Глава четвертая

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава четвертая

СЕМЬЯ

Большинство населения в викторианское время считало, что наивысшим достижением в жизни любой девушки было замужество. Считалось, что старая дева не выполнила своего предназначения перед Богом, ведь женщина была создана только для того, чтобы быть женой и матерью. Однако многие девушки невидной наружности никогда не получали предложений вступить в брак К 1851 году в стране было 906 мужчин на каждую тысячу женщин, а через десять лет – только 879. В Шотландии статистика была еще хуже – только 769 мужчин приходилось на тысячу женщин. Крымская война, война с бурами, а также колоссальная эмиграция здорового мужского населения Британии в Америку и завоеванные колонии в поисках лучшей жизни приводили к тому, что многим девушкам просто не находилось женихов.

До 1823 года молодые люди и девушки, не достигшие двадцати одного года, не могли вступить в брак без разрешения родителей. Вот почему в «Гордости и предубеждении» Джейн Остин младшая сестра главной героини должна была совершить тайный побег с возлюбленным, поскольку она еще не достигла возраста, когда могла принимать решение о замужестве самостоятельно. После названной даты все изменилось, и молодые люди теперь могли жениться с четырнадцатилетнего возраста, а девушки – с двенадцати лет. И это при том, что в XIX веке люди вступали в брак единственный раз в жизни. Устраивали супруги друг друга в дальнейшем или нет, муж и жена оставались в браке, считая, что должны нести крест до конца. Разводы осуждались обществом и были очень редки. Если же семья распадалась, то во всем винили жену, даже если муж был чудовищем и все об этом знали. Однако не только для женщин оставаться незамужней считалось плохо, мужчина с положением и не женившийся до определенного возраста, поначалу был желанным гостем в любом доме, где были девушки на выданье. Но если он не делал попытки посвататься ни к одной из них, общество подозревало, что, видимо, в нем какой-то изъян, и считало его неудачником. Достичь вершин по службе было гораздо легче женатому мужчине, чем холостому. Пока он не осядет, его не воспринимали всерьез и относились к нему как к переросшему юноше. Бедному молодому человеку было так же трудно жениться, как и девушке- бесприданнице.

В книге Гаскела «Руф» богатый мистер Брэдшоу перечислял достоинства жениха, которые он хотел бы видеть для своей дочери Эммы: «Он как раз нужного возраста, совмещаемого снисходительное отеческое отношение с супружеской привязанностью… у него обставленный особняк, в удобной близости от нашего дома… и потом у него солидное состояние, в общем, он подходит во всех отношениях». Выбранный жених был ровней, что являлось также необходимым условием для брака, ведь женщины принимали не только фамилию мужа, но и его положение, поэтому выходить замуж «вниз» означало наряду с материальными трудностями осуждение и постоянные насмешки в обществе. Если мужчина входил в возраст и начинал присматривать себе жену, в первую очередь он должен был оценить свои финансовые возможности и перспективы для повышения по службе, чтобы понять, удовлетворят ли они родителей избранной им девушки. Если да, тогда он наблюдал, отвечает ли его избранница на знаки внимания. Показывать свою симпатию девушка должна была очень осторожно и деликатно, чтобы не скомпрометировать себя. Как ни странно, но все эти действия чаще всего предпринимались молодыми еще до того, как они познакомились. Он мог обратить на нее внимание в церкви или встретить на балу. Однако, согласно этикету, представление на балу не считалось настоящим и девушка могла, встретив на улице юношу, с которым она вчера отплясывала кадриль, скромно потупив глазки, пройти мимо и «не узнать». По правилам, незамеченный юноша не должен был обижаться или сердиться на нее за это. Тогда ему оставалось только найти способ, чтобы быть представленным ей как следует. Чаще всего это делалось через общих друзей, которые рекомендовали его родителям девушки. Если же общих знакомых не находилось, значит, это было признаком того, что данные семьи общественно несовместимы и идею нужно было бросить. Однако если он все же был представлен, то с этого момента мужчина должен был очень осторожно выстраивать отношения с семьей заинтересовавшей его девушки. Поначалу, упомянув о всех важных связях своей семьи и о своих перспективах по службе, он деликатно спрашивал, можно ли будет ему как-нибудь прийти еще раз. Если да, то довольно долгое время его посещения продолжались без какой-либо определенности в отношениях и без единого слова о важном предмете. Со своей избранницей они всегда виделись в присутствии либо замужней сестры, либо женатого брата девушки. За это время девушка приглядывалась к молодому человеку и отмечала положительные и отрицательные качества: заинтересован ли он в своем деле, сможет ли обеспечить ей достойную жизнь, отзывается ли он дурно о женщинах и о приятелях, регулярно ли ходит в церковь, есть ли непозволительные привычки, посещает ли недостойные места?

«- Какая красивая девушка! – сказала, глядя на портрет, Аннушка. – Почему же она не вышла замуж? Не встретила достойного молодого человека?

– Встретила, и даже день свадьбы был назначен, – остановилась на минуту Люси, – они поехали на венчание в Лондон в собор Святого Павла свадебным поездом с гостями и тридцатью слугами, мамина семья была в числе приглашенных. Но, к сожалению, по дороге леди Энн передумала выходить замуж!

– Почему? – удивилась Аннушка. – Ее что, выдавали насильно, против воли?

– Нет-нет, отец ее обожал. Он позволял делать, что она захочет!

– Что, жених был нехорош?

– Нет, мама говорила, что леди Энн все завидовали, такой он был красавец! Галантен, умен, богат, мечта любой девушки!

– Почему же она передумала? – недоумевала Аннушка.

Люси глубоко вздохнула:

– Вам это покажется странным, но в мое время это была достаточная причина для того, чтобы брак не состоялся.

– Так что же?

– В дороге леди Энн выяснила, что ее жених не посещает церковь по воскресеньям».

Девушка также оценивала одежду воздыхателя и ее стиль: фатоватый, легкомысленный, неряшливый или эксцентричный. Он в свою очередь приглядывался к ней: выполняет ли она свои обязанности, уважительна ли к родителям и послушна их воле, добра и терпелива ли к братьям и сестрам, спокойный ли у нее характер, доброжелательна ли она к знакомым, нравится ли ей проводить время дома, или она все стремится на улицу к развлечениям. Если оказывалось, что она интересуется только новыми нарядами или, наоборот, не интересуется ими совсем, или флиртует охотно с мужчинами, раздражительна, сварлива, развязна и непостоянна, то на этой стадии отношений еще не поздно было повернуть назад. Претендент мог свободно и с достоинством выйти из этой ситуации и прекратить посещения дома девушки. Если же ему все нравилось в его избраннице, то он должен был поговорить уже серьезно о деле с ее отцом, а потом и с ней самой. Даже если между влюбленными все было оговорено, пока не было родительского на то разрешения, никаких решений не могло быть принято. Луиза Грегтон приняла предложение от своего будущего мужа, когда навещала своих друзей в Оксфорде. В течение двух недель он не мог оставить своего колледжа и «до тех пор, пока он не увиделся с моим отцом, он полагал, что мы не можем считаться обрученными и не должны писать друг другу».

Если девушка хотела отказать претенденту на ее руку и сердце, то она должна была это делать очень деликатно, щадя его чувства. Если даже после отказа он продолжал писать ей и его письма были навязчивы и самонадеянны, тогда девушка отдавала их отцу, который и отвечал на них.

Родители играли очень большую роль в жизни взрослой дочери. На отце лежала ответственность за то, чтобы установить кредитоспособность будущего кавалера и его возможность повышения по службе, а мать через своих знакомых расспрашивала все, что известно о молодом человеке, устанавливала, одного ли он круга с ее дочерью, ровня ли он ей, и если ей нравилось то, что она слышала, тогда она создавала возможности для встреч молодых людей, иными словами, обеспечивала доступ к своей дочери, который всегда происходил в присутствии третьего лица, чаще всего шаперон – свахи.

Сваха была у каждой девушки высшего и среднего класса и вошедшей в возраст. Она могла быть рекомендована будущей невесте и в четырнадцать лет, и в восемнадцать. На возраст, в котором девушка вступала в свет уже не в подростковом наряде, а в белом, открытом платье, влияло также, вышли ли замуж ее старшие сестры. Если нет, то родители предпочитали не показывать ее, чтобы она не нашла себе избранника раньше их. На балах свахи при входе в зал моментально высчитывали, кто из молодых людей будет наиболее подходящим кандидатом для их подопечной, и, ведя непринужденную беседу с ним, незаметно подхваливали достоинства девушки, стараясь заинтересовать ею кавалера. Они также очень зорко следили за тем, чтобы девушка в своем желании понравиться не перешла утвержденных светом норм. Ни в коем случае не уединялась с кавалером в зимний сад или пустые залы, не открывала ему своих чувств, не смеялась громко и не старалась быть слишком заметной.

Для юных дев при встрече с молодыми людьми важнее всего было делать вид, что они не хотят особых отношений. В книге «Странная женщина» Моника Виддо- усон говорит о сестрах:

«- Они никогда не выйдут замуж!

– Почему? – не понимает ее муж. – Они довольно хороши.

– Да, но со стороны видно, что они хотят найти мужа!»

Это было одним из основных правил. Желания сдерживались, равнодушная маска служила достойным прикрытием, и мужчина стремился разглядеть, что же скрывалось за ней. Девушка, которая кокетничала и флиртовала, в XIX веке осуждалась почти наравне с теми, о ком говорили: «Она легкого поведения». Хотя весь грех ее сводился только лишь к тому, что она была весела, естественна и не скрывала своего интереса к противоположному полу.

Если же девушка была сиротой, как Эстер Самер- сон из книги Чарлза Диккенса «Холодный дом», то в таком случае молодому человеку ничего не оставалось, как говорить о своих материальных возможностях и надеждах лично понравившейся ему девушке. Вот как это сделал мистер 1уппи: «Мое настоящее жалованье, мисс Самерсон, – два фунта в неделю. Когда я впервые имел счастье увидеть вас, оно было всего лишь фунт и пятнадцать шиллингов и довольно долго оставалось на этой цифре. Затем оно выросло на пять, и, как мне обещано, не пройдет и двенадцати месяцев, как оно поднимется еще на пять шиллингов (один фунт равен 20 шиллингам). У моей матери есть небольшая недвижимость, которая приносит ей ежегодно деньги за арендную плату. Кроме этого, она живет отдельно, хоть и довольно скромно. Она никогда ни во что не вмешивается и имеет легкий характер. Мое собственное жилище, которое я нанял в Пентоне, довольно скромно, но просторно. Мисс Самерсон, я заявляю вам самым нежным образом, что я вас обожаю! Будете ли вы столь добры позволить мне, как бы я сказал, объясниться в любви и сделать предложение!»

Юмор подобной ситуации в том, что конкретный и сухой текст, обычно предназначенный отцу, в данной ситуации произносится для самой избранницы. Предложение мистера Гуппи не было принято, так как его доход составлял только 104 фунта в год (при том, что он ожидал повышения до 117 фунтов). Клерк мог жениться, имея такие средства, но, к сожалению, он выбрал девушку, которая хоть и сама не имела средств, но рассчитывала найти себе мужа среди молодых людей среднего, а то и высшего класса. У нее были своя собственная горничная и дом, полный слуг, который содержался на деньги ее опекуна, доход которого составлял примерно тысячу фунтов в год. Обычно жена переезжала к мужу, и конечно же она хотела, чтобы ее новые условия жизни были ничуть не хуже, чем в родительском доме.

«Мы оставили Лондон и прибыли в Чарлекот на следующее утро. Уже были сумерки, когда мы проезжали через ворота парка. Все слуги вышли с факелами встречать нас. Пока мы выходили из кареты, все они прошли стройной линией в огромный старый холл, знавший Шекспира, и выстроились там в ряд, чтобы быть представленными своей новой молодой хозяйке. Как же я была смущена, когда столько глаз разглядывало меня, и как была рада убежать наверх и скрыться. Я не помню, как мы провели ночь, которая была волнительной для меня на чужом месте, а утром я обошла каждый угол и закуток огромного неуютного жилища, которое стало теперь мне моим новым домом. Утром все показалось иным. Холл, вероятно, был таким же, как и во времена великого писателя, с мощеным полом и с небольшими узкими панелями стекла на огромных, овальных окнах. Каждое из них скрипело и дребезжало, и везде было ужасно холодно и неуютно. Не то что сейчас, после того как я побудила моего мужа взяться за приведение его в порядок», – делилась впечатлениями о новом жилище в своем дневнике молодая жена Мари Элизабет Люси.

Она сама была из аристократической семьи, и ее муж мистер Люси вел свою родословную от Вильгельма Завоевателя. Но даже такой богатый человек, приводя свой старый дом в порядок, не учел вкусов будущей жены, а большинство женихов часто не имели на это средств. Итак, в то время как невеста беспокоилась о своем приданом, а также приданом для дома (на чем спать, на чем есть и т. д.), обязанность жениха была снять хороший дом и обставить его. Иметь собственный дом – мечта любой новой пары. Но позволить себе это могли далеко не многие. Большая часть населения среднего города жила либо вместе с семьей жениха, где, в лучшем случае, им выделялись отдельное крыло дома или хотя бы комната. Четверть англичан снимали недорогую квартиру, и только двадцать с небольшим процентов населения имело собственные дома (от очень маленьких до громадных особняков). Появление детей заставляло молодую семью искать любые возможности, чтобы отделиться и «зажить собственным умом».

Чем богаче была семья невесты, тем меньше девушка была вовлечена в домашний труд. Поскольку невинность в девушках ценилась очень высоко, а неопытность поощрялась, то, выйдя замуж, бедняги оказывались в полной неосведомленности о жизни и ведении домашнего хозяйства. Они понятия не имели, как готовить, и если в новом доме не было кухарки, то накормить мужа представляло для них настоящее испытание.

«Просмотрев несколько книг с рецептами, я была в отчаянии, так как совершенно не знала, как воспользоваться ни одним из их советов!» Белла Вилтер из «Нашего общего друга» сразу после замужества была вынуждена обращаться за советом и поддержкой к книге «Полное британское домоводство». В любой кризисной ситуации Белла швыряла книгу со словами: «О ты, старая, жалкая вещь! И что ты под этим имеешь в виду!» Если собственный опыт не включал в себя домашней работы, то отталкиваться при чтении подобного руководства было не от чего. Если в доме не было слуг, то молодая хозяйка волей- неволей училась всему, что должна была знать жена. Все свое время до рождения ребенка она посвящала уборке, готовке, закупке продуктов, штопанию, стирке, глажке и т. д. Если же слуги в доме были, то, по рекомендациям миссис Битон, день замужней женщины должен быть занят нанесением утренних визитов, приемом гостей, присматриванием за горничными и кухаркой, общением с детьми. Однако многие женщины работали дома наравне со слугами, а то и больше их.

Остановясь в доме семьи Риверс, Джен Эйр, героиня книги Шарлотты Бронте, заметила: «…несмотря на то что я была счастлива остановиться у Муров, я там много работала, так же как и слуги. Она была очарована, видя, как я мою, подметаю, вытираю пыль и готовлю».

Многие обеспеченные дамы трудились по дому наравне со своими слугами. Джейн Карлейл – одна из известных в викторианское время леди, готовила завтрак, убирала кровать, красила ворота. Когда ее обои строители забрызгали штукатуркой, она оттирала их, не позволяя делать эту работу горничной. Несмотря на эти геркулесовы труды, она сказала своей кузине на следующий год, что «собирается рассчитать свою служанку, поскольку она стала глуха и не слышит, когда звонят в дверь. Мне приходится разыскивать ее по всему дому, чтобы она открыла пришедшим».

В конце концов были вещи, до которых даже трудолюбивые леди не могли опуститься. Большинство женщин, подобно Джейн Карлейл, много работали в доме. Они мыли окна, лампы, свежевали кроликов, заготавливали овощи и фрукты на зиму, шили занавески и одежду для близких, ремонтировали ботинки и даже принимали участие в ремонте дома. Они делали такую работу, которую по современным представлениям леди не должны были делать. Однако в то время было не принято говорить о том, что они много работали, поскольку это роняло их в глазах общественности. Признание в этом означало, что они не могут себе позволить нанять столько слуг по дому, чтобы не трудиться. Поэтому книги викторианского периода, показывая идеальную сторону жизни вымышленных героев и героинь, не стремились передать действительность. Иначе довольно трудно понять, как при праздной жизни, которую они вели, согласно викторианским книгам, их дом был столь удобен и комфортен для жизни. Мужчины считали: оттого что дом так удобен, женщины и предпочитают проводить в нем свое время, а женщины на самом деле подчас думали совсем иначе.

Эдмонд Виддоусон из книги Гиссинга «Странная женщина» был уверен, что такая привязанность к дому должна быть присуща каждой достойной женщине, и если она не обладала этим бесценным, по его мнению, качеством, то должна была постоянно работать над собой. Эмоции в женщинах считались большим минусом. Большинство описанных Диккенсом героинь, поддавшись своим чувствам, обычно плохо кончали. Так было с миссис Уэйд из «Крошки Доррит», и леди Дэдлок из «Холодного дома», и со второй миссис Домби из «Домби и сына». Все они либо лишились дома, либо жизни. Общество отнеслось к ним непримиримо и отвернулось от них. Сам Диккенс, по воспоминаниям его дочери, своей собственной жене никогда не разрешал ни выразить своего мнения, ни показать своих чувств.

В своем произведении «Венок из маргариток» английская писательница Шарлотта Мэри Иондж поет хвалебную песнь молодой гувернантке, которая поняла, что задумываться о собственных чувствах – прямая дорога к тому, чтобы быть несчастной. Она написала в своем дневнике: «Мне было очень тяжело в возрасте между двенадцатью и двадцатью четырьмя годами. Я так сильно чувствовала несправедливость, что должна была практически убить себя в себе… замкнувшись, закрыть лучшую часть в холодный железный ящик и сохранить собственную душу в молчании». К счастью, большинство женщин не относились к подавлению собственных чувств как к своего рода самоубийству. Сдержанность расценивалась как положительное, похвальное качество, ведь с детства девочки приучались на первое место ставить свои обязанности по ухаживанию за членами семьи и потом уже за собой.

С замужеством женщина обретала свой собственный дом, уверенность в себе, уважение окружавших и признание в обществе. Даже в кругу собственной семьи – среди родителей, сестер и братьев – она имела свой голос, только выйдя замуж Не было хуже доли, чем жизнь старой девы, которая всегда являлась приживалкой то в доме собственных родителей, то братьев и сестер. Никто не считался с ее мнением, слуги приносили ей еду последней, жены братьев строили ей козни, мужья сестер относились к ней как к лишнему рту. В обществе от нее сначала чего-то ждали, затем презирали за неудачу, посмеиваясь за ее спиной, а потом просто не замечали. Если девушка отказывала первому претенденту на ее руку из-за того, что он был уродлив, стар, имел дурной характер или отвратительные привычки, от него плохо пахло или были физические увечья, но при этом мог обеспечить семью, регулярно посещал церковь, то бедняжка осуждалась обществом и родителями. И если другого претендента на ее руку не находилось, то до конца жизни ото всех она слышала укоры: «Мистер Н. был таким достойным человеком, и если бы ты ему не отказала, то жила бы сейчас припеваючи! Хотя к этому времени он, должно быть, уже почил и ты была бы полной хозяйкой всему его состоянию! Говорили тебе, не слушала! Не люблю, мол! Сиди теперь, всем-то в тягость, всем-то обуза!»

Любая женщина знала, что ее ожидало в будущем, если она не находила себе мужа. Ее жизнь была подобной той, которую описал в «Старых женах» Арнолд Беннетт. «Бедная вторая кузина Джона Байнеса, одна из тех жалких родственниц, которые очень часто делают жизнь невыносимой для известных семей в маленьких городах. Одно существование тети Марии, после того как в течение столького времени она была испытанием для всех, через двенадцать лет трансформировалось во что-то совершенно необходимое. Это случилось после того, как Джона Байнеса хватил удар и его парализовало. Маленькая, сморщенная женщина способна была сидеть по двенадцать часов в день около постели больного и следовать неукоснительно самому строгому режиму».

Если женщине не удавалось прожить свою жизнь ради детей или мужа, то от нее ожидалось, что она станет либо сиделкой, как в описанном случае, либо воспитательницей детей родственников, либо рабочими руками в хозяйствах сестер и братьев. За всю свою преданность и заботу она не слышала благодарности, наоборот, всю свою жизнь она как бы расплачивалась за кусок хлеба, который получала в чужом доме. Родители, имевшие дочерей, испытывали постоянную заботу о том, чтобы выдать их замуж, следуя при этом очередности. Младшая не смела выйти замуж вперед старшей. Помните в «Гордости и предубеждении» Джейн Остин, как Лиси была страшно горда, что утерла нос Элизабет, убежав с любовником и позже обвенчавшись с ним? Подобный поступок сразу же ставил под удар шансы остальных сестер. Никто не хотел бы связывать себя с семьей, где дочери не повинуются отцу и чернят свою репутацию. Когда в семье было несколько девушек на выданье, родители не могли себе позволить прислушиваться к голосу сердца каждой из них. Они были озабочены только тем, чтобы, выдав очередную дочь замуж, освободить дорогу для следующей. Довольно часто они желали, чтобы одна девочка (чаще всего младшая дочь) оставалась дома и ухаживала за ними в старости. Эта традиция сохранилась с древности, когда детей в семье было очень много. Мод Беркели была самой младшей из девятерых детей, и когда в возрасте тридцати двух лет она решила выйти замуж, ее родители были очень огорчены этим. Они противились этому браку совсем не потому, что им не нравился избранник их дочери, он был из хорошей семьи и являлся племянником архиепископа, но отец невесты заявил: «Кто же теперь будет читать мне по вечерам! Любовь родителей к своим детям гораздо сильнее, чем между мужем и женой. Любовники остывают друг к другу, муж начинает ненавидеть свою жену, и только родительская любовь уходит с их последним вздохом!»

Беатриса Поттер – замечательная детская писательница викторианского периода, до сих пор с удовольствием читаемая всеми возрастами Британии, оказалась точно в такой же ситуации и вышла замуж против воли родителей, когда ей было за сорок. В своих дневниках она описывала, как проводила время в родительском доме. Она начала вести их еще с юности, и если девочки XXI века предпочитают общество подружек общению с родственниками, Беатриса не упоминает в своих записках ни об одной из них, только кузенов и дальних родственниц. Это было типично для молодежи: все свое время проводить в обществе взрослых. Викторианцы считали такое воспитание более подходящим для дочерей высшего и среднего класса, поскольку в таком случае они не имели возможности набраться глупых и опасных мыслей, присущих молодости, и попасть под дурное влияние. С тридцати до сорока с лишним лет Беатриса жила, заучивая наизусть шекспировского «Ричарда III» и «Генриха IV». Ее деятельный ум требовал самовыражения и наконец вырвался на волю, обернувшись великолепными рассказами для детей о животных, в которых последние вели себя, как люди из общества. Придя к выводу, что она больше не может выносить своего положения, Беатриса подошла к замужеству как к практической сделке, при которой, как она сама писала: «…каждый получил, что хотел: муж – домоправительницу и компаньонку, а я – детей и хозяйство в управление».

Чуть позже у нее появилась возможность наблюдать за неравным браком ее племянницы с небогатым капитаном. «Не то чтобы я считаю, что деньги – самое ценное в жизни, слишком много их в одних руках – это зло, но когда их слишком мало, жизнь становится кислой. Как девушка, привыкшая одеваться, как Кэти, сможет прожить на 350 фунтов в год, которые берутся из ее приданого в десять тысяч! Любовь в коттедже очень романтична, но обе стороны должны быть приятны друг другу, а это может быть только тогда, когда у них есть все, что им нужно, иначе жизнь становится невыносимой».

На самом деле браки вопреки воле родителей случались очень редко. Дети, особенно девочки, находились под полным контролем отца.

«Папа послал за мной и сказал, что мистер Люси Чарлекот просит моей руки. Я упала на колени и молила отказать ему, говоря, что не хочу и не могу любить его. Папа не слушал меня и настаивал на моем согласии. Так что все мои слезы были напрасны. Я выросла в послушании и привыкла подчиняться родителям во всем, и хотя я очень любила своего отца, я также очень боялась его ослушаться! Я не могла даже подумать о том, чтобы нарушить его волю! Я пошла в библиотеку, где меня ждал мистер Люси, который там же попросил меня стать его женой. Я была так взволнована, что не помню… как я бежала наверх к моей дорогой мамочке, чтобы рассказать ей обо всем и выплакаться на ее коленях. Она поцеловала меня и постаралась успокоить, сказав: "Моя дорогая девочка! Любовь придет позже, когда ты, наконец, разглядишь все прекрасные качества мистера Люси!" Так и случилось. Позже», – писала в своих воспоминаниях Мэри Элизабет Люси – богатая женщина, прожившая очень долгую и насыщенную жизнь и сохранившая в своих дневниках драгоценные свидетельства событий и уклада викторианского периода.

В двадцать лет девушки должны были спрашивать разрешения у матери, прежде чем написать письмо своим знакомым. Лаура Фостер упоминала в своих дневниках о своей полной изоляции от внешнего мира. Ее семья редко выходила в свет, и мать считала, что дети должны быть вполне счастливы, находясь все время в собственном доме: «Я не помню, чтобы мы видели кого-нибудь кроме священника нашего прихода. Все знакомые, не находившиеся в родственной связи с нами, рассматривались матерью как зло, и в пример все время ставилась дочь Аделаида, которая была очень привязана к семье, в то время как остальные предпочитали посторонних».

В таких условиях даже привлекательным девушкам было довольно трудно встретить будущих мужей. По этой причине, с точки зрения родителей, самым лучшим браком считался тот, когда отец невесты сам выбирал ей жениха.

«Он тебе противен сейчас, ты испытываешь к нему отвращение, это вполне понятно, – убеждала Шарлотта Бронте свою подругу Элен Ниссей. – Но ты должна помнить, что ты его совсем не знаешь. И потом, мне кажется, что ты никогда не полюбишь никого до свадьбы. После того как церемония закончится и все устроится, ты начнешь привыкать к этому существу… и вполне возможно, что ты станешь ласковой и привязанной женой, даже если индивидуум не оправдает всех твоих ожиданий».

Во всех книгах этого периода рисуется образ идеальной женщины, которая каждый раз, когда ей приходили в голову мысли о том, что муж невнимателен к ней и проводит все свободное время в клубе или бог знает где, вместо того чтобы чувствовать обиду, должна была, глубоко вздохнув и отогнав неправильные мысли, подумать: «Главная моя задача – сделать всех в доме счастливыми!»

Безусловно, в этом была разумная сторона. Избавляясь от мыслей, которые не могли ничего изменить, но привели бы их обладательниц в состояние крайнего расстройства, они концентрировались на деле, и все в семье вновь становилось на свои места. К сожалению, мир устроен так, что всегда кто-то кем-то пользуется и кто-то приносит себя в жертву. В викторианской Англии последними являлись женщины, которые, что было самым замечательным, в большинстве случаев жертвами себя не ощущали. Недаром в книге по этикету на самом видном месте находился совет о том, что не следует много читать. Зачем нужна умная жена, если муж все равно не желал выслушивать ее мнение! В «Ежедневных рекомендациях для леди» и в «Друге и наставнике молодой женщины» писалось: «Воздержание, терпение, согласие, когда не согласны, ради мира в семье, способность поступаться своими мнениями и желаниями и всем, что вы считаете своим!» А в «Советах женам» прямо говорилось: «Ваша главная установка – не раздражать!» Воистину ХЕХ век – это был земной рай для мужчин!

Кто в доме хозяин?

В XIX веке джентльмены еще продолжали оставаться в первую очередь помещиками. При этом почти все они держали акции и имели свои интересы в производстве. С детства они приучались к исполнению обязанностей в местном суде, в приходе, в благотворительных организациях, в дворянских собраниях. Многие состояли офицерами в местных полках. Более именитые служили членами парламента, дипломатами и министрами, в то время как другие становились директорами компаний, частных школ, юристами или писателями. Оскар Уайльд – гений этюдов, подсмотренных в свете, красочно и очень метко описал общество, в частности, в своей комедии «Как важно быть серьезным».

«Леди Брэкнелл. Вы можете присесть, мистер Ворфинг.

Джек. Спасибо, леди Брэкнелл, но я предпочитаю разговаривать стоя.

Леди Брэкнелл. Я чувствую себя обязанной сказать вам, что вас нет в моем списке выгодных женихов, однако я готова включить ваше имя, если вы ответите на вопросы любящей матери. Вы курите?

Джек. Я боюсь, что да!

Леди Брэкнелл. Рада это слышать! Мужчина должен иметь какое-нибудь занятие! В Лондоне и так слишком много бездельников!»

Кандидатуры женихов для своих дочерей родители подбирали сами, основываясь в основном на титуле и благосостоянии молодого человека.

‹Леди Брэкнелл. Какой у вас доход?

Джек. Между семью и восемью тысячами в год.

Леди Брэкнелл (записывает к себе в книжечку). Что ж Это удовлетворительно.

Джек. Также у меня дом и конечно же имение, приблизительно 1500 акров.

Леди Брэкнелл. Дом в имении! Сколько спален? Хотя этот вопрос можно прояснить и позднее. Я надеюсь, что у вас есть и дом в Лондоне? Не можете же вы ожидать, что такая простая и неиспорченная девушка, как Гвендолен, будет жить в деревне?

Джек. У меня есть дом в районе Белгрэйв-сквер, но он сдан сейчас леди Блоксхейм. Конечно, я могу расторгнуть наше соглашение, предупредив ее за полгода.

Леди Брэкнелл. Какой номер дома в Белгрэйв-сквер?

Джек. Сто сорок девять.

Леди Брэкнелл (качает головой). Немодная сторона улицы… Однако это поправимо».

Викторианцы считали, что минимальная сумма, нужная джентльмену для жизни, должна составлять тысячу фунтов в год, и черпалась она из имения в тысячу акров. Из пятнадцатимиллионного населения Британии в первой половине XIX века было всего 700 семей такого уровня, включая двадцать с лишним князей. Однако титул в семье переходил только к старшему сыну, а его младшие братья были вынуждены сами строить свое будущее, идти в профессию, как тогда говорилось, или служить Господу. Иногда они получали от семьи небольшое содержание, которое было включено в завещание или милостиво предоставлено старшим братом, а иногда были его лишены. Как девушке без приданого было очень трудно выйти замуж, так младшие сыновья в аристократических семьях довольно часто оставались неженатыми, если их деловые качества не позволяли им сколотить себе состояние.

Если же родители были удовлетворены выбором дочери или сына и образовывалась счастливая семья, то и в этом случае муж большую часть времени проводил в компании своих друзей, с которыми встречался ежедневно в мужском клубе, куда не допускались женщины. Его валет – личный слуга, который мог быть в одном лице и камердинером, и дворецким, ходил при этом в другой клуб – для верхней, мужской прислуги.

Авторитет главы семьи и дома в это время оставался непререкаемым, и даже если некоторые решения хозяина были абсурдны, а иногда и губительны для семьи, никто не мог перечить ему. Жена не могла возразить, даже вставая на защиту собственных детей, и возможно потому, что решения в парламенте принимались мужчинами, которые были далеки от дел своих домочадцев, младшие сыновья часто не имели ни копейки денег, а дочери мучились в замужестве за человеком, внушавшим отвращение, а порой и ужас. Дети боялись отца как огня, и самой страшной угрозой было: «Папе будет рассказано о твоих проказах!»

В России дети называли родителей на «вы», в Англии, где нет разделения в обращении, в разговоре с отцом дети добавляли в конце «сэр»,что показывало уважение. Перед сном они подходили к нему и целовали руку, в то время как маму могли поцеловать в щеку. Отцовские решения не обсуждались, и на материнское посредничество рассчитывали только в крайних случаях.

В 1854 году английский поэт Ковентри Пэтмор написал поэму «Ангел в доме», где нарисовал образ идеальной жены. Это произведение сразу стало таким популярным, что любую женщину сравнивали с героиней поэмы. Она была необыкновенно симпатична, обладала огромным обаянием, в ней абсолютно отсутствовал эгоизм. Ее повседневные жертвы в пользу семьи заключались в мелочах. Если в комнате был сквозняк, то она садилась в то место, где дуло, оберегая мужа и детей, просила горничную лучшие куски отдавать близким, ограничивала себя во всем и каждую минуту заботилась о том, чтобы всем вокруг нее было хорошо.

Имидж такой женщины родился не случайно и имел глубокие корни, недаром до XIX века сохранился обычай класть девочек в колыбель, сделанную из податливой липы, а мальчиков – из крепкого дуба. От будущей леди ожидалось, что она будет послушна отцу, а затем мужу, требовательной со слугами и строгой с детьми. Журналист «Субботнего обзора» написал в 1867 году: «Каждый мужчина надеется найти такую спутницу жизни, которая его интересы принимала бы за свои собственные, которая, пока муж трудится на благо семьи, создавала бы для него дома уют и покой, не отвлекая его воспитанием детей, домашними заботами, разбирательствами со слугами. Супругу, которая была бы ему другом и партнером во всем, но при этом – никогда его соперником».

Кроме того, с женитьбой мужчина мог решить вопрос своего благосостояния, поскольку после акта 1833 года все движимое и недвижимое имущество жены переходило мужу и она не могла им распоряжаться даже после его смерти. С этой точки зрения ухаживания за девушкой очень часто были вызваны не ее прелестями и качествами характера, а ее приданым. В этом вопросе не деликатничали. После того как поступало предложение от жениха, родители будущей невесты «выкладывали все карты на стол», объясняя в деталях, где, что и в каком количестве он может получить за их дочерью. И после того как девушка давала согласие на брак, обратной дороги уже практически не было, так как жених в своих мыслях уже считал себя хозяином всех принадлежавших ей владений. Сын обедневших аристократов очень часто женился на дочери богатого промышленника, поскольку его титул вынуждал его найти пару, которая бы позволила ему вести образ жизни, соответствующий его положению. В свою очередь отец невесты, благодаря знатному зятю, получал возможность вращаться в кругах, куда ранее ему были закрыты все дороги. В представлении мужчин обязанности жен заключались в том, чтобы освобождать их головы от домашних проблем, в то время как они добывали необходимое для дома. В журнале «Панч» в это время печатаются такие высказывания молодых женщин: «Я не верю в другое предназначение, кроме как быть хранительницей очага!», «У меня нет других чувств и желаний, кроме как сделать моего мужа счастливым!», «Кто я и что я без моей семьи? Меня просто нет!»

В женщинах воспитывалось уважение к будущему супругу с детства. Часто дочь не могла пожаловаться матери, что была несчастлива в браке, потому что родители осудили бы ее, даже если бы и пожалели. Было принято к женщинам относиться снисходительно, прощая им слабости и недостатки, но не признавая таковых за собой. Рассказывать же своим друзьям о проблемах в семье считалось недостойным джентльмена. Образ хозяина дома, внешне сурового и молчаливого со всеми, менялся только в клубе или на охоте, в обществе равных.

В то время как джентльмены были заняты важными делами, их жены управляли домом и детьми, приглядывали за слугами. Леди должна была уметь в любое время хорошо принять многочисленных и частых гостей любого уровня и быть обворожительной собеседницей в компании и прекрасной партнершей на балах и приемах. Все важные решения о судьбе членов семьи и крупных материальных вложениях принадлежали мужчине, и не всегда мнение жены влияло на них. Он же выслушивал доклады управляющего имением, главного садовника, дворецкого. Часто утром, когда вставала жена, мужа уже не было дома, и по оставленной записке она знала, ожидать его к обеду или нет. После утреннего туалета и завтрака ее и детей хозяйка встречалась с кухаркой, обсуждая меню на день вперед, а если ожидались гости, то также меню для приема. Затем слушала отчет домоправительницы, которая следила за женской прислугой, и обходила дом, чтобы убедиться, что все в работе соответствовало заведенному порядку. Раздав необходимые указания и закончив с утренними заботами, леди, если не ожидала никого к себе в гости, отправлялась за покупками или с визитами к знакомым. К приезду мужа она возвращалась, и далее все ее внимание было направлено на ухаживание за ним и общение с детьми. Конечно, в ее обязанности входили также подготовка к приемам и балам, к пикникам на природе, закупка подарков для членов семьи, родственников и слуг, хлопоты о нарядах, посещение портних и больных родственников, участие в благотворительных акциях. В пять часов во всей Англии пили чай. Обычай этот был очень распространен, но не касался бедных семей, в которых даже на спитый чай не было денег. Семья в полном составе обычно собиралась за едой. Отец сидел во главе стола, мама напротив него, дети по левую и правую руку. Молитву перед приемом пищи произносил либо старейший в семье, либо кто-то из младших детей. В обеспеченных семьях к ужину или обеду часто приглашались гости. Ужин оглашался ударом гонга и накрывался ровно в шесть или семь часов вечера. Начинался он с супа, затем подавалось мясо с овощами, а в конце – пудинг или сыр. После еды вся семья собиралась вместе, чтобы читать вслух, играть в настольные игры, обсуждать, что произошло в течение дня. В богатых семьях музицировали. Очень развиты были дружеские розыгрыши, домашний театр, вокальное пение.

Семья и деньги

Когда женщина выходила замуж, все ее имущество, включая дом, поместье и личные вещи, отходило к мужу. Этот закон существовал до 1882 года.

После обручения Джанет Маршалл с офицером медицинской службы, занимавшим хорошую должность в министерстве, она обсуждала с ним свои финансовые возможности. Его доход составлял тысячу фунтов в год, и он планировал сэкономить от этой суммы триста фунтов. Она, в свою очередь, при таком же доходе от приданого могла сохранить только пятьдесят, которые намеревалась истратить на свою одежду и безделушки для нового дома. Когда жених воскликнул, что не представляет, как можно столько денег истратить на наряды, она засмеялась:

«- Не волнуйся, дорогой, у тебя будет жена, которая всегда будет прекрасно одеваться, только не будет тратить много на портных, а будет почти все туалеты шить сама.

– Значит, мы все же сможем сэкономить триста фунтов в год?

– Двести семьдесят пять!»

Пенсий в это время не платили, и о старости необходимо было заботиться в юности. Если рождались дети, то тем более родители стремились оставить для них средства на случай собственной ранней кончины.

Кэти Томас, дочь баптистского священника, жившая в маленьком городке, была не так удачлива со своим женихом. Ее сестра Сара отметила в своем дневнике, что когда священник соседнего прихода заглянул к ним в дом, то он не мог говорить ни о чем, кроме как о Кэти. Он признался, что хотел бы видеть ее своей женой, однако после расспросов понял, что у него нет достаточно средств, чтобы жениться на ней. И вот Кэти, которой он так и не осмелился сделать предложение, осталась в старых девах вместе со своей сестрой. И все же они считали, что лучше быть не замужем, чем в женах за бедняком.

В книге Джорджа Киссинга «Новая улица Крабов» Эдуин Риардон и его жена Эмма снимали очень дорогую квартиру рядом с Риджентс-парком. Средств катастрофически не хватало, нужно было принимать какое-то решение, и Эдуин предложил снять скромную квартиру в другом, менее фешенебельном месте. Это была прямая дорога к падению, поскольку переезд в дешевый район немедленно ставил их на низшую ступень среднего класса, о чем становилось известно в свете, и многие знакомства были бы потеряны. Эмма настойчиво возражала: «Ты уверял, что любишь меня, и я постаралась этому поверить. Но, говоря это, ты двигаешь меня все ближе к нужде и делаешь несчастной, поскольку я абсолютно ненавижу быть бедной!»

В завершение она отвергает его: «У тебя была возможность сделать попытку и спасти нас от падения. Ты ею не воспользовался и предпочитаешь тащить меня за собой вниз в эту жалкую жизнь. Я не могу и не хочу следовать за тобой!» Она вернулась к матери, что было встречено с сочувствием в ее кругу среди людей, которые считали, что лучше такой путь, чем потеря статуса.

Если до 1833 года вдова имела доход от третьей части земли мужа (и своего бывшего приданого), на который она могла прожить сама и прокормить детей после смерти мужа, то большую часть правления Виктории женщина была абсолютно бесправна при жизни мужа и после его смерти. Очень важно было правильно составить, как бы мы сейчас назвали, брачный контракт. Обычно этим занимался отец невесты с нанятыми адвокатами. Важным соглашением являлись: jointure - документ, по которому жена получала право распоряжаться значительной частью имущества после смерти мужа; portions - деньги на детей и pin money (дословно деньги на булавки) – очень маленькая сумма, выдаваемая жене ежегодно на разные мелочи. К сожалению, чем аристократичнее была семья, из которой вышла невеста, тем меньше здесь наблюдалось знания реальной жизни. Если отец невесты, рассчитывая на порядочность будущего зятя, или по незнанию законов, не подписывал эти три документа перед свадьбой, то он обрекал свою дочь на абсолютную зависимость от мужа при его жизни и нищету после его смерти. Если же это был деловой человек, то тогда он мог отвоевать права для своей дочери, ведь иначе все, что до свадьбы принадлежало ей, становилось собственностью мужа. Если последний хотел промотать все состояние, то жена не могла этому противиться, и ей ничего не оставалось делать, как готовиться к тому, что однажды она вместе с детьми лишится всего, даже дома, и будет вынуждена пойти по миру. Поэтому, если отец невесты был далек от практической жизни (что случалось очень часто), тогда дочери его ничего не оставалось, как день и ночь молиться о здоровье своего мужа, каким бы негодяем, тираном и мошенником он ни был. Иначе с его смертью для нее наступал момент, когда ей не только нечем было кормить детей, но и негде было жить.

В 1857 году был утвержден закон, разрешавший парам разводиться, не дожидаясь акта парламента. Женщина могла развестись с мужем, если у нее появлялись доказательства о его прелюбодеянии, двоеженстве, кровосмешении или жестокости. Мужчине же достаточно было доказать, что его жена ему изменила. Этот закон впервые давал женщинам, покинутым или живущим отдельно от своих мужей, какие-то права на недвижимость, принадлежавшую им до замужества. А в 1870 году был принят акт, позволявший женщинам удерживать в свою пользу деньги, принадлежавшие им в девичестве. В 1873 году разведенкам было позволено видеться с детьми, если последние принадлежали к возрастной группе от семи лет до шестнадцати.

В 1878 году женщинам разрешили опеку над детьми возраста до десяти лет, если муж был осужден и находился в тюрьме.

В 1882 году поблажки также были сделаны в пользу замужних женщин, разрешая им самим продавать свою недвижимость. В том же году английским парламентом был принят «Закон о собственности замужних женщин». Женам было предоставлено право вступать в договоры по поводу этой собственности, право завещать ее. Это позволило им оставлять наследство своим детям, а с 1886 года получать содержание от мужа и оформлять опекунство над собственными детьми в случае его смерти. И только в 1925 году матери наконец получили равные с отцами права на своих детей.

Приведенные выше законы и акты доказывают, насколько несправедливым и бесправным было положение женщины в семье, однако незамужние находились в еще худшем положении.

Разные решения предлагались в связи с данной ситуацией. Вплоть до советов желавшим дамам эмигрировать в страны, где не хватало слабого пола, например, в ту же Америку. Устойчивым оставался взгляд общества на незамужних женщин как на неполноценных, которые в то же время были юридически независимы (очень редкое сочетание в XIX веке). Сейчас мы думаем совсем наоборот, что без независимости трудно быть полноценными.