Глушь

Глушь

Так, напомним, именуется местность в Виргинии, простиравшаяся всего миль на 10 вдоль южного берега Рапидана и ограниченная Чэнслорсвиллом и Спотсилвейнией на востоке и ручьем Майн-Раном на западе. Но, несмотря на небольшие размеры, Глушь не раз в ходе войны становилась преградой для наступавших армий. Южанам, правда, приходилось там легче: ведь армия Ли в большинстве состояла из виргинцев, которым Глушь была более или менее знакома. Именно через Глушь и планировал нанести удар Грант, что было весьма рискованным решением. К тому времени к четырем задуманным операциям, названным выше, генерал добавил еще одну – части Н. Бэнкса должны были из района Нового Орлеана ударить по Мобилу, основному (наряду с Уилмингтоном) порту, через морские ворота которого Конфедерация все еще получала от своих агентов в Европе оружие, продовольствие и пр. Все пять операций должны были начаться в один и тот же день – 4 мая.

К тому времени статистика в Конфедерации, и ранее поставленная плохо, стала совсем сумбурной. Судя по всему, в армии Ли к началу кампании в Глуши было чуть больше 60 тыс. человек. А в Потомакской армии, уже подтянувшейся к северному берегу Рапидана, насчитывалось более 100 тыс. человек. Ее четыре корпуса (не считая кавалерийского корпуса Шеридана) возглавляли генералы Хэнкок, Уоррен, Сэджвик и Бэрнсайд. 4 мая они начали переправу, и уже на следующий день авангарды армии вступили в соприкосновение с солдатами Ли. Начались упорные, кровопролитные бои, затянувшиеся на восемь дней и получившие название кампании в Глуши.

Первый же день боев показал Гранту, сколь трудной будет Глушь для наступления. Два локальных столкновения 5 мая происходили в какой-то миле друг от друга, но возможность координации действий, особенно для северян, была почти нулевой. Не только солдаты, но и офицеры обеих сторон плохо понимали, что вообще происходит, с каким по силе противником они дерутся, чего ждать в следующую минуту. Плотные заросли не позволяли разглядеть что-либо дальше 20—30 метров, тем более невозможно было провести разведку. Нельзя было даже понять, кто в тот или иной момент наступает, а кто отступает. Все смешалось: люди, лошади, орудия, фургоны. Вдобавок ко всему от беспорядочной пальбы сразу же загорались сухая трава и подлесок, и солдаты задыхались от порохового и обычного дыма. Нередко, перемешавшись друг с другом, солдаты пытались вытащить оказавшихся среди огня раненых в безопасное место, не заботясь о том, «свой» это или «чужой». С наступлением темноты (в густой Глуши это происходило раньше) измученные солдаты буквально рухнули ночевать в наспех вырытые траншеи.

Но их отдых оказался коротким. Грант, проведя полночи над картой (она, как обычно, мало соответствовала реальности), приказал начать общую атаку в 5 часов утра. Но и 6 мая бой продолжался по прежнему сценарию, неподвластному режиссуре Гранта и Ли: огонь орудий и винтовок, смешивавшийся с огромными языками пламени, превращал Глушь в кромешный ад! Впрочем, определилось небольшое преимущество Потомакской армии: на северном участке боя части Уоррена и Сэджвика яростно теснили солдат Эвелла, а на южном Хэнкоку удалось даже внести некоторую панику в войска Э. П. Хилла. Хотя продираться сквозь заросли было трудно, солдаты Хэнкока все же мало-помалу отвоевывали у противника десяток-другой метров, потом еще, еще…

Видя, что все развивается не так, как он задумал, генерал Ли сам пытался остановить отступавшие части, но ему это не удалось. Помогло другое – на дороге Плэнк (проще говоря, вымощенной досками) показались авангарды корпуса Лонгстрита, задержавшегося дольше обусловленного срока и теперь отчаянно стремившегося наверстать упущенное время. Идя сквозь кошмарную и темную Глушь 36 часов подряд (практически без отдыха!), солдаты Лонгстрита сумели пройти 42 мили. Выйдя прямо к месту боя, они ударяли во фланг Хэнкоку, оттесняя его назад. Быстро был смят весь левый фланг Хэнкока: части Лонгстрита обошли его, внезапно возникнув из-за насыпи недостроенной, заброшенной железнодорожной ветки, откуда северяне их и не ждали. Казалось, еще немного – и они собьют потомакцев с перекрестка, столь важного для обеих сторон. Мысленно Ли уже торжествовал победу, а счастливый Лонгстрит вместе с группой штабных офицеров безмятежно скакал следом за наступавшими, почти рядом с ними.

Но тут Глушь сыграла с несостоявшимися победителями злую шутку. Справа из зарослей прозвучало несколько залпов, и вся эта беспечная группа, в которой находился и Лонгстрит, рухнула с коней. Многих из них постигла трагическая судьба Джэксона Каменная Стена, погибшего за год и три для до этого практически на том же месте (!) – разница была в 2—3 мили. Оказалось, что еще одна группа южан, совершавшая обходный бросок к железнодорожной насыпи, отстала и вышла туда, когда это место уже заняли мятежники. Но наступавшие-то этого не знали! Увидев в быстро спускавшихся сумерках живописную группу конных генералов и полковников, они не разглядели цвета их формы и с полным сознанием долга дали по ним сквозь заросли несколько залпов, пока кто-то из уцелевших офицеров не прокричал им страшную истину.

Многим казалось, что ранение Лонгстрита смертельно, и он вскоре отправится за Джэксоном (тот, напомним, промучился неделю). Но Лонгстрит выжил. Он даже ненадолго пришел в сознание, прежде чем его вывезли в тыл, и успел приказать продолжать атаку на злосчастный перекресток. Прискакал встревоженный Ли и немедленно принял команду над правым флангом атаки. Но части Бэрнсайда, пользуясь возникшим замешательством, пошли в контратаку и сумели немного оттеснить противника от перекрестка.

Следующий день, 7 мая, прошел без боев. Обе армии были измучены двухдневным сражением в непостижимых условиях. Потери были страшными: у северян – 17666 человек (правда, убитыми из них были только 2246 человек), у их противников – 7750 человек, а по некоторым данным – до 12—14 тыс. 3 Более 3 тыс. северян числились пропавшими без вести, и если раньше занесенные в эту графу почти всегда рано или поздно обнаруживались в плену, то и данном случае немало солдат и офицеров исчезло бесследно, сгорев в продолжавшем разрастаться пожаре.

8 мая начались бои в районе местечка Спотсилвейния, входящие в кампанию в Глуши. После вялых стычек противники разместили войска по обе стороны дороги Брок, где солдатам было приказано окопаться. Впрочем, в ходе войны, тем более на ее четвертом году, они почти всегда делали это автоматически, едва наступала пауза в боях. Там, где позволяли условия (в частности, и в майских боях в Глуши), солдаты укрепляли траншей поваленными деревьями, затем забрасывали землей или глиной, создавая некое подобие баррикад.

Утром 9 мая основные силы Бэрнсайда, с черепашьей скоростью двигавшиеся к месту сражения, вышли со стороны Фредериксберга прямо в тыл обороне мятежников. Кавалеристы-разведчики успели доложить об этом Ли, и тот приказал Эрли идти наперерез Бэрнсайду и занять на его пути оборону. После того как Эрли выполнил приказ, оборона южан в этом место стала напоминать по форме своеобразный угол, обращенный острием к северянам. Уже в ходе битвы этот угол длиной мили в четыре получил название «кровавого», Располагался он на северо-восточной оконечности Глуши, где лес уже был не таким плотным и кое-где даже встречались поля и фермы. Этот день, 9 мая, прошел относительно спокойно. Лишь иногда раздавались одиночные выстрелы снайперов, а чаще – простых пехотинцев, стремившихся хоть так разнообразить скучный день. Одним из таких выстрелов был убит командующий 6-м корпусом северян Дж. Сэджвик, и его сменил генерал Горацио Райт.

На рассвете 10 мая северяне мощно атаковали левый фланг и вершину «угла». Солдатам полковника Э. Аптона (в будущем – автора интересных мемуаров) удалось прорвать оборону Эвелла, и в самом начале атаки они уже захватили до 2 тыс. пленных! Но Ли бросил на поле боя новые резервы, и завязалось тяжелейшее встречное сражение. Жертвы с обеих сторон были огромными, именно в тот день «угол» стал кровавым. К темноте уставшие северяне все-таки отошли назад. Дольше всех продержался на завоеванной позиции Аптон, сумевший отстоять ее. Но уже после окончания боя, обнаружив, что он остался один в полуокружении противника, Аптон, не покинувший позиций даже тяжелораненым, тоже решил отвести свои части, чтобы наутро их не перебили. Когда Аптона увозили в полевой госпиталь, ему вручили приказ Гранта о производстве в бригадные генералы.

Следующий день вновь был спокойным: слишком много сил отдали обе армии в битве за «кровавый угол». Но на 12 мая Грант вновь назначил атаку, в которой Хэнкок должен был нанести удар по острию «угла», после чего его поддержали бы другие части. Атака началась в половине пятого утра, и корпус Хэнкока, сконцентрированный на узком участке прорыва, мгновенно смел одну из дивизий Эвелла, взяв в плен до 4 тыс. человек. Успех атаки обеспечила не только ее стремительность, но и то, что южане, ожидая удара в другом месте, перебросили туда почти все орудия, оголив остальные участки обороны. Однако быстрый успех, как это порой бывает, обернулся против победителей. Когда вслед за частями Хэнкока в прорванную узкую брешь ринулись другие подразделения, из-за тесноты произошла свалка. Ли немедленно бросил туда дивизию Дж. Гордона, которая умело использовала возникшую у северян суматоху. Хотя у Гордона было значительно меньше людей, чем у только что наступавшего Хэнкока (о других частях северян речь не шла: они прочно застряли сзади), мятежники сумели оттеснить северян назад, к их прежним позициям. Наблюдавший за контратакой Ли бросил на развитие успеха части Андерсона и Эрли.

В этот день «кровавый угол» вновь подтвердил свое прозвище. В полутемном лесу, поливаемые неожиданно качавшимся ливнем и окутанные одновременно возникшим туманом, солдаты дрались врукопашную, часто натыкаясь на своих же и проскакивая мимо противника. Южане упорно защищали свой мощный бруствер, сымпровизированный из деревьев и земли. Порой северяне подбирались к нему почти вплотную, и тогда они пытались в упор выстрелить по оборонявшимся. Но в этих случаях мятежникам иногда удавалось ловко схватить смельчака за руку и втащить к себе. С наступлением темноты Ли отвел войска на новый рубеж, прямо позади оставленного «угла». Неожиданно, как будто по взаимному уговору, отошли и северяне. Этот день, 12 мая, считается завершением битвы в Глуши (порой говорят: при Спотсилвейнии), хотя сама кампания продолжалась еще три недели.

В эти дни в столице мятежников тревога достигла предела. Начальник службы обеспечения Конфедерация генерал Дж. Горгас назвал в дневнике 11 мая «одним из дней величайшего волнения». Отправившись в 5 часов (!) к военному министру Конфедерации Дж. Седдону, Горгас застал его за работой и поделился своими волнениями. А министр сознался, что, как ему казалось, «настали последние дни Ричмонда. По сообщениям, вся кавалерия армии Мида стремительно приближалась к обреченному городу со стороны Ашленда» 4.

Да, у мятежников были все основания для тревоги. Шеридан еще в первые дни кампании в Глуши, видя, что его кавалерия только без толку «отбывает номер» (кони не могли продираться сквозь почти непроходимую чащу), попросил Гранта разрешить ему совершить выпад против Ричмонда, чтобы припугнуть южан, а заодно и оттянуть от армии Ли своего главного соперника – Стюарта. Грант согласился, и 8 мая 10-тысячное войско Шеридана двинулось вперед. Как и предполагалось, Стюарт бросился вдогонку и 11 мая настиг Шеридана у местечка Йеллоу-Тэверн, откуда просматривались шпили Ричмонда. Произошла неслыханная по масштабам тех лет кавалерийская битва, в которой северян все-таки оттеснили от Ричмонда. Но свои задачи Шеридан выполнил: Ричмонд был в панике, кавалерия Стюарта оказалась практически выключенной из кампании в Глуши, был смертельно ранен в бою у Йеллоу-Тэверн и сам Стюарт (это уже «сверх плана»).

Некоторое время в Глуши шли второстепенные стычки. Северяне не раз пытались зайти противнику в тыл, но по разным причинам эти акции срывались. Тем временем в прессе Севера началась новая кампания против Гранта: его называли «мясником», обвиняли и в том, что во время боев он для поддержания тонуса якобы постоянно пьет… Потери северян в Глуши, действительно, были огромными: после жертв первых дней кампании (о них сказано выше) бои в районе Спотсилвейнии 8—19 мая вывели из рядов армии Севера еще 14267 человек. Впрочем, эта цифра оспаривается. Так, в одних случаях самым ужасным для северян днем в ходе всей кампании называют 10 мая, когда они потеряли 7,5 тыс. человек; другие источники утверждают, что в этот день Грант потерял «всего» 4,1 тыс, человек, а вот 12 мая – 6,82 тыс. 5 Мятежники о своих потерях сообщали все реже, но 12 мая считается самым страшным днем и для них: они потеряли тогда в общей сложности около 6 тыс. человек. Да, сила, с которой Грант обрушивался на Ли, была невиданной, но столь же мощным оказывалось и противодействие лучшего генерала Юга и его армии.

Стараясь не замечать прокурорских обличений газетчиков, Грант, как одержимый, шел вперед, продолжая крушить силы противника и сам неся огромные потери. Но генерал считал, что иного пути нет, и верил, что в конечном счете южане не выдержат такого давления. Утром 11 мая, в самые тяжелые дни этой кампании, он отправил Стэнтону телеграмму: «Мы вступаем в шестой день очень трудных боев… Потери у нас тяжелые, но и у противника тоже… Я намерен сражаться на этой позиции до конца, даже если это займет все лето» 6. Наблюдательные газетчики запомнили эти слова, и ближе к зиме, когда бои в Виргинии еще продолжались, в одной из газет появилась язвительная карикатура: хижина, из трубы которой клубами валит дым. Подпись гласила: «Грант сражается на этой позиции до конца, хотя это заняло у него все лето. А теперь он послал за своей печкой» 7. Но тогда, в мае, гордые слова Гранта, опубликованные по распоряжению Линкольна в газетах, вернули генералу симпатии многих северян, потрясенных известиями о страшных жертвах в Глуши.

Действиям Гранта симпатизировали не только его соотечественники. 26 мая Маркс, продолжавший внимательно следить за событиями войны, писал Энгельсу: «Было бы скверно, если бы Гранту пришлось отступить, но полагаю, он знает свое дело» 8. Энгельс отвечал 30 мая, имея в виду армию Ли: «Еще два таких сражения, и его армия, вынужденная каждый вечер отступать на новые позиции, оказалась бы во всяком случае в очень плохом состоянии и вряд ли была бы способна закрепиться еще где-либо до Ричмонда… Меня не удивит, если Ли вскоре отступит к Ричмонду» 9. А 9 июня Энгельс писал Марксу: «Очень любопытно, как будут развиваться события в Виргинии… Но я надеюсь, что Грант все же сделает свое дело… Мне нравится также методический ход грантовских операций. Для данной местности и для данного противника это – единственно правильный метод» 10.

Но генерал Грант вряд ли знал об этих комплиментах. Помимо огромных жертв, у него были и другие причины для дурного настроения. Из пяти задуманных им ударов только два более или менее сносно осуществлялись – его собственный и Шермана. Что же касается операций, порученных «генералам-политиканам» Батлеру, Зигелю и Бэнксу, то первые два, едва встретившись с мятежниками, поспешно отступили на исходные позиции, а третий… вообще не начал операции, в последний момент заявив, что его армия «пока не готова» и наступление он начнет «попозже». Сам же Грант после серии взаимных с противником обходов и смещении войск оказался к концу мая на берегу реки Чикахомини, близ местечка Колд-Харбор. Именно там, в нескольких милях от восточных окраин Ричмонда, и состоялось сражение, ставшее заключительным аккордом кампании в Глуши.

После нескольких непредвиденных задержек Грант приказал начать атаку перед рассветом 3 июня. В самый последний момент Ли сумел перебросить к месту боев до 15 тыс. подкреплений, забрав их из траншей у Бермуда-Хандрид и из Долины, где ни Батлер, ни Зигель по-прежнему не беспокоили мятежников, чем в итоге и помогли им, а не ожидавшему их поддержки Гранту. Когда лавина северян ринулась в узкий 3-мильный участок прорыва, она наткнулась не на хиленькие, толком не отрытые траншеи (они были такими всего сутки назад), а на мощные укрепления, за которыми их встретили свежие отборные части. Ли предусмотрительно выдвинул орудия почти к траншеям, тщательно замаскировав их. В мемуарах Грант писал, что это были самые ужасные минуты в его жизни. За 10—15 минут атаки против орудийных дул северяне потеряли до 5 тыс. человек. Оставшиеся в живых бросились назад.

К сожалению, размеры жертв не сразу стали ясны Гранту, и он не прекратил атак. Новые волны наступавших накатывались на брустверы южан, но не могли пройти их. Однако оборона мятежников стала давать трещины, кое-где группы северян врывались в их траншеи и вступали в рукопашный бой. Несколько сенаторов Конфедерации, прибывших воодушевить армию Ли, в волнении спрашивали командующего, что же произойдет, если Грант прорвет его оборону, есть ли на такой случай какие-либо резервы. Ли ответил: «Ни единого полка, и в таком положении я нахожусь со времени сражения на Раппаханноке. Если я сокращу свои оборонительные линии, чтобы создать резерв, он (т.е. Грант. — С. Б.} обойдет меня, если же для создания резерва я ослаблю оборону – он ее прорвет» 11. Но солдатам Ли все же удалось устоять, выдержать натиск.

В тяжелейших боях в Глуши, длившихся с незначительными перерывами с 5 мая по 3 июня, стороны понесли огромные потери, но у северян они были больше в численном отношении, а у их противников – в процентном. Соотношение потерь было «в пользу» северян в виде 55 тыс. человек к 39 тыс., но для армии Гранта – Мида это составило 52%, а для армии Ли – 59%. Есть я другие данные: потери соотносятся как 50 тыс. к 32 тыс., а проценты – как 41 к 46 12. В любом случае эти потрясшие американцев итоги битвы в Глуши говорили о решимости сторон биться до конца.