Глава 10. «ДАР БЕСКРОВНЫЙ…»

Глава 10.

«ДАР БЕСКРОВНЫЙ…»

Одним из неоспоримых достижений Потемкина, признаваемым как сторонниками, так и критиками князя, в области внешней и внутренней политики является «бескровное» присоединение Крымского полуострова к Российской империи в 1783 г. Его современник С.Н. Глинка поэтически, может быть немного высокопарно, осветил этот исторический факт в своих «Записках»: «…заботы его были о древнем царстве Митридатовом, и он это царство принес России в дар бескровный. Чего не успели сделать века от покорения Казани и Астрахани, чего не успел сделать Петр I, то один совершил этот великан своего времени. Он смирил и усмирил последнее гнездо владычества монгольского».

В результате заключения Кючук-Кайнарджийского мира Крымское ханство отделилось от Оттоманской империи и провозглашалось независимым, о чем говорилось в 3-м пункте мирного договора: «Все татарские народы: крымские, буджатские, кубанские, едисанцы, жамбуйлуки и едичкулы без изъятия от обеих империй имеют быть признаны вольными и совершенно независимыми от всякой посторонней власти, но пребывающими под самодержавной властью собственного их хана чингисского поколения, всем татарским обществом избранного и возведенного, который да управляет ими по древним их законам и обычаям, не отдавая отчета ни в чем никакой посторонней державе, и для того ни российский двор, ни Оттоманская Порта не имеют вступаться как в избрание и в возведение помянутого хана, так и в домашние, политические, гражданские и внутренние их дела ни под каким видом…» Однако ситуация в Крыму была неопределенна и сложна. Турция, хоть и согласилась на признание независимости Крыма, готовилась к новой войне. Турецкий султан, являясь верховным халифом, держал в своих руках религиозную власть и утверждал новых ханов, что оставляло возможность реального влияния на Крымское ханство. В итоге татары в Крыму разделились на две группы — русской и турецкой ориентации, столкновения между ними доходили до настоящих сражений.

Еще в 1771 г. ханом был избран султан Сагиб Гирей из древней алчингизской фамилии, а его младший брат Шагин Гирей — в калги-султаны. После вывода из Крыма российских войск в 1774 г. Оттоманская Порта согласилась почтить независимое ханство публичным посольством. Затем Турция в 1775 г. повлияла на крымцев с целью избрания угодного ей султана Девлет Гирея ханом, на что Россия, хотя и возражала, но смотрела спокойно до 1777 г. По свидетельству очевидца крымских событий И.М. Цебрикова, «всероссийский двор, видя, что турки, весьма хитро свергнув хана Сагибы, по завоевании им восстановленнаго, утвердили Девлета ханом, все устроить в авантаж Порты обещавшего, и которой под предлогом вольности, стал было, России недоброжелательствовать, того ж 1777 г. принужденным нашелся в осень секретно двинуть корпус войск в Крым, и со стороны своей посредством нагайских орд калгу Шагин Гирея чрез остров Тамань в Крым ввел, где силою войск утвержден он над всею областью татар законным ханом…».

Повествование Цебрикова о крымских событиях до сих пор было неизвестно исследователям. Между тем оно дает очень точный анализ противостояния России и Турции в крымском вопросе и действий Потемкина по присоединению Крыма, что позволяет по-новому оценить роль князя.

Личность Шагин Гирея очень своеобразна для Востока. Он учился в Салониках и Венеции, знал несколько языков и был человеком не только с европейским образованием, но и с европейскими взглядами. Став ханом, Шагин Гирей попытался осуществить свою грандиозную мечту: преобразовать ханство в черноморскую империю, европеизировав общество, но делал это он не считаясь с национальными татарскими обычаями. Экономическая слабость Крыма, поспешность в проведении реформ, нежелание считаться с традициями — все это вызвало широкое недовольство, вылившееся в ноябре 1777 г. в бунт.

В декабре 1777 г. после высадки в Крыму назначенного в Стамбуле ханом Селим Гирея III восстание охватило весь Крымский полуостров. Началась гражданская война. Русское правительство пристально следило за событиями. 6 ноября на заседании Государственного совета Потемкин заявил, что нужно сделать все необходимые приготовления для возможной войны и быть в состоянии нанести сильный удар. Совет высказался за всевозможные меры к сохранению мира, но, поддержав князя, рекомендовал быть готовыми к войне с Турцией из-за Крыма. Восставшие против Шагин Гирея татары были разбиты русскими войсками, а хану была оказана денежная помощь для укрепления его власти.

В конце апреля 1778 г. командование Крымским корпусом принял на себя А.В. Суворов. Ему предписывалось препятствовать возможной высадке турецких десантов, не доводя дело до войны. Он должен был поддерживать Шагин Гирея и одновременно, выполняя поручение Потемкина, организовать вывод из Крыма христианского населения на новые земли в Новороссийскую и Азовскую губернии. Шагин Гирей пытался воспрепятствовать этой акции: он даже покинул Бахчисарай и кочевал в окрестностях своей столицы, посылая жалобы Румянцеву на Суворова и резидента А.Д. Константинова, якобы допускавших самоуправство и нарушение обязательств русского правительства. Но Румянцев и Потемкин поддержали Суворова, и к 16 сентября 1778 г. в Россию было выведено более 30 тысяч армян и греков.

Таким образом, в Крыму складывалась следующая ситуация: Россия формально признавала независимость ханства, но в то же время Потемкин предпринимал шаги по его ослаблению, пользуясь недовольством татарской знати по отношению к нововведениям Шагин Гирея.

10 марта 1779 г. Россия и Турция подписали новую Анайлы-Кавакскую конвенцию, по которой Россия должна была вывести свои войска из полуострова и, подобно Турции, не вмешиваться во внутренние дела ханства.

Осенью 1781 г. ситуация в Крыму опять обострилась и привела к новому восстанию против Шагин Гирея. Его возглавили старшие братья хана — Батырь Гирей и Арслан Гирей. Как писал современник, никто точно не знал причин возмущения, султаны подняли мятеж «с зависти ль, либо по подыскам Порты или же под существенным предлогом, которой братья главным претекстом объявили, что они, видя народ, в Крыму обитающ, отягощенным новым от него Шагина в разных видах установлением…», а кроме того, «как уже весна наступала, в кое время обыкновенно крымцы к бунту по теплоте свободу имели». В конце мая 1782 г. тревожные известия достигли Потемкина, который получил письмо от своего родственника М.С. Потемкина из Петербурга: «Казалось бы, на самое короткое время отсюда отлучились (в это время князь был в Москве. — Н.Б.), а с двух сторон так важные пришли известия. Судьба не допускает Вас быть в удалении».

В июне уже Екатерина шлет Потемкину письмо, призывая его к действию: «Не токмо желание мое узнать о твоем добром состоянии принуждает меня послать к тебе сего нарочного, но и самая нужда по делам: в Крыму татары начали снова немалые безпокойства, от коих хан и Веселицкий уехали водою в Керчь… Теперь нужно обещанную защиту дать хану, свои границы и его, нашего друга, охранить. Все сие мы б с тобою в полчаса с тобою положили на меры, а теперь не знаю, где тебя найти». Князь поспешил в Петербург.

3 августа императрица в письме к Шагин Гирею обещала направить ему на помощь военные силы для усмирения мятежников и утверждения его безопасности и предлагала хану прибыть в Петровскую крепость, куда должен был приехать и Потемкин, имевший необходимые полномочия. Потемкин считал, что новый бунт — это следствие «неминуемого и всегдашнего подстрекания татар против России», усилившегося из-за привязанности хана к России. Князь настаивал на введении войск в Крым, и «естли Вам не подать помощи ему, сим некоторым образом дознают, будто бунтовщики имели право возстать на хана… Я Вас уверить могу, что татар большое число, увидя войски, отопрутся от прозьбы Порте вознесенной и вину всю возложат на начальников возмущения».

8 августа 1782 г. Потемкин направился на юг, где 23 сентября встретился с Шагин Гиреем в Петровской крепости. В беседе с ханом князь передал ему личное послание императрицы, которая решила ввести войска в Крым, рискуя при этом пойти на открытый конфликт с Турцией, и посоветовал Шагин Гирею, «дабы по приведении в порядок крымских дел будущею весною побывать и на Кубане, чтоб и тамошния народы персонально привесть в лутчее состояние».

Через четыре дня генерал-поручик граф Де Бальмен получил приказание Потемкина вступить в Крым, причем особое внимание он должен был уделить отношению к местному населению: «Вступая в Крым и выполняя все, что следовать может к утверждению Шагин Гирея паки на ханство, обращайтесь, впрочем, с жителями ласково, наказывая оружием, когда нужда дойдет сонмища упорных, но не касайтесь казнями частных людей. Казни же пусть хан производит своими, — писал Потемкин, — если в нем не подействует дух кроткий монархини нашей, который ему сообщен. Естли б паче чаяния жители отозвалися, что они лучше желают войти в подданство Ея императорскому величеству, то отвечайте, что вы, кроме спомоществования хану, другим ничем не уполномочены, однако ж мне о таком произшествии донесите… Сообщите мне и примечания ваши о мыслях и движении народном, о приласкании которого паки подтверждаю».

Хан, получивший военную помощь России и обнадеженный Потемкиным, двинулся к Перекопу. Толпы мятежников разбегались при подходе русских полков. Однако русский дипломатический агент Я.И. Рудзевич, донося Потемкину 30 октября 1782 г. «об успокоении большей части черни и о просьбе мурз защитить их от гнева хана», сделал весьма важное замечание: «Но Шагин Гирею никто бы не повиновался без русских войск».

Потемкин и сам, побывав в эти дни в Крыму, убедился, что личность Шагин Гирея вызывает недовольство у татарской знати, она, возможно, с большим желанием восприняла бы протекторат России, нежели такую «независимость». Особое влияние на настроение крымских жителей оказала та необычайная жестокость, с которой Шагин Гирей расправился с мятежниками. Батыр и Арслан Гирей были брошены своими сторонниками и захвачены в плен. Только вмешательство Потемкина и Екатерины спасло их от казни по приказанию хана.

29 декабря состоялась казнь двух старшин и 10 мулл, обвиненных в сопротивлении, что подробно описал Цебриков в своем сочинении: «Халым и все другие убеждали чернь о прощении, особливо Халым неробко выгаваривал, дабы опомнились, и из черни многия их из рук в руки перехватывали, не смея нихто приступить к начальному убийству. Но когда адним штапом велено к зборищу приступить 30 донским казакам, то по долгом смятении, адин из бешлеев, взявши камень, сперва бросил в голову Халыма, а потом и зборище, тем поощерясь, в 12 часу днем всех 11 человек насмерть побили. Халымов труп публично татара похоронили в городе Карасубазаре».

Столь жестокая казнь, учиненная Шагин Гиреем вопреки манифестам Екатерины II о «человеколюбии и щадении повинную приносящим», стала известна высочайшему двору и самому Потемкину. Хан надеялся утаить эти события или сгладить их с помощью Рудзевича, в данном случае сыгравшего роль так называемого «двойного агента». При начале подавления мятежа против хана Потемкин дал Рудзевичу секретный ордер, чтобы он «испытал у крымцов мысли, могут ли они предшествовать отзывом и желанием в российское подданство». Суть своей миссии Рудзевич открыл хану и стал тайно помогать ему в противостоянии с Потемкиным; и, как писал Цебриков, он «все рачение употреблял к затмению возчатаго князем о подданстве прознаменования… и донесений, хотя пред всеми об оных оглашал, к князю ни чрез кого не отправлял…».

Постоянная угроза со стороны Турции (для нее Крым являлся возможным плацдармом в случае нападения на Россию) вынуждала строить мощные укрепленные линии на южных рубежах страны и отвлекала силы и средства от хозяйственного освоения пограничных губерний. Потемкин, являясь наместником этих областей, видя всю сложность и нестабильность политического положения в Крыму, пришел к окончательному выводу о необходимости присоединения его к России. Это завершало территориальное расширение империи на юг до естественных границ и создавало единую экономическую область — Северное Причерноморье.

В декабре 1782 г., возвратясь из Херсона, Потемкин обратился к Екатерине II с известным меморандумом, в котором подробно высказал свою точку зрения, особо указав на благоприятную для действий внешнеполитическую ситуацию:

«Крым положением своим разрывает наши границы, — заявлял Потемкин. — Нужна ли осторожность с турками по Бугу или с стороны Кубанской — в обеих сих случаях и Крым на руках. Тут ясно видно, для чего хан нынешний туркам неприятен: для того что он не допустит их чрез Крым входить к нам, так сказать в сердце.

Положите ж теперь, что Крым Ваш и что нету уже сей бородавки на носу — вот вдруг положение границ прекрасное: по Бугу турки граничат с нами непосредственно, потому и дело должны иметь с нами прямо сами, а не под именем других. Всякий их шаг тут виден. Со стороны Кубани сверх частных крепостей, снабженных войсками, многочисленное войско Донское всегда тут готово.

Доверенность жителей в Новороссийской губернии будет тогда несумнительна. Мореплавание по Черному морю свободное. А то, извольте рассудить, что кораблям Вашим и выходить трудно, а входить еще труднее. Еще в прибавок избавимся от трудного содержания крепостей, кои теперь в Крыму на отдаленных пунктах.

Всемилостивейшая государыня! Неограниченное мое усердие к Вам заставляет меня говорить: презирайте зависть, которая Вам препятствовать не в силах. Вы обязаны возвысить славу России. Посмотрите, кому оспорили, кто что приобрел: Франция взяла Корсику, цесарцы без войны у турков в Молдавии взяли больше, нежели мы. Нет державы в Европе, чтобы не поделили между собой Азии, Африки, Америки. Приобретение Крыма ни усилить, ни обогатить Вас не может, а только покой доставит. Удар сильный — да кому? Туркам. Сие Вас еще больше обязывает. Поверьте, что Вы сим приобретением безсмертную славу получите и такую, какой ни один государь в России еще не имел. Сия слава проложит дорогу еще к другой и большей славе: с Крымом достанется и господство в Черном море. От Вас зависеть будет, запирать ход туркам и кормить их или морить с голоду.

Хану пожалуйте в Персии что хотите — он будет рад. Вам он Крым поднесет нынешную зиму, и жители охотно принесут о сем прозьбу. Сколько славно приобретение, столько Вам будет стыда и укоризны от потомства, которое при каждых хлопотах так скажет: вот, она могла, да и не хотела или упустила. Есть ли твоя держава — кротость, то нужен в России рай. Таврический Херсон! из тебя истекло к нам благочестие: смотри, как Екатерина Вторая паки вносит в тебя кротость християнского правления».

План Потемкина можно назвать совершенным политическим проектом государственного деятеля, где он представил весь возможный спектр доказательств для подтверждения своего предложения — от экономических до патетических. Причем всей предыдущей работой по заселению Новороссии, устройству крепостей и хозяйственному развитию Потемкин готовил базу для включения Крыма в состав Российской империи. Именно ему принадлежала главная и решающая роль в присоединении благодатного полуострова.

Предложение Потемкина находилось в русле знаменитого Греческого проекта, в свое время приписываемого князю на основании сочинения его племянника А.Н. Самойлова «Жизнь и деяния генерал-фельдмаршала князя Г.А. Потемкина-Таврического». На самом деле авторство Греческого проекта, предусматривающего восстановление Византийской империи со столицей в Константинополе и русским ставленником на троне, принадлежит другому выдающемуся государственному деятелю Екатерининской эпохи — личному секретарю императрицы А.А. Безбородко, на которого были возложены дела по сношениям с Востоком. Екатерина II и Потемкин постоянно выступали эллинофилами: второй внук Екатерины был назван Константином, Потемкиным был основан Херсон, в Петербурге открылся кадетский корпус для малолетних греков. Иностранные дипломаты сообщали: императрица грезит Византией.

Вместе с Потемкиным и Безбородко обсуждала она проекты нового геополитического устройства. 10 сентября 1782 г. их изложил Безбородко в своей знаменитой записке, ставшей основой самого знаменитого частного письма Екатерины II Иосифу Австрийскому, вошедшего в историю под именем Греческого проекта, где императрица предлагала окончательный раздел Турецкой империи.

По мнению некоторых, это письмо «с рассуждениями о разделе Турции лишено черт реальной политической программы, которую бы разрабатывали и собирались выполнять. Легкость, с которой разрешались в этом письме острые проблемы международных отношений, заставляет смотреть на письмо как на провокационный шаг русской дипломатии, как на документ макиавеллистической политики». Да, можно согласиться, что плана действий проект не содержал; сама Екатерина в то же время вполне трезво писала Потемкину: «Политический состав Оттоманской империи разными обстоятельствами… еще отдален от конечного его разрешения».

Действительно создается впечатление, что в отношении Турции и, в частности, Крымского полуострова существовало две программы действий: одна в виде Греческого проекта носила некий иллюзорный отвлекающий характер, а вторая, высказанная Потемкиным, была вполне реальна и осуществима. Свидетельством принятия окончательного решения императрицей после получения меморандума Потемкина может служить «секретнейший» рескрипт на его имя от 14 декабря 1782 г. В нем говорится: «Известно, что одним из главнейших поводом к распрям нашим с турками от давняго времени служил полуостров Крымский, из недр коего не однажды обезпокоены были границы наши. Преобразование его в вольную и независимую область обратилося только в новые для нас заботы со знатными издержками. Опыты времени, от 1774 года прошедшаго, доказывают, что таковая независимость мало свойственна татарским народам, ибо, чтоб удержать ее, надлежит почти всегда нам быть вооруженными, и посреди мира изнурять войска трудными движениями, неся большие убытки как бы во время войны, без всякой надежды заменить оные.

При малейшем со стороны нашей послаблении турки, пользуяся единоверием татар и разными связями, предуспевают там толико умножать свою силу, что почти всякий раз паки к войне прибегать должно, дабы только дела поставить в прежней степени. Таковое бдение над Крымскою независимостию принесло уже нам более семи миллионов чрезвычайных расходов, не считая непрерывнаго изнурения войск и потери в людях, как превосходят всякую цену».

После изложения хорошо известных Потемкину причин Екатерина объявляет ему свою волю «на присвоение того полуострова… с полною нашею доверенностию и с совершенным удостоверением, что вы к исполнению сего не упустите ни времени удобнаго, ни способов, от вас зависящих… От благоразумия вашего зависеть будет воспользоваться подобными случаями (в рескрипте указаны шесть «случаев», которые могут служить поводом к присоединению полуострова. — Н.Б.); а между тем удостоверены мы, что вы, доводя и наклоняя тамошния дела к желаемому нами состоянию и к прямой цели нашей, не упустите употребить все способы завести посреди татарских народов ближайшия связи, поселить в них доброхотство и доверие к стороне нашей, и, когда потребно окажется, склонить их на принесение нам просьбы о принятии их в подданство наше».

Решающие события происходят в 1783 г. Весной было решено, что Потемкин отправится на юг и будет лично руководить присоединением Крымского ханства к России. 8 апреля императрица подписывает манифест «О принятии полуострова Крымского, острова Тамана и всей Кубанской стороны под Российскую державу», над которым она работала совместно с Потемкиным. Этот документ должен был храниться в тайне до того часа, когда присоединение ханства станет свершившимся фактом. В тот же день Потемкин поспешил на юг; по дороге он получил неожиданное известие об отречении Шагин Гирея от ханства, о чем Екатерина отзывается без сожаления: «И о том жалеть нечего, только прикажи с ним обходиться ласково и со почтением, приличным владетелю…» Такова была обычная политика русских самодержцев, все владельцы и вельможи присоединенных земель входили в корпус российского дворянства и получали достойное содержание.

Прибыв в Херсон, Потемкин вступает в переговоры с Шагин Гиреем и окончательно приходит к выводу о необходимости устранения хана с политической арены, о чем сразу сообщает Екатерине: «Главная теперь надобность настоит в удалении хана из Крыму, в чем я не вижу большого затруднения, как и в присоединении Крыма к державе Вашего императорского величества, — пишет он из Херсона 16 мая. — Но Кубанская сторона будет не без затруднения. Обширность места, разноколенные орды и близость горских народов затруднят несколько исполнение». Учитывая возможные замедления, Потемкин распорядился продвинуться на Кубань А.В. Суворову и своему родственнику П.С. Потемкину.

Получив приказания князя, Суворов занял войсками укрепления бывшей Кубанской линии и стал готовиться привести ногайцев к присяге в назначенный Потемкиным день — 28 июня, день восшествия Екатерины II на престол.

Командующий Кавказским корпусом П.С. Потемкин должен был принимать присягу в верховьях Кубани. Уже 10 июня Потемкин отправляет Суворову 60 экземпляров высочайших манифестов о присоединении Крыма и «плакаты» самого князя с переводами на турецкий. «Ваше превосходительство, — инструктирует князь Суворова, — по вступлении вашем в пределы Кубанские имеете манифесты и плакаты обнародовать и держась правил в плакате изображенных наблюсть с крайнею точностию, чтоб татарские народы в краю Кубанском о верности подданства Ея императорскому величеству целовали Алкоран в присутствии определенных от вас штаб и обер-офицеров, и чтоб начальники и старшины приложили свои печати на посылаемых при сем экземплярах присяги. От вашего благоразумия и искуснаго распоряжения будет зависеть единовременное произведение сего в действие во всей Кубани способами наиудобнейшими».

Лейтмотивом всех ордеров Потемкина этого периода является указание командирам войск, находящихся в Крыму, обращаться с жителями дружелюбно, «не чинч отнюдь обид»; в противном случае нарушителям грозит взыскание от князя «по всей строгости законов».

Прогнозы Потемкина оказались верными, за исключением быстрого и спокойного удаления хана. Шагин Гирей, отрекшись от ханства, начал сложную политическую игру, затягивая свой отъезд из Крыма под разными предлогами. Он рассчитывал, что в обострившейся политической обстановке русскому правительству придется вновь обратиться к его услугам — восстановить на престоле и отказаться от присоединения Крыма. Потемкин, оценив положение, подтягивал войска и через своих агентов вел агитацию среди правящей верхушки ханства о переходе в российское подданство.

14 июня, вслед за Суворовым, манифест и «плакат» были отправлены в Крым Де Бальмену, ему Потемкин приказал особо обратить внимание на соблюдение «строгой на всех постах, при обнародовании манифеста, воинской предосторожности и примечании за поступками татар, не дозволяя делать собраний народу, сие я разумею о военных сборищах». О своем желании как можно спокойнее, миролюбивее и с наименьшими столкновениями провести присоединение Крыма пишет Потемкин и к Безбородко, сообщая о своих действиях по удалению хана из Крыма: «сие я для того делаю, чтобы покорение татар было добровольное».

Потемкин действует решительно, войска занимают важнейшие пункты на полуострове, не встречая недовольства жителей. Хан готовится к отъезду, ему и сопровождающим 16 июня выписаны «пашпорты», но уже 18-го в ордере Де Бальмену Потемкин возмущенно пишет об интригах Шагин Гирея: «Хану хочется пробовать играть со мною, но я ему докажу, что для меня высочайшие интересы святые». В тот же день князь выговаривает русскому резиденту при хане С.Л. Лашкареву за нерешительные действия: «Государь мой, Сергей Лазаревич. В донесениях ваших, хотя преподаете вы мне известия о касающемся до хана, но нет во оных ничего такого, чтобы означало конец известному делу. Мне нужны от вас решительныя о намерениях ханских уведомления, и удивительно, что, ведая обстоятельства дел, взялись вы донести мне требование ханское о переезде в Тамань, тогда когда его здесь я ожидаю». И далее собственноручная приписка князя: «в Тамань поездка вот что значит: хан хочет чрез сие держать татар в нерешимости, что едет вон, или нет».

Напряженная ситуация не позволяет Потемкину ни на минуту ослабить контроль за ситуацией. 16 июня 1783 г. он сообщает хану, что поспешит приехать к нему навстречу в Крым, чтобы самому проводить его в Тамань, но в то же время твердо подтверждает необходимость выезда Шагин Гирею за пределы ханства. Из записки Цебрикова становятся известны подробности поведения хана, который под видом болезни откладывал выезд. «После Шагин Гирей хан, — рассказывает очевидец, — ободрясь от уныния, употреблял под предлогом выезда и слабости разныя виды, показывающия действы пред советом, что чужд в предании отечества… С начала июня, принимая лекарствы, уверив, будто существенно за тем не выезжает, но он утверждал себя, чтоб и вовся не ехать, особливо не сделав наперед попытки к дальнему стремлению в сопротивлении; естли ж бы потом и выехать, чтился показать, дабы свет увидел, что выезд его есть принужденным, а не собственной его воли, и прогаваривал, что за удовольство вменил бы случившееся ему насилие, иначе же патентаты Европы сочтут его прямым предателем отечества и вновь утвержденнаго татарам бытия, что все умел, употребляя, скрыть… Шагин Гирей, будучи в Катармасарае, метавсь долго разсуждением, каким бы образом конечное показать противоборствование за Крым, всюды однако обретал непроходимыя притекания; узнавши ж о присылке в июне месяце манифестов в формальном присоединении Крымского полуострова, Таманского острова и Кубанской стороны к российскому самодержавству, неотступно требовал у князя Потемкина соглашения об отъезде на Тамань, где, как в уединенном месте, поисправя здоровье, потом в Россию отправитца».

Завершает свою записку о присоединении Крыма Цебриков любопытным наблюдением, первым (документ написан в 1784 г.), возможно, указывая на существовавшее противостояние Потемкина и Шагин Гирея, показывающее, «колико каждой защищал собственную славу, которой перетяжение суть силы судьбой и времянем определенныя».

Судьба Шагин Гирея была решена. Проведя около девяти месяцев в Тамани, он был вынужден 15 мая 1784 г. покинуть этот город и 22 июля прибыл в Воронеж, где поселился в уединенном загородном доме.

«Противоборствование» окончилось 28 июня 1783 г., когда был обнародован манифест Екатерины II и состоялась торжественная присяга крымской знати. Ее принимал лично Потемкин на плоской вершине скалы Ак Кая под Карасубазаром. Крымским жителям объявили манифест о присоединении полуострова к России, в котором императрица обещала:

«Возвещая жителям тех мест силою нашего императорского манифеста таковую бытия их перемену, обещаем свято и непоколебимо за себя и приемников престола нашего содержать их в равне с природными нашими подданными, охранять и защищать их лица, имущество, храмы и природную их веру, коей свободное отправление со всеми законными обрядами пребудет неприкосновенно; и дозволить напоследок каждому из них состояния все те правости и преимущества, каковыми таковые в России пользуются…» Сначала присягали мурзы, беи, духовные лица, а затем уже и простое население. Торжества сопровождались угощеньями, играми, скачками и пушечным салютом.

Тем временем двор и императрица оставались в неведении. Поездка Потемкина в Крым, его плохое самочувствие, свирепствовавшие там язва и чума, подготовка к присяге в Крыму — все это задерживало отправку донесений, что вызывало немалое беспокойство императрицы. 15 июля она пишет Потемкину: «Ты можешь себе представить, в каком я должна быть безпокойстве, не имея от тебя ни строки более пяти недель… Я ждала занятия Крыма, по крайнем сроке, в половине июля, а я о том не более знаю, как и Папа Римский».

Это письмо разминулось с посланием Потемкина, отправленным из лагеря при Карасубазаре 10 июля, содержащим долгожданное известие об окончательном разрешении крымской проблемы. «Все знатные уже присягнули, — сообщает князь, — теперь за ними последуют и все. Вам еще то приятнее и славнее, что все прибегли под державу Вашу с радостию. Правда, было много затруднения по причине робости татар, которые боялись нарушения закона, но по уверениям моим, зделанным их присланным, теперь так покойны и веселы, как бы век жили у нас». В послании от 29 июля Потемкин более подробно рассказывал своей монаршей покровительнице о приведении крымской знати к присяге и причине задержки победоносного сообщения о присоединении полуострова:

«Но причина сему была та, что граф Бальмен от 14-го числа июня обнадеживал меня чрез всякого курьера о публикации манифестов и, протянув до последнего числа того месяца, дал знать, наконец, что татарские чиновники не все собрались еще. Я, видя, что съезд их зависел от их воли, и тут недоставало того, что я ему еще с дороги предписывал сими словами: “возьмите тон военного начальника”, решился поскакать сам и чрез три дни объявил манифесты, не смотря, что не все съехались. Говорено было мне всюду, что духовенство противиться будет, а за ними и чернь, но вышло, что духовные приступили из первых, а за ними и все».

16 июля 1783 г. последовало официальное донесение Потемкина с представлением А.В. Суворова, П.С. Потемкина, Де Бальмена и С.Л. Лашкарева к наградам. Оно дублировалось письмами к идеологу Греческого проекта А.А. Безбородко и послу в Турции Я.И. Булгакову, а также рапортом графу П.А. Румянцеву-Задунайскому. К последнему было обращено и личное послание Потемкина, где он высказывал своему учителю благодарность за подготовку почвы для удачного присоединения Крыма. «Все удачи, какие мы не имеем, — писал Потемкин 31 июля 1783 г., — суть следствие того страха, который вы в мусульманов вкоренили. Позвольте мне назваться обязанным вам…»

Итак, мы видим, что политика Потемкина, направленная на наиболее миролюбивое и дружелюбное отношение войск к населению, высказывание уважения и соответствующих знаков внимания татарской знати, оказала должное воздействие и привела к «бескровному» присоединению Крыма. Так же мирно и торжественно прошло присоединение Кубани: две крупнейшие ногайские орды — Едисанская и Джамбулуцкая — присягнули на верность России. В доношении Екатерине II от 16 июля 1783 г. Потемкин определил политические мотивы добровольной присяги крымских жителей: во-первых, он уверил их, что пущенный от турок слух о сборе рекрут в полуострове «пустой»; во-вторых, князь просил выполнить их просьбу о взимании подати не по душам, как во всей России, а «с земли и со всего — десятину, что учинит гораздо более доходу, да для них честнее». «И ежели это будет, то поверьте, что можно тогда в Анатолию послать Манифесты, и там примут подданство», — восторженно заключал Потемкин, говоря, что и турецкие подданные были бы готовы присягнуть российской государыне на этих условиях.

Наследник престола великий князь Павел Петрович также получил письмо от Потемкина с уведомлением о «приведении Крыма в подданство». Предназначенный встать во главе государства он прекрасно понимал все выгоды и преимущества, получаемые государством, и писал главному герою знаменательного события: «Таковая весть не могла мне быть неприятна, поелику сим достигли до предположенного Ея величеством намерение, о чем с моей стороны вас поздравляю самих». При всей сложности взаимоотношений наследника престола и фаворита, о чем так много говорилось и говорится, Павел умел признавать заслуги светлейшего князя.

Вот так, благодаря мудрым, политически продуманным действиям неутомимого Потемкина Россия укрепила свои южные границы и получила новые плодородные земли, которые в скором времени стали житницей России, ее прекрасным украшением.

После присоединения Крыма к России многие татары стали покидать полуостров и переселяться в Турцию. Для освоения края были нужны рабочие руки, поэтому наряду с официальным разрешением и выдачей всем желающим соответствующих документов (паспортов) администрация стремилась удержать как можно больше жителей на занимаемой территории. Отмечаемый отток населения имел и еще одну важную причину, связанную со специфическим источником пополнения количества жителей в прежние времена — каждый год в Крым приводили пленных христиан, так называемый ясырь. Так, например, в результате набега Бахти Гирея летом 1717 г. татары разорили Пензенский, Саратовский, Саранский, Верхний и Нижний Ломовские уезды и взяли в плен около 18 000 человек. Крым в XVIII столетии был крупнейшей перевалочной базой работорговли, и там использовался рабский труд пленников. Естественно, когда этот специфический демографический источник был истреблен, количество населения на полуострове уменьшилось. Крымские мурзы очень возмущались тем, что по распоряжению Потемкина должны были освободить христианских пленников. Население полуострова начало уменьшаться еще до присоединения его к России. Это было связано с военными потерями, чумой, свирепствовавшей во время войны, и, наконец, с «замешательствами» после отделения Крымского ханства от Оттоманской империи. Жители разных национальностей, в том числе и татары, в трудные времена искали пристанища в России или Турции, перебирались за Кубань.

Переселение из внутренних областей России и приглашение на жительство иностранцев началось несколько позднее, а пока, заботясь о сохранении спокойствия в Крыму, Потемкин писал Суворову 1 июля: «По присоединении ныне народа татарскаго к державе Е[я] и[мператорского] в[еличест[ва] крайне нужно дать оному чувствовать все выгоды теперешняго его состояния». В связи с этим князь настоятельно рекомендует: «строго наблюсть, чтобы наши обращались с ними ласково и благосклонно, так как с собратиями своими и с верными Ея величеству подданными. Да не дерзнет никто безпокоить их в местах их пребывания под жестоким за то наказанием; но жесточайшему подвергнется, яко мятежник церковный, кто осмелится пренебречь уважение к священным их местам и нарушить молитвы мусульманов. Некие недоброхоты разсевают между ними, будто они переселены будут невольно в другие страны. Дайте знать народу несообразность таких плевел и уверте их, что сии известия, а равно и о рекрутском с них наборе совсем ложны и неосновательны, и что под высочайшею Е[я] и[мператорского] в[еличест[ва] державою будут они наслаждаться прямым благоденствием и тишиною».

Этот ордер Суворову можно назвать программным заявлением Потемкина в отношении к татарскому населению. Соответствующие указы гарантировали свободу вероисповедания, религиозные центры сохранялись, Потемкин даже восстановил «сороковину» — налог, который население платило мусульманскому духовенству до отмены ее Шагин Гиреем. Работая в Синоде и выступая опекуном «инородцев»-мусульман в Уложенной комиссии, Потемкин сумел понять характерные особенности приверженцев мусульманской веры. Бережное отношение к чужой вере, соблюдение прав татарской знати, привлечение местных жителей при создании органов местного управления — проведение такой политики, определенной Потемкиным, привело к достаточно бесконфликтному вхождению и дальнейшему развитию Крыма в составе Российской империи; это дало возможность с первых дней приступить к районированию и хозяйственному освоению крымских территорий. В то время как в центральных районах Российской империи усиливалось крепостничество, здесь, в пограничной области, укреплялась особая форма помещичьего землевладения, основанная в значительной мере на обычае, который со временем перешел в договорные отношения и вольный наем.

С целью показать крымским татарам, что правительство лояльно и уважительно относится к представителям мусульманской веры, Потемкин в 1785 г. послал таврического чиновника Велшаха-мурзу в Казань, «чтобы видеть образ жизни и благоденственное пребывание татар казанских». В письме к графу И.А. Остерману он просит «ознакомить ево с лучшими из магометан казанских и дать ему способ видеть жизнь и преимущества, которыми пользуются татары внутри России, при свободном отправлении своей религии. Я не сумневаюсь, что житель таврический в бытность свою у вас удостоверится в спокойном и безбедственном пребывании своих единоверцев, и будет иметь объявить при возвращении своем в Тавриду».

При всех призывах к лояльности Потемкин был реальным политиком и понимал, что при сохранении в Крыму большинства татарского населения и оппозиционных сил возможно иное развитие ситуации и сохраняется опасность возмущений и сопротивления, что значительно осложнит ситуацию на юге и положение Российской империи на международной арене. В одном из писем к Екатерине он открыто высказывался: «Сей полуостров еще будет лутче во всем, ежели мы избавимся татар на выход их вон. Много можно обрести способов. Ей-Богу, они не стоят земли, а Кубань для них жилище пристойное».

С чувством выполненного долга Потемкин уже 16 июля 1783 г. пишет императрице о первых предпринятых им шагах по топографическому описанию Крыма, просит о льготах крымским жителям, советует императрице ассигновать средства на содержание мечетей, школ и фонтанов, «дабы угодить магометанам». Особый восторг вызывает у князя необыкновенное плодородие почв: «Теперь только могу доложить, что редко можно найти так плодородную землю: нонешний год не в силах будут всего урожая убрать». Подробное описание Крыма должно было послужить основанием к введению там губернского управления в соответствии с российскими законами.

Сложным и напряженным временем стал для Потемкина 1783 г. Кроме забот о политическом устройстве присоединения Крымского полуострова к Российской империи его мучили жестокие южные лихорадки, подрывавшие и так слабое здоровье князя. Это очень заботило Екатерину, она в каждом письме спрашивала: как он себя чувствует? прошла ли лихорадка? 23 сентября Потемкин сообщал императрице, что поспешил уехать из Кременчуга в Нежин, спасаясь из города, «наполненного лихорадками». «Едва в неделю довезли меня до Нежина, — пишет князь, — и здесь принужден я несколько дней остаться, чтоб собрать остатки ослабевших сил своих и укрепиться на дальнейший путь, которого я уже продолжать не мог. Не знаю, всемилостивейшая государыня, чем кончатся мучения мои, но между тем все дела и войски, всевысочайше мне вверенные, так распоряжены, что не учинил я и не учиню никакого по оным упущения, и коль скоро получу облегчение, то и на службе Вашего императорского величества». Даже в болезни Потемкин заботился о выполнении повелений своей монархини, жил государственными интересами. В ответ обеспокоенная Екатерина просила своего верного и преданного наместника беречь себя: «Бога прошу, да сохранит дни твои и даст тебе силы душевные и телесные. Мне чрезвычайно печально твое состояние… Ничему так не дивлюсь, как в крайней болезни скачешь. Тем болезни умножаешь. Больному покой нужен», — увещевает государыня проявляющего излишнее рвение Потемкина.

Признание Портой присоединения Крыма к России последовало только через восемь с лишним месяцев. До тех пор положение в Крыму было чрезвычайно напряженным. Как видно из ордера Потемкина на имя командовавшего войсками на Крымском полуострове генерала Де Бальмена, опасность со стороны Турции оставалась: «Неизвестно еще, на что решится сия держава, получа известие о присоединении области Крымской к России, а потому и нужно поставить себя во всю военную осторожность ».

Одновременно с непростым процессом присоединения Крыма к России заботы Потемкина были обращены на решение еще одного важнейшего внешнеполитического вопроса — он был активным участником подготовки и заключения Георгиевского трактата 1783 г., по которому царство Картли-Кахети (Грузия) добровольно и на вечные времена вошло под покровительство России. Георгиевский трактат имел большое значение и для России, и для народов Кавказа.

Этим актом царь Ираклий II «именем своим» и «наследников и преемников своих» официально объявил, что Восточная Грузия навсегда отказывается признавать верховную власть и покровительство Персии или иной другой державы, кроме России. Россия же обязывалась защищать Восточную Грузию от внешних врагов и заботиться о возвращении ей захваченных врагами земель, которые впредь будут оставаться во владении грузинских царей.

В инструкции Екатерины II, сообщенной Г.А. Потемкину графом А.А. Безбородко в конце 1782 или в начале 1783 г., говорилось: «Мнение Ея величества было, чтоб:

1-е, чрез вашу светлость заключить с грузинскими царями союзный трактат, не именуя их подданными, но союзниками, от империи Всероссийской покровительствуемыми.

2. Поборов денежных не принять никаких, ниже половины с металлов и минералов, а оставить все то в пользу царей грузинских, а принять только ежегодную присылку шелку, вин и лошадей».

Кроме двух главных пунктов инструкция Екатерины II содержала еще 4 пункта, и она интересовалась мнением Г.А. Потемкина по ним:

3) сколько выделить грузинским царям «субсидий денежныя по числу войск во время войны, а на первое время сумму некоторую…»; 4) нежелательной признавалась связь царя Ираклия с австрийским императором: «Отклонить всякое их знакомство с императором»; 5) ставились вопросы «о войсках и о всем прочем»; 6) не считал ли Потемкин необходимым «…мир между царями Ираклием и Соломоном постановить ясный и точный, учиня себя как ручателем оного, так и арбитром в случае взаимных вновь жалоб».

Изменение международного положения России после заключения Кючук-Кайнарджийского мира вернуло на повестку дня рассмотрение вопроса о вхождении части Грузии в состав России. Дипломатические переговоры об этом начались еще в 1772 г. Защита интересов грузинских граждан со стороны России теперь была возведена в ранг международной политики, о чем свидетельствуют многочисленные доклады русских послов из Константинополя.

Грузия должна была стать верной союзницей России в решении кавказской проблемы, связанной с тем, что благодаря ряду причин султанской Турции в течение трех столетий сравнительно легко удалось искоренить христианство среди горских племен Кавказа, насадить ислам (его суннитскую секту) среди местной знати и тем самым обеспечить себе поддержку и затянуть решение кавказской проблемы. Разумеется, Ираклий II — глава православного государства — хорошо понимал политику Турции в Южной и Западной Грузии и неслучайно писал русскому правительству о том, что в Ахалцихском крае многие недавно были вынуждены принять магометанство и надо срочно принимать меры, чтобы других не заставили сделать то же.

Весной 1783 г. в Георгиевске генерал П.С. Потемкин получил через подполковника Тамара посланный Григорием Потемкиным проект договора с Картли-Кахетским царством и отправил его 9 мая в Тифлис с тем же подполковником. В письме к Ираклию II дальний родственник могущественного фаворита поздравлял царя с решением Екатерины II принять его земли в свое покровительство и просил выделить своих послов для отправления в Георгиевск. Далее он обещал, что вспомогательные войска войдут в Грузию сразу же после подписания договора, а мусульманским ханам будет послано предупреждение.

В Тбилиси более месяца изучали проект двухстороннего договора, и в конце июня 1783 г. был окончательно решен вопрос представительства от Грузии. Первым послом был назначен князь Иоанн Багратиони, вторым — князь Гарсеван Чавчавад-зе, ассистентом — ректор Телавской семинарии архимандрит Гайоз. В представительство вошли также секретарь посольства и 20 служителей.

Уполномоченным со стороны России был назначен князь Г.А. Потемкин, ему разрешалось, в случае надобности, «избрать и снабдить полною мочью от себя, каго он заблагоразсудит». Обрадованный высокой доверенностью, Г.А. Потемкин, отдававший в те дни все свои силы на устройство политической ситуации в Крыму, не смог принять участия в переговорах и поручил это своему родственнику, главнокомандующему Кавказской линией генералу Павлу Сергеевичу Потемкину. Тем не менее светлейший князь ни на минуту не упускал из своего внимания ход переговоров по заключению Георгиевского трактата и активно обсуждал кавказские дела в переписке с Екатериной и грузинской стороной.

18 июля 1783 г. в 8 часов вечера грузинские послы вступили в Георгиевскую крепость с соблюдением установленного церемониала. Спустя два дня началась работа посольств. В приемной главнокомандующего полномочные представители царя Ираклия II были приняты со всем подобающим почетом, а затем началось первое заседание, носившее характер праздничной встречи, на котором речами обменялись Г. Чавчавадзе и П. Потемкин. В 5 часов того же дня началось второе заседание, его открыл вступительным словом Павел Потемкин. Подчеркнув, что императрица решила заключить договор на льготных для Грузии условиях (русское правительство отказывалось принять дань и часть доходов), он огласил и вручил Иоанну Багратиони полномочие императрицы на имя Г.А. Потемкина и от него — на свое имя. Конечно, послы приняли такую замену, поскольку было известно и о родственной связи двух государственных деятелей, и о том, что братья Михаил и Павел Потемкины — преданные сторонники и доверенные лица вельможного фаворита.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.