6. Внутренняя Церковь
6. Внутренняя Церковь
Путь спасения человека и натуры раскрыт был в «Пастырском послании» — сочинении гр. Гаугвица, появившемся в 1785 году и тогда же переведенном на русский язык А. А. Петровым.
«Пастырское послание» имело очень большое значение в духовной жизни московских розенкрейцеров; оно лежало в основании всей их идеологии. Построенное на теософско-алхимических началах берлинского розенкрейцерства, «Послание» выдвигает на первый план пиетистскую сторону ордена, превращая его в мистическую христианскую секту.
Розенкрейцеры становятся у Гаугвица крестовыми братьями; орден — истинной, или внутренней, церковью Христовой; теософия и алхимия сливаются в мистическую проповедь о Христе — спасителе мира и ордене.
«Не та же ли главная священного ордена цель, какую имеет истинное христианство? — спрашивает Гаугвиц. — «Иисус есть Бог». Сии три слова составляют наше пастырское послание… Может быть, сердце ваше никогда еще не ощущало, что Богочеловек Иисус есть наш Спаситель, наш ходатай, наш един учитель; друг душ наших, Брат наш, купно и Господь и Мастер наш, однако ж, о мысль усладительная, притом и Жених наш, Возродитель, наше все во всем. Может быть, вы не уверились еще живо в том, что самый сей Богочеловек Иисус непосредственно есть глава святого ордена нашего… Все, происходившее во Христе внешно и внутренно, должно и в нас также ближайшим образом, следуя по нем, происходить духовно, душевно и телесно.
Поэтому называемся… как бы малыми Иисусами, живыми членами тела Его; поелику с ним нераздельно соединены уже бываем, подобно как виноградная ветвь со своею лозою совокупна; из него только получаем сок, пищу; и яко верные овцы Его токмо Его гласу внемлем, Его токмо любим, и Ему токмо последуем. И да последуем же!..
Иисус един токмо, и никто разве Его есть подпора Ордена, основание всех созиданий наших, начало, средина и конец всех орденских работ, пружина всех дел наших; от Него и для Него вся наша деятельность, ревность и тяжкий труд работы в приведении братий; прямо сказать: Он есть предмет, цель всего нашего могущества, всех сил наших телесных, духовных и душевных».
В плоти и крови Христовой — «вся полнота Божества обитает, она есть всеобщая тинктура жизни, оное (universalissimum) самый всеобщий состав, врачество, которое Иисус, сей богатый любовию Химик, в Себе и из Себя самого под тяжчайшим страданием на Крест приуготовил».
Но люди могут быть достойны Иисуса только тогда, «когда уже благодать Божия приуготовит их к сему… или, что то же, когда уже они посредством Духа, воды и крови Иисусовой, истинно родятся от Бога».
Приуготовить же новое человечество, достойное Иисуса, может только орден в лице верховных начальников своих, которые проникли уже во «внутреннее святилище»: «их избрал высочайший Химик каналами — посредствующими тинктурами, чрез кои он яко Глава невидимый своей Церкви, хочет и вам передать внутреннее Царство Света и восстановить оный златой век в избранных народа своего внутренно прежде, нежели он явится вне, чтобы и царство натуры освободить от проклятия и паки в солнечный пункт возвратиться».
То освещение ордена, которое придано ему было «Пастырским посланием», не расходилось и с понятиями непосредственного начальника московских розенкрейцеров Вёльнера.
По его словам, Розенкрейцерский орден — это «первая Апостольская церковь; так было приблизительно до третьего папы; первые священники около него составляли гаупт-директорию Ордена в христианской церкви; когда разделились греческая и римская церкви, первая была более правильной. Папа Лев изъял магические познания из церкви и вернул их в орден; после этого церковь стала Вавилоном, а так как в русской ветви ее менее всего изменился старый обряд, то он должен всего более соответствовать Ордену. Впрочем, ни в какой церкви уже нет таинства: оно отнято у церкви высшей магической властью и силой».
Русские розенкрейцеры всецело разделяли эту точку зрения на орден.
«Спаситель имел братство 1-е из 12-ти Апостолов, 2-е из 70-ти, — говорил Руф Степанов, — и апостолы также имели церкви, которые суть истинные братства. Это хотя и известная вещь, но попам и мирянам и на мысль не приходит».
Учение «Пастырского послания» о внутренней церкви было развито И. В. Лопухиным в известной книге его, носящей именно такое заглавие. Попыткой осуществления внутренней церкви Гаугвица и Лопухина являются орловские «теоретические собрания», во главе которых стоял подчиненный (в ордене) Лопухину З.Я. Карнеев.
Роль «Пастырского послания» в речах Карнеева очевидна, так как в них встречаются прямые выписки из «Послания»; но можно думать, что в распоряжении Карнеева находилась и «Внутренняя церковь» Лопухина. Действительно, сочинение Лопухина написано было в 1789 году; очевидно, что в том же или следующем году Карнеев должен был получить рукопись книги.
Идеи «Пастырского послания» и «Внутренней церкви» Карнеев проповедовал орловским «теоретическим братьям». «Дух собратства есть дух любви или дух Божий вкупе, — говорит Карнеев. — Но каким образом есть сие, тако то изъясняет один мудрый муж, сказуя первое: что дух собратства есть единение духа братьев с духом первоначального или верховнейшего брата Иисуса Христа; второе, что дух собратства без сомнения получил имя свое от того, поелику он есть самый тот дух, который от Божественного первоначального брата Иисуса Христа чрез братьев одаренных духом сим сообщен был братьям оным в избранной церкви или обществе…
Учение св. Ордена, яко единое с учением Христовым, всегда было, есть и пребудет таинственным, — продолжал Карнеев ту же речь, — для чего так же и преподается оно под символами и гиероглифами, как и Христос свое проповедовал народу в притчах; но сколько Иисус тайны царствия Своего открывал одним избранным своим ученикам, так и св. Орден, яко верная академия Христова, сообщает избранным токмо братьям таинства Своя, состоящие в познании света натуры и благодати, в познании времени и вечности».
«Вникая далее в промысл Божий о человеке, — вторил ему Нелединский, — находим, что угодно было благости Его из числа сих равнодушных к спасению себя людей избрать и еще особый круг, которого б члены, составляя истинную церковь возлюбленного Сына его, были в мире деятельнейшими орудиями воли Его Святой и к которому удостоились и мы чрез введение в св. Орден причтены быть…
Как христианство осталось токмо в устах наших, а язычество овладело сердцем нашим, и как наружное богослужение наше не сильно было сокрушать идолов самолюбия и собственности, погружающих нас во все пороки и страсти темпераментов наших; то погибли бы мы в сем положении, ежели бы милосердствующая благодать Божия о нас не предоставила нам и еще третьего и последнего средства к избавлению нашему, сокровенного под непроницаемою в мире тайною св. Ордена».
«Внутренняя церковь» «теоретических братьев» находит завершение в обряде тайной вечери.
«Возрадуемся духом и возвеселимся сердцем в торжественный сей день воспоминания св. Его вечери, данной им избранным своим двенадцати ученикам, — говорил Карнеев в Страстной четверг 1790 года. — Се была тайная вечеря, которая от самых сих первоначальных столпов христианского основания предана за тайну и в потомство; почему как вообще церковь покланяется бескровной жертве сей с благоговением, так и наипаче мы, яко особенно обязавшиеся во Иисусе Христе служить вечному и всемогущему Иегове, должны ей всем нашим почтением, любовию и хвалою…
О, великий Боже, Спасителю и искупителю наш! Кто ж может уподобиться тебе, кто, кроме того, в котором вся собственная воля умерла, весь собственный разум замолк, и одно беспредельное повиновение Ордену, и — учению Твоему — живет, движет и действует?!»