Введение. Источники и литература

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Введение. Источники и литература

Тайные общества, подобные масонским организациям, всегда стремятся оставлять как можно менее следов своей деятельности. Кроме того, некоторые из документов этой деятельности могут быть непонятны внешне (писаны шифром) или внутренне (скрыты в символическом значении отдельных слов или целых выражений). Является вопрос, можно ли при таких условиях ставить своей задачей историческое изображение жизни этих организаций.

Я считаю препятствия, стоящие на пути к осуществлению такой задачи, преодолимыми. Смысл и значение подлежащих исследованию документов — в таких пределах, которые вполне достаточны историку русского общества, — открываются понемногу, по мере того как исследователь вчитывается и вглядывается в эти документы, сопоставляет данные и показания различно настроенных лиц и кругов; процесс освоения этого рода источников в конечном счете не отличается от освоения всяких других исторических источников. Наличность и доступность самих документов, несмотря на некоторые трудности, также дает возможность исследовательской работы.

Покров тайны, окутывавший масонство и масонские организации, наполовину совлечен был еще в первой половине XVIII века. В настоящее время, например, нельзя назвать «тайными» в непосредственном смысле этого слова широко распространенные (на Западе и в Америке) масонские общества, насчитывающие своих членов десятками тысяч, печатающие подробные отчеты и сведения о внешней своей организации и деятельности. «Тайна» — в большинстве этих обществ — ограждается лишь формальными и притом не всегда соблюдаемыми правилами. То же было временами и в России; организации фармазонов делались подчас почти явными: так было в семидесятых годах XVIII и десятых годах XIX века. Эти годы благоденствия сменялись, однако, для масонов десятилетиями преследования или, по крайней мере, подозрительного отношения.

Такое отношение вызывало в свою очередь соответствующие усилия самих «братьев» оградить тайны своей организации: в конце XVIII века и в двадцатых годах XIX члены масонских обществ или их родственники уничтожали, жгли (в редких случаях — прятали) все или казавшиеся наиболее важными орденские знаки, бумаги и книги. Многое было также уничтожено властями при закрытии лож.

Благодаря всему этому нельзя считать полным подбор документов, которыми может располагать исследователь истории русского масонства. Многие пробелы и пропуски, конечно, никогда не могут быть восстановлены; другие заполняются лишь случайными открытиями. Тем не менее количество сохранившихся масонских вещей, книг и бумаг очень велико, хотя они отнюдь не всегда представляют материал первостепенной ценности для историка русского общества. Большая часть их относится к первой четверти XIX века, но и в них нередко заключаются сведения, касающиеся XVIII века.

Полный перечень документальных источников, на которых должно основываться исследование по истории русского масонства XVIII века, требовал бы поэтому особой книги. В настоящем введении можно ограничиться лишь существеннейшими их группами. Это, во-первых, официальные правительственные документы, касающиеся масонов; во-вторых, официальные масонские документы; в-третьих, литература, печатная и рукописная, читавшаяся масонами, в том числе и записи речей, произнесенных в ложах; в-четвертых, интимные документы масонов — частные письма, дневники, воспоминания и пр.

I

В первую группу — официальных правительственных документов о масонстве — входят указы, предписания и следственные дела о масонах.

Вопрос о масонском ордене был поставлен гр. Н. Н. Головину, в числе других пунктов, в 1747 году. Хотя Головин отвечал очень кратким признанием, объяснение его, по-видимому, сочтено было достаточным.

Около 1756 года к гр. А. И. Шувалову[1] поступило донесение о масонах М. Олсуфьева, рисующее ложу гр. P. Л. Воронцова.

При вступлении на престол Екатерины II были, кажется, попытки следствия над членами Ораниенбаумской ложи.

В 1764 году у В. Ушакова — он приходился братом сообщнику Мировича[2] — отобраны были некоторые масонские бумаги.

За пятнадцать дальнейших лет не сохранилось ни целых следственных дел, ни отдельных донесений.

В 1779 году петербургский полицмейстер П. В. Лопухин был два раза «для разузнания» в ложах шведского масонства. Но донесения его нам не известны.

В 1782 году И. И. Шувалов[3] затребовал объяснения от московского профессора И. Е. Шварца. Результатом явилась поданная Шувалову автобиографическая записка Шварца на немецком языке.

С 1784 года начинают поступать в Петербург ответы на запросы императрицы, касающиеся типографской и просветительской деятельности Новикова в Москве.

Наконец, в 1792 году во время следствия над Новиковым образуется обширное дело, включающее переписку официальных лиц, вопросные пункты и ответы Новикова, Лопухина, кн. Трубецкого, Тургенева и пр. Следствие велось в Москве кн. Прозоровским, который посылал подробные донесения в Петербург Шешковскому[4] и Безбородко[5]. Так образовалось даже два «дела»: в Москве и Петербурге; первое состояло из черновых отпусков московских властей и полученных ими из Петербурга указов и писем; второе — из беловых бумаг московских властей и черновых отпусков, остававшихся в Петербурге. Оба «дела» почти одинаковы по составу; петербургское, как будто было полнее; в нем находится ответная записка цесаревича Павла Петровича.

Московское «дело» сохранилось полностью в Архиве старых дел Московского губернского правления, ныне в Архиве Московской городской думы. От петербургского остались отдельные части: одна в Государственном архиве в Петрограде, другая — в архиве гр. С. Д. Шереметева; сохранились также копии отдельных частей обоих дел.

В общем, в разных местах напечатано более половины всего «дела»; это наиболее существенная его часть. Дело Новикова широко использовано в трудах Лонгинова, Пыпина, Попова, но его нельзя еще считать вполне исчерпанным источником по истории русского масонства.

II

Официальными масонскими документами являются бумаги, списки, дипломы и пр., исходившие из лож, а также предметы масонского ритуала, бывшие в употреблении в ложах, печати и знаки лож и отдельных масонов. Богатые коллекции масонских вещей можно найти в Румянцевском музее, Историческом музее (собрание П. И. Щукина), Обществе любителей древней письменности, а также в некоторых частных собраниях, например А. И. Кузнецова (в Москве), Д. Г. Бурылина (в Иваново-Вознесенске); кое-что из вещей симбирской ложи Баратаева есть в Государственном архиве. Для XVIII века масонская археология дает, однако, очень немного; письменные документы несравненно существеннее.

При каждой ложе, конечно, были особые архивы для хранения этих документов.

Ни один из таких архивов XVIII века полностью до нас не дошел; сохранилась лишь в Государственном архиве небольшая часть бумаг провинциального мастера XVIII века И. П. Елагина.

Сохранилось также несколько масонских архивов первой четверти XIX века, в которых имеется немало документов и XVIII века. Таковы:

1) Архив С. С. Ланского[6] в Румянцевском музее в Москве, где собраны бумаги Великой Директориальной Ложи: некоторыми из них воспользовался С. В. Ешевский для своих статей о масонах XVIII века.

2) Архив Ф. И. Прянишникова — бумаги ложи Умирающего Сфинкса — в Публичной библиотеке в Петрограде.

3) Архив Ф. Н. Глинки — бумаги московской ложи Нептуна — в Обществе любителей древней письменности и в Тверской ученой архивной комиссии.

4) Архив ревельской ложи Изиды в Провинциальном музее в Ревеле.

5) Архив симбирской ложи Ключа к Добродетели — бумаги кн. М. П. Баратаева в Государственном архиве.

6) Архив А. А. Николева в Публичной библиотеке.

Некоторые масонские бумаги И. П. Тургенева находятся в семейном (не масонском) архиве Тургеневых в Академии наук.

Помимо этих довольно полных собраний уцелело много разрозненных бумаг отдельных лож, иногда роскошной внешности, скрепленных великолепно сохранившимися печатями лож.

Все эти бумаги, разрозненные и собранные в архивах, могут быть разделены на несколько видов.

1) Основные уставы масонов. Сюда относятся прежде всего «Всеобщие постановления» Рейхелевской копии и «Общие законы шведской системы» в 52 параграфах, а также шведские «Правила для вольных и принятых братьев каменщиков».

Затем «Устав, или Правило вольных каменщиков», впервые появившийся в шведских актах. «Устав» служил братьям всех толков и всех лож; без всяких изменений дошел он до XIX века. Употреблявшийся в ложах позднейшего времени «Устав» носит помету: «утвержден на всеобщем совета конвенте, бывшем в Вильгельмсбаде 1787 году».

На Вильгельмсбадском конвенте действительно приняты были «Freimaurerregeln» («Масонские правила»), с которых слово в слово переведен «Устав». Вильгельмсбадский конвент происходил в 1782 году; между тем помета на «Уставе» в издании Т. О. Соколовской указывает для него 1787 год; у Елагина «Устав» заключен в рукописи 1777 года.

По всей вероятности, имея под руками «Устав» с пометой 1777 года, зная, что он утвержден на Вильгельмсбадском конвенте, и твердо помня, что последыш был не в 70-х, а в 80-х годах XVIII столетия, переписчик XIX века изменил в помете вторую семерку на восемь. Но каким образом «Freimaurerregeln» оказались в актах шведской системы за пять лет до своего официального появления на свет? Ответ следует искать в связях южнофранцузских масонов со шведскими масонами системы «Строгого наблюдения».

2) К тому же виду относятся «Уставы» и «Законы» отдельных систем масонских лож. Таков, например, «Устав», по которому управлялись ложи первого Елагина союза; он не опубликован и сохранился не в целом виде — при протоколах ложи Урании; таковы, далее, Законы шведских лож и Устав «второго Елагина союза».

3) Обрядники, или «акты», на основании которых организована была жизнь масонских лож. Таких актов сохранилось несколько типов — различных степеней[7] и систем масонства.

Официальные акты первых Елагиных лож, по-видимому, не дошли до нас, имеются лишь акты трех степеней одной из лож союза — ложи Равенства, переписанные для заучивания и чтения А. Я. Ильиным.

От Рейхелевой системы дошли акты ложи Аполлона, сохранившиеся в бумагах Елагина в Государственном архиве; это, конечно, те самые акты, которые Рейхель[8] передал Елагину утром 3 сентября 1776 года. Они заключены в тетрадях in-f°, переплетенных в голубой атлас с серебряным и золотым позументом. Концы серебряного (или золотого) шнура закреплены большими печатями, одна из которых изображает сидящего Аполлона, играющего на лире. Елагин перевел все эти акты на русский язык.

Шведские ложи «работали», по крайней мере в первых трех степенях, по таким же актам, что и Рейхелевы. Акты эти были доставлены Елагину в 1777 году кн. Куракиным[9] и немедленно переведены Иваном Перфильевичем на русский язык.

Официальные обрядники шведской системы, в голубых тетрадях in-f°, скрепленные печатью капитула Феникса и подписями чиновников Провинциальной Ложи, находятся в Публичной библиотеке; это акты 1780 года казанской ложи Восходящего Солнца. Вполне сходны с этими актами обрядники начала 1780-х годов московской ложи Трех Знамен. Мастер ложи Трех знамен Татищев, по словам Новикова, как раз и заимствовал шведские стрикт-обсерванские градусы[10], но из Берлина.

В розенкрейцерских ложах акты первых трех степеней не отличались от Рейхелевых и шведских. Акты четвертой «екосской» степени также оставались прежними. Юниоратская степень розенкрейцерства известна в нескольких рукописных переводах; можно думать, что если по ней не правили ритуала собраний, то, во всяком случае, ее чтили и содержание ее принимали к сведению. В бумагах Ланского находятся два списка юниоратской степени: один руки Ланского, другой более старый, «Теоретический градус»[11], был передан Теденом Шварцу во время его берлинской поездки.

Теден просил Шварца «степень сию сохранять в величайшей тайне» и не давать ее (разве в своем присутствии) в руки «никакому брату, какого бы он ни был звания… для прочтения, и еще менее давать (ее) для списывания». Тем не менее «Теоретический градус» сохранился во множестве копий. Одна из них скреплена Новиковым: «что сей список слово в слово сходен с подлинником, в том свидетельствую Николай ab Апсога». Немецкий подлинник был в 1785 году печатно издан в Регенсбурге гр. Лербахом. «Степень Духовного Рыцаря» была напечатана автором (И. В. Лопухиным) в 1791 году. Помимо этого степень обращалась и в рукописных копиях, восполнявших иные места, опущенные в печатном издании. Из высших степеней Розового Креста 7-я и 9-я (в копиях XIX века) хранятся среди бумаг Ф. Н. Глинки в Обществе любителей древней письменности. Бумаги эти составляют часть масонского архива московской ложи Нептуна. П. И. Кутузов, мастер этой ложи, по розенкрейцерству был учеником Поздеева[12], от которого, очевидно, и получил акты. В точном соответствии их немецким подлинникам можно сомневаться, так как это не официальные акты, но общее впечатление о подлиннике они, вероятно, передают правильно. В бумагах седьмой степени (Adeptus Exemptus) находятся «Герметическая операция в тайне творения» и алхимический рецепт Урима и Тумима. В бумагах девятой степени (Magus) описаны «Операции по тайному правлению ордена» и «Магические операции по сношению с чистыми духовными существами» (или «Священно-таинственная чистая магия»).

4) «Патенты» и «Конституции» отдельных масонских лож. Образцом может служить Конституция ложи Муз от 16 июня 1772 года, находящаяся в Государственном архиве. Она писана на пергаменте, подклеенном голубым атласом; подпись и печать Елагина; на печати: «The provincial grand Loge of the Russias»[13]. Патент ложи Скромности от 28 декабря 1774 года находится в Императорской публичной библиотеке. Пергаментный патент от апреля 1783 года на основание в Вологде ложи Северной Звезды, выданный Директорией VIII Провинции в Москве (за подписями Татищева, Новикова и Шварца), находится в Румянцевском музее.

5) «Дипломы» и «аттестаты» официальных масонских сановников и рядовых «братьев». Дипломы имеют различную внешность в зависимости от масонского звания того лица, которому диплом выдан. Диплом Елагина на звание великого провинциального мастера России, выданный от Великой Ложи Англии, изготовлен из пергамента и имеет такой же нарядный вид, как упомянутая «Конституция» ложи Муз. Дипломы и аттестаты рядовых братьев написаны частью на пергаменте, частью на бумаге по печатному трафарету. Значительное количество их (большею частью, впрочем, XIX века) находится во всех указанных коллекциях предметов масонской археологии, а также в бумагах Елагина, кн. Баратаева (Государственный архив), собрании Барсова (Исторический музей) и проч.

6) Протоколы лож. От XVIII века их дошло незначительное число. Протоколы ложи Урании 1772–1775 годов, находящиеся в собрании гр. Уварова, использованы Лонгиновым. Протоколы той же ложи за 1775–1788 годы, находящиеся в архиве Gr. Landesloge в Берлине, отчасти затронуты Фридрихсом. Протоколы 1781–1793 годов на немецком языке находятся в собрании гр. Уварова. Протоколы рижской ложи М. Света за 1790–1791 годы находятся среди бумаг Елагина в Государственном архиве. Протоколы Вологодских «теоретических собраний» хранятся в Румянцевском музее. Почти протоколами орловских «теоретических собраний» являются сборники речей, произнесенных на этих собраниях.

7) Списки членов лож. Для XVIII века имеем список членов московской ложи Астреи 1783 года, петербургской ложи Пеликана (Благотворительности), ок. 1785 года, петербургской ложи Скромности, рижской ложи Малого Света (при ее протоколах). Кроме того, списки масонов различных систем приведены Новиковым в его показаниях.

8) К официальной масонской переписке должны быть отнесены письма, которыми обменивались московские и петербургские масоны по поводу учреждения в России VIII провинции ордена; они использованы Ешевским; того же типа письма Коловиона к начальнику; несколько писем подчиненных Елагину лож находятся в Государственном архиве.

III

При рассмотрении масонской литературы я выделял живую, действенную ее часть, которая оказывала влияние на ход масонской мысли и деятельности. Целью рассмотрения являлась для меня не столько книга сама по себе, сколько книга в действии, в том, как она отразилась на сознании читателя. Отсюда естественно стремление выяснить, какие книги распространялись особенно интенсивно и прямо включались в особые списки книг, наиболее желательных и полезных для масона; при этом переводам также отдано предпочтение перед подлинниками, так как перевод есть уже новый факт жизни книги. Особо существенными представлялись специальные руководства к премудрости, «ручные» и «карманные» книги и «экстракты» мыслей. Весьма интересны и речи, произнесенные в ложах и по большей части составленные под впечатлением прочитанных книг (таковы, например, речи З.Я. Карнеева)[14]. Тщательно переписанные, расходившиеся во многих копиях, эти речи главным образом и составляли оригинальную русскую масонскую литературу.

Известны следующие речи XVIII века: а) речь кн. Г. П. Гагарина при открытии ложи Феникса в 1778 году; б) речь ритора шведской Провинциальной Ложи (В. Рослякова?) на открытии ее в Москве в 1780-м; в) речи И. И. Панаева[15] 1780–1781 годов в ложе Горусаи 1783 года — в пермской ложе Золотого Ключа; г) С. И. Гамалеи[16] 1782–1783 годов в ложе Девкалиона; д) А. М. Кутузова в шотландской степени, ок. 1785-го; е) О. А. Поздеева в ложе Орфея, ок. 1785 года;

ж) речи орловских «теоретических братьев» 1789–1791 годов З.Я. и И.Я. Карнеевых, В.М.Ржевского, В.М. Милонова, Г. Н. Нелединского, Д.Л. Боборыкина; з) речи московских «теоретических братьев» 1791 года.

Новиковым задумано было издание периодических сборников речей под названием «Магазина свободно-каменщического». В печати появился лишь I том, в двух частях (1784 год); II том не был напечатан до конца; остальные сохранились в рукописном виде в позднейшей копии члена ложи Умирающего Сфинкса В. В. Романовского.

К речам, произнесенным в масонских ложах, примыкают лекции, читанные Шварцем; некоторые его курсы предназначались для той же публики, какая посещала и ложи.

1) В университете Шварц читал курс эстетической критики. Эти лекции «возвышали необделанные и грубые чувства» слушателей, приводили их «к справедливости физиогномии и хиромантии, к чудесному открытию магии и каббалы, к превращению естественного в сверхъестественное».

2) Публичные лекции 19 и 26 июня, 3 июля, 17 июля; лекции превратились затем в особый курс «философской истории», который прочитан был Шварцем с 17 августа 1782 года по 5 апреля 1783 года.

3) Особый курс (отчасти повторение предыдущего) Шварц читал в «Дружеском ученом обществе» начиная с 23 августа 1782 года.

4) Приватный курс Шварца у него на дому с 3 сентября по 31 декабря 1782 года по воскресеньям, всего 17 лекций, «О трех познаниях — любопытном, приятном и полезном».

IV

Первое место в кругу интимных масонских документов принадлежит переписке московских масонов с А. М. Кутузовым. Эта переписка может быть отнесена к таким же основным источникам для изучения русского масонства XVIII века, как и «дело» Новикова.

Из масонских дневников и записок от XVIII века до нас дошло очень немногое.

1) Дневник А.Я. Ильина (1775–1776) — драгоценный для психологии и языка среднего русского образованного человека 1770-х годов — касается масонства лишь отчасти, тем не менее и в этих отрывках встречаются важные фактические указания; наивный и легкомысленный двадцатилетний канцелярист Ильин, служивший под начальством кн. М. М. Щербатова, отражает в дневнике настроения именно малозаметного, рядового русского масона; почти все отрывки, которые непосредственно касаются масонства, напечатаны проф. В. И. Савва.

2) Исповедь П. Я. Титова (1783–1806) ярко характеризует моральные переживания масона.

3) «Из работ моих над диким камнем» неизвестного масона.

4) Дневник бар. Г.Я. Шрёдера (1785–1786) на немецком языке, сообщающий очень много сведений о розенкрейцерах.

5) Записка о масонстве, составленная И. П. Елагиным для прочтения членам Петербургского капитула в 1786 году.

Важны также воспоминания, составленные масонами XVIII века хотя бы и в следующем веке, каковы, например, «Записки» И. В. Лопухина, сведения о масонстве Л — ра, воспоминания Лабзина[17] о Новикове в «Сионском вестнике» в 1818 году; «автобиографические записки» Д. П.Рунича. Много интересного (в том числе — и обрывки воспоминаний) в беседах Руфа Степанова[18] с учениками 1824–1827 годов[19].

V

Разработка истории русского масонства протекала в иных условиях, чем на Западе. Там масонство не переставало быть заметным фактом общественной жизни; значение этого факта менялось с течением времени в разных странах; новое, антикатолическое, масонство Франции и Италии совсем не то, что масонство Великобритании, Германии и Соединенных Штатов. В России, по крайней мере за последние три четверти XIX века, масонство не играло никакой роли в политической жизни и всецело могло принадлежать ведению истории. Благодаря этому в России были налицо условия, чтобы создалась традиция научной исторической разработки развития масонства.

После закрытия лож и постепенного вымирания главарей масонства началось собирание всего, что касалось их жизни и учения масонов. Так создались «Материалы для жизнеописания пяти благочестивых мужей в России» — Новикова, Гамалеи, Лопухина и кн. Репнина; пятое жизнеописание отсутствует; оно касалось, вероятно, Шварца или Лабзина. «Материалы» составлены в 1839–1842 годах Д. И. Поповым по рассказам и воспоминаниям названных лиц. «Материалы» эти использованы Лонгиновым, но далеко не вполне; это один из существеннейших источников по истории русского масонства, преимущественно самого конца XVIII или первой четверти XIX века.

Некоторые документы по «делу» Новикова были напечатаны в «Москвитянине», 1842 год, № 2 и 3. В 1855 году к столетнему юбилею Московского университета Н.С.Тихонравов составил биографии Новикова и Шварца. В 1857 году в «Русском вестнике» (№ 19) появилась статья М.Н.Лонгинова «Новиков и Шварц. Материалы для истории русской литературы и просвещения». «Несколько дополнительных замечаний к статье (Лонгинова): Новиков и Шварц» дал С. В. Ешевский в том же «Русском вестнике», 1857, № 21. После увеличения своей коллекции масонских рукописей (архивом Ланского) Ешевский написал две статьи о «Московских масонах восьмидесятых годов прошлого столетия».

Вскоре за статьями Ешевского последовало капитальное исследование Лонгинова «Новиков и московские мартинисты» (М., 1867), надолго оставшееся основным источником и пособием по истории русского масонства. В дополнениях к своей книге Лонгинов напечатал «Ответы Новикова Шешковскому». Новые части следственного дела опубликованы были А. Н. Поповым в 1868 году; по их поводу написана была и статья А. Н. Попова «Дело Новикова и его товарищей». В следующем году появились «Дополнения к истории русского масонства в России XVIII в.» П. П. Пекарского, основанные преимущественно на документах Государственного архива.

Трудами названных исследователей собран был значительный материал по русскому масонству. Обработку и освещение этот материал получил в статьях А. Н. Пыпина, надолго установившего общий взгляд на развитие вольного каменщичества в России. Первая статья А. Н. Пыпина «Русское масонство в XVIII веке» служила ответом на книгу Лонгинова. За ней следовала другая, рассматривавшая «Русское масонство до Новикова». Через некоторый промежуток времени А. Н. Пыпиным собраны были «материалы для истории масонских лож» — обзор масонских рукописей Румянцевского музея — и составлен «Хронологический указатель русских лож». К русским материалам А. Н. Пыпин привлек труды немецких историков и библиографов масонства Финделя, Клосса и др. Соответственно взглядам своим личным и общим для шестидесятых годов А. Н. Пыпин выдвинул рационалистические течения в масонстве, относясь ко всяким проявлениям масонского мистицизма с суровой подозрительностью. К построению А. Н. Пыпина присоединилось и вышедшее в 1875 году исследование А. И. Незеленова «Новиков, издатель журналов». Этим исследованием закончился первый период научной разработки истории русского масонства. После книги Незеленова почти двадцать лет не появлялось новых трудов в этой области. Возобновление исследовательской работы связано отчасти с 150-летним юбилеем со дня рождения Новикова. В январском номере «Русской мысли» за 1895 год появилась под заглавием «Воспоминание о Новикове и его времени» речь В. О. Ключевского, произнесенная 13 ноября 1894 года в актовом зале Московского университета на посвященном Новикову заседании Общества любителей российской словесности. Богатая, как и все труды Ключевского, художественным прозрением в прошлое, речь эта, не изменявшая по существу установленного взгляда наличность и дело Новикова, открыла, однако, собою ряд новых исследований, в которых был разработан новый материал и намечены новые точки зрения.

Рукописи лекций Шварца легли в основу статей В. В. Сиповского («Новиков, Шварц и московское масонство») и А. В. Семеки («Русские розенкрейцеры и отношение к ним императрицы Екатерины II»). На документах Тургеневского архива основаны статьи Е. И. Тарасова «Забытый розенкрейцер — А. М. Кутузов» и «К истории русского общества второй половины XVIII века. И. П.Тургенев». Т.О. Соколовская опубликовала много документов, касающихся обрядов и организаций масонства; к сожалению, некоторые документы только изложены, иные изданы без достаточной критики. Весьма ценны исследования Т. О. Соколовской по истории шведского масонства. Религиозные «искания русских масонов XVIII века» послужили темой обширной статьи В.Н. Тукалевского. Политической роли русского масонства XVIII века, а именно связи новиковского кружка с берлинскими розенкрейцерами и с цесаревичем Павлом Петровичем, посвящено предисловие Я.Л.Барскова к «Переписке московских масонов XVIII в.» (Пг., 1915). Наконец, в Москве предпринято трехтомное издание под ред. С. П. Мельгунова и Н. П. Сидорова «Масонство в его прошлом и настоящем». Часть статей носит компилятивный характер. «Русское масонство XVIII века» рассматривается в статье А. В. Семеки в I томе. А. В. Семека привлек новые данные из записки Л — ра и книги Фридрихса «Geschichte der einstigen Maurerei in Russland» (Berlin, 1904). Компилятивный характер носит книга В. А. Боголюбова «Новиков и его время» (М., 1916).

Перечисленные исследования и статьи ставят, но не решают ряд существенных вопросов по истории русского масонства XVIII века. Ясный для А. Н. Пыпина вопрос о взаимоотношении рационализма и мистики в духовной культуре общества может быть теперь рассмотрен под совершенно новым углом зрения.

Для понимания действительной роли масонских и мистических течений в русском обществе необходимо по возможности более пристальное наблюдение над тем реальным значением в жизни общества, какое имели вожди и рядовые участники мистических и масонских организаций. С этой точки зрения весьма своевременной попыткой связать масонство Лопухина с социально-политическими основами русского XVIII века является интересная статья Н. К. Пиксанова. Крупный шаг к уяснению политической роли масонства сделан в отмеченном предисловии Я. Л. Барскова к «Переписке московских масонов».

Несомненно, назрела потребность, идя уже проторенной дорогой, подвергнуть общему пересмотру главные вопросы истории русского масонства XVIII века, детальной поверке — весь накопленный материал. Такой потребности и стремится ответить предлагаемое исследование.

Приступая к нему, я предполагал добиться возможно более полного освещения русского масонства XVIII века материалом иностранных архивов — немецких, шведских, английских и французских. К сожалению, эта цель оказалась недостижимой; пришлось ограничиться только русскими хранилищами. Кроме того, есть основание думать, что много интересных материалов находится в некоторых частных собраниях, куда по переживаемым обстоятельствам проникнуть не удалось. Основанная на изучении доступного пока материала, моя работа стремится поэтому наметить лишь основные линии, по которым должно идти критическое рассмотрение источников по истории русского масонства XVIII века и складываться ее научное построение.