Августейшая смердяковщина

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Августейшая смердяковщина

Вскоре после новгородского погрома и ханского нашествия Иван охладел к опричнине, которая фактически перестает существовать после 1572 года. Для историков отмена опричнины представляется такой же загадкой, как и ее учреждение. В частности, считается, что Иван убедился в неэффективности опричного войска в ходе майских событий 1571 года. Но Грозный упрекал в нерадивости земских воевод, которые царю «о татарском войске знать не дали». Официальным виновником разгрома признали старшего боярина Ивана Мстиславского, повинившегося в том, что «навел» на Москву татар. Б.Н. Флоря считает, что причиной отмены опричнины стали «злоупотребления, которые превзошли все то, что имело место в предшествующие годы». «Следует сразу сказать, что ничего подобного царь от своих действий не ожидал, но все эти чудовищные злоупотребления явились неизбежным следствием избранной им политики», – спешит прибавить исследователь. Ссылаясь на свидетельство Штадена о том, что царь-де «хотел искоренить неправду у правителей», Б.Н. Флоря считает, что новый порядок должен был устранить злоупотребления в деятельности управлявших страной знатных вельмож и приказных людей[970].

Неясно, правда, какие именно меры царя вели к искоренению неправды и как этому могло способствовать разделение страны. Неясно, почему историк так доверчиво отнесся к демагогическим приемам пропаганды Грозного. В этом случае нужно с таким же слепым почитанием относиться и к его жалобам на «измены» всей служилой верхушки, которые он преподносил как повод к введению опричнины.

Князь Семен Шаховской, основываясь на рассказах свидетелей опричнины, писал о том, что Иван разделил Россию на две части: «.. часть едину себе отдели… и заповеда своей части оную часть людей насиловати и смерти предавати». Приводя это суждение, Б.Н. Флоря тут же оговаривается, что, «устанавливая новый режим, царь, конечно, не преследовал подобной цели, но такое положение в стране действительно сложилось как закономерное (хотя и непредвиденное) следствие проводимой им политики»[971].

При этом Б.Н. Флоря приводит сообщение того же Штадена о том, что Иван Грозный фактически отдал земским судьям приказ, запрещающий осуждать опричников. («Великий князь послал в земщину приказ: «судите праведно, наши виноваты не были бы»[972].) Любое судебное разбирательство оборачивалось против земца, что дало сигнал к открытому разбою со стороны опричников, которые безнаказанно грабили и вымогали деньги, пытали и убивали. Неужели самодержец, порушивший основы законности и порядка в государстве, не предвидел последствий своих шагов? Или все-таки у нас больше оснований считать беззаконие не побочным эффектом опричнины, а ее целью?

Примечательно, что как Б.Н. Флоря на исходе XX века, так и С. Ф. Платонов в самом начале столетия уверены, что итоги опричной политики не соответствуют ее замыслам. «Цель опричнины – ослабление знати – могла быть достигнута менее сложным путем, – сокрушается С.Ф. Платонов. – Тот же способ, который был Грозным применен, хотя и оказался действенным, однако повлек за собою не одно уничтожение знати, но и ряд иных последствий, каких Грозный вряд ли желал и ожидал»[973]. Подобные рассуждения напоминают доводы адвоката, который, оправдывая действия душегубца, принялся бы утверждать, что подзащитный собирался избавить свою жертву, скажем, от головной боли, но не предвидел в полной мере последствий избранного им способа действий.

Грозный действовал в полном соответствии со своими намерениями и вполне осознанно вел дело к одной цели. Его представления о стране, которой он намеревался управлять, оказались несовместимы с реальной Московской Русью. Несовместимость устранялась только одним способом – уничтожением страны. Дъяк Иван Тимофеев, вслед за Шаховским, совершенно ясно указывает на мотивы, которые двигали Грозным, и методы, им избранные: «От замысла, исполненного чрезмерной ярости на своих рабов, он сделался таким, что возненавидел все города земли своей и в гневе своем разделил единый народ на две половины, сделав как бы двоеверным…»[974] Двоеверным значило тогда непримиримо враждебным. Грозный «произвел в земле великий раскол, – тем самым, по мнению Тимофеева, Бога самого премилистивого ярость против себя разжег этим разделением, как бы предсказывая теперешнее во всей земле разногласие»[975].

Едва ли не губительнее общественно-политического и экономического кризиса оказалась духовная ржавчина, порожденная опричниной. Костомаров считал, что «учреждение опричнины… было таким чудовищным орудием деморализации народа русского, с которым едва ли что-нибудь другое в его истории могло сравниться»[976]. Поставив себя на место Всевышнего, но при том, сея зло и беззаконие, Грозный разрушил традиционную иерархию ценностей русского человека, который с этого времени теряет нравственные ориентиры. Добродетель и порок, правда и ложь – во времена Ивана все это постоянно менялось местами, именами и обличиями. «Опричнина не только разорила страну, она ее развратила, – пишет столетие спустя A.M. Панченко. – …большая ложь и тирания Грозного, его религия силы, надорвали русскую душу»[977].

Опричнина – это апофеоз ненависти, смердяковщина, возведенная в ранг государственной политики. Грозный на все века преподал наглядный урок российским правителям, продемонстрировав впечатляющий способ расправы с собственным народом. Учредив опричников, Грозный нарисовал прообраз российской интеллигенции, особого сообщества, предназначенного для проведения в жизнь новаций, либо непонятных «низам», либо направленных непосредственно против них. Этот, говоря словами Достоевского, «совсем чужой народик», или, выражаясь высоким слогом, искусственный продукт этнической мутации, дебютировал именно при Грозном. Царь прекрасно понимал, что беспрекословно выполнять его приказы и безжалостно бороться с «землей», способен тот, кто порвал все связи со средой, его породившей, Иваны не помнящие родства – воздвигнутые из камня «чада Авраамовы». По свидетельству Штадена, согласно присяге, опричники не должны были говорить ни слова с земскими, ни сочетаться с ними браком, а если у опричника были в земщине отец или мать, он не смел их никогда навещать[978].

Только после того как страна в том виде, в каком мы ее видели еще в 50-х годах, перестала существовать, после того как ее хозяйственный и нравственный фундамент были разрушены, надобность в аппарате разрушения – опричнине отпала. Как сообщал литовец Филон Кмита в ноябре 1572 года: «Великий князь с землею своею умирил и опричнину зламал…»[979] Фактически Грозный заключил перемирие с Россией и распустил войско, созданное для войны с земцами. В этом же году прекращается строительство вологодской крепости, государева двора на Торговой стороне Новгорода, прекращаются переговоры о предоставлении политического убежища в Англии. Война закончена!

Но во что превратилась Русь за эти страшные годы! До новгородского похода целенаправленному разорению подверглись лишь некоторые особо «провинившиеся» перед царем области. В мае 1569 года в вотчинах Старицкого Успенского монастыря, расположенных в Тверском уезде, пустовало треть деревень, а в Кашинском и Старицком – до половины[980]. Немудрено, ведь Старица после расправы над князем Владимиром Андреевичем на время превратилась в эпицентр опричного террора.

В течение полутора лет – с января 1570 по май 1571-го – опричным отрядам Грозного и орде Девлет-Гирея удалось опустошить большую часть России. От погрома уцелело лишь беспокойное колонизируемое Поволжье. Даже далекое Поморье не избежало общей печальной участи. Так после появления здесь отряда опричника Басарги множество дворов в Поморье совершенно запустело[981]. В центральной части страны, казалось, меньше должны были пострадать владимиро-суздальские и ярославские земли. Однако Джильс Флетчер видел «многие деревни и города в полмили или в целую милю длины совершенно пустые, народ весь разбежался по другим местам от дурного с ним обращения и насилия. Так по дороге к Москве, между Вологдой и Ярославлем, встречается по крайней мере до пятидесяти деревень, иные в полмили, а иные в целую милю длины, совершенно оставленные, так что в них нет ни одного жителя. То же можно видеть и во всех других частях государства»[982].

По подсчетам С.Ф. Платонова, в Московском уезде служилые люди оставили впусте почти две трети от общего количества пашни, каким могли бы владеть[983]. Однако последние исследования демонстрируют еще более удручающую картину. По подсчетам Е.И. Колычевой, общий процент запустения в помещичьих хозяйствах Московского уезда достиг 98, 2%. «Есть основания считать, что в 70-х гг. в Московском уезде поместное хозяйство как система перестало существовать», – заключает исследовательница[984].

Запустение коснулось и земель привилегированного Волоцкого монастыря, крестьяне которого «изнемогают от всяких государевых податей, потаму што платят з живущего и за пусты»[985]. Что же говорить о тех местностях, где гостевал царь Иван и его подручные. На землях Краснохолмского монастыря (тверской Бежецкий Верх) к 1575 году было 5740 пустых вытей, тогда как в 1564 году их не было вовсе[986]. «Царь учинил опричнину и оттого бысть запустение велие Русской земли», – заключает псковский летописец[987]. Но и после отмены опричнины кризисные явления нарастали. Если в 1572/73 году в имении Рязанского Богословского монастыря пустые дворы составляли 32%, то в 1574/75 году этот показатель составил 80%. К июлю 1584 года во владениях Симонова монастыря, расположенных в 14 уездах, пустовало свыше 90% посевных площадей[988]. К общественным потрясениям добавились природные. «Рожь обратилась травою мялицею», «бысть глад великий», – сообщают летописи. Наибольший урон меженина и мор нанесли в центральной полосе государства. Неудивительно, что в 70 – 71-х годах резко возросли цены на хлеб, неуклонно снижавшиеся с начала 60-х годов[989]. Зарастающие поля, опустевшие деревни, заколоченные церкви – эта картина типична для постопричной России.