Домашние «потехи»
Домашние «потехи»
В то время как церемониал представлял собой наиважнейшую часть придворной культуры, царские потехи составляли ее развлекательную часть. До XVII века они мало чем отличались от народных: кулачные бои, представления скоморохов, прогулки в садах, придворные певчие, «калики перехожие» с былинами и духовными стихами, шутки карликов и уродцев, обитавших при царском дворе. В зависимости от личных склонностей царя в повседневной жизни двора преобладали те или иные составляющие традиционного набора развлечений.
При Михаиле Федоровиче большинство обитавших при дворе «потешников» играли на гуслях, домрах, трубах, литаврах, накрах. Правда, и среди подобных занятий можно найти неожиданные «инновации». К примеру, в 1642 году иноземец Ивашка Ермис подал царю челобитную, в которой рассказал, что ранее обучал «государевых трубников двадцать человек да из Иноземского приказу девятнадцать человек… ходить по канату и метальники метатца», теперь же ему поручили «великое дело» — обучать стрельцов «ратному строению», которое без переводчика не осилить, поскольку русский язык ему «не весь сполна за обычай». Когда 15 июня был назначен смотр шести сотням обученных Ермисом стрельцов, вскрылось, что канатоходец и фокусник из Европы с поручением не справился, вследствие чего и появилось упомянутое прошение.
Михаил Федорович любил играть в шахматы, шашки («саки»), смотреть в подзорные трубы — их у него имелось несколько. Известно, например, что такой оптический прибор был куплен для него в 1614 году у московского гостя Михаила Смывалова: «брусок скляной, во что смотрятца: трубочка, что дальнее, а в нее смотря, видится близко». Тогда же царь приобрел и «очки хрустальные, с одной стороны гранены, а с другую гладки, что в них смотря, много кажется». Видимо, подобный оптический обман развлекал монарха, любившего различные диковинки и «хитрые» устройства «на немецкое дело». У него для потехи имелось несколько «ящичков», в которых под стеклом размещались различные «вощаные» фигурки, составлявшие сценки: «мужик с женкою, жена со младенцем на осляти, мужик наг, а за ним лев, три жены со младенцем, мужик вощяной стар с бородою да голова звериная, немка вощяная волосата с ребенком да собака» и т. п. Среди диковин значатся также «бочечка костяная точеная, в ней лунное течение да часы солнечные», и «сосуд — птичка хрустальная, под нею под крылы и у поддона золочено, крылышко вымается». Были у царя и «большое зажигательное стекло», то есть лупа, «магнит в серебре, железо гранено с костыльком». Все эти предметы можно было рассматривать часами, забавляясь самому и развлекая домочадцев.
Традиционной потехой всей царской семьи служили попугаи и другие комнатные птицы. Попугаев привозили иностранцы в дар государю. Например, в 1613 году английский купец Фабиан Ульянов поднес Михаилу Федоровичу попугая в железной клетке, а в декабре 1620-го года английский посол князь Иван Ульянов Мерик — двух индийских попугаев. Попугаи забавляли царя даже во время деловых встреч, о чем свидетельствует челобитная дьяка Булгака Милованова: 10 апреля 1622 года, придя по делам в государевы покои, он лишился шапки, которую поклевал попугай. Михаил Федорович, конечно же, пожаловал ему новый головной убор взамен испорченного, но про себя наверняка повеселился по сему курьезному поводу. Попугаи были всеобщими любимцами, для них даже пекли специальные лепешки.
Алексей Михайлович продолжил эту традицию. Он заказывал птиц иноземным купцам (в 1654 году Андрей Виниус и Иван Марсов доставили из-за границы трех попугаев, а еще один умер, не перенеся дальней дороги). В 1667 году государь узнал, что в Новоиерусалимском монастыре живут попугаи бывшего патриарха Никона, отправленного в дальнюю ссылку, и приказал привезти их во дворец. Правда, были доставлены только два попугая — серый и зеленый; остальные вроде бы не дожили до переселения в царские хоромы. Царь неоднократно дарил птиц супруге. В 1650-х годах у царицы Марии Ильиничны жили пять попугаев.
Канарейки были практически у всех членов царской семьи. Их тоже либо принимали в дар от иностранцев, либо покупали в Охотном ряду по довольно высоким ценам (за шесть — восемь рублей). Например, у царевича Алексея Алексеевича была канарейка, «которая на руке поет», подаренная голландскими и гамбургскими купцами. В дворцовых покоях также висели клетки с менее экзотическими птицами: соловьями, снегирями, щеглами, перепелками и пр. Мелких птах часто помещали в одну клетку на два — четыре яруса. Из документов Оружейной палаты известно, что в 1669 году для царских хором было сделано десять проволочных клеток для домашних птиц.
Царица Евдокия Лукьяновна, слывшая среди придворных «простушкой» из незнатного рода, выросшей в полях и лесах, как будто даже подтверждала эту репутацию своими потехами. У нее в покоях обитали лесные зверушки. В 1628 году для царицыных горностая и белки были куплены медные цепочки, а для последней еще и колокольчик.
При Алексее Михайловиче придворных домрачеев и трубников потеснили «верховые богомольцы», певшие духовные стихи и рассказывавшие «старины». Вместе с ними в особых теремах жили и царские «дураки» — шуты, а также «карлы». (Впрочем, карликов и других шутов держали все члены царского семейства. Как отмечает И. Е. Забелин, царевен практически безотлучно сопровождали их любимые карлицы.) Алексей Михайлович заботился не только о «верховых карлах», но и о их семействах. Для первых на Казенном дворе постоянно шилось платье. Так, в апреле 1674 года для Петра Бисерова были сшиты суконный кармазинный кафтан с серебряными позолоченными пуговицами и шапка. Когда карлик Петр Гаврилов умер, то его мать и сестру государь определил в богадельню царицы Марии Ильиничны, располагавшуюся у Боровицких ворот.
Среди тихих игр Алексей Михайлович отдавал предпочтение шахматам, коих у него было великое множество. Он и детей своих приучал к игре в шахматы и шашки. Так, по указу царя в апреле 1672 года в покои царевича Федора были отправлены две шахматные доски «писаны по золоту цветными красками». Вообще Алексей Михайлович очень внимательно следил за потехами своих отпрысков: игрушки для них делали лучшие мастера, а расписывали ведущие художники Оружейной палаты. Показательна в этом плане история с созданием потешной лошадки. В Оружейной палате сохранилось более десятка документов, связанных с изготовлением в 1673 году игрушечной лошадки для годовалого царевича Петра, покрытием ее белой кожей с шерстью, созданием драгоценной сбруи (уздечка была из серебра с чернью). Всё, что окружало царских детей, должно было быть красивым. По требованию Алексея Михайловича даже стрелы для игрушечных луков золотили мастера Оружейной палаты. Ведущий живописец Иван Салтанов параллельно с росписью нового царского дворца в Коломенском в 1672 году должен был раскрашивать пять барашков, двух козликов и две булавы для царевича Федора!
Федор Алексеевич, воспитанный на потехах и увеселениях отца, также любил и шахматы с шашками, и комнатных птиц. Еще в бытность его царевичем в его покоях жили канарейки в двух клетках и попугай. В 1678 году по его повелению были изготовлены три большие клетки для попугаев и пять канареечных. В 1680-м у часового мастера Ивана Яковлева были куплены для государя три канарейки вместе с клеткой. Птицы в клетках служили для царского увеселения и в загородных дворцах. Известно, что в Преображенском в 1671 году в покоях Федора висела птичья клетка «о четырех житьях», то есть на четыре яруса. Были в Преображенском и попугаи; по документам 1692 года известно, что для подъема и спуска клеток были сделаны две медные «векши» (блока).
По наследству от отца Федору Алексеевичу достались не только 8200 икон, поднесенных Алексею Михайловичу монастырями и частными лицами, но и разные диковины, в том числе сосуд из нефрита по цене шесть тысяч рублей! У царя было несколько комплектов шахмат, от дорогих и изысканных до самых обыкновенных. Федор интересовался различными техническими новинками: у него имелись заграничный компас в «костяном кожушке», увеличительные стекла и другие приборы, как правило, подаренные послами и посланниками европейских стран. Вынужденный подолгу не покидать своих покоев, Федор Алексеевич значительно больше, чем его отец и дед, был привержен к тихим «утехам» и «отдохновениям».