Фредериксбергский разгром

Фредериксбергский разгром

5 ноября Линкольн за систематическую дезинформацию и откровенную трусость наконец-то снял Макклеллана с поста командующего Потомакской армией. Новым, командующим был назначен Э. Бэрнсайд, который при Энтайэтеме столь же пассивно вел себя на поле боя, как и Макклеллан в своей штаб-квартире. На этот раз генерал неожиданно проявил агрессивность. Он сразу же поссорился с Хэллеком и стал через его голову обращаться к Линкольну. А тот неожиданно изменил своему правилу – не вмешиваться в то, в чем он был недостаточно компетентен, – и, уступив просьбам Бэрнсайда, разрешил ему, несмотря на неблагоприятные погодные и иные условия, атаковать мятежников. Как вскоре выяснилось, это было серьезной ошибкой, хотя понять президента можно: в преддверии 1 января – дня, когда Декларации об освобождении рабов предстояло вступить в силу, крупная победа была просто необходима.

Бэрнсайд, добившись санкции Линкольна на наступление, наметил не стратегическую (армия противника), а политическую цель (Ричмонд), т.е. повторил прежнюю ошибку Макклеллана. В распоряжении Бэрнсайда было до 120 тыс. солдат и 374 орудия. В победе он не сомневался, однако действовал сумбурно, неорганизованно. В течение 17—19 ноября его части подтянулись к берегу Раппаханнока, но тут обнаружилось, что к предполагаемому месту переправы не доставлены понтонные лодки и прочие материалы. Непредвиденная пауза (позднее Бэрнсайд обвинял в ней Хэллека, а тот отвечал командующему тем же) затянулась на неделю, за это время выпал снег, и солдаты-северяне развлекались игрой в снежки и строительством снежных крепостей.

В итоге, когда 25 ноября понтоны начали прибывать, армия Ли уже успела занять оборонительные позиции на противоположном берегу. Было очевидно, что элемент внезапности, на который возлагались основные надежды, упущен, на Бэрнсайд не увел армию назад, а, напротив, стал подтягивать к берегу продовольствие, боеприпасы и – в лучших традициях Макклеллана – выклянчивал у Линкольна (с Хэллеком он по-прежнему «принципиально» не переписывался) подкрепления. В них Линкольн генералу отказал, а вес остальное Бэрнсайд получил. Так прошло еще три педели.

Бэрнсайд, должно быть, также считая себя Наполеоном, постоянно просиживал над картой (нередко и ночами), но ничего нового на ней не появлялось, а придумать что-либо сам командующий не мог. В ночь на 10 декабря он вышел пройтись по берегу. Погуляв и посмотрев на огоньки на другой стороне Раппахаппока, где дозоры южан жгли костры, на темные силуэты Фредериксберга, высившиеся над этими огнями, Бэрнсайд вдруг хлоппул себя по лбу. Эврика! Генерала осенило: не надо больнее ничего придумывать, не надо ночами просиживать над картой, а надо просто ударить по позициям мятежников и разбить их! Он разбудил своих командиров и ознакомил их с этим невероятным планом. Генералы и полковники, моргая спросонья глазами, должно быть, думали, что это им снится. Дело в том, что мятежники прочно укрепились во Фредериксберге, расположенном на почти вертикальных холмах, где уже разместились несколько мощных артиллерийских батарей и до 70 тыс. солдат и офицеров армии Северной Виргинии.

То, что план Бэрнсайда был самоубийственным, понимали даже его солдаты, в ужасе писавшие перед предстоящим боем домой, чтобы родные их не ждали. В полном изумлении были и офицеры: ведь всего за день до возникновения у командующего «гениального» плана группа наблюдателей со Стаффордских высот внимательно осмотрела все вокруг и твердо заявила Бэрнсайду, что атака на Фредериксберг совершенно невозможна. Но командующий распорядился установить на этих высотах до 150 орудий, заявив, что их огонь надежно прикроет войска во время пероправы.

Самая же главная ошибка Бэрнсайда при подготовке сражения заключалась в том, что он решил навести две переправы на некотором удалении друг от друга. Что ж, в принципе решение верное: ведь в таком случае неудача на одной из переправ может компенсироваться успехом в другом месте. Но Бэрнсайд на редкость неудачно выбрал точки для этих переправ: одна из них очутилась непосредственно под дулами орудий Фредериксберга, а другая была отделена от первой глубокой впадиной Дип-Ран, что исключало возможность соединения или просто координации действий двух корпусов северян – Эдвина Самнера и Уильяма Франклина. Разобравшись в этом, едва только северяне начали переправу, Ли приказал разместить орудия и стрелков так, чтобы нанести Потомакской армии максимальный урон. 306 орудий мятежников, расположенных на холмах и в других стратегически выгодных пунктах, были готовы обрушить на наступавших смертоносный огонь.

Правда, само наведение переправ северяне провели 11 декабря вполне беспрепятственно. Но заслуги Бэрнсайда и его войска в этом нет; просто Ли хотел применить свой излюбленный прием – разбить северян поодиночке, в данном случае к момент, когда их силы будут разделены рекой. Утром 12 декабря 60-тысячная группа переправившихся войск начала атаку на город. Но артиллерийская поддержка их со Стаффордских высот оказалась малоэффективной: большинство орудий были установлены так далеко от Раппаханнока, что снаряды в лучшем случае падали на кромку противоположного берега, а чаще – посередине реки. Зато те орудия северян, которые были хорошо пристреляны, в считанные минуты разнесли на куски почти все здания Фредериксберга. Завязавшийся на подступах к городу бой был на редкость ожесточенным: северяне по почти отвесным обрывам карабкались вверх, и численное превосходство позволило им, и с большими потерями, приблизиться к развалинам города вплотную. На этом события в тот день и завершились. Обе стороны изготовились к продолжению битвы, понимая, что следующий день станет решающим.

Да, он и стал решающим, превратившись в яркую победу армии Ли и в подлинную катастрофу для Потомакской армии, брошенной Бэрнсайдом в бессмысленное наступление. Путь в разрушенный Фредериксберг у его окраин преграждала каменная стена высотой примерно по плечо человека. Укрывшиеся за ней снайперы (в основном из штата Миссисипи, славившегося отличными стрелками) в упор вели огонь по северянам, которые утром 13 декабря начали штурм города. Очевидцы рассказывали позднее, что к концу этого трагического дня перед стеной выросла едва ли не вровень с ней гора трупов. Кое-где, правда, северянам удалось обойти стену и зацепиться за некоторые полуразрушенные дома. Следует отметить, что несмотря на почти безвыходное положение, в которое Бэрнсайд поставил свои войска, они сражались мужественно, используя любую возможность для улучшения своих позиций.

Характерно, что мужество и бесстрашие солдат и офицеров Потомакской армии отмечали даже противники. Так, артиллерист У. Оуэн, который во время боя находился на высотах Мэри, откуда мятежники вели огонь по наступавшим, писал в мемуарах: «Мы увидели голову колонны северян, появившейся из какой-то городской улицы… Как прекрасно они наступали! Их отполированные штыки сверкали при свете солнца, делая их линию похожей на огромную стальную змею голубого цвета… Мы видели, как наши снаряды разрываются прямо в их рядах, вырывая из них целые куски, ко они шли и шли вперед, как будто им было суждено во что бы то ни стало пройти прямо через нас, по нам!.. И вот они ринулись вперед безукоризненно сомкнутыми рядами, они казались полными еще большей, чем раньше, решимости захватить эту долину, но наш огонь был убийственным, и никакие войска на свете не смогли бы выдержать тот обстрел, которому мы их подвергли» 10.

Невероятные, неслыханные потери, которые несли наступавшие части северян, вызвали резкий протест подчиненных Бэрнсайда, многие офицеры отказывались продолжать бессмысленные атаки. В частности, Хукер, корпус которого временно оставался в резерве, категорически отказался бросить и его в эту мясорубку. Но Бэрнсайд настоял на своем, и Хукеру пришлось подчиниться. После того как его части провели не менее 14 (!) атак на каменную стену, лишь увеличив гору трупов перед ней, Хукер отвел свой корпус назад, с горечью сказав после боя: «Видя, что я уже потерял столько солдат, сколько подразумевал потерять отданный мне приказ, я прекратил атаку» 11.

Весьма любопытное сообщение опубликовала вскоре после этого сражения, 17 декабря, газета Союза «Цинциннати коммершиал», корреспондент которой незадолго до начала битвы, когда северяне переправлялись на фредериксбергскую сторону реки, в удивлении спрашивал офицеров-северян, почему же мятежники не ведут огонь по наступающим. Отвечали ему по-разному, но самым точным оказался ответ простого солдата: «Они хотят, чтобы мы туда (т.е. в город. — С. Б.) вошли. Выбраться оттуда будет совсем не так красиво и просто. Вы увидите это сами, если так получится» 12. Да, именно так: простой солдат понимал то, чего не мог понять командующий армией. Интересно, что и корреспондент, приведший эти слова, прекрасно понял суть «гениальной» операций Бэрнсайда: «Фредериксберг оказался ловушкой, и мы сами бросились в нее» 13.

Лишь к вечеру 13 декабря бессмысленность продолжения атак стала наконец ясна и Бэрнсайду. Армия Северной Виргинии неприступно стояла на господствующих над городом и рекой высотах и не желала отступать. Некоторые из подчиненных Ли даже рвались в контрнаступление, считая, что деморализованные потерями и уставшие северяне не устоят против их натиска. Но Ли отказал им, объяснив, что в случае атаки стороны поменялись бы местами: наступавшие части южан оказались бы под огнем орудий северян со Стаффордских высот и понесли бы огромные потери. Что же касается потерь реальных, то у северян они насчитывали в общей сложности 12,7 тыс. человек, а у мятежников– только 5,3 тыс. 14

Отведя Потомакскую армию для переформирования на узкий пятачок у ручья Аквиа, Бэрнсайд, стремясь поскорее реабилитировать себя за постыдное поражение, начал подготовку к новому наступлению. Но Линкольн, с трудом сдерживая гнев, категорически запретил ему вообще предпринимать впредь какие-либо шаги, предварительно не проинформировав его. Как мы увидим в следующей главе, Бэрнсайд все же не отказался от «самодеятельных» акций и продолжая готовить наступление.

Вот на этой печальной ноте и завершился для северян 1862 год.