он возопил: «Покамест мы разора у тайчудов ждем, пока отмщением отмстить им не сумели, за что вы, братья, погубить меня решили; ресницею глазной, навек падучей, блевотиной, ртом извергающейся вон, зачем меня хотите обратить? Пока у нас нет друга, кроме нашей тени, как нет и плети, кроме конского хвоста, почто меня вы вознамерились убить? Прошу, не разоряйте мой очаг, не погубите брата Бэлгудэя!»

С этими словами Бэгтэр сел, скрестив ноги, и смиренно ждал, что будет. И тогда Тэмужин и Хасар пустили в него свои стрелы, один спереди, другой сзади, и убили его.

Когда Тэмужин и Хасар воротились, Огэлун ужин, воззрившись на них, все враз уразумела и вознегодовала:

«Братоубийцы вы, предатели,

Себе подобных пожиратели!

Как, Тэмужин, тебя я родила,

Не зря ж ладонь твоя в крови была!..

Вы – изверги!

О, как вы многозлобны,

Вы черной суке бешеной подобны.

Повадки ястребиные у вас.

Откуда ярость львиная взялась!

Зловредный мангас[72], хищник, живоглот —

Сравненье вам обоим подойдет.

Детенышей кусать – вот нрав верблюжий,

Взбесившихся верблюдов вы похуже.

Вы – огари: они утят гоняют

И, силы потерявших, пожирают.

Волк беспощаден, если пищу ищет

Иль защищает логово-жилище.

А вы – вы к брату были беспощадны,

Как тигры хищны, люты, кровожадны.

Пока у нас нет друга, кроме нашей тени,

Как нет и плети, кроме конского хвоста,

Пока мы ждем разора недругов-тайчудов

И помышляем им отмщением отмстить,

Зачем вы, сыновья мои, такое сотворили?»

Долго бранила-вразумляла Огэлун ужин сыновей своих.

Старопрежние притчи им сказывала,

Словами предков сокровенными поучала.

Рассказ о пленении Тэмужина тайчудами и его вызволении семьей Сорхон шара

Немного спустя, замыслив недоброе против Огэлун и ее сыновей, Таргудай хирилтуг из племени Тайчуд сказал:

«Полиняла у ягненка шерсть.

Знать, подрос,

Раз слюни перестали течь».

И, сказав так, Таргудай хирилтуг со товарищи ополчился на Огэлун и сыновей ее. Убоявшись недругов тайчудских, Огэлун ужин вместе с сыновьями бежала в лес. Там Бэлгудэй возвел укрытие из дерев, что срублены им были. Хасар метал стрелы в наседавших ворогов. Тем временем меньшие – Хачигун, Тэмугэ и Тэмулун – отошли в горное ущелье.

И возопили тогда тайчуды: «Выдайте нам старшего брата вашего, Тэмужина[73]. Прочие нам вовсе не нужны!»

Услыхав речи тайчудские, братья понудили Тэмужина бежать в лес. Проведали о том тайчуды и пустились вослед.

И пробрался Тэмужин в дебри лесные, что на горе Тэргун ундур, а тайчуды не смогли пробиться, и отступили они в бор и выставили дозорных.

Три дня просидел Тэмужин в дебрях лесных, а на четвертый день замыслил возвернуться к родичам. И шел он по лесу, ведя за повод коня своего, как вдруг седло соскользнуло и упало наземь. Глянул Тэмужин: и седельная подпруга, и ремень нагрудный – все на месте, а седло таки упало. «Могла подпруга соскользнуть, ремню нагрудному не соскользнуть, однако. Никак знамение мне Небо посылает!» – воскликнул Тэмужин.

И остался он в чаще лесной, и просидел там еще три дня. И снова хотел было выйти из лесу, но путь ему преградил белый валун величиной с юрту. «Неужто шлет знамение мне Небо снова», – молвил он и вдругорядь вернулся в чащу и просидел еще три дня.

Все девять дней просидел он в лесу без пищи и наконец решил: «Чем в чаще так бесславно сгинуть, уж лучше из лесу мне выбраться, пожалуй!» И пошел он из чащи лесной, ведя за повод коня, и обошел стороной лежавший на дороге белый валун величиной с юрту. А обходя тот валун, рубил он ножом, коим правят стрелы, деревья, стеной стоявшие на его пути. А как вышел Тэмужин из лесу, так и схватили его недруги-тайчуды.

Таргудай хирилтуг привел его в пределы тайчудские, и учинили над ним тайчуды расправу и понудили Тэмужина ходить у них в прислужниках, каждый день передавая его из одной семьи в другую.

На шестнадцатый день первого летнего месяца тайчуды сошлись на берегу реки Онон и пировали там до захода солнца. В ту пору к Тэмужину был приставлен один слабосильный отрок. Когда пировавший люд угомонился и разошелся по своим юртам, Тэмужин, улучив момент, ударил отрока по голове шейной колодкой, которой был обременен, и бросился бежать в рощу, что на берегу Онона; но, опасаясь быть замеченным в роще ононской, Тэмужин лег в заводи на спину; и лежал он в заводи с запрокинутой головой, а шейная колодка его была водою скрыта.

«Пленника упустил!» – возопил отрок, стерегший Тэмужина.

И сошлись снова разбредшиеся было по юртам тайчуды, и светлой, будто день, лунной ночью бродили они в ононской роще в поисках беглеца.

Сорхон шар из племени Сулдус набрел на то место, где в заводи лежал Тэмужин[74]. Узрев его, Сорхон шар молвил: «Ты трижды прав, что схоронился здесь. В глазах твоих огонь, ты ликом светел и мудр не по годам. Вот почему тайчуды так тебя не любят. Будь здесь, мой Тэмужин, тебя не выдам я». С этими словами Сорхон шар удалился.

И сошлись тайчуды порешить, как дальше искать беглеца, и сказал им Сорхон шар: «Пусть каждый еще раз пойдет тропой, где только что прошел, да заново округу оглядит».

«Согласны», – молвили в ответ тайчуды, и каждый из них пошел обратно по уже пройденному однажды пути.

И приступил Сорхон шар к Тэмужину еще раз и молвил ему: «Тайчуды-братья хотят тебя найти во что бы то ни стало. Так жаждут твоей крови, аж наточили зубы. Будь стоек, Тэмужин, и с места не сходи». С этими словами Сорхон шар удалился.

Не нашли тайчуды Тэмужина и собрались вместе вдругорядь, чтоб сговориться о разыскании его. И молвил тогда Сорхон шар: «Средь бела дня мы упустили человека; так разве среди ночи нам сыскать его?! Пусть каждый еще раз пройдет своей тропою, округу напоследок оглядит, тогда не грех и по домам нам разойтись. А поутру на поиски сойдемся снова – в колодке далеко он не уйдет».

Тайчуды согласились с ним, и каждый пошел своей тропой. И приступил Сорхон шар к Тэмужину в третий раз и молвил: «Тайчуды по домам решили разойтись, дабы назавтра на розыски пуститься снова. Тотчас, когда все разбредутся, ты к матери и братьям поспеши. Да только старика не выдай, коли столкнешься с кем-нибудь в пути!» С этими словами Сорхон шар удалился.

И когда тайчуды разбрелись, задумался Тэмужин, что делать дальше: «Когда принудили меня тайчуды-недруги служить им, из семьи в семью переходя, ведь только Сорхон шара сыновья – Чулун и брат его Чимбай[75] – явили милость мне, освободили на ночь от колодки. И нынче Сорхон шар меня не выдал. Быть может, эти люди выручат меня».

Так порешив, Тэмужин в поисках юрты Сорхон шара побрел к реке Онон. Из юрты Сорхон шара и днем и ночью доносился стук мутовки – здесь вечно пахтали кумыс. По стуку этому Тэмужин и разыскал его юрту.

Узрев Тэмужина, Сорхон шар молвил: «Почто ты здесь? Не говорил ли я, чтобы ты к матери и братьям поспешал?!»

Чулун и брат его Чимбай воспрекословили отцу, однако: «Пичуга малая, от ястреба спасаясь, спешит прибежище найти во глубине кустов. И милостиво куст дарует ей спасенье. Так что же ты, отец, такое говоришь, когда у нас приюта ищет человек!»

И освободили Тэмужина братья от шейной колодки и сожгли ее, а его самого схоронили в стоявшей за юртой телеге, нагруженной с верхом овечьей шерстью. И поручили его заботам младшей сестры своей по имени Хадан[76] и наказали строго-настрого ей не проговориться о Тэмужине ни одной живой душе.

На третий день розысков тайчуды заподозрили, что Тэмужина мог схоронить кто-то из своих, и порешили обыскать все айлы[77]. И пришли обыскивающие к Сорхон шару, и перерыли они все в юрте и во дворе и добрались до стоявшей за юртой телеги, нагруженной овечьей шерстью. И стали они стаскивать шерсть с края телеги и уже было добрались до ног Тэмужина, как вдруг Сорхон шар молвил: «В такое пекло разве человек способен усидеть в возу с овечьей шерстью?!» И согласились с ним обыскивавшие, и пошли прочь со двора его.

И после их ухода приступил Сорхон шар к Тэмужину и сказал ему: «Едва по ветру ты не пустил мой прах. И потому ступай тотчас же к матери и братьям, не то и впрямь на нас беду накличешь!»

И отправил Сорхон шар Тэмужина восвояси, усадив на яловую саврасую кобылу, дав ему в дорогу жирной вареной ягнятины, бурдюк с кумысом, лук да две стрелы; седла же и огнива ему не дал.

И удалился Тэмужин от пределов тайчудски, х и добрался до возведенного в лесу братом его, Бэлгудэем, укрытия, и вверх по течению реки Онон поспешил по примятой траве вослед прошедшим здесь родичам. Так добрался он до речушки Химурга горхи, текущей с запада.

И пошел он вверх по течению ее и повстречался с матерью, братьями и сестрой в урочище Хорчухой болдог у скалистого мыса Бэдэр. И, соединившись все вместе, они пошли и сели в местности, называемой Хар зурхний Хух нур, что на южном склоне горы Бурхан халдун у речушки Сэнгур горхи. Там они и жили, промышляя ловлей тарбаганов[78] и сусликов.

Сказ о том, как Борчу помог отыскать восемь соловых коней Тэмужина и стал его первым нукером

И вот однажды на их стойбище налетели конокрады и на глазах у всех угнали восемь соловых коней[79], что паслись подле юрты. И не оказалось у Тэмужина и у его сродников под рукой коня, дабы вдогонку броситься за конокрадами. Как на грех, Бэлгудэй на буланом с коротким хвостом коне поехал поохотиться на тарбаганов. Солнце уже зашло, когда Бэлгудэй возвратился, ведя за повод своего буланого, едва передвигающего ноги под тяжестью нагруженных на него тарбаганов.

И сказали ему сродники, что конокрады умыкнули их соловых, и тотчас Бэлгудэй вызвался ехать в погоню. Но, прекословя брату, Хасар молвил: «Отбить коней не сможешь ты, в погоню я отправлюсь сам!»

И приступил тогда к братьям Тэмужин и сказал: «Коней отбить вам будет не под силу, братья. Я ж этих конокрадов догоню!»

С этими словами Тэмужин вскочил на буланого и поскакал по примятой траве вослед прошедшим здесь соловым жеребцам. Три дня ехал он по следу, а на четвертый день утром наехал на большой табун, и узрел при нем Тэмужин смуглолицего молодого табунщика, доившего кобылицу. И вопрошал он табунщика о восьми жеребцах своих соловых. И сказал молодой табунщик ему в ответ: «Сегодня рано утром, до восхода солнца, прогнали восемь лошадей здесь. Я след их укажу тебе, пожалуй».

С этими словами молодой табунщик пустил в табун буланого коня Тэмужина, а взамен дал ему серого жеребца. И прикрыл он подойник и бурдюк и оставил их прямо средь степи. И, не заглянув домой, вскочил он на саврасого жеребца и молвил: «Видать, изрядно ты измучился в степи. У всех мужей заботы схожи. Я верным нукером[80] тебе отныне стану. Отец мой прозывается Наху баяном; его единственный я сын, зовусь Борчу[81]»[82].

И пустились они вдвоем вдогонку за конокрадами и ехали так три дня по следам соловых коней. И на четвертый день под вечер, когда солнце уже катилось под гору к закату, наехали на курень[83][84]. И увидали они пасущихся подле него восемь соловых коней Тэмужина. И сказал Тэмужин: «Будь здесь, Борчу, мой верный нукер! Соловых, что у куреня пасутся, я мигом пригоню». И сказал Борчу ему в ответ: «Я нукером пошел с тобой сюда. К чему тогда мне хорониться здесь?!»

И наехали они на курень вдвоем и погнали обратно восемь соловых коней Тэмужина. Из куреня повыскакивали люди и в погоню бросились за ними. Когда один из преследователей, на белом коне с укрюком[85] в руке, уже было настиг их, Борчу вскричал: «Отдай мне лук и стрелы, нукер Тэмужин! Стрелою меткой я их остановлю».

И сказал ему Тэмужин в ответ: «Отстреливаться буду я. А ты, мой нукер, поостерегись: из-за меня тебе лишаться жизни, право же, не стоит!»

И пускал стрелу за стрелой Тэмужин в наседавшего сзади ворога. И поотстал тогда всадник на белом коне, и стал он знаки подавать скакавшим сзади соплеменникам, размахивая укрюком своим. Когда нукеры-соплеменники поравнялись с ним, солнце уже катилось под гору, смеркалось. И отстали они, не в силах настичь беглецов.

Как отбили лошадей Тэмужин и Борчу, проскакали они всю ночь напролет, а потом скакали еще три дня и три ночи. И когда приблизились они к юрте Борчу, Тэмужин сказал: «Без помощи твоей, Борчу, я разве бы вернул своих коней! Теперь тебе добром я отплачу. Скажи лишь, сколько взять коней желаешь?»

И сказал Борчу ему в ответ: «Не из корысти, лишь искренне помочь желая, с тобой поехал я. Единственный я сын Наху баяна. На жизнь мне хватит и отцовского добра. Нет, мне коней твоих не надо! Возьми я их – какая ж это помощь!»

Так подъехали они к юрте Наху баяна. А Наху баян уж который день оплакивал пропавшего сына. Как узрел Наху баян сына своего единственного, возрадовался радостью великою. И приступил он к сыну, то плача, то браня его; и вопрошал он Борчу: «Сын мой, с тобою что произошло, отцу поведай».

И сказал ему Борчу в ответ: «Когда прознал я, что достойный нукер Тэмужин, ища своих коней, плутает, я тотчас вместе с ним на поиски пустился. А нынче воротился восвояси».

И с этими словами Борчу поскакал в степь и привез оставленные там бурдюк и подойник. И стали они снаряжать Тэмужина в обратный путь: зарезали на харчи ягненка, что покрупнее, приторочили к седлу бурдюк питья. И молвил Наху баян на прощанье: «Вы молоды, живите в дружбе вечной, друг друга не бросайте никогда!»

И отправился Тэмужин в обратный путь, и скакал он три дня и три ночи, а на четвертый день достиг родной юрты на речушке Сэнгур. Как увидали Тэмужина мать его Огэлун, брат Хасар и другие сродники, прошли их скорбь и печаль, возрадовались души.

Рассказ о женитьбе Тэмужина на Бортэ

С тех пор, когда девятилетним отроком Тэмужин впервые увидал Бортэ, они больше не встречались. И вот поехал Тэмужин вместе с Бэлгудэем на реку Керулен, дабы разыскать суженую свою – Бортэ ужин[86].

Дэй сэцэн вместе с прочими хонгирадами сидел меж урочищами Цэгцэр и Чихургу. Дэй сэцэн, узрев Тэмужина, возрадовался радостью великою и молвил: «Прознал я, будто братия тайчудская питает злую ненависть к тебе. Сие услышав, опечалился весьма я и по сей день был крайне удручен. О, как я рад с тобою новой встрече!»

И отдал Дэй сэцэн дочь свою Тэмужину, и, когда Тэмужин вместе с Бортэ ужин отправились в дорогу, он с женой своею поехал их проводить. И доехал Дэй сэцэн вместе с ними до местечка Ураг цул, что на Керулене, и воротился оттуда в свои пределы. Супруга его по имени Чотан проводила дочь Бортэ ужин до юрты семьи Тэмужина, что кочевала в урочище Хурэлху на речушке Сэнгур.

И послал Тэмужин брата Бэлгудэя проводить тещу Чотан до стойбища хонгирадов и призвать к нему Борчу. И выслушал Борчу Бэлгудэя и, слова не сказав отцу, набросил на плечи серую бурку, вскочил на горбатого буланого коня, и вскорости явились они вместе с Бэлгудэем к Тэмужину. Вот и весь сказ о том, как Борчу стал верным нукером Тэмужина[87].

И откочевал Тэмужин от речушки Сэнгур, пришел и сел в местности Бурги эрэг, что в верховьях Керулена. И взял тогда он черного соболя доху, подаренную ему тещею Чотан, и вместе с братьями Хасаром и Бэлгудэем отправился к хэрэйдского народа владыке Ван-хану[88][89]. Прежде предводитель племени Хэрэйд, Ван-хан был андой-побратимом их отца, Есухэй-хана[90].

«Анда отца мне равно что отец» – так думал Тэмужин, отправляясь в Черную рощу на берегу Толы, в ставку Ван-хана. И, прибыв к нему, Тэмужин сказал: «Вы, побратим отца, мне равно что отец. Я вам привез подарок тещи – доху соболью».

И молвил растроганный Ван-хан:

«Доху соболью мне поднес —

Ты так меня уважил!

А я верну тебе улус,

Чтоб ты в нем княжил.

Ты соболей мне не жалел —

Благодарю я.

Весь твой распавшийся удел

Вновь соберу я.

Для почек предназначен таз,

В глазнице разместится глаз—

Не так ли говорят у нас?!»

Принесши дары, Тэмужин пошел и сел в местности Бурги эрэг.

И пришел к нему с горы Бурхан халдун старик урианхаец Жарчудай, ведя с собою сына по имени Зэлмэ[91] и неся на плече раздувальные мехи. И, обратившись к Тэмужину, Жарчудай сказал: «Когда в Дэлун болдоге Тэмужин родился, я преподнес в подарок устланную соболями люльку. И сына своего, Зэлмэ, ему в нукеры пожелал отдать. Но был он мал, и я забрал его домой на время.

Пускай теперь

Мой сын Зэлмэ

Из табунов твоих коня седлает,

Дверь в ставку пред тобою отворяет».

Так старик Жарчудай отдал Тэмужину сына в нукеры.

История мести мэргэдов и пленения Бортэ

Однажды, когда они кочевали в местности Бурги эрэг, что в верховьях Керулена[92], чуть свет проснулась старуха Хоогчин, прислуживавшая в юрте матушки Огэлун. И, приступив к Огэлун, старуха Хоогчин молвила: «Вставай же, матушка, вставай! Мне конский топот ясно слышен, я чую, сотрясается земля. Никак идут на нас зловещие тайчуды. Вставай же, матушка, вставай!»

И поднялась тотчас Огэлун и приказала разбудить детей немедля. И пробудились Тэмужин и другие дети ее и поймали пасшихся в степи коней своих. Тэмужин, матушка Огэлун, Хасар, Хачигун, Тэмугэ отчигин, Бэлгудэй, нукеры Тэмужина – Борчу и Зэлмэ оседлали каждый по коню. Дочь свою Тэмулун мать держала на руках. На заводную лошадь они навьючили свои пожитки. И только Бортэ ужин осталась без лошади.

Тэмужин с братьями и нукерами своими первыми вскочили на лошадей и двинулись в сторону Бурхан халдуна[93].

И сказала старуха Хоогчин, обращаясь к Бортэ ужин: «Отсюда откочуем прочь!» И усадила она Бортэ ужин в крытый возок, запряженный пегим быком, и тронулись они вверх по речушке Тэнгэли горхи. В сумерках предрассветных наехали на них ратные люди. И приступили они к старухе Хоогчин и вопрошали ее: «Чья ты будешь?»

И сказала старуха Хоогчин им в ответ: «Я – подданная Тэмужина. В его кочевье приезжала стричь овец. Теперь в свое кочевье возвращаюсь».

И вопрошали ратные люди еще раз: «Далеко ли ставка Тэмужина? Дома ли хозяин твой иль нет?»

И отвечала им старуха Хоогчин: «Ставка Тэмужина недалече. Но неведомо мне, дома он иль нет. Я ночевала в юрте для прислуги».

И ускакали прочь ратные люди, а старуха Хоогчин принялась охаживать по бокам своего пегого быка, поторапливая его, как вдруг сломалась тележная ось. «Доберемся до леса пешком», – решила было старуха Хоогчин, но сзади их нагнали давешние ратники. Позади одного из них сидела мать Бэлгудэя; ноги ее беспомощно болтались.

«Что у тебя в возке?» – спросили ратники у Хоогчин. Та отвечала: «Овечья шерсть, и только».

И сказал предводитель тех ратников: «А ну, ребятки, слезайте с коней и учините обыск!»

И слезли ратники с коней, и открыли дверцу крытого возка, и увидали сидящую в нем госпожу. Вытащили они ее из возка и усадили вместе со старухой Хоогчин на одного коня, и поскакали ратники по примятой траве вослед Тэмужина и братьев его, и поднялись они на гору Бурхан халдун. Преследуя Тэмужина, ратные люди те три раза обошли Бурхан халдун, но так его и не настигли. Хотели было в чащу лесную пробиться, да только туда, как говорится, сытой змее не проползти – дебри непролазные, болота непроходимые.

Те ратные люди, что ополчились на Тэмужина и на родичей его, были из трех родов мэргэдских[94]: Тогтога из племени Удуйд Мэргэд, Дайр усун из племени Увас Мэргэд и Хатай дармала из племени Хад Мэргэд. И съехались они вместе, чтоб отомстить за отнятую Есухэй-батором у сродника Их чилэду невесту Огэлун.

И молвили те мэргэды: «Пришли мы отомстить за отнятую у Чилэду невесту Огэлун. И отомстили мы, их женщин похватали!» И возвратились тогда они восвояси.

Тем временем Тэмужин отослал Бэлгудэя, Борчу и Зэлмэ вослед мэргэдам со словами: «Три дня вослед за ворогом идите и все доподлинно узнайте: ушли ль мэргэды восвояси или в горах в засаде затаились!» А сам Тэмужин сошел с горы Бурхан халдун и, ударив себя в грудь, молвил:

«Вот какой у Хоогчин

Чуткий слух —

С ней сравнится

Лишь один колонок!

Вот какой у Хоогчин

Зоркий глаз —

Ей соперник

Лишь один горностай!

Не она – так не успели бы мы

Ноги разом унести от врагов;

Не она – так не сумели бы мы

Замести свои следы без потерь.

Чуть заметную искали тропу.

По следам оленьим в горы мы шли;

Там укрылись наконец в шалаше,

Что сплели мы из ветвей ивняка.

От погони нас опасной спасла,

Приютила гора Бурхан халдун.

Чуть напал на нас

Чужеземный враг,

Как от ястреба,

Я метнулся прочь,

За сохатым вслед

Средь отвесных скал

До горы дошел,

До Бурхан халдун.

Веток, прутьев взял,

Сплел себе шалаш,

В нем укрылся я,

Вот и спасся так.

Вся в дремучих лесах,

Гора Бурхан халдун

Жизнь ничтожную мне

Милосердно спасла,

Невредимым оставила

Тело мое.

О хранитель-кумир,

Гора Бурхан халдун,

Месть жестоких врагов

Отвела ты от нас,

Ты для нас, для сирот,

Покровительница.

Что ни утро —

Тебя молоком окропим,

Каждодневную жертву

Тебе принесем;

Детям, внукам велим

Поклоняться тебе,

В поколениях станем

Тебя почитать».

И, вознеся с благоговением такую молитву[95], Тэмужин увенчал себя поясом, словно четками, поддел на руку шапку и, оборотясь к солнцу и окропляя молоком землю, трижды по три раза поклонился горе Бурхан халдун.

Рассказ об избиении мэргэдов

И отправился оттуда Тэмужин вместе с братьями Хасаром и Бэлгудэем к хэрэйдскому Торил Ван-хану, сидевшему в Черной роще, что на реке Толе, и, приступив к нему, сказал: «Три рода мэргэдских ополчились вдруг на нас, мою жену, Бортэ, полонили. О хан-отец, тебя приехал я просить: спаси ее и вызволи из плена!»

И отвечал на это Торил Ван-хан: «Когда ты, Тэмужин, привез в подарок мне доху соболью и говорил, что побратим отца тобою почитаем как отец, я разве не сказал тебе, что впредь ты у меня всегда найдешь защиту?

Ты соболей мне не жалел —

Благодарю я.

Весь твой распавшийся удел

Вновь соберу я.

Доху соболью мне поднес —

Ты так меня уважил!

А я верну тебе улус,

Чтоб ты в нем княжил.

Для почек предназначен таз,

В глазнице поместится глаз —

Не так ли говорят у нас?

Вот что сказал тебе я в прошлый раз.

Пора мне дружбу доказать

И слово данное сдержать.

Мэргэдов племя укрощу

И Бортэ хатан возвращу.

Тебя я возблагодарю

И дар твой щедрый отдарю;

Мэргэдов живо разобью

Всей нашей силой ратной.

И Бортэ хатан отобью,

Плененную жену твою

Я привезу обратно.

Тотчас же Жамуху ты извести[96][97]. Теперь сидит он в Хорхонаг жубуре. С двумя тумэнами[98] своих мужей пусть наступает с левого крыла. К нему навстречу я с двумя тумэнами пойду, и буду в нашей рати правым я крылом. А место встречи пусть назначит он».

Покинув Торил-хана, Тэмужин, Хасар и Бэлгудэй вернулись восвояси. И отослал Тэмужин братьев своих Хасара и Бэлгудэя гонцами к Жамухе, и наказал сказать следующее:

«Явились ненавистные мэргэды —

И нет от бедствий у меня защиты:

Враги мне учинили разоренье.

Родные, к вам я обращаю взоры.

Вы стали мне поддержкой и опорой,

Неотвратимым будет ваше мщенье.

Сородичи!

Душа моя в смятенье.

К суровому

Вас призываю мщенью».

И еще известил Тэмужин Жамуху о словах хэрэйдского Торил-хана, к нему обращенных: «С Есухэем нашу дружбу памятуя, его сыну, Тэмужину, помогу. Жамуха с двумя тумэнами своими пусть же наступает с левого крыла. Я к нему с двумя тумэнами приду, буду в нашей рати правым я крылом. Место ж, где в одну мы рать соединимся, пусть назначит он!»

Выслушав все до конца, Жамуха молвил:

«Услышал я,

На анду Тэмужина

Невзгоды пали,

Рушится беда —

И ощущаю

Скорбь в груди, кручину,

Каких не испытал я никогда.

Мэргэдам за разбой

Я отомщу,

Супругу Тэмужина

Возвращу.

Врагам разгром устрою

В одночасье,

Вернется Бортэ хатан

Восвояси.

Мэргэдский Тогтога

Услышал звон стремян,

А кажется ему:

Бьет вражий барабан…

Бросается он, не жалея ног,

От звона и от страха наутек.

Куда же улепетывает малый? —

В долину Буур хэр[99] бежит, пожалуй.

У родича его,

Что Дайр усун зовется,

Чуть скрипнет где колчан —

От страха сердце бьется.

Что Тогтога, что он —

Одни у них повадки:

Вообразят войну —

И тягу без оглядки.

Где скрылся Дайр усун?

На острове Талхун

Он ищет от опасностей защиты,

В местах, где Селенга с Орхоном слиты.

Хатай дармала —

Он их храбрее, что ли?

Чуть ветер погонит перекати-поле,

А трусу уж вражьи мерещатся цепи,

И в лес он бежит

Иль в Харажийские степи.

Говорят, на реке Хилго

Густо-густо камыш растет.

Говорят, из того камыша

Можно сделать отличный плот.

Так давайте мы там наляжем,

Много-много плотов навяжем,

Переправимся через Хилго

И щадить не станем врагов:

Разорим мэргэдские станы —

Трепещи, Тогтога поганый.

Схватим женщин, возьмем, что сможем,

А потомство их – уничтожим.

Все святыни их мы растопчем,

Всех кумиров их в прах обратим,

Весь улус их обширный

Повоюем, опустошим».

И отослал Жамуха гонцов Тэмужина обратно и наказал передать побратиму своему и Торил-хану такие слова:

«Я знамена окропил – жертву им я принес[100],

В гулкий бить приказал и тугой барабан,

Что обтянут кожей черного быка.

Я защитную кольчугу надел

И стальное копье в руку взял,

Каждый воин мой – верхом на коне,

К тетиве уже стрелу приложил —

Смерть несут наконечники стрел.

Вместе с войском выступаю в поход,

В бой с мэргэдами готов я вступить.

Я знамена окропил, их видать и вдали;

Приказал бить и бить в громовой барабан —

Черной кожею вола обтянут он.

Вот защитная кольчуга на мне,

Острый меч над головой я воздел.

Быстроногих оседлали скакунов,

Луки, стрелы взяли воины мои.

С храбрым войском выступаю я в поход,

Чтоб с мэргэдами в жестокий бой вступить,

Чтоб трусливых, бестолковых одолеть.

Так пусть же Торил-хан тотчас же выступает и, следуя по склону южному Бурхан халдуна, заедет по пути за андой Тэмужином и вместе с ним прибудет в Ботохан боржи, там, где исток Онона. Я выступаю с тумэном своих мужей вверх по Онону; второй же тумэн соберу в пути из подданных анды Тэмужина. И да соединим мы силы наши в Ботохан боржи».

Выслушав из уст Хасара и Бэлгудэя слова Жамухи, Тэмужин тотчас же известил об этом Торил-хана. И выступил немедля Торилхан с двумя тумэнами мужей своих, и следовал он по южному склону Бурхан халдуна в направлении Бурги эрэг, что на реке Керулен.

И как прознал об этом Тэмужин, выступил он от Бурги эрэга прямо вверх по речушке Тунхэлиг, что течет вдоль южного склона Бурхан халдуна, пришел и стал станом у речушки Тана горхи. Когда же Торил-хан с тумэном мужей своих и младший брат его Жаха гамбу с другим тумэном пришли и стали станом в местности Айл харгана, что на речушке Химурга, Тэмужин и мужи его пошли и соединились с ними.

И, соединившись, пришли Тэмужин, Торил-хан и Жаха гамбу в Ботохан боржи, что в верховьях Онона, а Жамуха тем временем сидел уж там, их ожидаючи, три дня. И узрел Жамуха ратников Тэмужина, Торил-хана и Жаха гамбу и выстроил в боевой порядок два тумэна воинов своих. Тэмужин, Торил-хан и Жаха гамбу также приготовили было войско свое к бою, но, сблизившись, враз распознали друг друга. И молвил тогда Жамуха:

«Не сговорились разве по-монгольски,

Не дали слово разве мы друг другу,

Что без задержки придем в условленное место,

Какой бы ливень ни обрушился на нас,

Что на хурал[101] сойдемся без заминки,

Какой бы дождь ни хлынул вдруг с небес?!

И разве не уговорились мы однажды:

Изгоним тех из нас, кто, давши слово

В срок явиться, опоздает?!»

И ответил ему на это Торил-хан: «В пути мы задержались на три дня и в срок условленный явиться не сумели, и потому, брат младший Жамуха[102], ты волен нас судить за это!»

На этом и покончили они речи обоюдные о том, что не явились в срок в условленное место с мужами своими Тэмужин, Торил-хан и брат его Жаха гамбу.

И выступили они все вместе из Ботохан боржи и достигли реки Хилго. И переправились они через реку на плотах, кои повязали тут же. И пришли они в пределы мэргэдские и обрушились на людей Тогтога бэхи, что сидели в местности Буур хэр.

И порушили их кумиров,

Похватали жен и детей мэргэдских.

И обложили со всех сторон народ мэргэдский,

И попрали ногами святыни их,

И опустошили кров их.

Самого Тогтога бэхи едва не застали врасплох и спящим не захватили. На его счастье, подданные его – рыбаки и охотники на соболей и дзейренов, что сидели на берегу реки Хилго, – известили его в ту же ночь о приближении врага. Получив такое известие, Тогтога бэхи вместе с Дайр усуном и немногочисленными нукерами своими бежал вниз по реке Селенге в пределы баргузинские. И преследовали мужи наши бежавших той ночью вниз по реке Селенге мэргэдов и разор им чинили великий.

А Тэмужин скакал тут же, разыскивая средь бегущих мэргэдов супругу свою. «Бортэ, Бортэ!» – кричал он, зовя ее. И узнала голос Тэмужина супруга его Бортэ ужин; вместе со старухой Хоогчин соскочили они с возка и бросились к нему и ухватились за поводья коня его. И признал он при свете светила ночного супругу свою Бортэ ужин и заключил ее в объятия свои. И тотчас отослал он человека к Торил-хану и Жамухе со словами: «Я отыскал того, кого искал. Давайте же погоню прекратим и этой ночью здесь переночуем».

И беженцы мэргэдские заночевали той ночью там, где их застигла темень. Вот и весь сказ о том, как Бортэ ужин была вызволена из плена мэргэдского и вновь соединилась с Тэмужином.

А помнится, началось все с того, что в то злополучное утро Тогтога бэхи из племени Удуйд Мэргэд, Дайр усун из племени Увас Мэргэд и Хатай дармала из племени Хад Мэргэд с тремястами ратниками своими ополчились на Тэмужина и родичей его, возжаждав отомстить за отнятую Есухэй-батором у младшего брата Тогтога бэхи – Их чилэду – невесту Огэлун. Преследуя Тэмужина, вороги мэргэдские трижды обошли Бурхан халдун, но так его и не настигли.

Зато они схватили Бортэ ужин и отдали ее в наложницы младшему брату Их чилэду – Чилэгэр буху. Так и жила она в юрте Чилэгэр буха до своего вызволения.

Во страхе спасаясь бегством, воскликнул тогда Чилэгэр бух покаянно:

«Положено черной вороне

Объедки клевать да падаль,

Так нет же: она предерзко

На белого гуся напала…

И я вот, Чилэгэр жалкий,

Забывший, кем был я раньше,

Посмел дотронуться, дурень,

До высокородной ханши.

Большую беду я накликал

На все мэргэдское племя,

Средь ночи бежать я должен,

Не скроет меня и темень.

В скалистых спрячусь ущельях —

Трястись мне теперь да скрываться,

Чтоб с глупой своей головою

По-глупому не расстаться.

Положено птице-степнячке

Мышей поедать полевок,

Так нет же: ее привлекает

Краса лебединых головок.

И я вот, Чилэгэр грязный,

Я, дурень, увы, природный,

Пытался, невежа, подняться

До ханши высокородной.

Ничтожным своим дерзновеньем

Мэргэдам принес разоренье.

Какое ж дерьмо я, однако,

И жизнь моя тоже ничтожна…

Нет, некуда ныне податься,

Спастись мне никак невозможно.

В какой бы укрыться мне щели,

В какое забиться ущелье?»

И схвачен был тогда же Хатай дармала, и надели на него шейную колодку, и понудили идти на гору Бурхан халдун.

Прослышал Бэлгудэй, что мать его неподалеку в мэргэдском айле в услужении томится. И пришел он в этот айл и прошел в юрту на правую ее половину. Тем временем мать его в ветхом овчинном дэле поспешила выйти незамеченной с восточной половины. И горестно молвила она стоявшим снаружи людям:

«Любимые дети-то

Ханами нынче зовутся,

Моя же недоля —

До смерти служанкою гнуться…

Взглянуть мне не больно приятно

В лицо сыновьям моим знатным».

И с этими словами побрела она в рощу, и сколько ни искали ее, так и не смогли найти[103].

И с этого самого времени Бэлгудэй ноён пребывал во гневе: только завидит человека из племени Мэргэд, тотчас погубит его стрелою меткой и притом приговаривает: «Несчастный, вороти мне мать!»

Триста ратников мэргэдских,

Что пошли на Тэмужина

У горы Бурхан халдун,

Повоеваны, побиты,

В прах развеяны роды их —

Все, кто стар, и все, кто юн.

Тех, кто жив тогда остался,

Обратили в слуг покорных —

И детей, и женщин – всех.

Самых статных, самых стройных,

Молодых мэргэдок знойных

Разобрали для утех.

И молвил тогда Тэмужин благодарственное слово Торил-хану и Жамухе:

«Отец любезный Торил-хан

И Жамуха, мой верный побратим,

Вы мощь свою соединили;

С благословения Небес,

Под покровительством Земли

Мэргэдов-недругов разбили;

Их племя разорив, поправ,

Богатую добычу взяв,

Жилища их опустошили».

Так, повоевав люд мэргэдский, учинив ему разор, возвратились они восвояси.

Китайский монголовед Сайшал оценил первую победу Тэмужина следующим образом: «Сражение, в котором были разгромлены мэргэды, стало первым сражением, в котором Тэмужин смог сформировать и организовать свои боевые ряды. Это сражение имело важное, по сути, ключевое значение в великом деле объединения всей Монголии… В результате этой победы молва о Тэмужине разнеслась по степи, в первую очередь в среде бывших подданных его отца, Есухэй-батора, стремительнее смерча. Все, кто был свидетелем этой победы, дивились увиденному, все, кто слышал о ней, – только об этом и говорили. Благодаря этому победоносному событию Тэмужин, во-первых, обрел сторонников как среди нарождающейся феодальной знати, так и в среде простолюдинов. И особенно много в его окружение влилось совсем еще молодых людей. Во-вторых, Тэмужин во время этого сражения впервые обрел опыт организации своего воинства, ведения сражения и, главное, руководства войсками. И, наконец, в результате разгрома мэргэдов он смог значительно укрепить свою военную силу и тыл» (Сайшал. История Чингисхана (на монг. яз.). Улан-Батор, 2004. С. 152).

(Прим. А. Мелехина)

После бегства удуйд мэргидов наши ратники подобрали в их кочевье отставшего от своих пятилетнего отрока по имени Хучу. Был он в шапке собольей, в гутулах[104] из оленьей шкуры и дэле, пошитом из соболиных шкурок. У отрока в глазах сверкал огонь, и ликом был он светел. И взяли ратники отрока этого с собой и отдали его на воспитание матушке Огэлун[105][106].

Так Тэмужин, Торил-хан и Жамуха, втроем соединясь,

Порушили мэргэдские жилища,

Пополонили их красивых женщин,

Повоевали старого врага;

Покинули потом места лесные,

Где сходятся Орхон и Селенга.

Тэмужин и Жамуха отошли от Талхун арала и двинулись в направлении Хорхонаг жубура. Торил-хан же пошел по северному склону Бурхан халдуна, прошел через Ухуртскую рощу, через урочища Гацурт субчид и Улиастай субчид, охотясь по пути на зверя, и воротился так в Черную рощу, что на реке Тола.

Сказ о том, как Тэмужин и Жамуха дважды скрепили свое побратимство

Тэмужин и Жамуха пришли и сели вместе в Хорхонагской долине. И вспомнили они, как андами-побратимами стали, и уговорились впредь крепить дружество меж собою.

А подружились они давно – тогда Тэмужину было одиннадцать лет. Подарил тогда Жамуха Тэмужину альчик, сделанный из лодыжки косули, а Тэмужин ему – литой альчик. И играли они вдвоем в кости на льду реки Онон и стали называть друг друга андами-побратимами.

А на следующий год весной забавлялись они стрельбой из лука-алангира[107]. И подарил тогда Жамуха Тэмужину свистящую в полете стрелу, склеенную из рогов годовалого теленка с проделанными в них отверстиями, а Тэмужин отдарил его стрелой с наконечником, вырезанным из можжевельника. Вот и весь сказ о том, как Тэмужин и Жамуха дважды скрепили побратимство свое.

И вспомнили они слова прародителей своих:

«Коли люди сошлись,

Коль они – побратимы,

Друг о друге заботы

Им необходимы.

Коли служат друг другу

Опорой надежной,

То и дружбу их

Люди зовут непреложной».

И поклялись они снова в дружбе вечной, и жаловали побратимы дары друг другу. Тэмужин опоясал Жамуху златым поясом из доспехов Тогтога бэхи мэргэдского и даровал еще анде буланого жеребца ворога их Тогтога. А Жамуха опоясал Тэмужина златым поясом из доспехов Увас мэргэдского Дайр усуна и еще пожаловал анде любимого белого рысака ворога их Дайр усуна. И когда поклялись они вновь в дружестве своем,

У подножья горы Хулгар хун

В Хорхонаг жубурской долине

Под раскидистым деревом праздник

Устроили побратимы.

Были пляски, веселое пенье…

Души их обрели единенье.

И еще они больше сдружились,

В ночь – одним одеялом укрылись.

И прожили Тэмужин и Жамуха бок о бок в дружбе и согласии год и половину другого[108], и сговорились они однажды удалиться от тех мест. И тронулись они в путь в шестнадцатый день первого летнего месяца – в день полнолуния. И ехали они вдвоем впереди всего обоза, и сказал тогда Жамуха Тэмужину:

«Пусть наши табунщики

Осядут в предгорье,

Пасут табуны.

Согласен ли ты?

А пастухи

Станут стойбищем в долине реки,

Пасут на приволье овец.

Что скажешь в ответ?»

Но не уразумел Тэмужин слов Жамухи и не ответил анде ничего[109]. И поотстал Тэмужин от Жамухи и, дождавшись середины обоза, приступил к матушке Огэлун и молвил:

«Анда Жамуха мне сказал:

«Пусть наши табунщики

Осядут в предгорье,

Пасут табуны.

Согласен ли ты?

А пастухи

Станут стойбищем в долине реки,

Пасут на приволье овец.

Что скажешь в ответ?»

Не уразумел я этих слов и не ответил анде ничего. К тебе пришел вот за советом».

Не успела матушка Огэлун и слово молвить, как Бортэ ужин воскликнула: «Об анде Жамухе говаривали люди: все очень скоро приедается ему. Теперь, видать, пришел и наш черед: мы опостылели ему, пожалуй. И давеча он намекал тебе об этом, не иначе. Раз так, не будем останавливаться здесь, ночь проведем в пути, от анды Жамухи подальше откочуем».

И согласились все с ее словами и, не оставшись с Жамухой, ночь провели в пути. А путь их шел через тайчудские кочевья. И убоялись недруги-тайчуды Тэмужина и в ту же ночь откочевали к Жамухе. Наши ратники подобрали в кочевье близкого тайчудам племени Бэсуд отставшего от своих малого отрока по имени Хухучу и отдали его на воспитание матушке Огэлун.

Рассказ о возведении Тэмужина на ханский престол

Всю ночь провели они в пути, а утром, когда рассвело, узрели многих пришедших к ним людей других племен[110]. Следуя за Тэмужином всю ночь, пришли три брата из племени Жалайр[111][112] – Хачигун тохурун, Харахай тохурун и Харалдай тохурун – с подданными своими. Из племени Таргуд пришел Хадан далдурхан[113] с пятью братьями и всеми их людьми. Сын Мунгэту хиана – Унгур – привел с собой своих подданных – людей из родов Чаншигуд и Баягуд[114][115]. Пришли братья Хубилай[116] и Хутус из племени Барулас.