Глава 9. Внешняя разведка НКВД
Глава 9. Внешняя разведка НКВД
Параллельно с Разведывательным Управлением, главной организацией по обеспечению Сталина разведывательной информацией из агентурных источников был Пятый отдел Главного управления государственной безопасности (ГУГБ) НКВД — Внешняя разведка. Он начинал свою деятельность, как Иностранный отдел Всероссийской чрезвычайной комиссии (ВЧК) 20 декабря 1920 года. Большую часть 1920-х годов он был сосредоточен на угрозах молодому социалистическому государству из-за рубежа, начиная от русских эмигрантов и кончая последователями Льва Троцкого. Постепенно он расширил свои функции получением иностранных технических секретов. С приходом Гитлера к власти в Германии, он стал расширять свои легальные и нелегальные резидентуры, чтобы противостоять новым угрозам. [181]
Причина, почему Пятый отдел ГУГБ НКВД не сделал больших дополнений к тому, что уже было известно Сталину, произошло потому, что он был опустошен сталинскими «чистками». В постсоветских публикациях Российской Службы внешней разведки (СВР) указываются потери, понесенные Советской внешней разведкой из-за «репрессий». Это успокаивающее выражение, очевидно, предпочитается более точному определению манеры, в которой действительно происходили эти «чистки». Сотни сотрудников Советской службы внешней разведки НКВД были арестованы, подверглись пыткам во время допросов, чтобы вытянуть из них признания, основанные на сфабрикованных обвинениях, а затем либо расстреляны, либо отправлены в ГУЛАГ. Например, в 1938 году почти все нелегальные резидентуры были ликвидированы. Была потеряна связь с ценными агентурными источниками, и не протяжении долгого времени никакой разведывательной информации в Москву не поступало. Многие легальные резидентуры сократились до одного-двух сотрудников, восновном молодых и неопытных. Такой же участи не избежал и «главный штаб» внешней разведки, потерявший старших сотрудников, включая руководителей службы. Чтобы помочь разведке оправиться, партийные организации выбирали людей из гражданских организаций и из Вооруженных Сил, посылали их в специальные школы для подготовки и назначали на должности в Службе. Лучшим из тех, кто таким образом стали сотрудниками внешней разведки, был Павел Михайлович Фитин. [182]
Фитин родился 28 декабря 1907 года в русской крестьянской семье в деревне Ожогино в Курганской области. После окончания начальной школы в 1920 году работал в сельхозкоммуне в родном селе, здесь же вступил в комсомол. Окончив среднюю школу, в 1928 году он поступил на инженерный факультет Сельскохозяйственной академии им. Тимирязева. После окончания учебы, в 1932–1934 годах работал заведующим «Сельхозгиза». В 1934–1935 годах был призван в Красную Армию и служил в Московском военном округе. Демобилизовавшись, он вернулся в свое издательство, где дослужился до заместителя главного редактора. В марте 1938 года был направлен по партнабору на учебу в Высшую школу НКВД, в ноябре переведен стажером в Пятый отдел ГУГБ НКВД. При отсутствии опытных кадров, Фитин рос быстро и 1 ноября 1938 года когда В.Г. Деканозов стал начальником Пятого отдела, он был назначен его заместителем. 13 мая 1939 года Сталин перевел Деканозова в НКИД (Народный Комиссариат иностранных дел), чтобы наблюдать за «чисткой» дипломатов — сторонников Литвинова, а Фитин возглавил Пятый отдел. Павел Судоплатов, исполнявший обязанности начальника отдела до назначения Деканозова, остался в отделе на должности заместителя Фитина. 3 февраля 1941 года, когда ГУГБ стало Наркоматом государственной безопасности, Фитина назначили начальником Первого (внешняя разведка) Управления НКГБ, которое 31 июля 1941 года было вновь возвращено в НКВД. [183]
Отношения Судоплатова-Фитина были интересными. Оба они были совершенно разными людьми. Судоплатов был «трудным» человеком, который прошел всю свою карьеру в отделе спецопераций НКВД, был ответственным за диверсионную работу, похищения и ликвидацию врагов СССР и Сталина. Он сделал себе имя ликвидацией Евгена Коновальца, украинского националиста, проживавшего в Роттердаме. Впоследствии руководил покушением на Льва Троцкого в Мексике. Судоплатов открыто возмущался, что Фитин, новичок в разведке был сделан начальником службы, в то время как он остался заместителем. Также Судоплатов был тесно связан с Берией и следовал его указаниям, признавая негодными все разведывательные сообщения, которые противоречили мнению Сталина о том, что Гитлер не нападет на СССР. Например, 19 июня 1941 года, когда римская резидентура передала, что итальянскому послу в Берлине высокопоставленные офицеры сообщили, что военные операции против СССР начнутся между 20 и 25 июня 1941 года, Судоплатов сделал заметку на полях телеграммы: «Похоже, что это точно дезинформация». [184]
Фитина, наоборот, подчиненные очень любили и считали вдумчивым, сердечным руководителем, у которого был собственный подход к любому вопросу, но который был готов выслушать мнение других. Хотя он действительно был новичком в разведке, но казалось, что он чувствует ее инстинктивно. При своем осторожном, тщательном отношении к делу Фитин стал великолепным руководителем. [185]
Пятый отдел, возглавленный Фитиным в 1939 году, значительно отличался от более крупного Первого Главного управления Внешней разведки и контрразведки КГБ, который появился во время «Холодной войны». Но даже и в то время его обогнали большинство других отделов ГУГБ, все из которых занимались внутренней безопасностью. Это были Первый отдел, ответственным за безопасность руководства, Второй, или Секретно-политический, обслуживающий сеть секретных агентов на всех уровнях советского общества. Третий, или контрразведывательный, отдел, руководивший агентурной сетью, которая работала по иностранцам, иностранным учреждениям и по советским гражданам, подозреваемым в шпионской деятельности в интересах иностранных разведывательных служб. Четвертый отдел руководил системой Особых отделов, ответственных за контрразведку и политическую надежность в Вооруженных Силах. Из общего числа в 1484 сотрудников ГУГБ, в Пятом отделе было всего 225 человек, которые все размещались в Здании № 2, более известном как «Лубянка». От этого места несло «репрессиями». [186]
К февралю 1941 года ГУГБ было выведено из НКВД и сделано независимым Наркоматом — НКГБ. Пятый отдел стал Первым управлением, что свидетельствовало о растущей важности внешней разведки. Другие отделы ГУГБ были объединены во Второе управление по контрразведке и Третье секретно-политическое управление. Под руководством Фитина московский штат нового Управления иностранной разведки продолжил свой рост. Количество сотрудников в зарубежных резидентурах насчитывало 242 человека. Структура оперативных отделов затем была модернизирована, но Германия оставалась Первым отделом. В 1939 году Пятому отделу были подчинены четырнадцать географических отделов. Первый курировал Германию, Венгрию и Данию, Второй — Польшу, Третий — Францию, Бельгию, Голландию и Швейцарию, Четвертый — Англию и так далее. Пятнадцатый отдел занимался технической разведкой; Шестнадцатый осуществлял оперативно-технические дела — такие как документация и тайниковые устройства. [187]
В отличие от начальника военной разведки, Фитин никогда не имел прямого доступа к Сталину. Так как его отдел был подчинен Главному управлению государственной безопасности НКВД, его рапорта должны были подписывать либо Л.П. Берия, либо В.Н. Меркулов, начальник ГУГБ. Меркулов служил во внутренней безопасности с 1921 по 1931 год. В декабре 1938 года он прибыл в Москву с партийной работы в Грузинской ССР вместе с другими близкими друзьями Берии; в ноябре Берия стал Наркомом внутренних дел. Затем, в феврале 1941 года, когда Наркомат государственной безопасности был выделен из ГУГБ НКВД, Меркулов стал наркомом, а Богдан Кобулов — его заместителем. Когда Меркулов отсутствовал, как например, с 9 по 13 июня, — рапорта Сталину и другим указанным в списке получателям, были подписаны Кобуловым. В тех немногих случаях, когда Фитин лично встречался со Сталиным, всегда присутствовал Меркулов; сомнительно, что Берия или Меркулов разрешили бы Фитину увидеть Сталина наедине. Но даже, если б он и имел такое разрешение, вряд ли, что Фитину удалось бы убедить Сталина согласиться с обоснованностью той информации, с которой он не соглашался. [188]
В то время как озабоченность германскими военными приготовлениями на западных границах все увеличивалась, Фитин был должен проводить все больше времени с начальником немецкого направления в Центре — Павлом Журавлевым. Фитин был лично ответственным за контакт с военной разведкой. Начиная с лета 1940 года и кончая июнем 1941-го, между двумя организациями поддерживалась постоянная связь. РУ часто передавало специфические необходимые запросы в НКГБ, после чего люди Журавлева приспосабливали их к возможностям конкретных резидентур и их источников, и посылали в нужные резидентуры. Все обмены между РУ и Первым управлением должны были быть одобрены Фитиным. Была, в частности, одна просьба в июле 1940 года, в которой Фитин переслал в РУ донесение источников в Братиславе — Словакия, о германизации словацкой армии. Это донесение Фитин лично переписал от руки. [189]
Другой задачей, ответственной за которую являлся германский отдел, было получение рапортов от пограничных войск НКГБ и их агентуры и рассылка в РУ и руководство. Оценивая сообщение НКГБ в мае 1941 года, РУ заявило, что оно без сомнения признает увеличение присутствия немецкой армии вдоль Советской границы. Однако РУ указало, что перемещая свои войска из одного района в другой, немцы могут пытаться спутать оценки РУ, поэтому они попросили проявлять большую точность в установлении подразделений и характер их передвижения. [190] То, что эта рекомендация имела какой-то эффект, можно увидеть из детального рапорта в НКГБ СССР из НКГБ Белорусской ССР, в котором сообщается точная идентификация частей и их организационная структура. На полях Меркулов написал резолюцию Фитину: «Сверьте с имеющимися у Вас данными и подготовьте информацию в ЦК ВКП(б)». [191]
В отличие от военной разведки, внешняя разведка НКВД никогда не создавала аналитическую составляющую или «информационную» часть. Она всегда полагалась на рассылку рапортов конкретным «клиентам», оставляя им решение по толкованию. На этой процедуре настоял Сталин, прояснив, что только он один будет судить конкретные сообщения и их ‹скрытый› смысл. Однако его проблемой была ограниченная способность понимать иностранные дела. Кроме кратких поездок заграницу до 1-й Мировой войны на партийные конференции, его первым значительным путешествием была поездка в Иран на Тегеранскую конференцию в 1943 году. Последним — его вояж в Потсдам, в советскую зону оккупации Германии в 1945. [192] Ограниченный марксистско-ленинской идеологией и заговорщическим складом ума, Сталин был плохим экспертом по анализу информации. Самым убедительным доказательством этого является его зацикпенность на идее, что Гитлер не сможет напасть и не нападет на СССР, пока не завоюет Англию. [193] К весне 1941 года Фитин получил огромное количество сообщений от своих источников и из других подразделений НКГБ и НКВД. Понимая, что какие-то аналитические структуры должны быть созданы, было образовано первое аналитическое подразделение НКГБ — информационный отдел. Он был организован М.А. Аллахвердовым, ветераном-чекистом, специалистом по Средней Азии, который только что вернулся из Белграда, якобы, после попытки организовать свержение прогерманского правительства. Некоторые говорят, что на самом деле его послали туда, чтобы наблюдать, как англичане проведут свой собственный переворот. Операция прошла удачно, но «пациент умер» — Гитлер немедленно вторгся в Югославию. [194]
Заместителем Аллахвердова была Зоя Ивановна Рыбкина, которая поступила на работу в ОГПУ в 1928 году и к 1935 году занимала должность заместителя резидента в Хельсинки, где служила до 1939 года. В 1940 году она была направлена в германский отдел, где специализировалась в анализе намерений немцев в отношении СССР и занималась обработкой сообщений источников берлинской резидентуры. Поэтому она была хорошо подготовлена, чтобы занять пост заместителя начальника первого информационного отдела НКГБ. [195]
Одним из участков деятельности отдела была подготовка «календаря» контактов с двумя самыми плодовитыми берлинскими источниками «Корсиканцем» и «Старшиной», сообщавшим о германских планах и подготовке к нападению на СССР. Оказалось, что это было последним усилием вновь созданного отдела до того, как началась война. [196]